Западня

      Проснулась она поздно. Комнату уже заливал яркий солнечный свет, безжалостно коснувшийся пронзительным лучом сладко сомкнутых во сне век. На один короткий миг перед пробуждением ей показалось, что она лежит в своей собственной девичьей спальне в родительском доме, что сегодня воскресенье, поэтому ей дали выспаться вволю, и когда она спустится вниз, кухня уже будет наполнена ароматом поджаривающихся блинчиков, а улыбающаяся мама протянет запачканные в муке руки в ожидании утреннего поцелуя.       Тем более горькой оказалась реальность, в которой больше не было места ни родительскому дому, ни маме, ни папе, ни уютному аромату воскресных блинчиков…       Впрочем, мысль о блинчиках заставила ее подскочить на месте. Разом припомнилось ее намерение привлечь угрюмого Пса на свою сторону, а сытый желудок, как любила повторять мама, как нельзя лучше помогает сделать мужчину сговорчивым.       Она накинула халат и прихватила с собой платье, чтобы переодеться после ванны. Но, вопреки ожиданиям, Пса внизу не было. Ключей на крючке у входной двери тоже не было — значит, он ушел. Она почувствовала легкое разочарование. Опять, что ли, предстояло провести целый день в одиночестве в пустом доме? Она и в первый-то день не знала, чем себя занять, а сегодня, когда мысли о побеге больше не возникали, она готова была взвыть от тоски. Хоть бы книжку какую ей купил, ей-богу…       Стараясь растягивать каждое действие, чтобы хоть как-то заполнить предстоящий бесконечный день, она неспешно вымылась, переоделась, заплела волосы в косу, натянула на себя платье и повертелась перед зеркалом в ванной — на фигуре сидело вроде ничего. Грудь, конечно, можно было бы сделать рельефней и повыше, и она опять посетовала на то, что Пес не догадался купить ей недостающую часть белья. Горестно вздохнув, она отправилась на кухню и, назло всем обстоятельствам, соорудила целую гору блинчиков, будто и вправду собиралась накормить ими большую семью. Мысли лениво плескались в мозгу, занятые в основном тем, что приготовить на обед. Думать о том, что ждет ее в будущем, не хотелось совершенно — только зря себя расстраивать. Чему быть, того не миновать, заранее все равно ничего спланировать не получалось. Если что, будет действовать по ситуации.       После завтрака она неспешно убрала все продукты, до блеска вычистила кухню, потом вымыла полы в коридоре наверху, затем в своей комнате, и в завершении посягнула на недозволенное — заглянула в комнату хозяина. Сегодня здесь царил идеальный порядок, если не считать небрежно брошенную на кресле вчерашнюю одежду Пса — черную футболку с изображением разверстой пасти какого-то мифического чудовища на спине и линялые по последней моде джинсы. Она подошла ближе, раздумывая, как лучше поступить — собрать вещи, чтобы закинуть их в стирку, или оставить на месте? Так и не придя ни к какому решению, она взяла в руки футболку и, встряхнув, расправила перед собой. Ее буквально обволокло мужским запахом, исходящим от его вещи, и она невольно прижала мягкую ткань к лицу, вдыхая его. Запах очень напоминал ей отцовский — почти без примесей химических отдушек, с легким вкраплением выпитого накануне алкоголя, он снова подействовал на нее умиротворяюще, как и тогда, когда безобразный монстр затравил ее собаками и нес на своем плече.       Странно. Может ли быть такое, что запах человека тебе нравится, а сам он — нет? Или она просто сильно скучает по отцу, и поэтому любая мелочь вроде знакомого запаха на чужой вещи пробуждает в ней смутные воспоминания? Вдохнув еще несколько раз, пока чувство обоняния не притупилось, она вернула футболку на место, аккуратно расправив, и принялась мыть пол в комнате Пса. Наверное, стоило бы осмотреть ее повнимательней — шкафы, полки, выдвижные ящики… быть может, он оставил где-нибудь свое оружие?       Ха, как же. Дождешься от этого педанта.       Она уже спускалась вниз по лестнице, собираясь выплеснуть грязную воду из ведра, когда вдруг услышала звук открывающегося замка на внешних воротах. Неужели вернулся?       