Under-горгород

— Блять! Блять! Пронзительный женский крик огласил квартиру. Чисто выбритые ножки, дрожащие после оргазма, вытянулись вдоль славиного туловища, который сбросил со своей головы одеяло и провел ладонью по губам. На языке оставался вкус текущей киски, и Слава довольно улыбался, глядя на тяжело дышащую Сашу, держащую руки над своей головой. — Ты кончила? — Как сучка, которая трахается с продажным промежутку писателишкой. — Значит, кончила, — засмеялся Слава, ласково поглаживая ее по животу.- Или ты любишь, когда я говорю словами героев своих книжек? — О том, что все мы сгнием здесь заживо? — безынтересно отозвалась Саша.- В тебе слишком много негатива. Мы сносно живем. — Наверное, — согласился он.- Отсосешь мне прежде чем уйти? — Нет времени. Скоро высунутся соседи, а если узнают, что я сплю с тобой, в покое меня до конца жизни не оставят. — Будут говорить, что твоя киска продалась следом за моей? — Не смешно, — оборвала его Саша, свешивая длинные ноги с кровати и подбирая с пола ситцевое платье.- Я пошла. Позже увидимся. На ее шею набросился легкий ситец, спускаясь по плечам, натягиваясь на скрытую от взгляда Славы полную грудь, и только когда она поднялась, он увидел бледные ягодицы, тут же спрятанные под длинным подолом платья. — Почему ты сказала, что мы сносно живем? — вдруг поинтересовался Слава, глядя на то, как она ищет трусики на полу. — А почему нет? — она села рядом с его рабочим столом, просовывая в найденное белье ноги.- У меня есть работа, я не голодна, мама здорова, сестренка учится в школе. Что плохого? Слава не знал, что плохого. Когда она так говорила, плохого действительно не было. И ему стоило признать, что каким бы хорошим писателем он не был, его красноречие никогда не сравнится с тем красноречием, с каким знакомые ему люди говорили «что плохого?», перечисляя достатки своей без-достаточной жизни. — Да, ты права, — заулыбался он.- Поцелуй хоть меня, я не просто так тебя полчаса вылизывал! Она звонко засмеялась, легко вспархивая с места и нависая над Славой. Никогда еще он не ощущал ее такой тяжелой, висящей сверху как купол всей этой инертной безысходности, непроходимой ограниченности, и ему самому под тяжестью этой хотелось расплющиться. Раздавиться и пропасть. И он улыбался ее миловидному личику, поглаживал по ножке и обещал как можно скорее увидеться. В этот момент ему казалось, что это был последний раз, когда она кончала у него под одеялом. Слава развалился на стуле, сгребая в ладонь напечатанные страницы. За последний вечер их стало в два раза больше. И все они не относились к книжке, заказанной промежуточным ярусом. Славу уже давно не посещало вдохновение, но с момента приезда в фавелы он не мог унять зуд в своих руках. — Все переплетено…- задумчиво произнес он, глядя на листы.- Это дерьмо крепко проникло ко мне в мозг. …Ведь что нам говорит о том, что мы — отличаемся от остальных? Не ощущение ли того, что мы говорим с близкими о том, что наши близкие не понимают? Я решил задать вопрос о том, что хотелось бы любому из нас изменить в своей жизни. Я пришел к моему лучшему другу, но он мне со смехом ответил, что хотел бы жену помоложе. Я спросил другого друга, но он пожелал корову потолще. На десятом друге я потерял веру в то, что услышу то, о чем я думаю постоянно в своей голове. Сидя перед печатной машинкой, Слава вытряхнул перед ней горстку ГОРа, опуская голову так низко, что часть наркотика осталась на носу, и так жадно вдохнул его, словно надеялся, что это выбьет созданного персонажа из его запутавшейся головы. — Ведь вся наша проблема в бездействии! Мы к нему привыкли. Да, в каждом мы видим бесконечное количество проблем. Я знал одну женщину, которая никогда не платила за капитальную уборку нашего дома, и я представлял это проблемой, — он засмеялся, виновато разводя руками.- Но! Разве была проблема нашего дома в этой женщине? Ведь она была такая одна, а нас — нас было, наверное, больше пяти десятков. Задумайтесь… Он замолчал, и Слава задумался, пытаясь вспомнить, была ли такая женщина в его жизни, и в его памяти всплыл сосланный химик, при котором в доме возросло количество наркоманов, устроивших бродяжку на их лестнице. С тех пор, как его убили, наркоманы пропали вместе с ним. Слава по этому поводу и думать о нем забыл. — Наш город организован так, что облегчает жизнь каждому. Нет, мы не сложно живем! Нет в нашей жизни ничего сложного или мучительного. Мы живем очень легко. За нас решили, нам все разжевали, мы потребляем то, что нам sur une table de buffet уже организовали. И вот в нашей жизни появляется не платящая капиталку женщина, которая в какой-то момент решит не только не платить, но и насрать перед дверью нашей квартиры. Зал воодушевленно засмеялся, услышав что-то знакомое, и стал увлеченно кивать. Дескать, да, такое дело было. — Что мы сделаем, если нам насрут под дверью? — Гуру вдруг подскочил со своего места и указал рукой на кого-то в зале.