Для атмосферы:
BIG BANG — BLUE;
J-HOPE — BLUE SIDE;
30 Second to Mars — Do or Die.
[Flashback]
Не прошло и двух дней после их первого, так сказать, свидания, как Хосок снова стоит на пороге кофейни. На этот раз с предложением сходить в кино на какой-то новый крутой фильм. Чимин как раз заканчивал свою смену, давая поручения какому-то пареньку, которого он нанял неделю назад. Разворачиваясь к Хоби лицом, Чим немного залипает на чужом теле, улыбаясь:
— На последние ряды? — выходит немного нагло, но с налетом смущения: Чимину бы ещё кокетливо прядку зефирных волос на пальчик накрутить. Хосок потрачен.
— Всё может быть, — парень загадочно улыбается и, примочкивая губами, добавляет. — Может быть, даже поцелую.
А теперь потрачен Чимин.
— Ага, ну, конечно… — розововолосый заметно тушуется, сразу же переключая внимание на время. — Ну, тогда идём, а-то на сеанс опоздаем.
Хосок тихонечко смеется. До чего же милый парень этот ПакЧим.
Они выходят из кофейни, толкаясь бедрами и смеясь, потому что Чон-обнаглевший-Хосок первый начал, смачно шлёпая Пака по заднице. Чимин такое без наказания не оставит.
На сеанс они и правда чуть не опаздывают, а всё это из-за кроссовок твоих ссаных, Чимин, они заебали столько развязываться. Ну да, конечно, это не потому, что ты, Хосок, на каждом ходу останавливался то собаку чужую погладить, то голубей погонять, то Чимина побесить.
Запыхавшиеся, но счастливые, они топают на кассу, где им выдают билеты… на последний ряд. Ну, надо было быстрее приходить, чтобы ещё себе место выбирать, а теперь бери то, что осталось, и не выёбывайся. Хосок, вообще-то, таким раскладом вполне доволен, а вот Чимин чертовски смущен.
Чимин нечасто смотрит фильмы, он в основном, кхм, по дорамам. Ну, может быть, ещё сериалы или аниме иногда смотрит. Не любит он, так сказать, то, что быстро кончается. Ему хотя бы десять серий подавай. Даже фанфики (!) читает только те, в которых есть как минимум сто страничек. Но этот фильм (Чим так и не запомнил название) вполне сносный. Даже больше — охуенный. Чимину нравится. Нравятся съёмки, актеры, потрясающе исполняющие свою роль, сюжет, атмосфера, но больше всего — сидящий рядом Хоби, который так же, как и Чим, внимательно следит за развитием событий.
Фильм до жути трогательный, и Чимин, забыв где он и с кем вообще, чуть не пустил слезу, матерясь мысленно, потому что он, блять, мужчина. Хоть и невысокий, с детскими чертами лица, пухлыми губами и розовыми волосами, но всё же мужчина. А он тут сопли на кулак чуть ли не наматывает. Хосок, если увидит, посмеётся.
Кстати о Хосоке.
Чимин, неспешно поворачивая голову в сторону парня, сначала не понимающе охает, а потом по-корейски охуевает, потому что Хосок, блять, по-мужски (нет) плачет.
— Эй, ты чего… — Чимин ободряюще хлопает парня по спине, поражаясь разносторонности этого человека. Наглый в общении, дерзок и немного дурачок, но чуть ли не умоляет прохожих позволить погладить их питомцев, сияя, как солнышко, когда те разрешают, и плачущий на грустных моментах фильма. — Всё же хорошо, ну…
— П-прости, Чимин-а… — хнычет этот идеальный (тоже нет) мужчина и притягивает Пака к себе, утыкаясь лицом в макушку и молниеносно успокаиваясь.
Его настроение сменяется так же резко, как шутит Юнги-хён.
— У тебя такие классные волосы, Минни, — слышит тот самый Минни и немного давится воздухом. Надо же, волосы классные. Пиздец.
— А-ага, — полный пиздец.
— А ещё… ты мне нравишься, Чимин.
Ты мне нравишься.
Ты.
Мне.
Нравишься.
Без каких-то там приставок вроде
«кажется».
Научите Чимина заново дышать.
