***
Курт был тем самым человеком, которому было абсолютно плевать, какие обидные слова могут вылететь из моего рта, он не обижался, потому что знал – я не всерьез. Ну, иногда не всерьез, а иногда очень даже наоборот. Он был чересчур понимающим, любил раздражать меня и, пускай закадычными друзьями назвать нас было нельзя, его общество было мне приятно. Хоть Курт и говорит сплошные глупости. Как сейчас. — А у вас уже было? — я изогнула бровь, в надежде получить нормально сформулированный вопрос. — Ну, то есть Клаус уже лишил тебя целомудрия? — Целомудрия? — сначала не поняла я, а когда до меня дошло, возмущенно шлепнула Курта по руке. — Ты что? Нет у меня никакого целомудрия. Парень кажется по-настоящему удивился. — Ты что, уже не… — Да-да, — судорожно кивнула, желая, чтобы гибрид заткнулся и больше не продолжал эту тему. — Я уже не девочка. Курт пару секунд смотрел на меня взглядом, полным недоверия, а затем запрокинул голову к потолку и громко загоготал, из глаз даже слезы брызнули. И в чем причина его веселья? Его смутило слово «целомудрие» из моих уст? Придурок несчастный. Взяв лежащую под рукой подушку, я ударила Курта по коленкам, но он обратил на это внимания не больше, чем на мелкую букашку под ногами, продолжая весело смеяться. Деланно грозно нахмурившись, я навалилась на парня сверху и прижала подушку к лицу несчастного. Я давила несильно, стараясь не придушить Курта, но вот заткнуть его хотелось безумно. Поняв всю серьезность моей злости, Курт перестал хохотать подо мной, а потом неожиданно быстро выбил подушку из моих рук и поменялся со мной местами, оказавшись сверху. — Ты понимаешь, как это сейчас выглядит? — со смешком спросил парень. — Иди к черту. — Как скажешь, принцесса. Он встал с меня и предусмотрительно отодвинулся подальше. Я села нормально, хмуро уставившись на поверхность кофейного столика в гостиной Клауса. Самого владельца особняка не было: он занимался своими собственными делами, в которые я предпочитала не лезть. Уроки прогулять хотелось, поэтому я еще утром пришла в почти пустой дом Майклсонов. Курта не звала, он влез сам. Пару секунд просидев в тишине, парень все-таки не выдержал: — Извини, — без раскаяния в голосе сказал Курт. — Просто слышать слово «девочка» и прекрасно понимать, то ты имела в виду девственность, было очень смешно. Я слегка покраснела и бросила на гибрида злой взгляд. И я должна говорит об этом с ним? — С чего это ты вообще интересуешься моим целомудрием? — Мы же друзья, принцесса, — пожал плечами парень. — Друзья? — скептически спрашиваю я. — Давно уже. — Да ну? Курт с серьезным видом кивает, а я не могу сдержать громкий смех. И когда это мы успели стать друзьями? Вроде как только познакомились, и то не совсем удачно. Да ну, вампирша и гибрид, дуэт века. Хоть на сцене выступать. — Бедный Клаус, — вновь начинает рыть себе яму Курт. — Как долго ты его динамишь, мисс «я уже не девочка»? — Не лезь в чужие отношения, если своих нет, — философски изрекаю я. — И никого я не динамлю, он сам отстранился, когда дело подошло к этому. — К «этому», — парень вновь смеется. — Секс, принцесса, это называется секс. — Знаю я! — возмущенно воскликнула и сложила руки на груди, как щитом отгораживаясь от Курта и его глупостей. — Знаю и не собираюсь обсуждать это с тобой. — Не обсуждай, — милостиво соглашается Курт. — Просто ты такая злая, я думал из-за… — Заткнись. — Ты когда раздражена, такая красивая. — Ты что, решил пофлиртовать со мной? — я в деланном ужасе округляю глаза. — От ворот поворот не хочешь? Парень кривится и кивает на пол. — Закатай губу, она мне на ногу