- Что сделаем? — Насрем в ответ! — весело отозвались ему, на что зал снова возбужденно и поощрительно загалдел. — Хорошо, и что это даст? — он улыбался спокойно и заинтересованно. — Будет неповадно. — Окей, а вот ты, что сделаешь ты? — его рука устремилась на тихо сидящего в предпоследнем ряду парня, судя по испуганному взгляду которого, находиться он здесь и вовсе не собирался. — Ну… Насрет раз и хватит. Не по-божески это — мстить кому-то… — Согласен! — вдруг прервал возмущение зала Гуру.- Я тоже так считаю. Месть — это действие прямое, но оно настолько же прямое, насколько и слепое смирение. Наш выбор — напрямую ведет к результату. Но я призываю вас подумать о нечто большем, чем прямая причинно-следственная связь… — Сейчас будет мощно, — прошипел Жека на ухо Славе, и тот только коротко угукнул, с интересом наблюдая за тем, как передвигается Гуру по сцене. Гуру производил впечатление, которое сложно было бы описать вербально, известным Славе языком это казалось неописуемым. Он ходил по сцене, останавливался, разводил руками или уверенно вздергивал руку в сторону зала. Что бы он ни говорил, это сопровождалось выражением лица и выражением тела, словно человек перед тобой пытался всем собой передать то, что хранится в его голове, и что невозможно уместить в скудные возможности языковой передачи. — В моих руках сейчас микрофон…- опустив взгляд, Гуру погружено всматривался в аппарат в своей руке.- И я могу говорить вам о чем угодно, уверенный, что вы это услышите. Или же я могу сейчас спеть вам пару песен и отпустить вас. Он заулыбался под смех зала, но тут же прервал их: — Мне в руку вложили микрофон, — он поднял руку и зал огласил его громкий голос, лишенный технического усиления.- Но я буду орать в уши каждому, если у меня его отнимут! Перед Славой пораженно ахнула женщина, прижав руки ко рту. Покачав головой, она перекрестилась и снова прижала руки к лицу. — Каждый из нас способен что-то сделать. Когда мы что-то делаем…- он провел рукой над собой.- Мы влечем множество событий. Если делает кто-то один из нас — они способны на многое. Если делаем все мы — они способны на все. События, произведенные действиями каждого, резонируют друг с другом, усиливаются друг от друга, растут, растут, карабкаются, давятся грязью, пылью, смогом сероводорода, сквозь толщу грунта прорываясь… Вверх. Что нужно для того, чтобы достигнуть этого, что живет в каждом из нас, что объединяет нас, людей нашего яруса? Он замолчал, замолчал вместе с ним и зал. Никто из присутствующих не представлял, что же такое их объединяет. — Знание, — он снова заулыбался, словно улыбался каждому в отдельности.- В каждом из нас лежит одно желание — желание жить. Оно есть в каждом из нас. Желание жить в свете, в тепле, желание не думать о сегодняшнем дне… Желание жить так, как живут наверху. Имея свой двухэтажный дом, свой пахнущий каприфолью сад, отводя ребенка в детский садик с трехразовым питанием, идя в цветочный магазин, чтобы купить голландские розы для своей девушки… Гуру закрыл глаза, перечисляя достатки верхней жизни. -…Я не могу вспомнить месяца, когда бы не вычитал из зарплаты плату за квартиру и делил оставшуюся часть на сумму, которую обычно съедаю за день. Нас объединяет много. Того, кто хочет насрать под чужой дверью, того, кто говорит смириться, меня — тратящего тут ваше время, стоя на сцене. Что же нам нужно? Что нам нужно для того, чтобы получить то, что мы заслужили своей упорной жизнью? Не так и много. Знание… Знание, которое я хочу передать каждому из вас. Потому что усилия одного меня ничего не стоят без усилий всех. Я не способен что-то изменить, если я буду один. Но мы способны изменить все, если станем действовать вместе. Ведь все переплетено… Каждое наше желание порождает действие, все наши действия порождают бесконечного размера силу. Все мы хотим жить. Я вижу это по вашим глазам. Нужно лишь одно — действуйте.