Хосок тоже, кажется, не дышит, ожидая вердикта от ошарашенного парня.
«Ты совсем охуел уже?»
«Придурок, не смешно.»
«Фу, что ты несёшь…»
Хосок ожидает чего угодно, но только не того, что следует за молчанием.
— Ты мне тоже, кажется.
Тоже.
Но с
«кажется».
Да какая, собственно, разница?!
Хосок мягко ведёт кончиком носа по виску, щеке, застывая рядом с пухлыми губами, целует в уголок, а Чимин растворяется, подается вперёд и целует, в особенности, ту самую родинку на верхней губе.
Хо улыбается сквозь этот «детский» поцелуй и зарывается пальцами в прекраснейшие прядки розовых волос.
— Можно? — тихо спрашивает, боясь спугнуть то, что возникло между ними.
— Нужно, — выдыхает Чимин и целует первым, углубляясь. Щёки моментально вспыхивают, ибо Чимин так давно не делал этого (лишь в старшей школе с какой-то барышней и единожды с Тэхеном по-пьяни, но лучше это не вспоминать), и сейчас он немного сходит с ума, наслаждаясь лучшим поцелуем в его жизни.
Хосок чертовски нежный. Он засасывает поочерёдно каждую губу, намеренно медлит, чтобы протянуть момент. Поцелуй выходит немного ленивым, но таким, словно они так делали уже сотню раз: сидели на последних рядах кинотеатра и целовались. Словно это так естественно, по-родному и обыденно. Чимин точно сходит с ума.
Он —
«точно.»
Атмосферу, возникшую между ними, нарушает короткий звоночек смс-ки, пришедшей Хосоку. Чимин немного ёрзает от неловкости, но даже если атмосферу можно разрушить, то чувства всё равно остаются неизменными. По крайней мере, чувства Чимина уж точно.
Хосок хмурится, глядя в экран телефона, и Чимин бы обязательно засмотрелся на его мужественный профиль, если бы не странное предчувствие чего-то нехорошего. Которое усиливается раз в три, когда розововолосый натыкается взглядом на смс, присланную Хосоку.
«Время пришло. Будем ждать тебя возле реки Хан, недалеко от заброшенного моста. Ты должен быть там уже через час. Хорошенько постарайся, хён.»
Чимин вспоминает тот самый разговор, подслушанный случайно в клубе, и покрывается мурашками.
Значит, не показалось.
Значит, это была не злая шутка.
— Чимин, прости, мне нужно идти, — говорит парень и прячет телефон в задний карман джинсов.
— Фильм уже скоро закончится-
— Я должен идти прямо сейчас, — резко перебивает, но потом будто сглаживает свою вину, улыбаясь нежно. — Расскажешь мне потом. Или посмотрим на компе вместе. Пока, сладенький.
Хосок ерошит нежно-розовые прядки, целует в висок.
И уходит.
Чимин смотрит на огромную плазму кинотеатра, но совсем не следит за действиями главных героев по ту сторону экрана. Потому что в реальности, кажется, грядёт что-то такое, по чему тоже можно будет снимать эмоциональное такое кинцо.
[Flashback end]
*
Не то, чтобы Хосок занимался подобным, но он отлично помнит времена, когда Чонгук бился в истерике, звал на помощь ещё неизвестного на то время «Юнги»; как
когда-то солнечный малыш-Куки смотрел на стену нечитаемым, пустым взглядом, глотая горькие «это всё, что мы можем сделать сейчас» от очередных врачей; как заново учился ходить, раз за разом падая, совсем отчаявшись, но каждый раз поднимаясь, хватаясь за тонкую нить, что называется местью.
Поглаживая чёрную шевелюру и убаюкивая парня у себя на коленях, он пообещал, что поможет Чонгуку воплотить эту месть, чего бы это ему ни стоило.
Сейчас он держит в руках пистолет и внимательно следит за своей целью. Мин Юнги кажется чертовски маленьким по сравнению с Тэхёном или Чонгуком, сидящими рядом. Честно признаться, Хо не понимает, зачем Чон притащил ещё и Тэхена. Какой смысл портить психику этому ребенку? Да и зачем им лишние свидетели?