Она мигом рванула в туалет, вылила воду в унитаз и, поспешно вымыв руки, пригладила растрепавшиеся во время работы волосы, попытавшись придать лицу интригующе-соблазнительное выражение. Получилось плохо. Мысленно выругавшись, она нацепила невинную улыбку и вышла из туалета.       Вместо Пса на нее ошалело таращилась красивая брюнетка с длинными вьющимися волосами.       — Ты кто? — выпалила красавица, слегка отступая назад и нащупывая рукой спинку стула.       Зрелище было забавным, стоило признать.       — Никто, — не без злорадства отвечала она. — Так, мимо проходила.       — Как ты сюда попала?! — с вызовом в голосе воскликнула черноволосая, медленно выставляя стул перед собой.       — Хозяин привел. Погостить.       — Сандор?! Не верю, он не мог… кто ты такая?       Ах, значит, Пса зовут Сандор… странно, она ни разу не задумалась над тем, что у него может быть имя. Настоящее. Кличка «Пес» удивительно шла ему, несмотря на то, что со времени знакомства с ним прошло совсем немного времени и узнать его хорошенько ей пока не представилось возможности.       — Да ладно тебе. Родственница я, — она наслаждалась смятением брюнетки, бегло и с некоторой завистью осматривая ее фигуру.       А позавидовать было чему: тонкая талия, перехваченная широким поясом, высокая пышная грудь, аппетитно покоившаяся в глубоком вырезе платья, крутые округлые бедра, красиво подчеркнутые облегающей трикотажной тканью, угадывающиеся под длинной юбкой стройные ноги, как ни странно, обутые в туфли на высоком каблуке… Так вот кого трахает Пес. То-то он не заинтересовался сомнительными прелестями незнакомки, бегающей по лесам.       — Врешь. У него нет родственников, — черноволосая воинственно нахмурила красивые брови.       — Нет так нет. Значит, я привидение. А ты-то кто и как сюда попала?       — Я его… его… знакомая. Прихожу по вторникам и пятницам, помогаю по хозяйству. Готовлю и убираю…       — Уборщица, значит, — в голосе отчетливо промелькнуло злорадное удовлетворение. — Вот что: извини, но временно он в твоих услугах не нуждается. Я тут уже прибралась, а к его приходу сумею и ужин приготовить.       Девушку явно задели грубые слова — она гордо вскинула красивую голову и тряхнула иссиня-черными кудрями.       — Я не уборщица! Я его подруга!       — Невеста, что ли? — ей определенно доставляло удовольствие подтрунивать над растерянной гостьей, а заодно и насолить Псу.       Кто бы мог подумать? Сам — образина образиной, а какую красотку подцепил!       — А хоть бы и невеста, тебе что с того? — взвилась черноволосая. — Ну-ка, говори, кто ты такая, а то я гвардейцев позову!       Эти слова заставили ее поморщиться.       — Не надо гвардейцев, — миролюбиво ответила она, — лучше позвони своему Сандору, он тебе сам все объяснит.       Черноволосая спохватилась, попятилась к двери, вынула из сумочки телефон и набрала номер, не переставая сверлить взглядом незнакомую ей девицу.       — Сандор? Привет. Я уже у тебя, а тут какая-то… Да. Нет… Нет, я ничего… Хорошо, как скажешь. Да, до вечера, буду ждать.       Метнув на неожиданное препятствие уничтожающий взгляд, красотка молча открыла дверь и вышла из дома. Вскоре послышался звонкий звук захлопнувшихся ворот.       Она озадаченно потерла переносицу. Ситуация, похоже, осложнялась — соблазнить Пса едва ли удастся, раз у него в активе такая роскошная красотка. Она приуныла и присела на стул, который нервно таскала за собой по гостиной черноволосая. Готовить как-то сразу расхотелось. Просидев в непривычном для самой себя оцепенении довольно долгое время, она вынуждена была признать, что все ее планы на спасение один за другим летят в тартарары. Может, и правда плюнуть на все это и плыть по течению? В конце концов, смерти она не боялась — слишком часто ей приходилось сталкиваться с ней в последние годы. Больше боялась мучений перед смертью, если вдруг папочке Болтону вздумается отомстить ей за устроенный маскарад и порушенные планы, но она все-таки надеялась на то, что Пес каким-то образом использует свое странное влияние и помешает им мучить ее.       