Saltation

Второй кошмар Чимина начинается точно так же, как и первый. Лес предстаёт перед ним в оттенках серого, от чего всё внутри сжимается — и, на удивление, это самое настоящее физическое ощущение, несмотря на то, что всё происходит в подсознании. Лань бежит через высокую траву и дикую растительность, продавливая копытами грязь. Кролик сбегает с тропы в кусты, и, пускай Чимин не заметил этого в первом сне, сейчас он кажется естественной частью происходящего. Дыхание лани совсем сбито от нужды нести не только свой вес, но и вес округлого живота — то, что она бежит, уже заставляет Чимина нервничать. Ему невероятно сильно хочется оказаться подальше от этого места, избавиться от этого чувства, только сон слишком глубокий, чтобы парень распознал в этом желание проснуться. Наблюдая за тем, как лань приближается к зелёным зарослям, где запуталась в прошлый раз, он стонет. Но что-то не так — и Чимин замечает только после того, как это происходит, — она останавливается; её грудь вздымается, а короткая шерсть отблёскивает даже в тусклом свете непонятно какого времени суток. Животное немного отступает назад и выдыхает, и, отодвинув лозу ногой, поворачивает голову вбок... ...но нога не следует за всем телом. Чимин сбит с толку. Видение быстро сменяется. До Чимина доходит куда позже, чем это видят его глаза: лоза обвивается вокруг ноги лани, сжимая, скользя выше, и парень замечает змею, лишь когда она, широко раскрыв пасть, оголяет клыки и напрягается для атаки. Лишь после Чимин слышит, как лань воет от боли, затем он замечает глаза, белки которых почти полностью скрыты расширившимися зрачками. Как бы странно это ни было, это нападение оказывается самым медленным и размеренным элементом картины происходящего. Ровно тогда, когда змея, обвившись, сжимается вокруг ноги лани — до Чимина только доходит, что змея и была лозой — и её шипение затихает перед предстоящим укусом, парень видит, как челюсть, полная острых зубов, сжимается на горле змеи, в страшных подробностях. Тело рептилии безжизненно падает на землю рядом с ногой лани перед тем, как в голове слышится волчье рычание. Видение останавливается на моменте, когда волк, склонившись, давит тело змеи. В серой дымке сна кровь кажется чёрной, но всё равно стекает по громадным волчьим клыкам и мокрыми каплями падает на землю. — Чимин, — говорит волк. Несколько секунд проходят в странной неудовлетворённости перед тем, как Чимин распахивает глаза. Простыни и меха снова кажутся липкими, раздражая кожу, а жар вспыхивает с новой силой, со временем обещая лишь усилиться. — Чёрт, — выдыхает Чимин, пробегаясь взглядом по обнажённой груди Юнги. Всё собирается в мозаику: запах, успокаивающий, но в то же время пьянит и пугает, и Юнги везде, и его простыни, и неожиданно громкий шум в комнате. Он удивительно похож на старый грохочущий кондиционер, а, может, это нечто вроде посудомойки или ещё какого бытового прибора, что в этом доме покажется чужим. Одна из ладоней альфы приятно холодит щеку, а контуры черт Юнги, едва видные в свете луны, кажутся Чимину самыми прекрасными на свете. Даже кончики ресниц мужчины в бледном свете кажутся белыми. — Мне приснился кошмар, — вдруг шепчет Чимин, и, кажется, что это прозвучало слишком резко в тишине комнаты. Чимин словно завис между неприятным подъёмом и сонливостью от внезапного пробуждения посреди цикла сна. Утомление, однако, немного подавляет беспокойство, и потому ему не так стыдно сильнее прижаться к руке Юнги. Подушечкой большого пальца альфа проводит по скуле Чимина. Простыни сминаются под ним, когда Юнги, надавив на его поясницу, притягивает его ближе к себе. Затем он натягивает меха повыше, укрывая Чимина, пока мягкий ворс не закрывает обзор, словно ресницы. Удобно. Юнги ничего не говорит, давая Чимину пару минут на то, чтобы, игнорируя шум в комнате, найти тишину в ладонях альфы на своей коже, в его руках вокруг своей талии, в широких плечах, на которые так удобно класть голову. Внезапно он понимает, насколько же альфа крупнее его. Чувствуя себя защищённым и, может даже, окружённым любовью в его руках, Чимин сворачивается в клубочек, наслаждаясь этими ощущениями. — Ты всегда заботишься обо мне, — шепчет он, а Юнги, прижав пальцы к ямочкам на его спине, согласно бормочет ему в ответ. Когда по комнате снова разносится тихое низкое урчание, Чимин решает промолчать. Не в силах сдержать улыбку, он прячет её в рубашке альфы пока снова не проваливается в сон. Когда он просыпается во второй раз, то оказывается погребённым под горой одеял и пледов. Уже рассвет, и в комнате стоит абсолютная тишина, а через простыни, укрывающие его с головой от всего остального мира просачиваются первые лучи солнца. Чимин долго лежит, просто вдыхая запах одеял и мехов, который, чем-то напоминает ему свежий воздух во время семейных поездок; такой воздух прочищает нос и даже немного приводит в сознание. Наконец-то он суёт руку в гору одеял над собой и тянет вниз. В образовавшуюся между ними щель можно рассмотреть потолок на удивление тёмной комнаты. Всё это он замечает только после того, как понимает, что Юнги с ним нет. Чимин садится в кровати куда резче, чем делает это обычно, вдруг понимая, что чувствует уже не только сонливость, но и какой-то дискомфорт. Когда он осматривает пустую кровать, нутро скребёт какая-то неудовлетворённость. Запах в комнате не такой. Всё не так. Воздух пахнет слишком слабо, как на улице (а запах Юнги сулит домашний уют), и Чимин чувствует, как тело снова вспыхивает. Спальня всё ещё погружена в серый мрак, словно за окном уже собрались тучи. А ещё он задыхается. Что-то настойчиво давит на шею; парень поднимает руку, чтобы почесать кожу, и одёргивает её назад, чувствуя одновременно гладкую и выпуклую поверхность. Что-то падает на грудь, и Чимин, опустив голову, видит бусы, врезавшиеся в шею во сне. Живот крутит, когда он бездумно их стягивает. Утро совсем не кажется ему хорошим. Тумбочка Юнги, где стоит сумка омеги, находится слишком далеко, чтобы протянуть руку и скинуть в неё бусы, а все мышцы ноют от любого движения. Когда же он пытается выпутаться из одеял, мир вне них кажется чужим и неестественным. Успокаивает Чимина только то, что он точно знает, чего хочет. В попытке проверить температуру Чимин высовывает одну ногу из-под одеяла: холода парень, правда, не чувствует, пока ступня не касается пола, и тот, вкупе с дрожью, напоминает Чимину о горячке. Его немного мутит, но припухшие от сонливости тяжёлые веки опускаются сами собой.. Постепенно парень придвигается всё ближе к краю кровати. Когда же Чимин наконец-то выпрямляется, то одеяло, наэлектризовавшись, липнет к его футболке (на самом деле она принадлежит Юнги). Пусть это и кажется ему