Хосок готовится, но не спешит нажимать на курок, ожидая хоть какого-то сигнала от Чонгука.
И правда, спустя десять минут Чон присылает короткое сообщение, которое гласит:
«Давай.»
Почему Чонгук не сделает это сам? Он не смог бы. Как бы он не желал смерти Шуге, он бы не выстрелил. Сдался бы в последний момент.
А Хосок может.
Парень снимает оружие с предохранителя, целиться.
Его рука ни за что не дрогнет.
Стреляет.
*
Сердце катастрофически быстро колотится о ребра, грозясь разорвать их к чертям и выбраться наружу. Дышать становится невыносимо больно.
Но Чимину похуй.
Так же ему похуй, что он так и не смог досидеть до конца фильма. Хоть и обещал.
Он спешит туда, где его наверняка не ожидают увидеть, но Чимин всё равно хочет успеть до.
До того, как Хосок сделает кое-что ужасное.
И, чёрт, какого хуя он видит вдали знакомые силуэты? Неужели…
Срываясь на самый быстрый из всевозможных бег (можно сказать, отчаянный), Чимин целенаправленно передвигается в сторону сидящих на берегу Тэхена, Юнги и Чонгука, в самый последний момент замечая стоящего поодаль Хосока, который, кажется, вот-вот выстрелит. В Юнги.
Мгновенье.
Левое плече разрывается сумасшедшей болью.
Чимин успел.
*
Веки едва подаются, медленно разлепляясь. Глаза режет яркий свет, представляя взору белоснежный потолок. В горле жутко пересохло, от запахов медикаментов немного подташнивает. Голова кружится, а левой рукой шевелить невыносимо больно.
— Чиминни, — слышит парень будто сквозь толщу воды. — Боже, Чим, ты так напугал меня…
Голос Тэхена дрожал, сам он тоже. Чимину совестно немного, но он знает, что было бы намного хуже, если бы на месте Пака был Юнги. Мин бы точно не отделался одной дыркой в плече.
К Чимину поспешил врач, задав парочку дежурных вопросов о самочувствии, записал фирменным почерком всех врачей что-то себе в блокнот.
— Да не нервничайте вы так, говорю же, жить будет, — слышит розововолосый, после чего следует слишком громкий вздох Тэхена.
Расстраивает, конечно, что Чимина заперли в больнице, не собираясь так быстро выписывать. Тэхен пообещал, что будет наблюдать за кафе, что беспокоится не о чем, и Чимин доверяет ему, как никому другому. Но это не спасает от больничной скуки.
Пиздец начался на следующий день: к нему привели кучку копов, которые норовят узнать, кто же стрелял в такого сладкого мальчика.
— Не помню, — лжет и не краснеет. — Может быть, это просто случайность. Какие-то хулиганы или что-то типа того.
И наотрез отказывается закатать заявление. Полицейских удивляет такое поведение жертвы, но ничего поделать с этим они не могут.
На следующее утро приходит Юнги, и это знатно вводит в ступор Пака. Старший выглядит уверенно, на первый взгляд, но его выдает рука, что часто ерошит смоляные волосы и красная, припухшая губа, явно страдающая от частых покусываний.
— Ты знаешь, кто это был, ведь так?
— Знаю. Но не скажу.
— Хосок?
В ответ — громкое молчание. В глазах этого парня не трудно заметить ответ.
Юнги больше не приходит, ведь и так ясно, ради чего (и кого) этот розововолосый парнишка подставил плечо.
А Чимин спит и видит сны, где его нежно целуют в висок, шепчут что-то о любви и сладостях, после чего он каждое утро обнаруживает на прикроватной тумбочке любимый шоколадный батончик.
Его палата в скором времени точно будет завалена сникерсами.
***
Тэхену откровенно надоело, что его воспринимают не больше, как ребёнка, вдруг свалившегося на чужую голову. Почему на все вопросы, он слышит одни и те же ответы?
«Не бери в голову.»
«Ты не должен беспокоится об этом.»
«Всё разрешится само собой.»
«Не вмешивайся в это, прошу.»
