Поступки прошлого

Человек наконец перестал бормотать и замер, прижав ее ладонь к своему лицу. Забылся хрупким сном? Или просто обессиленно закрыл глаза? Миа не шевелилась, даже не пытаясь выдернуть руку из чужих пальцев. То, что накрыло волной его хозяина, еще не ушло полностью, и могло вернуться от любого резкого движения. Она не была лекарем – Старейшина Гарм не учил ее этому. Но книг в доме было множество, как и кристаллов с записями, энциклопедиями и бесконечными данными. Читать Мие не запрещали. Это не было похоже на проклятие. Миа помнила – к ним в поселение часто приходили люди и жаловались на разные проклятия, просили избавить их от этого. А один раз Старейшины, получив свою плату за «избавление» от «злого ведьмовства», пошутили, что люди согласны любую болезнь назвать колдовством. Эти воспоминания отрезвили. Перед ней был не хозяин, а просто человек. Обычный человек, который во что-то верит, на что-то надеется и чего-то желает. Не всесильное существо, а тот, кто владеет ключом от ее свободы. И это неправильно, так быть не должно. Миа не животное, не зверушка – она живая и разумная, она никому не причинила зла. Она вообще хочет просто вернуться домой. Но Миа слишком хорошо знала, что будет даже за попытку сбежать. И пусть этот человек, в отличии от предыдущих хозяев, не посадил ее на цепь и в клетку, он волен сделать все что пожелает. И никто не встанет на ее защиту. Тут не было никого, кто бы мог защитить крылатую. Поэтому единственное, что ей оставалось – сидеть неподвижно на полу, слушая как человек, который был ее хозяином, сжимает ее ладонь, и надеяться на то, что утром Мию не побьют, не затравят собаками и не запрут в клетке за то, что она сбила вазу в коридоре. И пока человек сидел вот так на полу – с закрытыми глазами, подогнув одну ногу, уперевшись спиной в дверной косяк – он был именно человеком, а не хозяином. И от этого Мие становилось странно. Как он называл себя? Ирмалэль? Шевельнув затекающей кистью, которую продолжал держать человек, Миа случайно коснулась его носа. Ничего не произошло. Хозяин не ощутил? Потерял сознание? Заснул? Как бы то ни было, пальцев он не разжимал, и крылатая беспомощно оглянулась. Сидеть на полу было холодно, а полотенце, в которое она завернулась, осталось где-то на лестницах. Миа не думала, что у нее хватит духу так бежать. Но возвращаться в ту комнату стало вдруг страшно до тошноты и головокружения. Поначалу она хотела вернуться в ванную, переждать, пока человек покинет гостиную, но крылатую заметили. Тут тоже было страшно, но не так. Выждав еще минуту, Миа попыталась высвободить руку из чужой хватки. Пока человек не смотрел на нее, пока у него были закрыты глаза, он не казался ей жутким. На него даже можно было смотреть, различая в полумраке от светильника тонкие губы, нос с горбинкой и растрепавшиеся, падающие на лоб светлые пряди. И при взгляде на эти прядки образ страшного человека рассыпался. Бледнел. Не удержавшись, Миа уже целенаправленно потрогала чужой нос. Ничего страшного опять не произошло. Но на всякий случай крылатая не стала испытывать судьбу еще раз, и замерла, терпеливо ожидая, когда человек или уснет покрепче, или проснется, но в любом случае – когда разожмет пальцы и отпустит ее руку. Через какое-то время произошло первое, и Миа аккуратно отодвинулась. Дверь в коридор была заблокирована телом хозяина, да и покидать комнату казалось очень плохой затеей. Что, если в коридоре ее опять ждет та самая женщина с полотенцем наизготовку? Стянув с кровати толстое белоснежное одеяло, крылатая аккуратно набросила его на ноги человеку. Возле потухшего камина стояло кресло, накрытое пледом. Туда Миа и забралась, поджав ноги.