знаком остаться в постели, Чимина больше беспокоит боль в животе. Всё не так. Нет ничего, что помогло бы расслабить тело и сжавшееся горло — может, разве что, тихий скулёж. Дверь спальни открывается без единого звука, даже несмотря на то, что бронзовые петли уже посерели от времени. Пусть коридор и короткий, но в таком состоянии, когда он покрыт холодным потом от болезни, он кажется просто бесконечным. Чимин уже жалеет о том, что не взял с собой одеяло, а ещё лучше меха, но затем слышит раздающееся из гостиной тихое потрескивание дров и видит уютный жёлтый свет, говорящий о близости горящего камина. Тот привлекает парня, хоть и его тело охватывает жар. Но со своего места он видит лишь маленький кусочек коридора. Вдруг раздаются быстрые ритмичные шаги, что становятся всё ближе и громче. В голове Чимина всплывают кожаные ботинки, касающиеся пола где-то возле кухни. Мужчина появляется через мгновение, держа в руках сложенный в несколько раз брезент. Чимин, прищурившись, смотрит на ткань, но почти сразу переключает внимание на альфу. — Ты расстроен, — Юнги рассматривает его, сузив глаза — так он делает тогда, когда полностью серьёзен, как понял Чимин за всё время их знакомства. Может, альфа услышал его скулёж. Поджав пальцы на ногах, Чимин скользит ими по деревянному полу, в это же время будучи вынужденным подавлять застрявший в горле скулеж, сжав губы. Когда альфа вторгается прямо в личное пространство парня, выть ему хочется снова, однако уже по совсем другой причине. Чимин делает шаг ему навстречу, и этого, в общем-то, достаточно, чтобы получить желаемое: брезент падает на пол, а Юнги притягивает его ближе к себе, обвивая руками талию. Этого парню достаточно, и он прячет лицо в груди альфы, прижимаясь как можно ближе. Запоздало до Чимина доходит, что на Юнги пальто, но не меховое: плотное, с ровным рядом пуговиц и сделанное из чего-то витого и на удивление похожего на вельвет. Правда, замечает это всё он только потому, что ткань хорошо держит запах Юнги. Он зарывается носом в грудь альфы: это одновременно служит отказом отвечать и поднимает новую волну запаха. Край футболки задирается достаточно высоко, чтобы Чимин почувствовал прилив стыда, когда руки Юнги скользят вверх по его голой коже. — Ты звал меня, — снова подталкивает его к ответу мужчина, скорее всего, имея в виду его скулёж. Чимину же кажется, что его стоило предупредить заранее о том, как же хорошо звучит голос Юнги по утрам. Но это не было вопросом. Чимина всегда бросает в дрожь от голоса мужчины, пусть его и смущает то, что тот может это почувствовать. Он прижимается щекой к пальто и поднимает взгляд. — Тебя не было рядом, когда я проснулся, — тихо отвечает он, и эти слова кажутся ему самому глупыми. На ощупь ткань пальто под его пальцами кажется шершавой. Обе руки альфы оказываются по обе стороны шеи Чимина, отклоняя его голову назад… и отодвигая от Юнги. Парень громко скулит, пока альфа не подаётся вперёд, чтобы пропустить ладонь через волосы Чимина, тем самым оголяя его шею. Когда губы Юнги касаются его кожи, глаза закрываются сами по себе. Для того, чтобы обнять альфу за шею в ответ, Чимин вынужден подняться на носочки. Даже не задумываясь, Юнги пригибается вниз и обнимает его за талию снова, чтобы потянуть парня вверх. И пытаться противостоять желанию обхватить ногами пояс Юнги — бесполезно. То, как подол футболки скользит по бёдрам, уже возбуждает, но всё становится куда хуже, когда кончики пальцев альфы вновь проскальзывают под ткань. Чимин прекрасно понимает, что Юнги не обязательно класть руки именно туда, чтобы удерживать его на весу, но всё равно краснеет, когда ладони альфы сжимают обнажённую задницу. — Просто занимался делами, — в извинение протягивает Юнги. — Не хотел тебя будить. Чимин поджимает пальчики на ногах и сжимает бёдрами пояс альфы, наблюдая за тем, как распахиваются его глаза... — Я проснулся без тебя, — стыдливо признаётся он. — Да, — бормочет Юнги, сжимая его задницу ещё раз, когда отрывает взгляд от шеи Чимина. — Мне вернуться в кровать? Словно одного этого намёка не было достаточно, Юнги ухмыляется — это уже слишком, но даже когда весь воздух выбивает из лёгких, Чимин не в силах отвести от него глаз. Юнги качает головой, улыбаясь. И Чимин так же не может вынести его улыбку по утрам. — У нас есть время, — говорит Юнги тихо, но достаточно твёрдо, чтобы заверить в этом Чимина, и многообещающе. (Однако Чимин даже думать боится о том, что именно он обещает.) Все силы уходят на то, чтобы упорно не встречаться с альфой взглядом и не краснеть. — Наверное, — наконец-то сдаётся Чимин. Выходит обиженно, но Юнги, кажется, всё равно доволен ответом — даже слишком. — Я хотел бы отнести тебя в кровать, — он проводит большим пальцем по бедру Чимина, что отвлекает того от второй части предложения: — Но у нас тут с самого утра сюрприз. — Какой сюрприз? — Чимин отодвигается от него всего на сантиметр, не зная, что на это и думать, если откинуть в сторону пошлости. В его жизни было достаточно сюрпризов, и не все были нормальными. Юнги только легко улыбается. — Сейчас покажу. — Не отодвигайся от меня, — с серьёзным видом говорит Юнги. — Не хочу, чтобы ты замёрз. Чимин, если честно, немного обеспокоен. Он, конечно, верит альфе (слишком сильно, если здраво на это взглянуть), и чувствует вину за то, что колеблется, пускай в то же время и сомневается в том, что находящееся за дверью его сильно удивит — всё же, он много чего навидался в своей жизни вне поселения. Но Чимин всё равно ждёт, пока Юнги постелет брезент на полу коридора у входа, перед тем, как подойти ближе. — Уверен, что не хочешь надеть куртку? Парень кивает. Конечно, у двери видит несколько пальто, но вряд ли пара секунд на холоде чем-то ему навредит; может, она даже поможет до конца проснуться. Юнги приобнимает его со спины, что приятно. На душе становится легче от его тепла и внимания. — Я видел много сюрпризов, — отмечает он, прижимаясь к груди Юнги. В ответ раздаётся тихий и тёплый смех. — Я тоже, — и альфа открывает дверь. Чимина встречает белизна. У него ушло немало времени на то, чтобы распознать в ней снег, и не только потому, что он никогда не видел таких сугробов. Нет, просто сложно было поверить, что его достаточно, чтобы полностью изменить мир вокруг. Хотя тут будет точнее сказать накрыть, а не изменить. Не видно ничего, кроме снега. Порог дома Юнги просто исчез. Кажется, словно всё вокруг накрыто сугробами, мокрыми и тяжёлыми, стеной скрывающими мир за пределами двери. На них даже остался отпечаток от нее и ее ручки; сейчас им никуда не выбраться. В этих сугробах снега, может, метра полтора или даже больше. Когда же он пытается высмотреть что-то над ними, то замечает лишь