Поступки прошлого

Обхватив широкую фарфоровую чашку двумя ладонями, Миа медленно пила остывший чай. При новом хозяине она так и не рискнула его попробовать. Как и тонкие круглые печеньица, пахнущие ванилью. Он пришел, когда за окном начали сгущаться сумерки, и комната погрузилась в полумрак. Приказал зажечь свет, и молчаливая женщина в строгом сером платье с белым воротничком выполнила его приказ, У предыдущих хозяев тоже была горничная, но только одна. Тут же — Миа не считала специально, — их точно было больше трех. Новый хозяин уселся в кресло, и терпеливо дождался, когда ему на подносе принесут чайник и чашку. А потом... Потом он сказал принести еще и вторую. Наверное, это из-за того, что Миа все сделала днем правильно, и так и не прикоснулась к молоку в кувшине. Женщине этот приказ не понравился, но перечить она не стала. Чашка была из тонкого фарфора, с невероятно красивым и детальным рисунком цветов на боках. Налитый в нее чай казался жидким медом, но пах цветами. Мед Миа тоже любила. Как и цветы. Когда же хозяин допил свой чай и поднялся, отойдя к окну, Миа рискнула и приподняла взгляд, рассматривая чужую широкую спину. Большой. Высокий и сильный. Наверное, гораздо сильнее ее предыдущих хозяев. С короткими русыми волосами на затылке, которые почему-то завивались, несмотря на воск. И эти завитки казались неправильными, выбивающимися из всего облика страшного человека. На ее новом хозяине были льняные штаны без единой складочки, светлая клетчатая рубашка и жилет с вышитыми на нем птицами. Ее предыдущие хозяева выглядели не так. Они никогда не повязывали на шею шелковые платки, не носили светлых брюк и уж тем более не надевали жилетов с журавлями в камышах. Не искушая удачу, Миа опустила голову. Пока ее хозяин спокоен, но что, если он заметит, что она на него смотрела? Он сильный. Что ему будет стоить сломать ей руку или приказать отрезать остаток крыла? Прямой взгляд — это вызов. — Пей чай. — Словно читая ее мысли, заметил хозяин. Миа рискнула взять чашку, лишь когда он ушел. Чай успел порядком остыть, но крылатой было уже все равно. Несколько часов — это не дни, но все равно пить хотелось. Чайник же оказался почти полон. Хозяин же ей разрешил. А после второй чашки появилась еще одна проблема. В клетке ставили ведро. В комнате же его не было. Получать простыней по лицу Миа больше не хотела. На принятие решения ушел почти час. Завернувшись в простыню, крылатая осторожно спустила ноги на пол. Когда ее вели мыть, то дорога показалась короткой. Значит, ванная комната должна была быть неподалеку. Она ведь не собирается сбежать. И потом, в чайнике еще оставалась заварка — Миа ее даже успела попробовать. Дверь не была заперта, и крылатая, выждав еще минуту и не услышав ничьих шагов, осторожно выглянула. Коридор с пушистым ковром и цветами на подоконниках. Несколько дверей с круглыми ручками. Мие повезло. Дверь в ванную обнаружилась с третьей попытки, и по коридору никто не прошел. Ванная комната поражала своей белизной. Все ручки казались выполненными из золота, а к полотенцам было страшно прикоснуться. Большое зеркало над раковиной отобразило белое лицо крылатой с неровно обрезанными светлыми волосами, которые едва касались плеч. Сначала Миа не узнала себя. Неужели это она? Это все, что от нее осталось? Где-то вдалеке хлопнула дверь, и крылатая вздрогнула. Нужно было спешить. Лишь вновь забравшись с ногами на тахту, Миа прижала к себе игрушку и попыталась успокоиться. Ее никто не заметил. Портной появился на пороге усадьбы через три дня, и так и не изменив своим привычкам за годы работы — вместе с младшим сыном, давно уже пошедшим по родительским стопам. Альберт Ирму нравился. Было в этом