Страх и ненависть в Хогвартсе

      Гарри незаметным мышонком пробирался к пиршественному залу на первый в своей жизни завтрак за столом. Дело в том, что обычно ему приходилось питаться стоя. Едва он успевал взяться за ложку, как выяснялось, что он не поставил на стол горчицу для дяди Вернона или налил Дадли колу не до краев. В общем, его питание совмещалось с пробежками, если можно так выразиться, к холодильнику и обратно.       Это стало для него настолько в порядке вещей, что он бы не сильно удивился, если бы обнаружил в общем зале новой школы гигантский холодильник, из которого ему бы поручили разносить еду и питье многочисленным студентам.       Если уж совсем начистоту, то любого опрятно одетого холеного розовощекого мальчика или девочку Гарри автоматически воспринимал как некоего божка, которого ему следовало всячески ублажать: приносить и уносить еду и посуду, чистить обувь и прочее.       Красивая новая одежда и обувь, волосы, подстриженные у парикмахера, блестящие игрушки, не говоря уже о таких предметах роскоши, как часы или украшения — это были вещи, завидев которые Гарри автоматически переходил в режим «принеси-подай».       Дети, одетые более скромно, не вызывали в нем подобной трансформации. Но не потому, что Гарри был прирожденным снобом. Дело в том, что простая, непримечательная одежда ассоциировалась у него с его собственной персоной, а о себе Гарри был самого невысокого мнения.       Гарри уже бывал в общем зале в свой памятный первый день в Хогвартсе. За время, прошедшее с тех пор, как его, визжащего от ужаса, вывели из зала, он успел свыкнуться с мыслью, что ему придется там бывать. И, возможно, очень часто. — Эй, балда! — прервал его размышления светловолосый «божок», повернув к нему сытое розовощекое лицо. — Подойди сюда и сядь!       При звуке повелительных интонаций руки и ноги Гарри начинали непроизвольно двигаться, повинуясь, а мозг и воля отключались. Поэтому он послушно подошел и сел на краешек скамейки прежде, чем заметил, что это стол не того факультета. — М-м-меня распределили в Гриффиндор, — сказал он.       Не то чтобы Гарри надеялся поразить этим известием гордого мальчика и его друзей. Свой новый галстук с цветами Гриффиндора он не нашел утром, поэтому боялся, что они подумают, будто он учится с ними на одном факультете, и рассердятся, когда узнают, что это не так. Они могли сочти его обманщиком и шпионом. А Гарри слишком хорошо помнил, чем были чреваты подобные обвинения в его прежней школе. — Твой отец учился в Гриффиндоре, — заявил светловолосый (Гарри вспомнил, наконец, его имя — Драко Малфой) голосом, не терпящим возражений. — Поэтому ты попал туда.       Гарри и сам толком не знал, как ему удалось уговорить шляпу распределить его в Гриффиндор, поэтому промолчал.       Из вчерашнего распределения он помнил лишь, как старался думать о храбрых рыцарях, бесстрашных супер-героях и… своем отце. Он был так поражен, узнав, что его отец не только не был трусом, но еще и с кем-то там сражался и погиб в бою, что вообразил его чуть ли не Геркулесом и Капитаном Америка в одном лице.       Может, шляпа учла эти его фантазии, когда сделала свой выбор в пользу Гриффиндора. — В конце концов, важно, какой факультет выберешь ты сам, — назидательно проворчала она на прощанье, перед тем, как профессор МакГонагалл осторожно сняла ее с головы мальчика.       Гарри был так горд совершенно новым для него чувством, наполнившим его душу, что даже мужественно перенес заселение в общую спальню. К счастью, Хагрид приволок в замок чемодан с недавно купленными для Гарри вещами очень поздно вечером. — Извини, сынок, мне срочно надо было опрыскать растения ядом против плотоядных слизней, — пояснил он, ставя чемодан на пол.       Так что, когда Гарри вошел в спальню, его соседи по комнате уже спали.       Утром же он был слишком сонным, чтобы испытывать страх. А между тем, тому, старому Гарри Поттеру с Тисовой улицы было бы чего бояться. Незнакомые люди — это раз. Мальчишки — это два. Все видели, как он переодевается, а такого сроду не бывало — три. И самое главное — они знали, что он трус.       