верхушки укрытых снегом елей, устремляющихся в небо где-то вдалеке. На его глазах ветвь одной из них сгибается под весом настолько, что Чимин боится, что она вот-вот сломается и упадёт, обрушивая на землю ещё больше снега. — Вот же чёрт, — выдыхает Чимин. Стоит признать, о снегопадах он не знает ничего. Едва только помнит, как в пятом классе его учительница, мисс Ева, говорила о том, как где-то меньше чем за сутки выпало два метра снега. Сейчас же Чимин точно спал не больше десяти часов. Он чувствует себя ребёнком, маленьким не только в сравнении с Юнги, но и со всем поселением. Когда же Чимин протягивает руку, чтобы коснуться снега, то сразу же одёргивает её. — Холодный, — не подумав, говорит он и сразу же чувствует себя глупо. Юнги смеётся тихо, но счастливо, и Чимину уже не так обидно за свою дурость. Альфа берёт его холодную ладонь в свою и вытягивает другую, что до этого всё так же покоилась у него на талии. — Можно даже почувствовать, какой он, — в руках снег кажется шершавым. Несколько комков откалываются от снежной стены и падают на пол. — Он достаточно мокрый, чтобы держать форму, так что не должен упасть в дом, когда я стану его расчищать. — Ты же не станешь расчищать всё это, — щурится Чимин. — Нужно расчистить дорожку отсюда до чёрного входа и до камней, вдоль которых мы обычно идём на пути в логово, — объясняет он, утягивая Чимина в свои объятия и назад в тепло. Внутри хорошо. Немного удивительно, но Чимину совсем не мешает снег под босыми ногами. Альфа кивает в сторону брезента на полу. — Задний вход в подвал тоже нужно расчистить, а ещё не мешало бы снять хоть немного веса с крыши. Чимин, понятия не имевший, что тут вообще есть подвал, понимающе кивает. — Я могу чем-то помочь? В ответ он получает отрицательное мычание. — Я и сам за пару часов справлюсь. Чимин наблюдает за тем, как вся эта огромная гора снега исчезает за дверью, когда Юнги осторожно её закрывает, и думает, что его “пара часов” звучат очень уж самонадеянно, а потому смотрит на Юнги, иронично изогнув бровь. — Возле заднего входа я уже закончил, — заверяет его альфа, касаясь пальцами шеи парня. На это Чимин лишь кивает. Теперь он хотя бы знает, где Юнги был так рано утром. От всего внимания со стороны мужчины на него накатывает приятная сонливость, и, согреваясь, он позволяет себе прижаться ближе к груди Юнги. — Было бы что вчера праздновать, — бормочет Чимин, слыша мягкий смех в ответ. — В кастрюльке завтрак, — сообщает ему Юнги, легонько почёсывая голову Чимина, и тому просто хочется растаять. — Я где-то через час закончу. Чимину каким-то образом удаётся вжаться в альфу ещё сильнее, настолько, что для того, чтобы поднять на него взгляд, приходится придвинуться ещё ближе и приложить нешуточные усилия. В ответ кольцо рук на его талии сжимается сильнее. — Я правда не могу ничем помочь? — бормочет Чимин. Юнги прекрасно понимает, что он имеет в виду под этим: “Что мне делать, пока тебя нет?”, если судить по взгляду. — Я снова уложу тебя в кровать, — твёрдо отвечает альфа, отчего жар вспыхивает с новой силой. — Тебе стоит отдохнуть. На это Чимин хмурится. — Тебе это очень сильно понадобится, — заверяет Юнги, ведя его к спальне. Удивлённо распахнув глаза, Чимин, пусть и неохотно, но идет за ним следом. Именно так он снова оказывается в кровати, изнывая от перегрева и бесцельно осматривая комнату, когда Юнги уходит по делам. На этот раз Чимин в комнате уже почти проснувшийся, а потому наконец-то замечает снег за тонким окном, мокрый и сбитый достаточно, чтобы казаться серым. Снег не скрывает лишь маленькую полоску окна, через которую льётся ярко-белый свет, правда, солнце уже так высоко в это позднее утро, что все лучи падают на деревянный пол в паре метров от него. Не считая этого, в комнате царят полутьма и уют. Когда Чимин закрывает глаза и вжимается лицом в простыни, то, кажется, может услышать, как Юнги расчищает снег. Сам же мужчина перед тем, как уйти, постоял над кроватью, рассматривая его так пристально, что Чимин уже начал опасаться очередной волны жара. Сейчас же, когда Юнги нет в комнате, парень представляет, как тот вгоняет лопату в мокрый снег и тот с тяжёлым шлепком падает на сугробы вокруг, сбиваясь в плотные кучи под тяжелым весом. Из головы не выходят ладони Юнги на брезенте, или сжимающие черенок лопаты, а ещё широкий разворот его плеч — он никогда не думал, что его возбудит нечто такое, но ноги сжимаются сами по себе. Чимин стонет и заставляет себя повернуться на другой бок до того, как мысли о Юнги успеют вытеснить всё остальное. В том, что всё тело горит, есть один плюс — он хотя бы не чувствует холода. Он не позволяет себе открыть глаза сразу после того, как поворачивается. Запахи Юнги и постели, одновременно тёплые и прохладные, настолько приятные, что Чимину кажется, словно он завёрнут в одеяло. Чимин прекрасно понимает, что когда-то ему придётся разобраться в собственных мыслях, ведь запах Юнги теперь не только волнует: это больше, чем просто феромоны и поверхностное возбуждение. В этом же запахе он находит чувство защищённости, пусть общение с альфой всё ещё вызывает у него проблемы с сердцем. Когда это успело случиться? Об этом, однако, Чимин не может долго думать; вместо этого он лишь сильнее сжимает бёдра и зарывается носом в прохладные простыни. Парень даже не пытается сдержать мурчание, когда то вырывается из горла: всё же, его услышат лишь их смешавшиеся запахи, отчего тереться о простыни становится ещё приятнее. Его ноги пробирает сладкая дрожь. Прикосновение простыней к коже особенно приятно в местах, где они, смятые, легко по ней скользят. Чимин открывает глаза достаточно медленно, чтобы увидеть собственные размытые ресницы перед тем, как заметить опутавшие его ноги простыни, что кажутся красивыми. Они похожи на ракушку из-за мягких складок, правда, мягкую и приятную на ощупь. Чимин садится и упирается двумя руками по обе стороны от горы одеял перед тем, как зарыться в них сильнее, окончательно сминая ткань. Он готов мурчать уже только лишь от устроенного собой беспорядка, что довольно странно. Чимин, однако, игнорирует все сомнения и поправляет простыни так, как ему нравится. В конце концов он снова переводит взгляд на стену. Когда ему наскучивает рассматривать почти белые стены, Чимин скользит взглядом по поверхности, пока краем глаза не замечает кресло Юнги, старое и кожаное, достаточно интересное для того, чтобы отвлечь на себя внимание. С первого же взгляда кресло, несмотря на всю свою потрёпанность, кажется дорогим. На спинке кожа потрескалась, оголяя кремовую ткань под ней, но ножки отполированы и блестят, как новенькие, если не считать маленького белого пятна на передней. У самой основы в коже выдавлены