Уныние сменилось досадой, досада — злостью, а злость лучше всего выплескивать на тренажерах, чем она и занялась, загоняя себя до седьмого пота, прямо в новеньком платье.       Там, запыхавшуюся, растрепанную, насквозь пропотевшую, но все еще злую на всех, а особенно на саму себя, и нашел ее неожиданно вернувшийся Пес. Вальяжно опершись плечом на косяк проема, ведущего в зал, и скрестив руки на груди, он молча кривил губы в ухмылке, наблюдая за тем, как она медленно и хмуро слезает с велотренажера и оправляет на себе измятое и покрытое мокрыми пятнами платье. Смотреть на него и читать насмешку в серых глазах вовсе не хотелось, и она понуро облокотилась о тренажер, разглядывая и теребя в руках концы шнурка на декоративном пояске.       — Что случилось? — нарушил он бесконечное молчание.       Она пожала плечами, не поднимая глаз.       — Ничего. А что могло случиться?       — А почему на тебе лица нет?       — Это на тебе его нет, а с моим все нормально, — буркнула она, завязывая концы шнурка морским узлом и пытаясь заново их развязать.       Он хмыкнул.       — Ну, раз нормально…       — Твоя красотка приходила, — зачем-то сказала она, бросив на него взгляд исподлобья.       Пес помолчал, не изменив позы.       — Ты нагрубила ей?       — Почему сразу нагрубила? — огрызнулась она. — Это она мне допрос устроила… кто да откуда… Я ей только посоветовала тебе позвонить, Сандор.       Его имя она произнесла как можно язвительней, сама не понимая, почему злится на него.       — Я забыл ее предупредить, чтобы не заходила, — он пропустил последнее слово мимо ушей и будто бы оправдывался перед ней.       — Да ладно, чего уж… пусть ходит. Вдвоем как-никак веселей будет. Тем более, она тебе и готовит… вот, сегодня ты без ужина остался.       Она ненавидела себя за весь этот бессвязный поток сознания, но на душе было слишком уж скверно, чтобы следить за языком.       — Переживу, — коротко ответил он, не сходя с места.       Она оставила в покое шнурки и с сожалением отодвинулась от тренажера, чувствуя усталость во всем теле — обычно приятную, но сегодня лишь усугублявшую ее невеселое состояние. Ей пришлось пройти в проем мимо Пса, постаравшись не наступить на его ноги. Она так старалась, что не удержала равновесие и чуть не повалилась на него, вовремя выбросив руку для опоры, наткнувшись ею на его мускулистое предплечье.       Соблазнительница, блин, хренова… Все в одном флаконе — унылая злоба вместо невинного хлопанья ресницами, провонявшее потом платье с мокрыми разводами вместо секси-наряда, выгодно демонстрирующего длинные ноги, всклокоченные слипшиеся пряди выбившихся из косы волос вместо кокетливо падающих на лицо локонов, и неуклюжий тычок, предотвращающий падение, вместо случайного легкого касания.       — Прости, — выдавила она из себя, отпрянув от него, и уныло побрела в ванную, чтобы принять душ.       Подставив под горячие струи лицо, она позволила себе расплакаться, надолго и вволю, выплескивая из себя вместе с рыданиями все накопившееся напряжение последних дней.       Вымывшись, она, как смогла, руками постирала платье и повесила сушиться прямо в ванной. Завернувшись в халат и время от времени судорожно всхлипывая, уже непроизвольно, она вышла из ванной и постаралась незаметно прошмыгнуть на лестницу. Пес был занят приготовлением ужина: судя по запаху и характерному шипению сковородки, он решил не тратить времени зря и обойтись яичницей.       Оказавшись в своей комнате, она рухнула на постель лицом в подушку и отупело лежала так, совершенно потеряв счет времени, пока не услышала отчетливый стук в дверь.       Не хотелось ни вставать, ни шевелиться, ни издавать какие-либо звуки. Быть может, он правильно поймет ее молчание и не станет ее беспокоить.       Но слабая надежда на то, что ее оставят в покое, рухнула вместе с тихо открывшейся дверью. Она не изменила позы и даже не повернула к нему лицо.       — Есть будешь?       — Нет, — нашла в себе силы выдохнуть она.       