степенном, съежившемся от старости человеке нечто приятное и успокаивающее. Портной никогда не кричал, не терял самообладания и обладал хорошим вкусом. А еще Альберт снимал мерки в белоснежных перчатках. Ирм хотел бы думать, что его сын унаследовал все эти качества. Кто знает, сколько лет сможет прожить и проработать старик? А мучаться с поисками нового портного не было желания. — Восхитительно. — Воодушевленно заявил Альберт, пока его помощник устанавливал ширму и раскладывал образцы тканей и вышивки. — Просто невероятно! Манеер Ирм, позволите ли вы мне перед началом примерки заглянуть в гостевую ванную? На улице столько пыли... Ирм согласно кивнул, позволяя портному выйти из Фиалковой гостиной вслед за экономкой. В услугах Эвирии не было никакой нужды — Альберт за почти сорок лет наверняка выучил, за какой дверью скрывается уборная в этом крыле. Но правила оставались правилами. С последней встречи портной еще больше усох, растерял остатки волос на голове и заменил их забавным паричком, а на кончике носа теперь уже окончательно поселились небольшие круглые очки в золоченой оправе. Младший его сын, похоже, решил пойти по стопам Альберта не только в выборе профессии — он был невысоким и рыжим, словно волосы его окунули в пламя. Подражая отцу, паренек носил цветастые рубашки и тоже цеплял на нагрудный карман жилетки небольшую пухлую подушечку для булавок. И на Куренка парень таращился с опасливым восторгом. — А она дрессированная? — Не выдержав, поинтересовался он, обойдя низшую по кругу. — Она умная. — Суховато отозвался Ирм. Чужое любопытство ему не сильно нравилось. — Знаете, я думал, что никогда уже не увижу нелюдей! — Едва вернувшись в гостиную, заявил Альберт, и поправив очки, вытащил из небольшого чехла белые перчатки. — В последний раз мне доводилось шить на них одежду... Дайте подумать... В те времена, когда я ходил в подмастерьях у моего отца. Манеер Ирм, что конкретно вам необходимо? — Одежда. Что носят обычно нелюди? Несколько комплектов. Юбки, белье, рубашки, вот это вот все. — Ирм взмахнул руками, выражая «вот это вот все». — На ваше усмотрение. Младший сын вопросительно уставился на своего отца. Альберт хмыкнул, и вытащил из шелкового мешочка сантиметровую ленту жестом фокусника. — У меня есть несколько старых альбомов с моделями, они достались мне от отца. Дайте вспомнить... Да, Ник, посмотри потом на верхней полке в библиотеке, альбом в красной обложке, лежит под старым каталогом с вышивками. — Попросил портной сына. — Думаю, тебе будет интересно увидеть, что шили раньше на домашних пернатых. Ирм лишь усмехнулся, и перевел взгляд на окно. Еще одной отличительной чертой старика была не по годам хорошая память. Все, что каким-бы то ни было образом касалось его профессии, Альберт помнил до мельчайших деталей. — Знаете, манеер Ирм, у деда нынешнего мэра когда-то был нелюдь. Помню, как сейчас — высокий, статный, а ударом крыла он мог бы сшибить лошадь. Мой отец любил с ним работать... — И не боялся, что нелюдь его прибьет ударом крыла? — Не утерпел Ирм. — Ну что вы! — Махнул рукой портной, и протянул ладонь Куренку. — Пошли, милая, за ширму. Старый Альберт лишь хочет снять с тебя мерки, чтобы ты не расхаживала в этих бесформенных полотнищах. Andi, vio. Вот так, умница... Низшая, помедлив, протянула руку человеку и послушно зашла за ширму. Ирм уставился на ширму. — Это что, язык нелюдей? Вы знаете его? — Всего лишь несколько слов. — Из-за тонкой тканой преграды на миг показалась рука Альберта. — Вот мой отец знал гораздо больше... Его Риэл учил. Тот самый нелюдь, который у тогдашнего мэра находился. Удивительного ума создание. Представьте, манеер Ирм, Риэл знал восемнадцать языков, и все наречия