ионики, а ручки кресла скреплены рядом медных гвоздей с выпуклыми шляпками. Даже отсюда Чимину видно, что напыление на гвоздях посерело с годами: ему не меньше десяти лет (не то, чтобы он хорошо разбирался в мебели, но впечатление создаётся именно такое). Когда Чимин снова поднимает взгляд на спинку кресла, то замечает, что она прошита ромбиками. Кресло на самом деле очень красивое, даже со всеми царапинами и потёртостями, но есть в нём что-то такое, что его настораживает. Чимин ловит себя на том, что не отрывает от него взгляда только тогда, когда тёплая коричневая кожа начинает, расплываясь, сливаться с бежевой стеной. Парень снова смотрит на дверь в ванную, у которой оно стоит, и вдруг понимает, в чём дело: ножки кресла повёрнуты не так, и кресло почти стоит спинкой к двери. Всё… не так. Может, оно просто стоит слишком далеко от стены, но нет, когда Чимин пытается представить его на новом месте, это всё равно не кажется тем самым правильным местом. Если уж посмотреть на всё серьёзно, то освещение в комнате ни к чёрту: снег закрывает почти всё окно, отбрасывая тень, но кресло и без того кажется слишком серым для такого красивого предмета мебели. Его ногам все ещё холодно, когда Чимин ступает на деревянный пол. Кресло почему-то кажется ещё более неприметным, если стоять прямо перед ним. Чимин так близко, что упирается в него бедром и цепляет край коленом. Пусть кресло и красивое, но сейчас, когда парень снова смотрит на его спинку, оно таким совсем не кажется. Вдруг он понимает, что не хочет сидеть в нём, нет — ему нужно что-то сделать. Прямо-таки руки чешутся. Ответ на его вопросы совсем близко, но постоянно ускользает, и это не даёт покоя. Чимин не успевает сдержать раздражённого вздоха и почёсывает внутреннюю сторону локтя, заставляя себя перевести взгляд на стену. Угол сейчас кажется особенно интересным. Он долго смотрит в угол комнаты, прижимаясь бёдрами к старому креслу, а затем опускает на него взгляд. Желание накрывает его с головой. И Чимин не… он правда не пытался его сдвинуть. Он просто стоял по левую сторону от кресла, прижимаясь к подлокотнику, и представлял, как оно будет выглядеть на новом месте. И немного пихнул. В сторону угла. Придётся признать, это немного странно. Руки кажутся слишком тёплыми, когда прижаты к прохладному материалу. Чимин проводит по швам на коже, поглядывая на дверь. Очень странно так вот рассматривать чужую мебель, но что тут поделать. Он толкает кресло вперёд, даже не успев об этом подумать. Оно не сдвигается с места. Какая-то часть разума Чимина отмечает, что это стоит воспринимать как знак свыше, однако он снова проводит ладонью по швам и, опять чувствуя нужды и раздражение, зарождающиеся в животе, просто... Кресло не сдвигается ни на миллиметр, как бы сильно он ни упирался ногами в пол. Парень пытается пихать его бедром (как можно осторожнее, чтобы не оставить отпечаток колена), но и это не помогает. Как только мышцы начинают побаливать от напряжения, Чимин снова направляет полный злости взгляд на предмет мебели. Он совсем не слабый. Именно поэтому парень снова поддаётся глупому желанию и становится по другую сторону кресла, пытаясь тянуть его на себя, хоть и знает, что это не сработает, знает, что разозлится лишь сильнее, если не сдвинет его хоть немного. Чуть-чуть стыдно, да, и он не стал бы переставлять мебель Юнги, если бы тот сам не вышел на улицу, оказавшись вне его поля зрения, но в этот раз почему-то альфа оказывается последним, о чём он думает. Первым приоритетом кажется именно это кресло, поглощая всё вокруг. Следующая провалившаяся попытка раздражает не менее предыдущей, если даже не сильнее — за подлокотник сложно ухватиться, да и досада скребёт всё сильнее и сильнее. Он пытается ещё два раза перед тем, как вцепиться в кресло изо всех сил. Чимин чуть отклоняется назад, упираясь в пол, и оно наконец-то поддаётся. Когда же кресло двигается, дёргается, отчего парень, поскользнувшись, летит назад... ...и замечает ещё одну пару рук на другом подлокотнике. В памяти эта картина остаётся лишь кадрами: пальцы Юнги впиваются в кожу кресла, предплечья, обнаженные из-за закатанных рукавов, косточка на запястье немного выпирает. Порыв запаха Юнги лишь усиливает эффект. Этот кадр, однако, постепенно от него ускользает, сменяясь на злосчастный подлокотник. Чимин со вскриком приземляется на задницу. Он даже не знает, что хуже: то, что его поймали за попыткой передвинуть чужую мебель, или же выражение лица альфы, когда Чимин наконец-то осторожно выглядывает из-за кресла. Напряжённые губы и едва заметная улыбка говорят о том, что Юнги, скорее всего, изо всех сил сдерживает смех. От того, чтобы снова спрятаться, Чимина удерживает лишь возможная инфантильность такого действия. Наверное, бесполезно. Он и так уже кажется инфантильным. Тишина. Чимин пытается придумать отмазку (в голову не приходит ни одной нормальной) и решить, как бы спасти ситуацию (это тоже не представляется возможным). У него нет ни единого шанса сохранить всё в секрете с горящим от стыда и адреналина лицом. А ещё намёка на усмешку на губах Юнги достаточно, чтобы тело снова вспыхнуло от жара, но Чимин всё ещё пытается не смотреть ему в глаза. То, что он замечает периферийным зрением, кажется достаточно безопасным. — Ты в порядке? — Юнги, видимо, всё это немного веселит, но его голос звучит достаточно серьёзно, чтобы передать всё беспокойство. В конце концов Чимин двигается, не отмечает боли даже в копчике, и торопливо поднимается на ноги, при этом стараясь держать руки подальше от кресла. Для этого он складывает их на груди и пытается казаться как можно меньше. — Всё в порядке, — малодушно врёт он, не зная, что ещё сказать. Юнги, однако, всё равно осматривает его с ног до головы. — Правда? Лицо и шея Чимина пылают от стыда, а жар и тянущее чувство в животе никак не помогают. — Правда. Проходит всего мгновение. Его затылок снова покалывает. Очевидно, Чимина изучают снова. Понять это не так трудно — Чимин знает своего альфу. Раздаётся глухой звук от соприкосновения рук Юнги с подлокотником. — Куда его? Желание заскулить снова даёт о себе знать. В горле уже собирается воздух, стремящийся вот-вот вырваться наружу в молчаливом крике. Тело застывает на месте. Он настолько сосредоточен, что краем глаза замечает, как Юнги постукивает пальцами по коже кресла. — Желание поменять всё под себя вполне естественно, — умышленно тихо сообщает Юнги. Чимина бросает в лёгкую дрожь и… он сдаётся, пусть напряжение из тела никуда не уходит. Смысл слов доходит до него не сразу, и Чимин удивлённо приоткрывает губы, не зная, что на это сказать. Юнги вздёргивает бровь, и Чимин, отвлекаясь и отчаянно пытаясь избежать предстоящего