В час, когда цветут нарциссы

Это был не тот Хогвартс. Он ходил в Большой Зал не той дорогой, его форма была серо-зелёной, Северус Снейп не сидел за столом и не сверлил его взглядом, а остальные учителя выглядели моложе, чем должны. Дамблдор не останавливал на нём блестящий взгляд из-за очков-половинок, никто не просил его показать шрам, и ему надо было ходить не в мужские туалеты, а в женские. Здесь не было Квирелла, не было Рона, Гермионы, Дина и близнецов Уизли — люди были, но не те. Он действительно страдал из-за этого. Для маленького Гарри Поттера Хогвартс был волшебной сказкой, миром внутри мира, ежедневным праздником и настоящим домом. Он тосковал по уюту старого Хогвартса — по миру добрых волшебников, тёплых лучей солнца из окна и захватывающих приключений, немного опасных, но обязательно с хорошим концом. Маленький Гарри Поттер не понимал, почему всё вокруг резко изменилось, и отчаянно хотел вернуться в свой мир, полный чудес. Для Гарри Поттера, живущего в теле маленькой Нарциссы, Хогвартс был наполнен холодом и тишиной. Каменные стены замка забирали любое тепло, вытягивали, как огромная естественная вытяжка, а на нижних уровнях круглый год сохранялся иней. Весь Слизерин был таким — молчаливым и холодным, но при этом необъяснимо величественным. Забавно — гостиные разных факультетов были сделаны по одному образцу, даже гобелены и ковры висели одинаково, но при этом Гриффиндор наполнял маленького Гарри счастьем и уютом, а Слизерин заставлял впечатлиться, проникнуться и наполниться мрачным благоговением. Наверное, для слизеринского мальчишки Хогвартс был совершенно иным местом, но на женской половине царило молчание. Девочки тихо сидели по углам, парами или поодиночке, и переговаривались исключительно на пониженных тонах, прикрывая рты ладонями. Старшие иногда вставали и медленно прохаживались по комнате, используя веера, и приглушённо хихикали. Они всё делали приглушённо — кроме тех случаев, когда к кому-то из них обращался представитель мужской части факультета. Гарри не понимал подоплёки таких сложных взаимодействий, так что он обычно забивался куда-нибудь в угол и смотрел, учился и наблюдал. В большинстве случаев товарищи по факультету не обращали на него никакого внимания - он ни с кем не разговаривал, почти никогда не здоровался, просто не успевая сообразить, что надо бы это сделать, и редко появлялся в большом скоплении людей. Даже самый тихий шёпот, даже самое приглушённое дыхание были гораздо громче, чем стерильная тишина комнаты, в которой Гарри жил столько лет. Первую неделю он просто не спал, настолько ему мешалось чужое сопение. Сидеть, прячась от гула гостиной, переодеваться или лежать на своей кровати, читая учебник - сколько угодно, но ночь, переполненная соседками, превращалась в сущее мучение. Полное несовпадение реальностей — он не бежит и не прячется, когда надо спать, если прикажут, но спокойствие вокруг слишком… не изолированное, что ли. Не то. Хотя рядом с Беллой всё было иначе. Её суетливость и громкий голос не раздражали, её прикосновения не заставляли тело вздрагивать, а местами прорывающееся похрапывание ничуть не мешало сну. Гарри выяснил это, потому что перебрался к сестре, в спальню пятикурсниц. Сначала он просто пришёл, гонимый бессонницей, и собирался постоять рядом с чужой кроватью, но ошибся со временем — старшие девушки ещё не легли спать. Заметившая его Белла сразу радостно улыбнулась и откинула одеяло. — Хочешь со мной? Гарри хотел — он кивнул, а потом медленно приблизился и юркнул под тяжелую материю. Как забавно — у него в спальне стоит в точности такая же кровать, а ощущения совсем иные. Одна из Беллиных соседок — высокая блондинка, тощая, как жердь — изящно прикрыла рот ладонью и тихо рассмеялась. — Какая перепуганная прелесть! Беллатрикс, тебе стоило пригласить её пораньше — не собираешься же ты оставить её… Сестра ощетинилась, как огромная сторожевая псина, и грубо рявкнула: — Собираюсь. Цисси будет спать со мной сегодня, завтра и каждый день, когда будет приходить сюда. Ещё какие-нибудь очень ценные комментарии? Девушка запнулась и слегка покраснела. Гарри попытался понять, почему она молчит — возможно, грубость сестры была расценена, как прямой вопрос, и сейчас её соседка думала, что ответить. В любом случае, Белла отвернулась, как если бы разговор был окончен, и использовала палочку, чтобы задёрнуть балдахин. И, несмотря на то, что Гарри в этой жизни никогда ни с кем не спал в одной постели, никаких проблем не возникло. С тех пор так и повелось — он переодевался у себя, приходил в спальню пятикурсниц и грелся под боком у Беллы, в эти моменты чувствуя себя самым счастливым человеком на земле. Этот ритуал стал символом его спокойствия, новой, нормальной жизни, без погони и подвала. И сестра, кажется, не возражала — она была не против рассказать