упала. Хочу ответить что-то обидное, но затыкаюсь, прекрасно представляя, как это выглядит со стороны. Устроили, понимаешь ли, битву сарказма и язвительных фраз. Мы не дуэт века, мы просто два дебила. Надо же, такую чушь несем, что в страшном сне не приснится. Действительно, только с другом можно так говорить и ни на мгновение не вспоминать о том, что это, как минимум, некрасиво. Курт прав, мы два друга-идиота. — Извини, — тихо говорю я, и на лице Курта появляется улыбка. Он кивает, но вдруг неожиданно замирает, внимательно к чему-то прислушиваясь. Когда его взгляд встречается с моим, по позвоночнику словно проводят сосулькой, я вздрагиваю, как от холода. Слишком поздно до моего слуха долетел звук быстрых шагов по листве и слишком поздно в нос ударил едва различимый запах собаки. Курт быстро поднимает меня на ноги и, загородив своей спиной, оттесняет к стене. Я непроизвольно сжимаюсь от страха. — Уходите! — зарычал парень, а спустя пару секунд в дом вошла компания гибридов, во главе с темноволосой девушкой. По-моему, ее звали Ким: я видела ее, когда мы летели из Италии в Мистик-фоллс. Что этим гибридам нужно? Почему они с такой дикой жаждой крови смотрят на меня? — Нам нужна она! — зло отвечает Курту Ким и делает шаг вперед. Она делает еще один шаг, но Курт рычит громче. — Он убьет вас всех! Хочешь отомстить по-настоящему – убей Елену, но ее не трогай. Ким пару секунд смотрит в глаза моего защитника; в ее глазах видно сомнение, удивление, недоверие, что-то на лице Курта заставляет ее отступить. — Ладно, идем отсюда. Она быстро сдалась. Что в лице Курта заставило ее сделать это? Уйти ни с чем и так быстро? И зачем им всем мстить Клаусу? Трогаю Курта за плечо и, когда он смотрит на меня, выдавливаю из себя слабую улыбку. Его тело расслабляется, он пару раз тяжело вздыхает и, убедившись, что гибриды ушли, тянет меня обратно на диван. — Не дрожи, — просит он. — Они не вернутся, потому что знают, что я не дам тебя тронуть. — Почему? — спрашиваю, едва разлепляя пересохшие от напряжения губы. — Потому, что в отличие от них, искренне предан Клаусу. — В отличие от них? — Я все тебе расскажу, но только если ты не скажешь Клаусу. Мне оставалось лишь согласно кивнуть в ответ, но если бы я знала, что Курт расскажет мне, то не давала бы таких обещаний. Это было опрометчиво, но откуда мне было знать? Откуда я могла знать, что Тайлер не просто предатель, помогающий Елене и Сальваторе, он еще и зачинщик восстания среди гибридов Клауса. Неужели Клаус не догадывается, что эта волчица Хейли здесь не просто так? Хотя, я тоже не понимала кое-что. Курт сказал, она избавляет гибридов от привязанности к создателю. У гибридов нет своей воли, ими движет благодарность за обращение без боли и ломающихся костей. Но неужели они и вправду хотят убить Клауса? Они же наверняка понимают, даже если они накинутся всем скопом, победы им не одержать. Клаус чертов первородный гибрид, даже кол из белого дуба не смог уничтожить его. Он все равно вернулся. Курт отказался от разрыва связи, ему нравилось быть подле самого сильного существа на планете, нравилось бегать по его поручениям. В лице Клауса он действительно нашел семью, пусть и не самую обычную и нормальную, но семью, которой у парня никогда не было. Выслушав Курта, я взяла его теплые ладони в свои и постаралась улыбнуться. — Я ничего не скажу, Курт, обещаю. Больше мне ничего не оставалось.***