Она ожидала, что он захлопнет дверь и уйдет, но тщетно — услышала его шаги по направлению к кровати, а через мгновение кровать заметно прогнулась под тяжестью его веса — он сел рядом.       — Да что с тобой такое?       — Ничего.       Некоторое время Пес хранил молчание, а затем снова заговорил:       — Ну уж нет, пташка. Так не пойдет. Выкладывай, что стряслось.       Она молчала, не поворачивая головы. Что тут скажешь?       И вдруг почувствовала, как его рука собирает пряди ее влажных волос одну за другой, освобождая шею и часть лица, а потом разворачивает ее голову к себе, заставляя повернуться всем телом. Не выпуская ее головы из ладоней и не давая ей возможности отвернуться, он слегка наклонился над ней, и на мгновение ей почудилось, что он собирается ее поцеловать. Но лишь на мгновение.       — Говори.       — Да что говорить-то? — взвилась она, убирая его руки от своего лица и садясь на кровати. — Что ты хочешь услышать от смертницы? Все отлично, правда! Просто зашибись! Горячая вода, мягкая постель, вкусная еда, домашние тапки — я отлично устроилась! Только даже самая комфортная тюрьма остается тюрьмой, а выход из нее только один!       — Чего же ты хочешь? — глухо сказал он, слегка отстраняясь от нее.       — Уйти отсюда.       — Уходи. Тебя никто здесь не держит, я уже говорил.       Она истерически захохотала ему в лицо.       — Гуманист хренов! Тебя самого от себя не тошнит, а? Да провались ты в пекло со своей показушной жалостью! Ненавижу тебя! Ненавижу!!!       Не контролируя себя, она треснула его кулаками в мощную грудь, а затем еще раз, и еще, пока он, наконец, не перехватил ее запястья — почти нехотя — и не завел их ей за спину, но совсем не больно, и привлек ее к себе.       — Успокойся и возьми себя в руки. Истериками ты себе точно не поможешь.       Но ей было все равно — она снова зарыдала, уткнувшись лицом в его плечо, краем сознания отметив, что одна его рука отпустила ее руку и принялась осторожно гладить ее по волосам.       — Я не могу ничего сделать, пока не узнаю, кто ты.       Хрена тебе лысого! Не дождешься! Она едва не укусила его снова в плечо, лишь чудом удержавшись от очередной глупости и усилием воли стиснув зубы.       — Ты знаешь, что я не могу тебе сказать.       Выхода нет, так или иначе.       Похоже, последние слова она произнесла вслух, потому что он ответил на них, привычно хмыкнув:       — Я думал, заноза в заднице вроде тебя выход найдет всегда. Не хочешь говорить — не говори, я могу тебя понять. Но ты и правда облегчила бы мне задачу и сэкономила время, если бы призналась.       — Время для чего? — она отпрянула от него и посмотрела в обожженное лицо, не стесняясь того, какой она выглядит в его глазах. — Не терпится выслужиться перед папочкой Болтоном и сдать меня поскорее со всеми потрохами?       Его рука все еще лежала у нее на затылке, и он медленно отвел ее в сторону.       — Если бы я хотел поскорее тебя сдать, я бы не забирал тебя к себе.       Она мотнула головой:       — Я не понимаю. Зачем тебе все это? Ради чего?       Пес внимательно вглядывался в ее лицо.       — Не знаю. Вначале не мог смотреть, как тебя избивают. Потом не мог допустить, чтобы тебя трахнула вся рота. Забирал тебя только поэтому — чтобы оградить от насилия. А что теперь с тобой делать, я не знаю.       Она насупилась и опустила взгляд: ей вдруг стало стыдно. Чего она, собственно, хотела от него? Чтобы отсыпал ей конфет в дорогу и за ручку провел через все кордоны, передав из рук в руки северянам?       — Плохо то, что я точно знаю: ты не за цветами в лес пришла. И Болтон это знает. И ты знаешь. И когда все вскроется наверняка, я не смогу помешать ему… — он запнулся, но она поняла, о чем он хотел сказать. — Пока получится, я буду тянуть время, конечно… но даже если бы я и захотел, то не смог бы вывести тебя отсюда. Ты основательно влипла, пташка.       — Кто ты?       На секунду он растерялся, услышав вопрос, а затем его губы искривились в знакомой неприятной ухмылке.       — Не считаешь, что это не совсем честно — требовать от меня признаний, когда сама играешь в потерю памяти?       