сказку, предупредить об особенностях преподавателей или поделиться впечатлениями от прошедшего дня. Со второй сестрой, Медой, отношения не складывались. Ей как раз исполнилось тринадцать, так что девочка чувствовала себя очень взрослой и всё время пыталась поучать. Кажется, она во всём брала пример с тёти, и первое время Гарри покорно исполнял её указания, даже не задумываясь правильно он делает или нет. Вопреки всему, Меду такое поведение только злило, она начинала нервничать, а один раз даже повысила голос до крика, заставляя самую старшую сестру оторваться от подготовки к тесту и примчаться их разнимать. Гарри ещё долго слышал, что это была «совершенно безобразная сцена», и даже решил, что в гостиной Слизерина запрещено кричать. Белла объяснила поведение Меды ревностью — до этого старшая Блэк имела доступ только к одной из своих сестёр, и окружила её самым плотным коконом заботы, на который только была способна. Меда, два предыдущих года отбивавшаяся изо всех сил, обнаружила, что теперь внимание идёт не ей одной, и попыталась вернуть всё, как было. Гарри не знал, насколько самая старшая сестра была права в своих рассуждениях, но он покорно принял эту версию и старался как можно реже попадаться на глаза второй Блэк. О, если бы на Меде неприятности закончились! Но, конечно же, не с его счастьем. Всё же, Хогвартс прежде всего был школой, а не «местом встречи рода Блэк» — а в школе было положено учиться. Сбылись его самые худшие опасения — палочка, подобранная тётей, не слушалась. Он был бы рад, если бы она портила его заклинания или взрывала всё на свете, но всё было хуже — ни искр, ни тепла, ничего. Даже кусок стула в его руках обладал бы большей магической силой, чем собственная волшебная палочка. Она оживала только в руках преподавателей, проверяющих её рабочее состояние. Возможно — скорее всего! — дело было в нём. Гарри колдовал давно, он начал гораздо раньше, чем все его однокурсники, и уже приучился делать всё не так. Он просто не мог направить магию в проводник, и молчавшая палочка ничуть не помогала делу. Профессор Флитвик предположил, что ситуацию могла бы поправить более подходящая палочка, но тётя, ожидаемо, категорически отказалась. Гарри явно не подходила сердцевина из сердечной жилы дракона, а леди Блэк никогда не согласится на что-то другое. Новость о том, что у Гарри ничего не получается, сразу разнеслась по всему Хогвартсу, и Белла пришла в ярость. Она даже отправила тёте несколько вопиллеров, хотя Гарри полагал, что они не достигли адресата. На этой почве они снова поругались с Медой, которая сразу встала на сторону Вальпурги и заявила, что «тётя лучше знает, что подходит её ученице!». Хотя, по примеру самой старшей сестры, предложила Гарри свою палочку — ни одна из них, ожидаемо, не подошла. С теорией тоже возникли проблемы — он не умел нормально писать. Длинные, грамматически правильные предложения, со смыслом и идеей — его этому не учили. Огрызков Беллиного обучения было недостаточно, он сбивался на руны и латынь. Кажется, его эссе проверяли коллективно, с обязательным присутствием профессора Бабблинг — он уже познакомился с преподавателем Древних Рун, которая периодически уточняла, в каком значении он их использовал. Но, разумеется, оценки за такое непотребство снижали, так что Поттер оказался самым отстающим студентом Слизерина за последние сто лет. Гарри честно пытался исправить положение но катастрофически не успевал - у него уходил целый день на один абзац, написанный "человеческим" языком, он начинал нервничать, допускал ошибки, не укладывался в срок и снова срывался на свою клинопись, пытаясь набрать хоть немного баллов на содержании. Меда, поначалу вызвавшаяся с ним сидеть, сбежала после первого же эссе, так что отдувалась только Белла - сидела рядом, подсказывала слова и диктовала правильные предложения. Гарри старался не беспокоить сестру слишком часто, но, разумеется, ничего не получалось, и старшая Блэк возилась с ним всё свободное время. Так и летел его первый месяц обучения, и закончился он совершенно феерично — встречей с Люциусом Малфоем. Его будущий муж учился на втором курсе, но, каким-то магическим образом, до того знакового вечера они совершенно не пересекались. Гарри сразу его узнал и пришёл в ужас — как подойти? Что сказать? Надо оставить лучшее впечатление! Договор между семьями ещё не заключён, надо поторопиться и доказать, что Нарцисса — лучшая кандидатура на место леди Малфой! Заговорить о погоде? Об оценках? О схожем цвете волос? В общем, Гарри так и не смог выбрать — и, подойдя к Малфою, смеющемуся над чем-то с друзьями, он просто сказал: — Добрый день, Мистер Малфой. Меня зовут Нарцисса Блэк, я сильнейший ритуалист в Магической Британии. Пожалуйста, женись на мне. Надо ли говорить, что в гостиной повисла мёртвая тишина, нарушаемая лишь хриплым смехом Беллы?