Западня

      Проснувшись, она не сразу сообразила, где находится. Комнату заливал утренний свет, свежий прохладный воздух проникал через оставленную открытой балконную дверь. Она сладко потянулась на мягкой кровати и в следующий миг поняла, что ей непременно надо в туалет.       События вчерашнего дня одно за другим пробежали перед глазами. Радоваться, конечно, было нечему — впереди неизвестность, с перевесом в сторону худшего исхода. Если уж командующий этой базой самолично распорядился отдать ее в руки солдат, значит, едва ли ей светит проведение хоть какого-то расследования. В мыслях они уже покончили с ней.       Но, напомнив себе, что перед смертью обязательно стоит побороться, она выбралась из уютной постели, накинула халат и спустилась вниз, надеясь, что не застанет там хозяина.       Надежда не оправдалась. Он сидел на диване боком к ней и пил кофе, уткнувшись в компьютер у себя на коленях. При ее появлении он метнул на нее мрачный взгляд из-под насупленных бровей.       — Доброе утро, — вежливо поздоровалась она.       Он не ответил, снова отвернувшись к компьютеру.       Постояв несколько секунд на месте, она пожала плечами и проследовала в ванную.       После душа стало легче, но переодеться было не во что, и она вновь облачилась в ночную сорочку и халат. В халате днем будет жарковато, да и вид довольно нелепый, но что делать… Хоть трусы высохли, можно снова их натянуть.       Он не изменил позы, только чашка из-под кофе уже была пуста. Она подошла ближе и присела рядом на край дивана.       — Можно узнать, что ты собираешься делать?       Пес снова поднял на нее глаза, будто только что ее заметил.       — С тобой?       — Нет, блин, с цветами в огороде!       — Цветы растут на клумбе, а не в огороде.       — Пусть себе гребаные цветы растут где им угодно, я хочу узнать, что ты намерен делать.       — Для такой юной леди ты слишком уж грязно ругаешься. Я не люблю ругани в своем доме.       — Прости. И все же?       — Первым делом дождемся гостей.       — Каких гостей?       — Догадайся.       — А потом? Сдашь меня обратно? Прямо в халате?       Его губы некрасиво искривились, когда он бросил взгляд на ее облачение.       — Прости, но у меня тут не магазин женской одежды. Могу предложить пока свою футболку, а если прием гостей пройдет без осложнений, съезжу в город и куплю тебе что-нибудь.       Он ответил лишь на вторую часть вопроса, да и то не так, как ей бы хотелось. Она открыла было рот, чтобы добиться разъяснений, но в гостиной раздался звук сигнала, и на загоревшемся видеомониторе у входа показался седовласый военный, который вчера проводил допрос.       — Иди наверх, — коротко сказал он, поднимаясь, — и не высовывайся, пока я не разрешу.       — А если…       — Если что-то пойдет не так, вместо меня за тобой придет кто-нибудь другой.       Что ж, все предельно ясно. Она вздохнула и послушно поднялась в выделенную ей комнату. Однако не утолить любопытство, тем более, когда дело касалось непосредственно ее, она не могла себе позволить, поэтому оставила дверь слегка приоткрытой и прильнула к щели ухом.       Разговор, видимо, начался еще снаружи, потому что когда мужчины вошли, она услышала лишь его обрывок:       -…себе позволяешь?!       — Я уже сказал. То, что вы позволили себе по отношению к пленной — недопустимо.       — Тебе какое до этого дело?       — Я ее привел. И я не собираюсь потворствовать издевательствам над пленными. Иначе в следующий раз я буду убивать их на месте. Она была нужна вам для допроса или для потехи?       — Для допроса. Но ты сам видел, что она не была расположена говорить.       — Ну так расположите ее.       — Это я и собирался сделать.       — Угробив ее?! Болтон, вы же прекрасно знаете, что от нее бы к утру ничего не осталось.       Болтон?.. Уж не папочка ли небезызвестного живодера Рамси? Вот совпадение так совпадение… Яблочко от яблоньки и впрямь недалеко падает.       — …Ты не имеешь права влезать в это.       — Я взял на себя такое право, поэтому имею.       — Да кто ты…       — Вы знаете, кто.       — Ты переходишь границы, сопляк. Если ты и дальше будешь позволять себе такие выходки, тебя отдадут под трибунал, и даже Тайвин не поможет тебе…       — А вы попытайтесь.       Далее следовало молчание, предполагавшее, очевидно, обмен уважительными взглядами.       — Она здесь?       — Да.       — Я хочу ее видеть.       — Нет.       — Да как ты…       — Я сам добьюсь от нее правды. Вы получите свою информацию, когда я буду на сто процентов уверен, что она достоверна. А дальше делайте с ней что хотите. И с информацией, и с девчонкой.       — Она должна вернуться под стражу.       — Здесь она будет в безопасности.       — Дурак ты! Она отсюда сбежит в два счета!       — Отсюда не сбежит.       Снова длительная пауза.       — Сколько тебе потребуется времени?       — Пока не знаю. Неделя. Может, две. Или месяц.       — Это слишком долго. Она должна понести наказание в ближайшие дни.       — Ее личность не установлена. А вдруг это и вправду не северянка? Вдруг в этот вертолет ее запихнули силой, а она — похищенная дочь какой-нибудь высокопоставленной особы? А если она и впрямь потеряла память, собирая грибы? Вы готовы расстрелять человека, ничего не зная о нем? Имея лишь косвенные улики?       Пауза.       — Хорошо. Будь по-твоему. Можно пойти длинным путем и взять с нее отпечатки.       — Я сам это сделаю. У меня есть доступы ко всем базам. Повторяю — когда я буду готов, вы получите достоверную и полную информацию.       — Ты много на себя берешь, сопляк.       — Да.       Пауза.       — Головой за нее отвечаешь.       — Согласен.       Дверь захлопнулась — хозяин ушел провожать гостя. А она призадумалась. Чего, собственно, хочет от нее Пес? Ведь он ничего не знает о ней, но нарывается не по-детски. Зачем ему такой серьезный риск ради нее?       Впрочем, откуда ей знать, чем он рискует? Она услышала о каких-то странных связях Пса и Тайвина. Несложно догадаться, что речь, скорее всего, о Тайвине Ланнистере. Но что это за связь, которая позволяет ему нарушать военные приказы? И вообще… кто он такой?       Она отошла от двери, осторожно прикрыв ее, и села на край кровати, дожидаясь его прихода. Перед тем, как войти, он постучал — ей это понравилось.       — Слышала? — лаконично, в присущей ему манере поинтересовался он.       Она кивнула.       — Так что? Может, облегчишь мне задачу? И расскажешь правду?       Она пожала плечами.       — Я говорю правду.       — Кто ты?       — Я не помню.       Разумеется, ему было неприятно слышать этот ответ. Но ничего другого сказать она не могла, как бы ни хотелось.       — Я все равно это узнаю.       — Узнаешь — сообщи мне. Буду тебе благодарна.       — Ты и так должна быть мне благодарна.       — Я благодарна.       — Что-то не заметно.       — А какой благодарности ты хочешь? Чтобы я ползала на коленях и целовала тебе руки? Могу исполнить.       Она с готовностью встала перед ним на колени и потянулась к его руке. Он отшатнулся, скорчив гримасу. Боги, ну и рожа у него… жаль, что так не повезло неплохому, в общем-то, человеку.       — Дура, — сказал он и вышел из комнаты.       Она решилась выйти за ним и спросить позволения сделать себе кофе. Но уже с лестницы стало видно, что в гостиной его нет, а еще через минуту он появился из комнаты напротив с какой-то тряпкой в руке.       — Вот, можешь пока надеть. Если успею, сегодня куплю тебе что-нибудь.       Она развернула протянутую вещь — это была футболка желтого цвета, явно с его плеча, несоразмерно широкая и длинная для нее. На груди была изображена черная оскаленная собачья морда.       — Симпатично, — одобрила она, — спасибо.       Он не ответил.       — Можно мне кофе?       — Делай что хочешь.       Он снова скрылся за дверью своей комнаты, и она оказалась предоставлена сама себе.       Воспользовавшись разрешением, она принялась исследовать содержимое кухонных шкафчиков и холодильника. Когда он снова спустился, она уже завтракала овсянкой с молоком и свежезаваренным кофе, уютно устроившись на диване прямо с ногами, облаченная в новую футболку, будто в короткое платье.       Он был одет в военную форму, которая ему удивительно шла; за плечом угадывался рюкзак.       — Я уезжаю. Буду вечером.       Она кивнула.       — У тебя телевизора нет?       — Нет. И телефона тоже нет. И комп я заберу. Никакой связи с внешним миром для тебя здесь не будет.       — Я просто так спросила. Ничего, книжку почитаю.       Он хмыкнул.       — Это вряд ли. И вот что. За пределы дома не выходи.       — И во двор нельзя?       — Нельзя. Узнаю, что выходила — а я узнаю, будь уверена, — сразу отправлю тебя назад к лорду Болтону. И больше пальцем о палец для тебя не ударю.       — Хорошо, можешь не угрожать мне каждый раз, я и с первого поняла. Нельзя так нельзя.       Ей показалось, что уголок его губы дернулся в удовлетворенной полуухмылке.       — Вот и умница. Будешь чудить — тебе же хуже.       — А если кто-то придет?       — Не придет. А если и придет, твое дело — никому не открывать, сидеть в доме и молчать.       — Отличная перспектива, — уныло огрызнулась она.       — Могу предложить альтернативу, — он многозначительно указал рукой на дверь.       — Нет уж. Я лучше высплюсь, — она тронула рукой все еще раскалывающуюся голову.       