Там, где нас больше нет

      В приподнятом настроении, что раньше случалось крайне редко, Сонён возвращается домой. Она думает зайти по дороге за чем-нибудь сладким и жутко вредным, чтобы отпраздновать успешно сданную сессию. Сегодня Пак всё-таки поговорила с Ким Кибомом за чаем в студенческой столовой: он даже не обиделся особо, пообещал звонить и ушёл сразу после начала следующей пары. Сонён, правда, было трудно решиться, но теперь хотя бы можно появляться в университете, не боясь столкнуться со старшекурсниками. А этим вечером можно спокойно отправиться в бар к Эмбер и компании.       Свернув в один из наиболее пустынных переулков, Сонён оказывается прижатой к стене. Она с трудом сдерживается, чтобы не закричать – шею холодит прикосновение металла, возможно, острого, девушка не хотела бы проверять. Её лицо находится где-то на уровне плеча нападающего. Сонён поднимает голову и не верит собственным глазам. Неестественно бледное лицо Ёнджуна оказывается последним, что она видит, прежде чем потерять сознание от нестерпимой боли.

***

      «Джун-а, помоги мне», – единственная более-менее членораздельная фраза, которую Ёнджун смог тогда разобрать среди судорожных рыданий и других посторонних звуков – кажется, Алекса рвало после принятых колёс. Он и прежде не всегда соблюдал меру, но в этот день младший едва смог узнать его голос, не узнал бы, если бы не высветившейся на экране знакомый номер. Алекс умолял о помощи отчаянно, так же отчаянно, как жил и любил Ёнджуна – холодного, саркастичного подростка с проблемой в проявлении тёплых чувств. Ёнджуна, который отказывался звать старшего «хёном» несмотря на разницу в четыре года, и позволял целовать себя, только когда трахал, сжимая до синяков шею Алекса.       «Каким же ублюдком я был», – Им был бы рад проломить себе голову об стену, жаль, толку от этого всё равно не будет.       Он так спешил, что почти попал под машину, отделался легкой ссадиной, растолкал сердобольных прохожих, стоявших на пути. Ёнджун смутно помнит, как преодолел несколько лестничных пролётов за пару ударов сердца, как вбежал в незапертую по счастливой случайности квартиру, чтобы найти Алекса лежащим на грязном полу с окровавленными руками и исцарапанным горлом. С безнадёжной отрешённостью он сжал иссиня-бледное запястье старшего, затем приложил ладонь к шее. Пульса не было. Только холодное отчаяние, сдавившее внутренности. Выкрутив газ на плите на полную, Ёнджун плотно закрыл окна, оставил входную дверь незапертой и лёг рядом с мёртвым телом, переплетая свои пальцы с окоченевшими Алекса. «Больше никому из нас не будет больно», – подумал он тогда, опуская отяжелевшие веки. И ошибся.

***

      Больно было даже теперь, без тела, способного испытывать физические страдания. Особенно после того, как Стефани помогла ему вернуть утраченные воспоминания о жизни до собственной смерти – Ёнджун даже не задумывался, что эта жизнь когда-то была. Для него существовало только настоящее: вечное лето, крепкий алкоголь, беспечные друзья и солнце, которое никогда не погаснет. Но ребята врали ему, даже Алекс, которому он доверял без сомнений. Ослеплённый злостью на них, на себя, на всех, Им больше всего на свете хотел сбежать. Однако бежать было некуда.       Пиратский корабль как раз проплывал мимо скалистого берега, и Ёнджун решил, что договориться с пиратами и проучить друзей, которые неизвестно сколько времени скрывали от него правду, будет неплохим выходом. Жестокость, спавшая в нём вместе с памятью о прошлой жизни, начала потихоньку пробуждаться ото сна.