своего вида. А как он пел! — Портной лишь зацокал языком. — Ни одна птица не могла с ним сравниться. — Пел?! — Тупо переспросил Ирм, ощущая, что что-то упустил за последние сорок лет. Низшие не пели. Всем, кого было решено оставить в живых, портили голосовые связки. Один такой пернатый низший, просто крикнув, мог убить всех в радиусе пары метров. Люди бы не позволили. Слишком рискованно оставлять даже одному нелюдю голос. — Пел, манеер Ирм. Жизнь в доме мэра замирала, когда Риэл пел. Однажды мне довелось услышать, как поют крылатые... Вот так, милая, руки в стороны... Знаете, не существует слов, которые смогли бы верно описать впечатления... Мне кажется, что если вестники Гласа Светоносного умеют петь, то голоса у них точь-в-точь как у... — Портной осекся. — Вы только не подумайте, что я совсем выжил из ума. — Ничего. Продолжайте, Альберт. — Разрешил Ирм, и бросил короткий взгляд на экономку. Та намек поняла очень быстро, и буркнув что-то про чай, вышла. — Мне интересно. — Мой отец собирал зарисовки Риэла, а потом использовал их в вышивках. — Поняв, что его воспоминания интересны, Альберт успокоился. — У него же он и выучил одну из техник плетения кружев... Вы помните свою рубашку, которую я вам изготовил двадцать четыре года назад? На ней еще манжеты были с белым кружевом, в форме перышек. Я использовал как раз ту самую технику... Только в последние годы ее запатентовали как «Столичную Легкость». Молодец, а теперь повернись спиной... Ох... — Я купил ее с этими травмами. — Счел за необходимое пояснить Ирм, ощущая, что оправдывается. — А что с этим Риэлом случилось? — Простите меня, манеер Ирм, если я говорю неприемлемые вещи, но... С Риэлом случилось горе. Другие нелюди, низшие, ночью протащили его по улицам города и убили... Знаете, я помню, как старший сын тогдашнего мэра ходил и собирал перья. А мэр умер через две недели. Слег с сердцем, и больше не встал. Мой отец оговорился, что он был болен и давно должен был умереть, но Риэл его исцелял пением, позволив прожить так долго... — Сколько? — Уточнил Ирм, испытывая желание вскочить, отбросить ширму и начать вытрясать ответы из портного — так медленно тот говорил. — Дайте припомнить... Сто три года. Почти сто четыре, но до дня рождения мэр не дожил полтора месяца... Если бы не эта война, и не низшие, то он дожил бы и до наших дней. — С чего такая уверенность? — В голосе портного не было ни грамма сомнений. Старик выжил из ума или Ирм о чем-то не знал? — Мой отец говорил, что Риэлу полторы тысячи лет, и он может поддерживать любую жизнь бесконечно долго... В старых книгах Гласа об этом тоже писалось, как и о том, что нелюди — помощники его... К сожалению, тексты в новых томах уже отредактированы... Вот и все, милая моя, я закончил. Vio. Ирм едва ощутимо погладил пальцами подлокотники кресла. Из-за ширмы осторожно вышла низшая, успевшая уже завернуться в свою простынь. Несколько мгновений Ирм мог наблюдать за тем, с каким восторженным любопытством Куренок смотрит на портного, позабыв обо всех, кто находился в Фиалковой гостиной. Едва слышно захлопнулась дверь за спиной зашедшей экономки, и крылатая вздрогнула, очнувшись, и резко опустила голову. Ирм мог быть уверен – Куренок наверняка и глаза закрыла, чтобы не вызывать хозяйской злости. Вероятно, родичи бы рассердились, что низшая посмела вот так нагло в присутствии владельцев таращиться на кого-то и вообще поднимать взгляд. А вот Ирму почему-то все показалось гадким, словно в нотки лаванды гостиной пробралась вонь, которую оставили после себя Охотники. Чай, который разлила по белоснежным фарфоровым чашкам Эвирия, был без сомнений свежим. Вот только Ирм все равно ощущал запах гнили и сожженного мяса.