Вчера под столом после рассказа профессора Снейпа он ощутил такой заряд храбрости, что действовал и говорил словно по инерции. В нем ожило нечто, до сих пор похороненное где-то в глубине души. И это «нечто» заставляло его забыть о собственных страхах и дрожащем естестве. Это «нечто» заполнило его сознание мыслью, что он должен попасть в Гриффиндор во что бы то ни стало. Что он должен учиться в этой школе, чтобы стать таким, как его отец.       А раз он был должен, то он дерзал.       Однако вчерашний чудесный день закончился, и от заряда храбрости под утро не осталось и следа. Обычная трусость и нерешительность вернулись к нему, напоминая о себе тысячью иголок. Они покалывали его тело, оцепеневшее от напряженного внимания и предчувствия беды.       Что-то плохое обязательно должно было случиться — он чувствовал это всем своим существом.       Драко Малфой пристально рассматривал его несколько секунд.       Новая мантия, боком сидевшая на ссутулившемся худеньком тельце, смешные круглые очки, наверняка доставшиеся ему из вторых рук. Линзы явно не подходили ему, так как он то и дело близоруко щурился.       Драко пренебрежительно скривился. Затем, напустив на себя важную мину, он сказал: — У меня из чемодана пропала одна вещь, причем очень дорогая.       Гарри непонимающе глядел на него. — Ты украл ее, — заявил Драко. — Я… Я не крал, — попробовал было протестовать Гарри. — А раз ты ее украл, — продолжал Драко безапелляционным тоном, — то должен отработать ее стоимость. — Но я… — Для начала будешь докладывать мне все, о чем говорят на вашем мерзком факультете. — Но… — Там учатся лишь глупцы и неудачники, вроде этого Уизли, — Драко словно выплюнул это имя, — да всякие недорезанные грязнокровки вроде Грейнджер.       Гарри проследил направление его взгляда и увидел ту кудрявую девочку, что заступилась за него. Она сидела за столом Гриффиндора и что-то оживленно объясняла рыжеволосому мальчику. — Рон, ну как же ты не можешь понять! Просто ты неправильно произносишь заклинание.       Перед нею среди тарелок с овсянкой и яичницей с беконом лежала раскрытая книга.       У рыжего мальчика было веснушчатое лицо и светлые глаза. Гарри тотчас же узнал его. Это был тот самый мальчик, который предложил ему свой чемодан. — Гермиона, зачем ты притащила на завтрак учебник? — спросил он девочку, еле сдерживая зевоту.       Поймав взгляд Гарри, он улыбнулся ему, а затем кивнул в сторону Гермионы и закатил глаза. Гарри хотел было уже помахать ему рукой, но Драко схватил его за руку и сурово сказал: — Тебе нельзя общаться с ним! — Но почему? — спросил Гарри. Рыжеволосый мальчик выглядел вполне безобидно. — Потому что я запрещаю тебе, — последовал ответ.       Гарри не посмел ему возразить и поспешно потупил взгляд, чтобы даже не смотреть на опального Уизли. — Так-то лучше, — одобрительно улыбнулся Драко. Странно, но когда он улыбался, обнажая острые белые зубы с выдающимися клыками, его глаза не смеялись.       Гарри знал, что так бывает, когда человек внутри очень злой. Это мнение о Малфое подтверждало и его поведение, и то, как он отзывался о других. Но больше всего - его злые колючие глаза. Таких людей развеселить могут лишь неудачи и страдания других. Гарри слышал о таких, как Драко, в одной из телевизионных передач. Тех, в которых рассказывают о разных психических расстройствах. Гарри все пытался узнать побольше о своей болезни, поэтому старался смотреть такие программы, хоть после них ему и снились кошмары.       Таких, как этот Драко, в них называли психопатами. Психопаты не умели любить и сочувствовать. И тем более Гарри никогда не посмел бы возразить ему. Не посмел бы слишком смелым поступком навлечь на себя гнев подобного человека. Он слишком хорошо знал, насколько безжалостными они могут быть. — Ешь, — вдруг сказал Драко.       Задумавшись, Гарри и не заметил, как тот взял с блюда кусок бекона и теперь держал его двумя пальцами на расстоянии около двадцати сантиметров от рта Гарри.       Тот послушно протянул руку, чтобы взять предложенную еду, однако Драко предупреждающе сказал: — А, а, а! Я сказал: ешь, а не возьми в руки.       Гарри начал смутно догадываться, что от него требовалось. Вытянув шею, словно послушная собачонка, он осторожно взял бекон из руки Драко зубами. Затем, чувствуя на себе взгляды целого стола и больше всего на свете боясь подавиться, принялся с хрустом жевать.       Драко довольно улыбнулся: — Хороший мальчик!