— В твоей картине есть что-то одинокое. Ты часто рисуешь такие картины, — неожиданно вспоминаю художества Клауса, которые он когда-то показывал мне. — Они кричат о том, насколько ты одинок. Многие могут этого не видеть и не понимать, но я вижу и прекрасно понимаю. — Приму это за комплимент, — холодно отвечает Клаус. Пожимаю плечами, прекрасно понимая причины его недовольства. Клаус просто терпеть не может, когда его тыкают в то, что он так пытается скрыть. Однажды я уже сказала ему, что понимаю, почему он все это делает, почему создает гибридов и жаждет создать еще. В тот день он промолчал, но я не глупая: поняла, что гибрид был слегка разозлен. — Похоже на гигантскую снежинку, — раздается голос Стефана со стороны двери, и я вздрагиваю, даже не услышав его приближения. — Мне нравится считать это выражением постмодернизма, — с улыбкой отвечает Клаус. — Это мой благотворительный взнос в зимнюю страну чудес. О да, благотворительное мероприятие в баре Мистик-гриль, которое, нам предстоит сегодня посетить. Рядом со Стефаном появляется один из гибридов. Клаус смотрит на него, а в ответ получает взгляд, полный презрения; автоматически в голове всплывает рассказ Курта о ненависти, которую гибриды питают к создателю. — Ты сказал, это срочно, — ворчит парень. — Да, — кивает древний и указывает на картину. — Отнеси это в Мистик-гриль. — Я, по-твоему, посыльный? — гибрид ощетинился. — Я хочу, чтобы ты делал так, как я говорю. Без вопросов. Парень, поджимая губы, все-таки берет картину и собирается унести, когда его догоняет предупреждение Клауса. — Поосторожней с ней. Еще мокрая. — Еще Авраам Линкольн освободил рабов, — говорит Стефан, когда молодой, раздраженный гибрид выходит из особняка. — В чем смысл моих гибридов, если я не могу максимально использовать бесплатную рабочую силу? — задал вопрос Клаус и, не дожидаясь ответа на риторический вопрос, продолжил. — Что ты тут делаешь? Стефан поднимает голову и в упор смотрит на древнего. — Елена привязана к Деймону. — Я уже догадался, — он вновь улыбается. Я с трудом сдерживаю насмешливое хмыканье. Мы с Клаусом уже знали, что Елена привязана к Деймону; когда я это поняла, во мне поселилась капля страха. А вдруг я тоже зависима от Деймона, и он может помыкать мною? Но, кажется, нет, хотя я не отважилась испытывать судьбу и проверять. Просто надеюсь, что нет. — Значит лекарство нужно как можно скорее, — упрямо говорит Сальваторе, — а ты тут рисуешь постмодернистские снежинки! Улыбка Клауса становится шире, а глаза насмешливо сверкают. — Я привез, — говорит он. — Доставил меч из Италии, с помощью которого мы расшифруем карту с охотничьей татуировки. Я быстро оказываюсь рядом с Клаусом, беру со стола белую салфетку и протягиваю древнему, так как вижу, что он сам тянется к ней. Древний едва заметно кивает головой и вытирает руки предложенным мной куском ткани. — А ты должен достать нам охотника, — гибрид делает паузу. — И татуировку. — Джереми – охотник и должен убивать вампиров, чтобы завершить метку. Но пока он не может сдержаться и не убить нас. — Похоже, задача не из легких, — деланно сочувственно говорит древний. — Поэтому, я позволил себе заняться благотворительностью. — Или ты врешь о том, что нашел меч. Громко хмыкаю, прекрасно зная, что меч у Клауса есть. — Зачем мне тебе врать, Стефан? Клаус идет к сейфу, стоящему за стеной, я не иду за ним и сажусь обратно на диван. — Мы с тобой в одной упряжке. Вводит комбинацию нужных цифр, открывает железный ящик. — Рукоять – это код, который расшифрует татуировку Джереми, когда он убьет достаточно вампиров. Клаус кладет меч на маленький столик, садится рядом, откидывается на спинку и закидывает ноги на гладкую поверхность стола. Стефан берет меч в руки, внимательно разглядывая рукоять. — Я слышал, ты съехал из дома. Стефан поднимает глаза на Клауса. — Изображаешь мученика? — Клаус улыбается шире. — Я не болтать пришел, Клаус. Он кладет меч обратно. — Напротив, — возражает Клаус. — Думаю, сейчас я твой лучший друг.***