разговора, выдаёт: — Я пытался передвинуть его в угол. Когда альфа легонько толкает кресло, Чимин, покраснев, отходит с дороги, кое-как пытаясь привести в порядок мысли. “Желание поменять всё под себя вполне естественно”. Чимину хочется стонать от стыда. Он знает, что это такое. И что это значит — тоже. Знает, почему это происходит, что это инстинктивно и не значит, что он хочет того, чего они от него требуют. И это не мешает ему всё равно наблюдать за тем, как Юнги сдвигает кресло, как защитные резинки на ножках натягиваются от трения. Вдруг Чимин понимает, что ему всё равно. Он прекрасно знает, что не хочет ничего из этого, но всё равно вылезает из кровати, с целью передвинуть чужую мебель, даже не спросив себя зачем. И, не сумев совладать с собой, Чимин бросает взгляд на шкаф, что совсем нелепо смотрится рядом с окном. Гормоны кажутся куда опаснее, когда они не только сводят его с ума плохим самочувствием и повышенным либидо, но и желанием гнездиться. Слыша, как Юнги передвигает что-то тяжёлое, Чимин поворачивается и видит то кресло именно на том месте, где он его и хотел видеть — диагонально в углу. Чувство удовлетворения от этого куда сильнее, чем должно бы быть. Юнги выпрямляется и сразу же поворачивается к нему, выжидающе глядя на него и, похоже, ожидая одобрения. Такая серьёзность к тому, что сам Чимин считает глупым, умиляет. Следующего за этим вопроса он совсем не ожидает. — Что дальше? Чимин окидывает взглядом пол и комнату и вдруг чувствует стыд. На шкаф он смотрит в последнюю очередь, но поворачивается к нему спиной, предпочитая игнорировать позыв. Как только он отворачивается, взгляд Юнги сразу же опускается на шкаф, и парень, понимая, что его поймали, едва слышно скулит. Альфа легко улыбается, пересекая комнату. Когда половина мебели в доме Юнги меняет всё-таки своё расположение, тот поверхностный стыд, преследовавший Чимина всё это время, сменяется глубоким инстинктивным удовлетворением. Закончив работу, Юнги отряхивает руки. Чимин, чувствовавший себя бесполезным всё время перестановки, только опирается на подлокотник чёртового кресла. Он практически не сдвигался со своего места, оставаясь около него, пока Юнги передвигал шкаф, лишь затем перемещаясь к дивану и долго и пристально смотря в коридор, что служит своеобразным намёком — альфа сразу же идёт в гостиную. После, когда Чимин снова стоит у кресла, ему начинает казаться, что кровать стоит совсем не по центру. Кресло заставляет чувствовать его себя бесполезным и крошечным, что порядком действует на нервы. Очень приятно вот так вот упорно переставлять всё, пусть комната и погружается во всё больший хаос. Это не кажется тем самым пресловутым желанием гнездиться, но теперь хоть нет такого сильного чувства вины из-за того, что он без разрешения хозяйничает в доме Юнги. Во взгляде альфы читается ожидание, и только тогда Чимин понимает, что они передвинули почти всю мебель в доме. Очевидно, теперь он может смотреть только себе под ноги. — Можешь присесть, — предлагает тот. Это предложение выбивает Чимина из колеи. Кресло казалось ему единственной вещью во всём доме, что принадлежала лишь Юнги. Вся остальная мебель в комнатах очень простая; дом украшен разве что тем, что он очень чистый — это кресло совсем не такое, что читается в деталях, потрёпанности, даже в том, что Юнги плотник и при желании мог бы заменить его на что-то поновее. Потому-то он едва позволяет себе на него опереться. — Всё в порядке, — вежливо отмахивается Чимин. Кресло всё равно кажется слишком большим. Оно совершенно точно было сделано для альфы. Но Чимин узнаёт звук ботинок Юнги, мягко стучащих по полу. Когда альфа берёт его за руку, он с лёгкостью позволяет себя утянуть. Когда парень устраивается на месте, он действительно пытается не сосредотачиваться на руках Юнги, вместо этого рассматривая изгиб его щеки, переходящей в челюсть, и игнорируя следующий за этим спазм, прошивающий живот. Чимин действительно пытается смотреть на всё, кроме самого мужчины, что взвинчивает его ещё сильнее. В итоге парень собирается с мыслями для разговора и даже решает разобраться с проблемой. Он действительно был прав: кресло делалось для альфы. В нём Чимин кажется меньше, и дело даже не в том, что ступни не касаются пола — ему приходится вытягивать руки, чтобы просто опираться на ручки кресла. Но даже когда Юнги склоняется над ним, парню кажется, что по ощущениям кресло такое же, как и на вид: потёртое и важное. Он откидывается на спинку и сжимает колени руками. Кожа не кажется такой уж и неудобной по ощущениям. — Ты сделал из моего дома гнездо. Юнги протягивает вперёд руку, но касается не его шеи или плеча, чего следовало ожидать, а упирается ею в спинку кресла. В словах чувствуется важность: гнездо ассоциируется у Чимина с ворохом одеял, а не гормональным порывом переставить всю мебель в доме альфы — это всё ещё вселяет в него неуверенность и сбивает с толку. Он хватается за подлокотники и подаётся вперёд. Близость Юнги дарит уют и чувство безопасности, несмотря на то, что тот постоянно его поддразнивает. — Даже не знаю, — смущённо отрицает Чимин. Едва заметная гора простыней говорит об обратном. Юнги следует за его взглядом и подаётся вперёд, оказываясь настолько близко, что позволяет рассмотреть изгиб его губ в мельчайших деталях. Чимин сжимает коленки и чувствует, как альфа переключает внимание на них. Колени Юнги соприкасаются с полом с глухим стуком. Чимин же смотрит на ладони альфы, крепко сжимающие его бёдра, и чувствует, как жар вспыхивает внизу живота. Пальцы альфы снова играются с подолом футболки. — Не знаешь? В голове буквально пусто. Белый шум и запах Юнги. Лишь спустя несколько долгих мгновений, проведённых в попытках оторвать глаза от рук напротив, Чимин вдруг вспоминает об их разговоре. — Не знаю, — тихо повторяет он. Его волосы на затылке снова встают дыбом. И, если он еще сильнее напряжёт свои ноги, то, скорее всего, потянет мышцы и не сможет коснуться пола вовсе. Это возбуждение должно быть очевидным: если не по тому, что он весь напряжён, то по тому, как отводит глаза, обращая внимание на всё вокруг, игнорируя мужчину напротив него и их текущий разговор. Кончиками пальцев Юнги настойчиво сжимает бёдра Чимина. В те редкие мгновения, когда Чимин решается на него посмотреть, он встречается с тяжёлым взглядом напрямую. Что-что, а это заставляет его чувствовать себя ещё меньше сильнее, чем кресло. Хотя, казалось бы, больше уже некуда. Рядом с Юнги он всегда чувствует себя миниатюрным. — Чего ты хочешь? — серьёзно спрашивает Юнги, а Чимин бросает на него полный желания взгляд из-под полуприкрытых ресниц. На самом деле он не знает, как объяснить, чего хочет, — как объяснить то, что горит даже