«Хён, может, ты всё-таки будешь со мной?»
Чонгук крутится в клубе слишком часто. Чонгука слишком много. Намджун, который решил наконец-то взяться за ум и прежнюю работу, сделал из Тэхена и Гука дуэт, объясняя это тем, что их голоса отлично гармонируют. Может, и так, но теперь Чонгук повсюду: в клубе, в чиминовом кафе, даже в квартире Юнги. Вот уже почти неделю эти двое репетируют вместе ежедневно, а Юнги хочется сдохнуть. Потому что Чонгук тянет в кладовку. Потому что это уже не тот Куки, что краснел, признаваясь хёну в симпатии. Он совсем взрослый Чонгук, сильнее раза в три. Он вжимает в стену, вжимается в тело, едва не ломит до трещин, чуть не разбивает вдребезги.«Будь моим…»
Шепчет на ухо, заставляя сжиматься, а Юнги ответить не может, сказать не может и слова, оправдаться не может, потому что видит в глазах, на дне зрачков, утопающую надежду, граничащую с безумием. Юнги смотрит, как плавно по стеклу стекают капли дождя. Кофе уже почти остыл, а ведь Юнги отпил совсем немного. Впрочем, неважно. Юнги уже ничего не ощущает. Ему всё равно.«Прости… но тебе надо забыть меня, Чонгук.»
Потому что это не влюбленность уже, не любовь тем более. Это одержимость. «Тогда» Чонгук был самым дорогим человеком в жизни Шуги. Но даже тогда, когда мальчик кричал о влюбленности, Юнги видел, как он заблуждается. Потому что это не любовь. «Тогда» любил только Юнги. Юнги видит, как Чонгук теряется в чувствах, хватается за ложь, что придумал сам. Чонгук одержим. Но не влюблён. Юнги было больно. Больно бежать, больно сжигать остатки чистой влюбленности. Было больно отпускать самого близкого и родного человека в жизни. Но Юнги смог. Тяжело прощаться, но это было необходимо. Чонгук сейчас норовит отомстить, сделать больно. Это настолько заметно, что аж смешно немного. Юнги улыбается уголками губ, с привкусом боли и кофе. Он ведь бросил его, не оборачиваясь, когда юноша бежал по проезжей части, не взирая на дождь. Да, Юнги поступил, как последняя тварь. »…даже зная, что Чонгук в тот день попал под машину, Юнги не вернулся.»* На самом деле, Юнги жалеет о многом. Но точно не о том, что не ответил Гуку «взаимностью». Что чувствует он сейчас? Вину, сожаление. Но не любовь." — Снова оставишь меня, хён? Снова плюнешь мне в душу? — Да.»
Юнги устал. Он действительно хочет покоя. Хочет тепла. А за окном всё ещё льёт, как из ведра. Кофе уже остыл полностью, но Холли всё ещё сладко спит. — Хён? Ты чего там скучаешь? Чонгук звонил, сказал, что заедет скоро. Нам репетировать нужно. Тэхён тихо вешает пальто на крючок, приближается и видит, что Юнги, вроде как, уснул? Облокотившись на стекло он, кажись, мирно спал, слегка подрагивая от холода. Тэхен хватает с дивана плед и укутывает хёна. Немного помедлив, он аккуратно берет худое тельце на руки и, под аккомпанемент громких ударов своего сердца, несет в спальню, осторожно укладывая в кровать и нежно целуя в лоб. А Юнги, тем временем, благодарит всех существующих и несуществующих богов за талант притворяться спящим. И всё-таки, Тэхен — не Чонгук. Его точно не назовешь одержимым, хотя безумцем вполне можно. Его поступки не поддаются логике, чересчур абсурдные и необъяснимые. Но, собственно, какой толк что-то объяснять, ссылаться на стандарты и бесконечно говорить о влюбленности, потому что так делают все парочки? Зачем внушать себе мнимые чувства и хвататься за них, как за единственное спасение, когда можно просто делать то, что хочется в сию минуту, не задумываясь почему, зачем и для чего? Тэхен — не Чонгук. Он бесит, сводит с ума порой своей безбашенностью, идиотизмом. С ним не хочется думать о будущем, с ним просто