В час, когда цветут нарциссы

Можно смело сказать, что Гарри Поттер ненавидел ожидание. В его новой жизни в теле Нарциссы он не так часто сталкивался с этим чувством — наверное, именно поэтому ощущения были невыносимыми. Он сделал всё, что в его силах, чтобы спасти Беллу — но получилось ли? То, что для Меды жизнь изменится, совершенно очевидно — но поможет ли это Белле? Он разобрался с тем, как обманывать, но совершенно не умел манипулировать и внедрять идеи. Белла объяснила, конечно, но Гарри мало что понял. Его попытка свернуть дело к Лестрейнджу была рождена из мелодрам тёти Петунии, можно было смело сказать, что это самая слабая часть плана, и Поттер не представлял, получилось или нет. Теоретически, он должен был упомянуть жениха Беллы незаметно, чтобы не акцентировать внимание на фамилии, но так, чтобы имя всплыло и находилось где-то на поверхности чужого сознания, вися на крючке контекста и модальности. Если сделать всё правильно, мысль всплывёт только через несколько минут, часов или дней, в отрыве от того, кто её заложил, и Гарри совершенно не понимал, как это работало. Свои реплики он основывал на смутных воспоминаниях из прошлой жизни, буквально вытягивая целые фразы из памяти. При других обстоятельствах ничего бы не получилось, да и сейчас Поттер не был уверен, что всё прошло успешно. Но переживать об этом не было смысла. Гарри слишком далеко, а с момента разговора прошла куча времени — он беспомощен и ничего не может сделать. Вопрос в том, что он не мог не переживать. Нервное напряжение давило. Неизвестность сжимала, сдавливала со всех сторон, и Гарри полностью потерял концентрацию. Он совершенно выпал из жизни — путал день и ночь, не чувствовал запахов и вкусов, не знал, какие уроки ему следует посещать. Обычно он просто приходил в рандомную аудиторию, и профессора либо прогоняли его, либо позволяли остаться. И, разумеется, от такого обучения не было никакого толка, и Гаррина успеваемость рухнула. Не помогало делу и то, что Поттер не мог сосредоточиться на домашних заданиях, и снова скатился в безумную смесь из английского, латыни и рун. Смит пытался как-то выправить дело, но без включённости Гарри ничего не получалось, так что довольно скоро парень взвыл и оставил эту затею. Единственной, кто мог как-то повлиять на ситуацию, была Белла — но сестра тоже выглядела потерянной, так что в жизни Поттера не участвовала и ничего изменить не могла. Им всем требовался результат. Поттеру, Смиту, Белле — просто узнать, чем закончилась история с Медой. Просто понять, будет ли Белла жить. Хотя Смит и сестра, конечно же, не знали, чего именно они ждут — Гарри никому не сказал о своём разговоре, а старшие не спрашивали. Гарри не знал, когда ожидание завершилось. Судя по всему, это был день — поскольку никто не пошёл учиться, можно предположить, что событие выпало на выходные. Он не особо запомнил, если честно — потому что Белла ворвалась в общую гостиную, рухнула в кресло и сжала кулаки, бросив в Смита распечатанное письмо. Гарри, как обычно сидевший в гостиной и залипавший на огонь, сразу переместился к сестре — что-то изменилось, и, возможно, это что-то касается и его. — Я больше не невеста Лестрейнджа. Да. Мерлин, леди Нарцисса, Боги! Удалось! Получилось! Справился! И не верится, что всё закончилось, что можно дальше дышать. Вообще ни во что не верится — кроме того, что тёплая Белла, неосознанно гладящая его по голове, останется рядом. Она будет жить, учиться, драться — будет Беллой Блэк, его восхитительной, самой лучшей, прекрасной Беллой. Он справился. Обманул Сигнуса и Друэллу, а они поверили. И теперь, когда он спас Беллу, всё будет в порядке. Смит нахмурился, рассматривая