Он проследил взглядом ее жест.       — Как голова?       — Болит.       — В ванной есть обезболивающее. Ну, привет.       Он ушел, не оглядываясь, хотя она чувствовала некоторую недосказанность между ними. Впрочем, пока ее устраивало положение вещей. Здесь, под его защитой, она в относительной безопасности. Он сам не причинит ей вреда, в этом она была абсолютно уверена. Это, кстати, увеличивает шансы на побег. Дождаться бы, пока он привезет какую-то одежду и обувь… А пока можно внимательно изучить дом и двор с балкона.       Закончив завтракать, она убрала за собой и еще раз внимательно осмотрела комнату, особенно замок на двери. Он не блокировался для открытия изнутри — по сути, Пес предоставил ей полную свободу и ограничивал ее только словами. Она хмыкнула. Ладно, пока что лучше побыть послушной девочкой и использовать время для тщательного планирования побега.       В кухонных шкафчиках нашлось много консервных жестянок, наподобие тех, которые он брал с собой во время облавы на нее. Это хорошо. Можно незаметно утащить парочку-другую… водой запастись… еще надо бы присмотреть мешок какой-то… сумки-то нет.       Идти сперва надо по воде, чтобы не оставить следа для собак. А потом держаться в отдалении, но не терять реку из виду. Когда кончится питьевая вода — лучше быть поблизости от реки.       Бежать надо ночью. Он будет спать и хватится ее только утром. За это время она уйдет далеко. По лесу они перемещаются только пешком, иначе никак. Ну, может, еще вертолетом прочешут, но лес-дубрава, сверху легко не заметить.       Пока все складывается отлично, можно чуток расслабиться. Она подошла к большому книжному стеллажу возле стены у самого входа, но, когда попыталась всмотреться в названия книг, поняла, почему вызвала на его лице насмешливую ухмылку при упоминании о книгах. Здесь были в основном медицинские справочники, словари и прочие фармакологические фолианты. Она озадаченно потерла нос. Врач он, что ли? Ни за что бы не поверила. Возможно, его бывшая жена — или кем там была хозяйка комнаты, — была врачом?       На втором этаже обнаружилось пять дверей — по две на каждой стороне и одна в торце. Ближняя комната, вероятно, служила кладовой — в нее была свалена куча всякого хлама и ненужной мебели. Следующая комната - ее спальня. Дверь напротив была заперта на ключ. Другая дверь, ближе к лестнице, вела в хозяйскую спальню, и она не удержалась от соблазна заглянуть туда. На всякий случай обернула пальцы платком. Впрочем, спальня Пса слегка разочаровала. Ничего особенного — стол, кресло, кровать, одежный шкаф и книжный стеллаж. Телевизор и вправду отсутствовал. В комнате царил легкий беспорядок. Интересно, кто здесь прибирается? Как-то сложно представить Пса, закатавшего рукава и повязавшего себя фартучком, за мытьем полов и полировкой книжных полок.       Следующим осмотру подвергся двор с высоты балкона. Спуститься можно довольно легко, но для надежности лучше привязать к изогнутым кованым прутьям простыню и использовать ее в качестве каната. Затем, вдоль внутренних построек — гаража и чего-то вроде сарая или вольера для животных - спуститься по не слишком крутому склону вниз, где среди зеленых газонов и цветочных лужаек пролегало русло реки. Насколько было видно глазу, высокий каменный забор окружал дом с трех сторон, а с четвертой никаких ограничений, кроме реки, не наблюдалось.       Голова разболелась не на шутку; она вспомнила об обезболивающем и нашла его в ванной за зеркальной дверцей шкафчика. Попутно оценила порядок, царящий на полках — либо Пес и впрямь педант, либо к нему все-таки заглядывает женщина.       До вечера оставалась еще уйма времени, и она решила заняться чем-нибудь полезным. Давненько ей не выпадала возможность просто побыть в доме, где есть спальня и удобная кухня. В последние годы жильем ей служили солдатские казармы и походные палатки, а к стряпне ее не подпускали — официально считалось, что ей надо беречь руки, но она ведь знала, что это полная фигня. Причиной было ее особое положение: дочь главнокомандующего, а после смерти отца — сестра главнокомандующего, она поневоле обладала привилегиями, несмотря на то, что ее это ужасно бесило. Впрочем, один раз имя сыграло ей на руку — в кои-то веки доверили настоящее, серьезное задание. Пекло, и надо же было так глупо провалиться…       Она вздохнула и, пошарив по кухонным шкафчикам и холодильнику в поисках подходящих продуктов, принялась за работу. Ее окутало давно забытое уютное воспоминание, когда она, еще девочка-подросток, помогала маме на кухне, начищая овощи, маринуя мясо, взбивая белки и замешивая тесто. Кухня всегда казалась ей каким-то волшебным местом: в их доме она была большая и удобная, с огромным овальным столом, за которым каждый вечер собиралась их большая семья. Отец, как бы он ни был занят, всегда стремился вернуться домой к ужину, если только не находился в отъезде. Сестру к плите никто бы не загнал даже палками, поэтому обязанность стоять у плиты лежала на них с матерью. Но это ничуть не тяготило ее, напротив, она обожала эти милые уютные моменты рядом с мамой, а затем — со всей семьей, чинно восседающей за огромным столом и беседующей о событиях прошедшего дня.       