хочется наслаждаться моментом. Тэхен не одержим. Тэхен любит. Безвозмездно, не требуя что-то взамен, по-детски искренно и тепло. Но что Юнги может дать ему? Ничего, собственно. Юнги только то и может, что притворяться спящим. * — Чиооооорт! — кричит что-то нереально писклявым голосом. — Чё стряслось уже, Чим? — кукарекает кто-то с другого конца квартиры. Юнги хочется заткнуть уши или закричать, чтобы эти два дебила перестали орать на всю хату. Хотя, Мин Юнги, ты сам виноват, не надо было соглашаться идти к Чимину на пати. — Я свою кружку любимую разбил! Какого хуя, Тэ? Она была самая охуенная! Может, склеить попытаться? — перекрикивает розововолосый, но потом сдувается, еле слышно бубнит конец бомбёжки себе под нос. — Какой, нахуй, склеить? Ты её вдребезги расхуярил, чмошник! — русый неожиданно появляется в дверном проёме и негодует: Чимин, сложив губы уточкой, расстроенно сгребает осколки нежно-розовой кружки в кучку и смотрит так, будто от его взгляда эта кружка может исцелиться. Ну, вот и последствия пати на хате. Грустно примочкивая пухлыми губами, Чимин (Тэхен был уверен до этого, что Чим в любую секунду может расплакаться) заявляет: — Да хуй с ней. Хочу пиво. И бредёт на кухню под сопровождением охуевающего взгляда Тэхёна. Юнги не понимает, почему сейчас сидит в этой квартире. Вчера Тэхён нахально заявился к нему в комнату и, уютненько расположившись на коленях хёна, заявил, что «нам нужно развеяться», и что «ты, Мин-ленивая-жопень-Юнги, должен, блять, присутствовать на мини-тусовке дома у Чимина». Отлично, блять. Окей. Только проблема не в том, что Юнги буквально заставили пойти на эту (чи)мини-тусовку, (которая и впрямь мини, ибо трое человек — не тридцать), а в том, что Юнги нравится здесь находиться. Нравится проводить время с людьми (!!!), нравится улыбающийся Тэхён, что на данный момент пытается успокоить бухого в стельку розововолосого паренька, и даже этот паренек, Чимин, совсем не вызывает раздражения. Дивно, блять. Надо бы пойти на проверку к доктору. Ведь всё, что когда-то казалось недопустимым, странным, сейчас вызывает спокойствие и умиротворенность. То, что Юнги пытался затолкать глубоко внутрь, закрыть на десять замков, вот-вот всплывёт наружу. Миленькую картину (Чимин лупасит Тэхёна подушкой, потому что тот назвал его влюбленной тупой бабой… просто Чим какого-то хуя добавил в стакан текилы две ложки, Карл, две столовые ложки соли! Не спрашивайте зачем, ибо хуй его знает), прерывает трель телефонного звонка. На экране высвечивается «Ким Сокджин», и Юнги теряется перед выбором: хочется нажать на красную иконку и снова погрузиться в мир хаоса, но… о каком выборе идет речь? Брюнет поднимается и тащит свою тушку в ванную, потому что даже под вуалью легкого опьянения он понимает, что Джин не звонит по пустякам. Скользя пальцем по зеленой иконке, он прислоняет телефон к уху и на автомате сбавляет громкость до минимума. И зря, ведь Юнги теперь понятия не имеет, послышалось ли ему или жизнь — самая тупая штука во вселенной. — Привет, эм… Юнги, сроки поджимают, ты о заказе не забыл часом? А ещё… тут инфа о третьей жертве поступила. * Чимин никогда не понимал тех самых миленьких парочек, которые бегают на свиданки в парк аттракционов. Спрашивается, зачем со своей второй половинкой идти на всякие жуткие американские горки и т.