Да блять, может, у него и были тройки в школе, но это не значит, что он тупее ржавого ножа. Он не слепой, блять, и видит, что творится какая-то хрень, которую отчаянно пытаются от него скрыть. Юнги отгородился полностью, Чимин в больнице, в него, сука, стреляли, по словам окружающих, какие-то местные бандиты, но Тэхен знает, что не всё так просто. Он нутром чует, что творится пиздец.
Тэхену снятся лужи крови и Чонгук с холодно-тёплой, бездушно-душевной улыбкой, что смотрит вдаль морского горизонта. Ему снится удаляющийся призрак Юнги. Ему страшно. Тэхену холодно.
***
Юнги хочет ненавидеть Чимина. Потому что этот засранец не позволил Хосоку его убить. Ведь если бы Хосок сделал это, Юнги был бы лишь благодарен.
Потому что жить вот так — невыносимо.
Каждый день видеть улыбку Тэхёна — больно. Видеть, как он пытается поднять настроение, хоть и сам находится на грани срыва — до отвратительного ужасно. Тэхен страдает. Пытается не думать о Чимине, что лежит на больничной койке, не думать о Юнги, который с каждым днем больше замыкается в себе. Тэхён пытается найти малейшую кроху поддержки, опоры, а Юнги сожалеет, потому что не может ему этого дать. Шуга срывается на Тэхёне постоянно, злится и кричит, а в ответ получает рожок вкусного мороженного и тёплую квадратную улыбку. За что?
Шуге хочется собрать свои вещи и свалить в Мексику, чтобы никто никогда не нашёл, зажить новой жизнью. Но что делать, когда все страницы вырваны, невозможно начать жизнь «с нуля», потому что попыток попросту не осталось?
Юнги хочет ненавидеть Чимина, но не может. Да, возможно, было бы лучше, если бы Хосок нажал на курок минутой ранее. Но тогда Тэхену пришлось бы быть свидетелем кровопролития, а этого он точно не заслужил. Хосоку тоже пришлось бы не сладко. А Чонгук попросту сошёл бы с ума, хоть и является организатором этого хаоса.
То, что он выжил, значит лишь то, что он должен выполнить данное ему задание, внести свою лепту в этот мир. Каждый имеет свою судьбу. И так глупо сопротивляться ей… Даже если ему очень хочется «дарить», его судьба разрешает лишь «забирать». Забирать жизни, забирать счастье ценой собственного. Юнги готов принять свою участь, потому что он всё равно не имеет выбора. И не имел никогда.
Юнги сдался, падая в пропасть.
Ванная комната с фиолетовым свечением, шумящая вода, заполняющая ванну, две бомбочки для этой ванны и пена. Что может быть лучше?
Юнги вдыхает горячий влажный воздух и набирает номер Сокджина.
Пора возвращаться в образ безжалостного киллера. Пора поставить точку на этой привязанности, точку во всей этой истории. Так должно было быть с самого начала.
— Когда истекает отведённый мне срок на убийство Ким Джи Ёна? — тянет Шуга в привычной дерзкой манере. Его голос почти не дрожит.
Юнги сидит на бортике ванной и проверяет рукой температуру воды. Горячая. Это хорошо.
— Ох, я думал, ты совсем уже разнежился. У тебя осталось не больше недели на него и не больше двух недель на его сына. Хватит оттягивать время, малыш, — растекается приятный голос на другом конце провода. Странно, что можно так спокойно говорить о чей-то смерти.
— Я сделаю всё, как следует. Ким ДжиЁну и Ким Тэхену остались считанные дни, — говорит, словно убеждая сам себя. — Я убью их.
Убьет. Он же Мин Шуга. Парень с кристаллом вместо сердца.
— Хён?
Этот голос.
Телефон летит к чертям, со всей силы ударяясь о плитку. Кажется, на экране расцвела новая паутина, но как бы сейчас всем насрать.
Юнги поворачивается в сторону дверей. Там стоит Тэхен и смотрит стеклянными глазами. Вот что важно сейчас.
— Ты… что?
Тупая привычка забывать закрывать дверь на замок.
— Тэ…
— Значит, ты наёмный убийца? Надо же, я видел таких лишь в кино… то есть, тот пистолет, которым ты целился в меня при первой встречи, настоящий?