кожа на бёдрах, как они болят, как теряет фокус зрение. Он, кажется, даже не может оторвать взгляд от рук альфы на своих ногах, не оставляющих край его футболки в покое. — Не знаю, — скулит парень. Юнги на это просто поднимает бровь. Снова. Стараясь избежать ответа, Чимин накрывает ладони альфы своими, вытянув руки вперед. От работы костяшки Юнги огрубевшие. Между своими вытянутыми пальцами Чимин видит синие полосы выступающих вен на тыльной стороне ладони Юнги, видит то, как он сжимает его бедро, чувствует, как Мин Юнги смотрит на него — как от этого кружит голову. Он видит, как из-за ресниц расплывается перед глазами лицо альфы. Выражение лица Юнги резко меняется, стоит ему дёрнуть его руку вверх, приподнимая вместе с этим и футболку. И Чимин не может оторвать своего взгляда от этого живописного зрелища. — Ты и сам знаешь, чего я хочу, — через силу признаётся парень. В тот самый момент альфа срывается. — Да, знаю, чего ты хочешь, — рычит Юнги, притягивая его ближе к краю кресла. Вероятно, Чимин переоценил свои возможности. Всё ещё соображающая, но ускользающая от него часть сознания замечает движение: каким бы резким оно ни было, Чимин хотя бы всё ещё чувствует хватку на ногах и лёгкие спазмы внизу живота. В этот раз, однако, дискомфорт не кажется таким сильным. Он вцепляется пальцами в футболку, когда Юнги поднимает и разводит в стороны его ноги, опуская их на сиденье, тянет вперёд, ставит так, как удобно ему, всё это смешивается с ощущениями от кожи кресла, ткани футболки и самого альфы. У Чимина уходит пара минут на то, чтобы понять, что Юнги закинул его ноги себе на плечи. — Ты хочешь, чтобы о тебе позаботились, — рычит альфа, из-за чего Чимин невольно напрягает бёдра. Когда он видит, как альфа скользит ладонью вверх по его ноге, он даже не замечает едва ощутимую дрожь в конечностях. Юнги ведёт рукой дальше — по сгибу между бедром и пахом, сдвигая футболку выше. После этого Чимин уже не может следить за его рукой дальше, но зато он замечает, как Юнги опускает взгляд ниже и сглатывает. Ему не мешает ткань. Не мешает ничего. Такой взгляд невероятно смущает, но Чимин ничего не делает. Разве что, пытается ёрзать как можно незаметнее. Ладони Юнги сжимают его талию через футболку, и он лишь глупо кивает, давая запоздалый ответ. Он дёргается, когда скользит по креслу горячей кожей, и пытается не думать о том, что стало этому причиной. Что не так уж и сложно. Мысли и без того блаженно пусты от всего и сосредоточены только на альфе и пустоте внутри. Всего вокруг слишком много. Чимин смущён, да и взгляд альфы, пристально смотрящего на него, невозможно описать словами. Затем Юнги двигается вперёд, пока парень расслабленно сидит в кресле, чувствуя себя так, словно вот-вот сгорит на месте. Юнги касается губами внутренней стороны его бедра. — Тебе хочется, чтобы тебя баловали, — тянет он, и осознание того, что это настоящая правда, буквально бьёт ниже пояса, почти что причиняя дискомфорт. Чимин знает, что врёт, но всё равно мотает головой. Альфа бросает на него короткий взгляд, что даёт понять: ему позволяют выйти сухим из воды. Он видит, как губы Юнги скользят по его ногам, видит, как двигается его челюсть, когда альфа поворачивает голову, чтобы поцеловать внутреннюю сторону бедра, и, продолжая ёрзать, пытается отстраниться, когда на них смыкаются зубы. Чимин слабо хватается за кожаное сиденье и сжимает бёдра, напрягая ноги, лежащие на плечах альфы. Очевидно, что тяжесть в животе не может стать тяжелее, но вдруг Юнги отпускает его футболку и скользит ладонью вниз по талии. Альфа так близко. Костяшки его пальцев касаются кожи, и Чимин подскакивает, чувствуя, как к члену приливает кровь и как сжимается влажное колечко мышц. Руки Юнги опускаются ещё ниже, касаясь сгиба бедра. Ещё ниже. — Ты хочешь меня именно там. Пальцы настойчиво скользят по ягодицам пока не касаются влажной кожи. Чимин только всхлипывает и сжимает бёдра вокруг плеч Юнги, чувствуя, как скручивает живот. Он зажмуривается, вцепляется пальцами в подлокотники, напрягает бёдра и думает о Юнги, его голосе и теле, откидываясь на спинку кресла. Между всхлипами Чимин вдруг задумывается о том, что же это всё-таки такое, течка. Пальцы Юнги на его бёдрах вынуждают парня выгнуться и надавить пятками на его спину. — Тебе нужен твой альфа, — рычит он. Юнги предательски одёргивает руку до того, как Чимин успевает насадиться на пальцы в попытке получить хоть что-то. От такой потери он чувствует себя жалко, пока на глазах выступают слёзы. В глазах Юнги, даже через влажные ресницы, он не видит настороженности. Взгляд альфы дикий и тяжёлый. Давящий. — Я здесь, — рычит он и наконец опускает голову, касаясь горячим языком промежности парня. Чимин растекается по спинке кресла и скулит от раздающихся всё громче влажных звуков. Живот тянет, всё тело охватывает жар, и Чимин крепко зажмуривается. Стонет и ёрзает от грубой хватки Юнги на бёдрах — она становится лишь жёстче с каждой секундой, возбуждая ещё сильнее. Чимина вынуждает посмотреть вниз не собственная выдержка — это дело рук Юнги, сжимающих теперь его талию. Его же ноги теперь безвольно падают на кресло, когда ступни соскальзывают с сиденья. Из-за плечей Юнги, на которых покоятся его ноги, совершенно не видно его голени, но зато Чимин может прекрасно лицезреть шею и широкие плечи альфы, его темные волосы и часть его лица, что не скрыта от него его же собственным телом, — такая картина предстаёт его взору. Пошлый вид на Юнги это одно дело, совсем другое — воспринимать его вместе с настойчивым языком у своей задницы. Чимин смущённо дёргается и впивается пальцами в край кресла. Язык Юнги шершавый, бесстыдный и двигается мучительно медленно; кожа кресла липнет к телу и болезненно отклеивается при каждом движении. Смазка на внутренней стороне бёдер, остывая, вызывает дрожь, и Чимин стонет, неразборчиво что-то бормочет и подаётся навстречу Юнги, когда тело накрывает наслаждением, и он обмякает в руках альфы. Ёрзая, Чимин чувствует, как сжимается его задница на языке Юнги, как ощущает и само кресло, и его край, с которого свисают ноги, расположенные на плечах альфы. Парень сильнее надавливает пятками на спину Юнги, безвольно сжимает бёдра и снова напрягает мышцы, когда руки альфы с силой сдавливают и тянут на себя его ноги. — Юн-ги… — он понятия не имеет, куда деваться. Сначала хочется ухватиться за подлокотники, но вместо этого Чимин тянется к альфе и запускает пальцы в его волосы. Даже когда хочется потянуть за них в минуту особого наслаждения, парень сдерживается. Бедро Чимина касается холодного кресла и лодыжка ударяется о что-то ледяное и твёрдое — запоздало до парня доходит, что это был бронзовый орнамент. Юнги уже раздвинул