п., перекрикивая потом друг друга от страха, когда можно просто насладиться уютной обстановкой в кафе и просто пожрать. Так вот, прыгая козленком возле одного очень красивого парня, он вдруг понимает почему. И, Боже, нет, это не свидание, просто… странные ощущения. Хосок визжит, наверно, громче всех, когда они проезжают очередной крутой поворот на бешеной скорости, а Чимин, который, между прочим, последний раз был в парке аттракционов в четырнадцать лет, просто чувствует себя счастливым. Они прокатились на тройке очень крутых аттракционов, но розововолосый, заметив, что кожа его спутника была немного с оттенком Шрека, решил на этом закончить «покатушки». В самый раз пожрать сладкую вату. Хосок сам сегодня заявился в чиминово кафе и предложил прогуляться, потому что ему, видите ли, скучно, да и погода более-менее сойдет. Чим и не сопротивлялся. Собственно, зачем, если до чертиков хочешь провести время с… человеком. Правда, перспектива идти «на американские горки» немного пугала, но всё же какая разница, если рядом будет этот красивый харизматичный мужчина. Которого, кажется, сейчас немного стошнит. Круто, блять. Ну, слава Богу, вроде как обошлось. Набрав всяких сладостей, два капучино и, конечно же, сладкую вату, парни решили погулять по территории парка. С Хосоком уютно, тепло и весело. Правда, «весело» было до того, как Хоби, увидев, что розововолосый парень немного запачкался в того же цвета, что и его волосы, облаке ваты, и потянулся рукой к пухлым губам. Чимин предательски залип на изящные пальцы, что так аккуратно стирали сладость. Он чувствовал, как тает, словно мороженое в жару. Чувствовал, как Хосок разжигает затаившийся внутри Чимина пожар одним только цепким взглядом. Подаваясь вперед, Чим открывает рот, чтобы отвесить парочку ласковых, потому что нехуй так пугать (ага, легко обвинить во всем Хосока и его неожиданные действия: Чим же только поэтому и дрожит, и краснеет, и на губы чужие залипает он только из-за «неожиданности»), но получается только рвано выдохнуть. Однако заминка длилась не так уж и долго, ибо Хосока толкнул нечаянно какой-то мелкий пиздюк и, в общем, плакала чиминовская футболочка, на какую вылилось пол картонного стакана капучино. Слава Богам, что не слишком горячего. — Чёрт бы тебя побрал, сука, — матерится красноволосый, вцепившись Чимину в талию и сгребая в охапку. — Ты в порядке? — Д-да, всё хорошо… И какое же было удивление Чимина, когда Хосок потащил его в сторону ближайшего прилавка с милыми вещицами в стиле «Я люблю Сеул». Не, это был не весь предел его охуевания. Предел был тогда, когда Хосок купил парные, мать его, футболки с неброской надписью «Сеул» и сердечками (!) В общем, вышли они из ближайшего общественного туалета уже переодетыми в парные (не стоит об этом забывать) футболки. Чимин никогда не ощущал себя настолько неловко. Особенно неловкость достигла своего апогея, когда Хосок взял Чимина за руку и, крича что-то про «милые кошачьи ушки», потащил его к очередному прилавку, словно они парочка какая-то, блять. И (охиреть не встать) ушки эти были куплены. Но (опять же, охиреть не встать) не для Хосока. — Тебе идёт, Минни, — лыбится во все тридцать два Хоби, смотря на не очень-то довольного своей участью парня. — Иди к чёрту. Чимин немного счастлив. И влюблён. * Тэхен в душе не ебёт, что случилось с его Юнги. Старший словно коркой толстого льда покрылся, отталкивает в последнее время и не разговаривает совсем, даже спать сегодня рядом не разрешил. Единственное, что ему, Тэхену, можно, так это укладывать Юнги в кровать, когда тот якобы уснёт в гостинной, и целовать в щечку, желая спокойной ночи. И Тэхен прекрасно знает, что Юнги это услышит, ибо притворяться он тоже, если честно, не так уж и умеет. Тэхену остается только ждать и надеяться, что спустя время старший вновь подпустит к себе. Ну и играть с Холли временами. И кормить его. Кормом для собак. Тем самым, что в нижнем