— Тэхен, я…
— Когда ты узнал о том, что должен убить меня и моего отца?
Лучше бы не знал тебя никогда. Я бы и глазом не моргнул, стреляя.
— Чуть больше недели назад, — Юнги виновато опускает взгляд, но почему-то Тэхён совсем не считает его виноватым.
— Может, им достаточно моей смерти? Обязательно трогать папу? — в кофейных глазах блестят слёзы.
— Я ничего не могу поделать. Если я откажусь, они найдут другого киллера и всё равно убьют.
— Мы обречены, да? — Тэхен смеётся. Не так, как обычно. Юнги умирает внутри, задыхаясь от этого смеха. — Ты прав. Лучше уж ты, чем кто-то другой. Только… дай мне несколько дней, хорошо? Я не буду убегать, честно.
— Я не держу. Убегай, — хочется кричать, но выходит лишь сдавленное. — Пожалуйста, убегай, Тэхён…
— Они же всё равно найдут, не так ли? Так зачем прятаться? — Тэхён подходит ближе к парню в банном халате, прикасаясь подушечками пальцев к его порозовевшей щеке. — Моя любимая цифра — семь. Дай мне семь дней. Побудь со мной эти сраные семь дней.
Тэхён грустно улыбается. Улыбается, как человек, смирившийся со своей участью. Надо же, как быстро.
Юнги оседает на пол, но его хватают и прижимают к себе. Кажется, его образ бесчувственного рушится, оставляя после себя руины, разруху и хаос.
По щекам текут слёзы, а на губах замирает глухое:
— Я буду…
Оба знают, что это значит.
Тэхён склоняется над дрожащим телом, впивается в приоткрытые губы. Знает, что этим сделает только больней, но всё равно не может сдержаться. Юнги отвечает, отчаянно цепляясь за чужую футболку.
— Прими со мной ванну, — жадно дышит брюнет, дабы впитать в себя аромат чужого тела. Он должен запомнить его, чтобы изводить себя потом ночными кошмарами, обвиняя за то, что ничего не смог сделать.
Русоволосый тянет хлопковою ткань вверх, обнажая подтянутый живот и загорелую, медовую кожу. Стянув футболку, он вновь припадает к алым устам, попутно избавляясь от остальной одежды. Замирает, когда Юнги развязывает пояс на халате, когда белая ткань скользит по бледной спине, бедрам и икрам, оставаясь у щиколоток. Смотрит, как полностью обнаженный Юнги аккуратно перелезает через бортик, погружаясь в пенную воду, как тянет культяпки, призывая идти к себе. И Тэхен идёт.
Нависает, целует глубже. Юнги жмется ближе, будто пытаясь слиться, проникнуть под кожу. Дышит, лаская потоками воздуха кожу в районе ключиц, дрожит, когда Тэхен проводит кончиками пальцев по выпирающим тазовым косточкам.
— Трахни меня, — почти умоляет Шуга.
BTS — House Of Cards
Срать он хотел на все проблемы. Он проживет эту неделю так, как прожил бы, если бы ему дали выбор.
— Вот так вот просто? — выдыхает русоволосый, скользя приоткрытыми губами по щеке, приближаясь к уху, покусывает мочку.
— Да-ах, — тянет парень, срываясь на крик, когда на ключице расцветает след от укуса.
— В это мгновение… люби меня прямо сейчас, — басит русоволосый.
Юнги подается вперед, зарывается пятерней в мокрые пряди и целует, целует, целует… шарит руками по разгорячённой коже, рисует незамысловатые узоры на широкой спине.
Тэхён хватает то, что ближе, — гель для душа с ароматом кофе, — и приподнимает таз брюнета, сгибает хрупкое тело пополам, устраиваясь между бедрами. Хватает за ляжку, целует белоснежную кожу чуть ниже колена — ох, она действительно бледная — и ставит одну ногу на плече.
— Будет больно, ты знаешь? — спрашивает, только не понятно о какой боли речь: физической или моральной.
Юнги кажется, что всё-таки второе.
Тэхен осторожно толкается смазанным пальцем в сжатое колечко мышц, медленно массируя и проникая глубже.