его ноги настолько широко, насколько позволяют это подлокотники. Чимин резко дёргается и зажмуривается в попытке сдержать слёзы. Хватка альфы только усиливается. Вторая нога бесполезно свисает с кресла, когда альфа убирает её со своего пути, Чимин стонет и протягивает руку вперёд, накрывая ладонь Юнги своей. Хорошо, что он не видит этого со стороны — он понимает, что не выдержал бы, зная, что выглядит отчаянно и жалко, просто покорно сидя с раздвинутыми ногами и стоящим колом членом, не делая ничего, только тяжело дыша и выстанывая имя Юнги. Сейчас для него существуют только грубые руки на его бедрах, запах альфы и его чёртов язык. От этих ощущений бёдра дёргаются навстречу рту Юнги сами собой, сильнее прижимая того к дырочке — и Чимину этого достаточно. Его касаются руки и губы альфы, и, хоть Чимину стыдно, всё нормально, пока это всё делает Юнги. Не кто-то другой. Тебе нужен твой альфа. Пальцы Чимина, запутавшиеся в волосах Юнги, подрагивают. Он и правда знает, чего хочет Чимин. Может, даже лучше, чем сам Чимин, если судить по тому, как часто и пошло сжимается его дырочка. Его альфа всегда знает. — Мой, — сам того не заметив, стонет Чимин. Рык он чувствует кожей ещё до того, как звук достигает ушей. Кажется, что всё пылает. Член слишком тяжёлый, а спина и бёдра совсем мокрые от смазки. Всё, что делает Чимин, так это извивается от удовольствия в руках Юнги и пытается не поскользнуться в кресле. Язык альфы приносит удовольствие, да, но всё-таки этого недостаточно. Что-то довольно тупое вызывает вспышку острой боли — зубы Юнги впиваются в ягодицу. — Мой, — снова стонет парень. Зубы Юнги сжимаются ещё раз перед тем, как он возвращается к бесстыдному вылизыванию его задницы. Его ладонь так близко, всего лишь на бедре. Снова. От рычания, вырвавшегося из горла альфы, волосы на шее Чимина встают дыбом, даже несмотря на всё удовольствие. Ещё немного, и он кончит. Живот напрягается, ноги так и норовят вырваться из хватки альфы, а пальцы сжимаются на всём, до чего дотягиваются — он точно кончит. От этого омега только отчаяннее толкается вперёд, пока не чувствует задницей переносицу Юнги. Чимин переводит взгляд на руку Юнги на своём правом бедре, замечая, как близки кончики его пальцев к мокрой от смазки коже. От этого всё сжимается; Юнги, похоже, тоже это чувствует, потому что стискивает его ногу так сильно, что Чимин ощущает это, несмотря на жар. Не зная, как выразить это словами, Чимин думает, что хочет почувствовать в себе пальцы Юнги, чтобы остались только смазка и чувство заполненности как от узла. Он снова толкается навстречу проскользнувшему внутрь языку. В конечном счёте Чимин только выстанывает, как же ему хорошо, неразборчиво просит о чём-то и дёргает всеми конечностями, которые Юнги не вдавливает в кресло. Но в итоге, всё сводится к тому... — Мой, — всхлипывает Чимин раза два или три, даже когда кончает. Юнги не трогает член Чимина, пока тот не чувствует, как стекает по коже его же сперма, но даже после такого делает это лишь мимолётно. Зрение возвращается через пару мгновений, когда Чимин наконец-то находит в себе силы оторвать голову от спинки кресла. Костяшки Юнги едва ощутимо касаются головки его члена, пачкающей палец альфы липкой белесой спермой. Даже его член кажется маленьким в руке Юнги. Совсем вытраханный, чувствуя, как отчаянно сжимается пустая дырочка, Чимин смотрит на пальцы альфы на своём животе. Их тяжесть почти так же невыносима, как и вид размазанной по коже липкой жидкости. Как бы Чимину хотелось, чтобы это была сперма Юнги на его животе. Огонь в глазах альфы говорит о том, что, возможно, этого желает не только он один. Жар в животе вспыхивает с новой силой, дырочка сжимается от пустоты, а бёдра прошивает слабая судорога. Наблюдая за тем, как Юнги медленно покрывает поцелуями его бёдра, Чимин действительно не в силах оторвать взгляда от влажного блеска вокруг его рта, когда альфа поднимает всё ещё тёмные глаза на парня. Ещё долго парень слышит только тихие звуки поцелуев Юнги и собственное сбившееся дыхание. Юнги даёт ему время отдохнуть, пока тело снова не сковывает судорога, вырывая из Чимина слишком громкий стон. Альфа осторожно двигает его ноги. Бёдра протестуют, а след от укуса между ягодицей и бедром болит. Чимин всё так же не сдвигается со своего места в кресле, слишком истощённый от усталости и остатков наслаждения. — Юнги, — тихо скулит он. Сам мужчина долго смотрит на Чимина тяжёлым взглядом; цвета его глаз почти не видно за зрачками. Смотрит он нереально долго, стиснув челюсть и не вытирая испачканных в смазке губ. Чимину банально интересно, сорвётся ли он хоть когда-то. Юнги выдыхает. Это не снимает ни капли напряжения в теле, но помогает переключить внимание. — Давай-ка отнесём тебя в ванну, — наконец-то говорит тот. — У нас, должно быть, есть ещё пара часов. Похоже на обещание, а, может, и на угрозу. Сердце Чимина по необъяснимой причине снова начинает биться быстрее. Даже когда Юнги наклоняется взять парня на руки, он делает это так быстро, что Чимин не успевает обхватить альфу за шею. Даже когда его несут, омега чувствует себя безвольным, утыкается носом в шею мужчины и пытается игнорировать снова расползающийся по коже жар, не желающий оставлять его в покое. В перерывах между моментами всепоглощающего жара и возбуждения, Чимин всё же находит время на размышления. Было бы неплохо провести его, морально готовя себя к предстоящей течке, разбираясь с нервами, или, может, даже задумываясь над своими чувствами, становящимися всё более и более серьёзными. Но вместо этого он с красным лицом лежит под одеялом в гостиной и смотрит на белый снег за окном. С тех пор, как Юнги снова ушёл, сразу же после того, как Чимин вышел из ванны и высушил волосы, всё кажется каким-то размытым и безнадёжным. Альфа уже расчистил дорожку вокруг дома, а сейчас, вроде бы, как ненадолго выскочил скинуть снег с крыши. Пусть про себя Чимин и скулил, но при Юнги делать этого не решился: по взгляду мужчины было отчётливо видно, что он плюнет на сохранность крыши, стоит Чимину только попросить. Наедине с собой Чимин снова впадает в размышления — вот только вместо того, чтобы думать о чём-то хоть немного полезном, он неудовлетворённо сжимает ноги под одеялом. О таком даже думать стыдно, но мысль не отпускает, всегда оставаясь с ним. Чимин пытался винить в этом течку, гормоны и странное направление мыслей, на которые повлияли бесчисленные положительные черты Юнги. Даже с этими оправданиями его волнения остаются пошлыми. В конце концов, его действительно волнует то, что Юнги не засовывал в него ничего, кроме своего языка. Так что сейчас Чимин, умирая от стыда, пытается понять почему. Поначалу он, пусть и слабо, пытался