В баре было скучно, в принципе, как и на всех мероприятиях в Мистик-фоллс. Еще и Мэтт мозолил глаза, с ним же я так и не помирилась. Он бесспорно прав: я без зазрений совести хотела его убить, но воспоминания о прежних временах слегка били по сердцу. Заметив светлую макушку около картины Клауса, я приободрилась и безжалостно откинула мысли о Доноване куда подальше. Все-таки мы по разные стороны баррикад. — Это картина Клауса, — я с улыбкой подхожу к кузине. — Правда, красиво? Кэр скептически смотрит на меня. — Ты сошла с ума. — Почему? — вопросительно приподнимаю бровь. — Я отлично себя чувствую, мой разум чист, как девственно белый лист бумаги. — Ты любишь его, — едва сдерживая отвращение говорит Кэролайн. — Рано или поздно это погубит тебя. Не могу сдержаться и не закатить глаза. Боже, сколько пафоса. Неожиданно вокруг моей талии обвивается рука. — Добрый день, Кэролайн. Вижу, как глаза Кэр испуганно округляются, когда она видит Клауса и его руку, обвивающую мою тонкую талию. — Я бы не сказала, — цедит Кэролайн. — Как тебе моя картина? — Отличная снежинка. — Спасибо, — Клаус поворачивается ко мне. — Выпьем шампанского, милая? Мы отошли от немного обескураженной Кэролайн, и древний, взяв два бокала у проходящего мимо официанта, протянул один мне. Я послушно прислоняю бокал к губам, делая маленький, почти не ощутимый глоток. — Если будешь буянить, я присмотрю за тем, чтобы ты никого не убила. Не смеюсь над шуткой Клауса, продолжая шарить взглядом по залу. — Мы здесь надолго? — До вечера уж точно, — кивает гибрид. — Так что наберись терпения и улыбнись. Делаю, как он велит и действительно провожу этот день с минимальной пользой для себя, мило улыбаюсь незнакомым людям, зовущим меня по имени, выслушиваю их мнение относительно этого мероприятия, а потом, извинившись, отхожу, чтобы набрать в легкие побольше воздуха и повторить всю процедуру заново. Вечером я готова умереть от скуки. Клаус растворился в толпе, Кэролайн куда-то пропала, Мэтт работал, а больше я здесь никого и не знала. Праздник какими-то чудесным образом перекочевал на улицу, где я спряталась в тени, надеясь избавиться от надоедливых собеседников. Хотя людей осталось очень мало, все потихоньку расходились. — Где ты был весь день? — слышу голос Клауса. — Гулял. — Не играй со мной, Стефан. Ты был загадочен, Кэролайн старалась быть милой, я понял, что вы хотели меня отвлечь. Тебе есть, чем со мной поделиться или мне придется заставить тебя сказать? — Я залез в твой сейф в поисках меча, — не стал скрывать Сальваторе. — Зачем? — Потому что не доверяю тебе. — Я показал меч, объяснил его ценность. Я все время был на твоей стороне, чего ты еще хочешь? Секретное братское рукопожатие? — Я нашел письма, — Стефан говорит таким тоном, словно это нечто, что перевернет все с ног на голову. Я не понимаю, о каких письмах идет речь. Клаус, не дрогнув, улыбается. — У тебя были друзья по переписке, — продолжает Стефан. — Чем хранение писем моим жертвам отличается от написания их имен на стенах? Как делал ты, потрошитель. Меня пробирает дрожь. Он говорит о жертвах? Клаус собирает письма людей, которых убивает? — Одиночество, Стефан. Поэтому мы с тобой увековечили жертвы. Есть короткое мгновение перед убийством, когда мы буквально держим в руках их жизнь. А потом отнимаем ее, и у нас ничего не остается. Собирание чужих писем или написание их имен на стене – это