— Не сжимайся, — шепчет, проталкивая второй палец на две фаланги, разводит в манере ножниц, плавными поглаживаниями толкается дальше.
Юнги сложно сосредоточится на ощущениях, но вскоре он сам насаживается, выстанывая имя со вкусом вишни. Тэхён.
Сфинктер больно жжётся от непривычки, но не настолько, как грудная клетка. Стонет в голос, когда в него свободно толкаются три пальца, просит глубже.
— Я готов… — выдыхает брюнет. — Возьми меня.
Тэхен сжимает тонкие бедра до красных пятен, пристраивая скользкую головку ко входу. Делает ложные толчки, задевая эрогенные зоны у копчика. Играется, издевается, заставляя парня под собой извиваться и скулить.
— Тэ…мнн… дава-ай уже.
И Тэхён толкается внутрь, простанывая в голос от чертовской узости. Это безумно отличается от обычной дрочки. Так приятно и возбуждающе.
Юнги хрипит, содрогаясь в чужих руках, откидывая голову назад, подставляя шею юркому язычку. Там, внизу, больно, очень больно. Тэхен останавливается, давая парню привыкнуть. Сцеловывает выступившие слёзы, шепчет тихое «прости меня» и нежное «мой маленький».
«Мой маленький»
Юнги бросает то в жар, то в холод. Задыхаясь, он просит двигаться.
«Мой маленький»
Разве правильно называть так человека, который тебя убьёт?
Тэхён делает осторожные толчки, стараясь задать как можно меньше дискомфорта. Он тоже дрожит, его сердце тоже готово выпрыгнуть из груди.
Как же узко.
— И всё-таки… — начинает русый, прерываясь на новый толчок, — всё-таки, ты послан мне свыше.
Юнги стирает капли пота на чужой спине, вонзаясь коготками в кожу, оставляя яркие полосы. Аромат тэхёнового карамельного геля для душа смешивается с кофейным, срывая крышу. Смесь этих ароматов с ароматом их собственных тел — ещё сильнее.
Тэхен с каждым разом толкается всё глубже, меняя угол проникновения, попадая прямиком по простате.
— Ах-мнн-да-ах! — выкрикивает Шуга, утопая в безграничном удовольствии, смешанном с адской болью. Тэхен целует, ласкает, заставляя умирать от подаренной нежности.
— Не жалей меня, — вдруг выдает Юнги. — Выеби меня… сильнее…
Тэхёна не нужно просить дважды. Он тянет брюнета за волосы, заставляя приоткрыть рот, впивается в пухлые губы, вовсю вбиваясь в податливое тело. Юнги выгибается, промахиваясь каждый раз, когда пытается ответить на поцелуй, оставляя влажные следы на щеках и носу парня. Он извивается, совсем не зная, куда деть руки, в итоге сильнее полосуя спину, оставляя красные следы.
— Мнн! Глубже! — стонет Шуга, когда Тэхен раз за разом задевает простату. Боли почти не осталось, только та, что затаилась в омуте души, та, что ранит осколками каждый раз, когда Мин встречается глазами с Тэхеном.
— Не знаю… — шепчет между глубокими толчками русоволосый, касаясь своим носом к холодному носу Шуги, — не знаю, о чём просить тебя: не забывай или забудь…
Шепчет, задевая шёпотом алые губы, проходится языком по верхней.
— Не знаю, о чём просить тебя: люби меня или презирай, — отвечает Мин, целуя милую родинку на кончике чужого носика, что всегда маячит перед глазами.
— Ох, думаю, ты опоздал с этой просьбой. Потому что я и так люблю тебя, с самого начала любил, — выдыхает Тэ. — Прости, что не смогу остаться с тобой навсегда.
— Думаю, ты тоже опоздал со своей просьбой, потому что ты уже и так въелся в мою память. И, кажется, навсегда.
Все рушится, наше время истекает, а мы делаем лишь хуже.
Выхода нет, а впереди тупик.
Обломков становится лишь больше.
Карточный домик, а мы внутри него.
Побудь со мной ещё немного.
Наше будущее утекает, как песок сквозь пальцы. Наш карточный домик распадается у нас на глазах.
***