шкафчике. Если честно, Тэхен видит многое. Видит, как Юнги старается скрыть нервозность после очередного звонка, видит, как каждый раз, возвращаясь откуда-то домой, он закрывается в ванной на сорок минут, а потом выходит с красными глазами. Тэхен поражается тому, как Юнги всего за несколько дней сумел потерять жизненный блеск в глазах и улыбку. Поражается, но ничего с этим сделать не может. Тэхену страшно немного, потому что, ну, это же Юнги, сосед, что послан Тэхену сверху. Всего несколько дней, а Тэхен уже успел соскучиться по совместным завтракам и язвительным перепалкам. Несколько чёртовых дней… У Тэхена не самое хорошее предчувствие. Чонгук приходит, Тэхен бы сказал, очень даже вовремя. Он тащит их всех на прогулку. (Тэхен искренно не понимает, как Чону удалось вытянуть Юнги на улицу… хотя, какая разница. Если это поможет хёну оживиться, то Тэхен готов закапывать в себе неожиданно всплывшую ревность хоть каждый день) Вечерний Сеул встречает троих парней яркими огнями вывесок, множеством разноцветных витрин и ароматом резко наступившей весны. Чонгук ерошит смоляные прядки волос, задирает свой немного большеватый носик, вдыхая прохладный воздух и кряхтит, словно старикашка. Тэхен бы поклялся, что никогда не видел его таким открытым: разве что, может, на сцене, но тогда Тэхен не видел никого и ничего, так что не может утверждать наверняка. Они гуляют молча, но Тэхену отчего-то кажется, что по-настоящему молчит лишь Юнги. Чонгук словно рассказывает о чем-то. Не особо важном, скорее, какие-то лёгкие воспоминания прямиком из детства. Тэхен не умеет читать мыслей, но сейчас ему отчего-то кажется, что Чонгук сам просит, чтобы его прочли. Вскоре темнеет. Вечер плавно переходит в тихую, невзрачную ночь. Тэ только сейчас понимает, что они забрели на почти что заброшенный район. Здесь чертовски тихо. Река Хан отражает в себе тысячи огней. Тэхен не часто глядел в самое сердце реки так близко, поэтому сейчас наслаждался, вглядываясь в водную гладь. Юнги тоже смотрит. Тэхен замечает, как Юнги смотрит на отражение тех самых огней, но не видит, чтобы огни отражались в его глазах. Тэхен чувствует, как пилит его этот неживой взгляд, но не находит смелости развернуться к нему лицом и улыбнутся. Потому что знает, что ему не улыбнутся в ответ. — Всегда любил воду, — вдруг заговорил Чонгук, заполняя звенящую тишину своим приятным голосом. — Река это, море или океан — неважно. Вода — словно свидетель. Она видела миллиарды человеческих жизней и, я уверен, знает все их тайны. Даже испаряясь, она вновь возвращается в облике дождя, продолжая наблюдать за нами, видеть все наши мечты, радости и прогрешности. И спустя миллионы лет она не забывает их. — Домик у океана… — тихо сопит Юнги, понимая, к чему Гук ведет, а Тэхен вздрагивает оттого, как охрип голос хёна. — Да. Вода видела и его, правда? Она так же, как и я, хранит в себе эти воспоминания. И будет хранить вечно. В звенящей тишине раздался еле слышный щелчок. Юнги слышит, как чья-то душа рвется на куски, а глаза кричат: «я же давал тебе второй шанс…» * Чимин бежал так, как не бежал, даже когда физрук грозился поставить семестровую тройку. Ну, тогда-то Чим знал, что этот старикашка всё равно нарисует пятерочку, а сейчас он понимает, что каждая секунда на вес золота. На циферблате времени не так уж и много, но в Сеуле уже во всю царствовал мрак и, ко всему прочему, туман. Гул машин заглушал стук собственного сердца, а холод ощущался как никогда ярко. Набережная казалась чертовски длинной, но Чимин бежал, не останавливаясь, несмотря на нехватку воздуха и давящую боли в грудной клетке. Он должен успеть.