Она опустила глаза. На самом деле, ей не было до него никакого дела, но женское любопытство на минуту взяло над ней верх. В конце концов, интересно знать, кто таков этот Пес, который бегает с гончими по лесу, увлекается чтением медицинской литературы и находится под протекцией Тайвина Ланнистера.       — Да ладно уж. Я из этого тайны не делаю. Могу и рассказать, если хочешь. Но сначала предлагаю поужинать: у меня была тяжелая операция, пообедать не получилось, жрать хочу — умираю.       — Операция? — недоуменно повторила она. — В смысле?       — Идем, за ужином расскажу.       Он поднялся и оглянулся на нее уже у двери.       — Идешь или нет?       Она замялась.       — Иду, сейчас оденусь только.       Она все еще была в халате на голое тело, а он даже и не заметил…       Когда она спустилась вниз, он уже колдовал над второй порцией яичницы с беконом и овощами, видимо, для нее — первая остывала в тарелке на столе.       — Не заморачивайся, я сама дожарю. Иди ешь, ты же голодный.       Пес взглянул на нее недоверчиво.       — Уверена?       — Безрукая я, что ли?       Пожав плечами, он вернулся за стол и принялся за еду, но время от времени она спиной ощущала на себе его взгляд.       Вторую порцию она разделила на две части и разложила по тарелкам. Одну тарелку поставила перед ним — такой верзила, как он, едва ли мог насытиться столь малым количеством еды, а вторую поставила со своей стороны. Он посмотрел на нее с нечитаемым выражением лица.       — Выпьешь?       — Чего?       — Могу предложить виски или бренди.       Она поморщилась.       — Нет, не переношу алкоголь.       — Ах, да, прости. Я и забыл. А я выпью, с твоего позволения.       — Очень тебе нужно мое позволение, — буркнула она, враждебно глядя на стоящую рядом бутылку.       Он отпил из своего стакана и пододвинул к себе новую порцию еды.       — Ты алкоголик? — зачем-то ляпнула она, с неодобрением поглядев на то, с каким удовольствием он выпил коричневую жижу, явно неслабую.       Пес ухмыльнулся и шумно выдохнул — ее нос уловил терпкий коньячный запах в его дыхании.       — Я хирург.       У нее едва не отвалилась челюсть. Она могла бы подумать о нем все, что угодно — но не то, что эта гора мускулов способна держать в руке хирургический скальпель.       — Что?.. Ты шутишь?..       — Нет. Всегда хотел быть врачом.       — А почему тогда ты живешь на военной базе?       Он повел широкими плечами и отправил в рот очередной кусок яичницы.       — У меня практически не было выбора. Мой отец был военным. И отец моего отца был военным. Мой брат… военный. Так что моя судьба была практически предопределена, — он снова хмыкнул в ответ на какие-то свои далекие мысли. — Я хотел учиться врачебному искусству в Цитадели, но отец об этом и слышать не желал. Я, конечно, сбежал… Но провалил вступительный экзамен по травоведению. Уж как отец ликовал, когда я с позором вернулся домой! В конце концов, сошлись на том, что я поступлю в Военный медицинский университет в Королевской Гавани, но годом позже. И весь тот год я провел в армии, успев побывать в Дорнийской заварушке. Но следующий год был моим — не пришлось даже сдавать экзамены, был зачислен по рекомендации.       — По чьей? — она заинтересовалась.       Он настороженно покосился на нее и отхлебнул из своего стакана.       — Тайвина Ланнистера. Знаешь такого?       — Знаю, — она не стала скрывать. — А почему вдруг премьер-министр, второй человек в Семи Королевствах, дал тебе рекомендацию?       Пес снова равнодушно пожал плечами — она уже догадалась, что он делает так всякий раз, когда смущается, хоть и не показывает виду.       — Счастливая случайность. Во время Дорнийской заварушки мы попали под обстрел, и я спас от смерти его сына Джейме. Да и сам умудрился выжить. Теперь папаша Ланнистер мне по гроб благодарен. Сказал, что я ему теперь вроде пасынка.       Он снова хмыкнул и отпил из стакана, предварительно наполнив его из почти опустевшей бутылки. Ей вдруг страшно захотелось отодвинуть мерзкое пойло подальше от него, но она не посмела.       — А как же ты оказался здесь?       — Вообще-то наш родовой дом находился недалеко от Ланниспорта. Но после пожара… — на этом месте он запнулся, будто с трудом проглатывал ком, стоящий в горле, — отец решил переехать. В то время Тайвин уже состоял при министерстве, только во время правления другого короля — Таргариена, а отец был его другом — это давняя история… вот и предложил построить дом здесь, а заодно и поступить в эту часть, поближе к Королевской Гавани.       Она помолчала, слегка задумавшись. Было время, когда все семь королевств жили в худом, но мире, и даже она сама была невестой наследника Семьи — молодого и блистательного Джоффри Баратеона. Это время было не так уж давно, но как все успело перемениться… Восстание Севера совпало с расторжением самой многообещающей помолвки года, за ним последовала смерть отца, а затем и матери, возжелавшей возмездия… Король Роберт Баратеон умер, после чего всплыла наружу мерзкая история о незаконном происхождении его детей… и теперь Ланнистеры узурпировали трон, в мгновение ока став кровными врагами северян…       — Ты так и не сказал, из какой ты семьи.       — Имя моей семьи тебе ни о чем не скажет. Меня зовут Сандор Клиган. Но я отзываюсь на кличку «Пес».       Сандор Клиган. Она действительно не слышала о таком. Вероятно, какое-то мелкое семейство из Западных земель. Приближенные к Ланнистерам, надо же… Ведь было время, когда она и сама могла столкнуться с этим самым Клиганом на очередном светском рауте.       Боги, как все переменилось. Теперь в оборванной растрепанной девчонке никто бы и не узнал бывшую невесту нынешнего короля. Как не узнал ее и этот потомок какого-то мелкого лордика, случайно затесавшегося в фавориты Ланнистеров.       Он ее враг, но она почему-то не чувствует к нему никакой ненависти, о которой кричала там, наверху, всего каких-то полчаса назад. Интересно, если бы он знал, кто она, как бы переменилось его отношение к ней? Она невольно бросила на него взгляд и столкнулась с его — странным, необычно тягучим, с затаившимся блеском огня на дне темно-серых глаз… Он не отвел взгляд, даже не мигнул, и нарочито медленно поднеся стакан со жгучей жидкостью ко рту, неспешно глотнул.       — Не стоило бы тебе так напиваться, — не удержалась она, теряясь под этим волнующим взглядом, — тебе же сегодня к девушке идти.       — К какой девушке? — он выглядел растерянным.       — К той, что приходила сегодня. Красивая такая, брюнетка.       — Этель? — теперь он удивился. — Почему ты решила, что я к ней пойду?       — Ты же сам говорил… с ней… по телефону… она сказала — до вечера…       Она уже и сама растерялась. Полдня она изводила себя мыслями о жгучей красотке, у которой Пес продолжит свой вечер, а он вроде как и позабыл о ней.       — А… совсем из головы вылетело… я хотел забрать у нее ключ на время… мало ли что… Пока ты здесь — лучше позаботиться о безопасности… Пекло, ты права, мне надо сходить к ней, зря я так набрался сегодня… Ладно, не скучай тут, ложись спать, если что.       Пес поднялся — он вовсе не выглядел набравшимся или нетрезвым, разве что более расслабленным, чем обычно. Почему-то не хотелось, чтобы он уходил, и она уже пожалела о собственной болтливости. Если бы не ее длинный язык, невеста Клигана провела бы вечер в одиночестве, изводя себя вопросами без ответов… А теперь ей обломится все и сразу — и жених в нужной кондиции, и вечернее рандеву, которое наверняка завершится в постели…       Хотя в этом она брюнетке не завидовала. Впрочем, почему ей вообще пришли в голову мысли о зависти? Пусть себе любятся голубки, сколько влезет… Ей-то что?       Но когда за ним закрылась дверь, на душе тоскливо заскребли кошки. Она заставила себя подняться, прибрать со стола и вымыть посуду, заодно выбросив в мусорное ведро недопитую бутылку крепкого пойла. Подняться же наверх, чтобы растянуться с комфортом в своей постели, она почему-то не смогла и прикорнула прямо здесь, на диване в гостиной, укрывшись тонким пледом и подобрав под себя ноги.