письмо. — Как такое может быть? Лестрейнджи из кожи вон лезли, чтобы заполучить тебя. Белла цыкнула, скрестив руки на груди, и её лицо помрачнело. — Не меня, а Блэк. Этому чудовищу отдали Меду. Гарри выдохнул, теснее прижимаясь к Белле. Отлично, просто отлично — Белла будет жить, Меда выйдет замуж, как она и хотела, Лестрейнджи получат родство с Блэками, а тётя не будет ругаться на него за пренебрежение ритуалистикой. Всё получилось — всё именно так, как и должно было быть. — Ты свободна, Белла! Ты ведь свободна! Но старшая сестра не разделяла его радость. Она была недовольна, она была в ярости — смотрела вперёд, сжимая и разжимая кулаки, а на реплику Поттера вздрогнула, странно покосившись на него. — Свободна, да. Но теперь в когтях этого невозможного человека Меда, и я ничего не могу сделать, чтобы её спасти. Непонятно. Белла ведь не хотела, так? Белла плакала, огрызалась на жениха, запиралась в комнате и собиралась умереть, если ей придётся стать Беллатрикс Лестрейндж. Сестра мучилась и страдала целый год — сейчас радоваться надо, а не дуться. — Почему грустишь? Ты свободна. Ты хотела этой свободы. Кажется, его голос был наполнен детской обидой и искренним непониманием — по крайней мере, Белла попыталась тепло улыбнуться. — О, Цисси! Я хотела свободы — но не ценой свободы одной из моих сестёр. И если уж выбирать из нас троих, то лучше бы это была я. Гарри несколько раз моргнул, а потом склонил голову на бок. Они не понимали друг друга — они говорили о разных вещах. Впервые он не мог донести свою мысль до Беллы, а её посыл таял, ускользал от его понимания. Почему это происходит? Почему Белла не радуется? — Меда хотела замуж. Ты хотела свободы. Я хотела, чтобы ты жила. Почему ты не радуешься идеальному исходу? Гарри чувствовал, что с ним происходило что-то странное. Тело напряглось и выгнулось, спина скрючилась, плечи приподнялись, а шея вытянулась вперёд. В груди клокотало, и он чувствовал, что его потряхивает. Кажется, ему совсем не хотелось слушать — хотелось кричать, топать ногами и бить предметы. Или, возможно, использовать кровавые иглы и вогнать их в чужую плоть. Белла несколько раз моргнула. — Это Меда тебе так сказала? Гарри мотнул головой — волосы снова лезли в глаза и загораживали обзор. — Да. Я спросила, она ответила. Но сестра не была убеждена. Сестра мученически простонала и закрыла ладонями лицо. — Цисси, Меда наверняка имела в виду, что она хотела выйти замуж за Теда, а не выйти замуж вообще. Зачем ты вообще… спрашивала… Белла смотрела странно. Её мышцы резко напряглись, но она изо всех сил оставалась в прежней позе — только раздвинула пальцы и смотрела на Гарри распахнутыми глазами и расширенным зрачком. Сестра резко побледнела, а её дыхание сбилось — в соседнем кресле закашлялся Смит. А Гарри вдруг понял, что он больше не хочет кричать. Вспышка прошла, стоило ему увидеть, что Белла испугалась — он снова был готов на всё ради неё. Ради его прекрасной, обожаемой, неповторяемой Беллы — и любви было так много, что он забылся, и вместо ответа на прямой вопрос неуклюже спросил: — Ты любишь меня? Сестра снова изменилась, также резко, как и всегда. Оттаяла, пересела, распахнула объятия, и Гарри рыбкой скользнул к ней под бок. Прижался, спрятал лицо в подмышке, прерывисто выдохнул и вцепился в неё. Белла привычно ворковала — гладила его по волосам, целовала в макушку и бормотала о том, что конечно любит, и что у неё замечательная и очень особенная младшая сестра. Гарри почти не слушал — на него навалилось осознание того, что всё закончилось. Белла жива и свободна, Белла будет жить, и это главное — и, кажется, ему неважно, что сама Белла думает по этому поводу.