напоминание, что в конце концов мы останемся бесконечно и совершенно одиноки. Клаус уходит, а мое тело покрывается гусиной кожей. Это звучало настолько ужасно, настолько мерзко, что мне стало не по себе. Они так спокойно говорили об этом, как будто и не о человеческих жизнях вовсе. Но куда направился Клаус? Лучше бы я не знала ответа на этот вопрос. Я буквально окаменела, когда услышала, как Хейли говорит Тайлеру, что все придумала. Она всех обманула: не было никакого убийства Клауса, она освобождала гибридов от привязанности не по доброте душевной. Оборотням конец. Тайлер не может в это поверить, он верил волчице, а она предала его, предала всех гибридов, поэтому, если Локвуд останется, ему тоже конец. Мне нужно найти его, не дать Клаусу совершить акт жестокости, акт абсолютной дикости. Гибриды не должны пострадать. Но я же без понятия, где он находится, где находятся гибриды. Но я же вампир, я могу слышать то, что недоступно человеческому уху, стоит только напрячься, только захотеть и все будет. Я закрываю глаза и готовлюсь слушать. Хруст костей, испуганные крики, глухой звук упавшего на землю тела. Открываю глаза: он в лесу, к западу от меня. И я бегу, так быстро переставляю ноги, что будь я обычным человеком, все вокруг слилось бы в одну полосу. В висках пульсирует кровь, я должна успеть. Но какой бы быстрой я не была, древний гибрид был быстрее. Когда я прибежала на место, все было кончено, в нос лез ужасный запах крови и страха, а на земле лежало одиннадцать тел. Кто-то был без головы, кто-то лежал в ужасно неестественной позе, а кого-то, как Ким, не было. Хейли говорила про двенадцать гибридов. Вспоминаю про фамильный склеп Локвудов и сразу же чувствую еще один, двенадцатый запах. К горлу подкатывает тошнота. Втягиваю носом воздух и бегу на запах Клауса, подальше от ужасной поляны, насквозь пропитанной смертью. Но я в очередной раз опоздала. Я обещала, я говорила, что не испугаюсь. Но я ошиблась, просто переоценила свои способности. Я не могу принять эту жестокость, эту животную дикость и удовлетворение, которым сейчас светится лицо Клауса. Все мое существо протестующе кричало, что это неправильно, убивать и наслаждаться видом крови, улыбаться, слыша глупое лепетание жертв перед смертью. Но Клаус вел себя так, вел себя как животное, как дикий, необузданный и голодный волк, способный разодрать в клочья кого угодно, если потребуется. Он убил их просто потому, что они ошиблись, сделали один неверный выбор. Но все мы ошибаемся, и именно это делает нас живыми, а не наоборот – убивает нас. Почему Клаус так жесток? — А Кэрол Локвуд? — шепчу я, когда вижу тело женщины, торчащее из фонтана. — За что ее? Клаус жестоко улыбается, и от этой улыбки все внутри переворачивается. Он шагает вперед, цепко хватая меня за руку и тянет на себя. Запястье начинает болеть, когда его пальцы сжимаются вокруг еще сильнее. Мне страшно до безумия: только что Клаус убил Кэрол Локвуд просто ни за что. Она не заслуживала смерти. — Я убил ее, потому что она все, что есть у Тайлера. Из груди вырывается судорожный всхлип, а Клаус наклоняется и легонько целует меня в лоб, но вместо приятной дрожи, по моему телу скользит липкий страх, постепенно заполняющий каждую клеточку всей моей сущности. Я чувствую себя овечкой, загнанной в угол. Слабой и беспомощной, а он, словно волк, возвышается надо мной, приготовившись вонзить свои острые клыки в мое мягкое тело. Начинаю дрожать, когда Клаус легонько кусает меня за мочку уха и шепчет: — Если и ты предашь меня, Виктория, тогда я убью твоего брата. Просто потому, что он все, что у тебя есть.