С началом войны все изменилось. Отца не стало, вслед за ним не стало и матери. От брата, подавшегося на запад, давненько не было никаких известий. А она… пекло, она застряла тут, и теперь, вместо того, чтобы хорошенько обдумывать предстоящий побег, развлекается всякой ерундой… Впрочем, через пару часов у нее получился весьма ароматный суп, аппетитное жаркое и несколько нежнейших лимонных пирожных.       Она поела в одиночестве, вымыла грязную посуду, неспешно привела в порядок кухню. Теперь пришло время поискать какую-нибудь сумку или соорудить мешок и собрать в него запас продуктов. Поколебавшись, она поднялась в свою комнату. Ей претило рыться в чужих вещах, но, находясь в плену, глупо было соблюдать условности.       Открыв дверцы большого зеркального шкафа, она обнаружила, что практически все полки были пусты. То ли хозяйка забрала все свои вещи перед уходом, то ли появлялась здесь лишь эпизодически. На дне нижнего ящика, однако, неожиданно обнаружился пыльный пухлый фотоальбом — удивительная вещь для современного мира… Она не смогла удержаться, чтобы не заглянуть в него. Ничего особенного. Начинался альбом, как и водится, с чьей-то давней свадьбы. Мода на такие свадебные платья и прически прошла, пожалуй, еще с Завоевания Эйегона. Ну, может, и не с самого Завоевания, но давненько. Однако лица молодых излучали любовь и счастье. Женщина показалась ей смутно знакомой, хотя вряд ли она могла ее знать. На следующих страничках парочка уже обзавелась ребенком, довольно крупным малышом в смешных шортиках и рубашечке в мелких собачках. Малыш явно не любил улыбаться — на всех фотографиях, где он присутствовал, лицо его было насупившимся, он смешно выпячивал губы. Следом у парочки появилась девочка. Ее частенько усаживали на стул, чтобы сфотографировать, и цепляли на короткие волосы бант размером с ее собственную голову. На некоторых фотографиях семейство позировало вчетвером — неулыбчивый сын на руках у отца, а счастливо улыбающаяся во все восемь зубов дочь — на коленях у сидящей матери. Следующий этап жизни семейства ознаменовался появлением еще одного малыша, только мать при этом куда-то подевалась — на фотографиях с этого момента присутствовал только отец. Возможно, она растолстела после родов и разлюбила фотографироваться. А может, сама была в роли фотографа. Фотографии заканчивались в середине альбома, на последней младшему мальчику было около шести лет, а девочке около восьми — снимок запечатлел ее целующей братика в пухлую щечку.       Она задумалась, невольно погрузившись в чужие семейные тайны. Куда подевалась эта семья? Сейчас в доме жил лишь один угрюмый и нелюдимый Пес. Если попытаться представить его без этого ужасного шрама в половину лица, то он напоминал любого из этих двух мальчишек, настолько они были похожи. Отличались они лишь взглядом — старший был неизменно угрюм, а младший сиял, будто серебряная монетка на утреннем солнце, подобно своей сестре. Скорей всего, Пес и был этим старшим — сложно было представить его весельчаком. Но где остальные домочадцы?       Однако поиски не увенчались успехом, и ей пришлось положить альбом на место и соорудить из обрывка простыни, принесенной из тюремной камеры, подобие мешка с лямкой через плечо, который она благоразумно затолкала под высокий матрас.       Спустившись вниз, она исследовала пространство за диваном и едва не присвистнула — за ложной стеной прятался довольно просторный тренажерный зал. Очень кстати! Пошел уже пятый день, как она пропускала тренировки, а поддерживать форму было не лишним — кто знает, какие сюрпризы преподнесет ей судьба. В плохой исход верить не очень-то хотелось, для этого она была слишком закоренелой оптимисткой.       Погоняв себя на тренажерах около двух часов, она с наслаждением вымылась под душем, заварила себе чашку душистого чая, найденного на полке, взяла первый попавшийся медицинский справочник и умостилась на уютном диване, накрыв ноги пледом, оставленным хозяином еще с утра.       Задремала она незаметно для себя на подробном описании симптомов атеросклероза.