отвлечь себя другими мыслями, но все попытки провалились — всё сходилось к этому. И парень понятия не имеет, с чего начать. Сначала Чимин думал, может, Юнги ждёт полноценного начала течки, или может есть странная традиция, о которой он не знает, но, если исходить из того, что ему было известно до прибытия в поселения и из слухов уже здесь, секс до течки кажется вполне обыденным делом. Если уж на то пошло, такое воздержание кажется необычным. Замешательство, однако, никак не повлияло на радость от звуков со стороны входной двери, как и тошнота — Чимин вскочил с места, пробежал по коридору и бросился прямо в руки Юнги. Мурчать он начал в тот самый момент, как руки альфы опустились на своё законное место — его талию. Что-то в запахе Юнги и выражении его лица привлекло Чимина к мужчине не только в поисках внимания, но и выдало куда больше ещё до того, как альфа успел снять пальто. — Юнги, — всхлип кажется совсем отчаянным, но даже это не останавливает Чимина от того, чтобы выгнуть спину, пока напряжение в мышцах не сравнивается с давлением на его дырочку. Несмотря на стыд и дурацкое напряжение в бёдрах, Чимин пытается вслепую ухватиться за растягивающую его руку альфы. Когда же тот не сдвинулся, игнорируя всхлипы омеги, Чимин, переборов себя, тянется к своему члену. Этого удовольствия вполне достаточно для того, чтобы Чимин продолжал и дальше вжиматься грудью в стену, упираясь ступнями в деревянный пол. — Приятно, — запинаясь, выдыхает Чимин, и, немного подождав, обхватывает себя руками, пряча слёзы в мехах, висящих у входа, и потираясь о них головкой члена. От болезненного шлепка по заднице продолжать стоять становится лишь сложнее. Ему приходится держаться за стены крепче, сильнее зарываться носом в куртки. Правда, от исходящего от них запаха подгибаются колени, но, несмотря на все его всхлипы и уловки, альфа ничего не делает. Чимин же не тратит время на вопросы, вместо этого со стоном умоляя альфу наконец-то сделать хоть что-то. Язык Юнги нажимает на дырочку, и альфа принимается посасывать кожу, пока парень, кончая, не обрушивается на него всем своим весом. Только потом он понимает, что Юнги и не собирается делать с ним ничего другого. Однако хуже всего, наверное, то, что Юнги не давал ему и капли власти — как тогда у входа, как когда Чимин берёт один из его огромных свитеров, меняя грязную футболку на него, и когда он облизывает пальцы мужчины. И, пусть у него совсем нет опыта, Чимин не считает себя совсем уж наивным: он примерно представляет, чего хочет, и в это что-то входит чужой член. Пусть это и самоуверенно, но Чимину нравится думать, что он знает, чего хочет Юнги — тот всё ещё голодно осматривает его шею и плечи. По какой-то причине альфа не собирается сдаваться быстро. Несмотря на все взгляды и настойчивые прикосновения, после оргазма Чимина он отходит, убирает инструменты и идёт проверить еду. В определённый момент, правда, Чимину кажется, что ему всё же удастся получить желаемое. Иронично то, что это случается как раз тогда, когда он наконец-то голоден настолько, что готов игнорировать стекающую по ногам смазку и через силу запихивать в себя еду. Сняв крышку с кастрюли, Чимин вдыхает ароматный запах, радуясь тому, что он не кажется отталкивающим, ведь тошнота всё ещё давала о себе знать. Как и обычно, еда кажется вкусной, пускай и довольно простоватой. Подумав об этом, Чимин делает мысленную заметку в следующий раз присоединиться к готовке. Жаловаться ему не на что, однако это станет отличной возможностью произвести должное впечатление на Юнги. И вернуть долг. Ведь Юнги так много для него делает. Стоя над открытой кастрюлей, Чимин краем глаза замечает приоткрытую тяжёлую доску в паре метров от себя. Накрыв еду крышкой, он переключает на неё внимание. Наверное, это и есть дверь в тот самый подвал, о котором говорил Юнги. Оказывается она прямо возле чёрного входа, поблизости с кухонными тумбами и навесными полками, и Чимин даже может видеть ступеньки, ведущие вниз, из-за открытого люка. Он аккуратно обходит её, когда тянется к полке за глубокой тарелкой, и радуется собственной осторожности, потому что, как только он ставит тарелку на столешницу, открывается входная дверь. Ему хочется подбежать к Юнги, поцеловать его, отвлечь от нужды снова выходить на улицу, но, как бы соблазнительно всё это ни звучало, смелости у него не хватает. По спине бегут мурашки: парень и сам понимает, что только предстоящая течка в ближайшем будущем придаст ему этой самой смелости, так недостающей ему. Долго думать об этом ему не удаётся. Вскоре в коридоре раздаются мягкие шаги Юнги, приближающиеся к кухне. Чимин нетерпеливо тянется к ящичку со столовыми приборами. — Юнги, — парень бросает быстрый взгляд на содержимое ящичка перед тем, как повернуться к альфе. Мужчина сразу же идёт в ванную и снимает сапоги, убирая их в ванну, а, может, в раковину? Чимин не так уж и уверен, куда именно, так что хватает ложку. Нетерпение тяжело давит на живот, но альфа и сам придёт к нему, когда разберётся с делами. Он ведь и так не обделён вниманием с его стороны; альфа всё это время не спускал с Чимина глаз, как мог, и пытался даже из кровати не выпускать. Юнги сосредоточен только на нём. Альфа возвращается намного быстрее, чем Чимин того ожидал. Должно быть, просто заглянул в ванную и сразу же пошёл на кухню. Парень видит его краем глаза, когда снова накрывает крышкой стоящую на печке кастрюлю. Чимин смотрит через плечо, когда снова тянется к приборам. — Ты звал, — Юнги опирается о стену рядом с камином, разделяющую кухню и гостиную. Смутившись, парень пожимает плечами и быстро закрывает шкафчик. Как бы неловко Чимин ни чувствовал себя, накладывая еду на кухне Юнги без его присутствия даже после разрешения и просьбы поесть, ему все равно стыдно, когда ложка выскальзывает из пальцев. Он снова смотрит на тумбу, убеждаясь в том, что она не упала на пол — край ложки всё ещё зажат меж его пальцев и цепляется за столешницу перед тем, как выпасть из его рук окончательно и упасть на ведущую в подвал лестницу. — Я звал… — начинает Чимин, покраснев и присев, чтобы её поднять. По иронии судьбы течка начинается именно в тот момент. Происходит всё быстро. Юнги пересекает комнату в ту же секунду, как колени парня касаются пола и рычит “наконец-то”, от которого Чимин вскрикивает. Пол уходит из-под ног до того, как Чимин успевает почувствовать руки Юнги на своих бёдрах. Что-то давит на спину, вжимая его щекой в пол, и, пусть перед глазами всё плывёт, Чимин замечает злосчастную ложку на ступеньке у входа. В ушах звенит. Не громко и не больно, но по спине бегут мурашки — только позже доходит, что это рычание Юнги. Пока это самый грубый звук, что он слышал от мужчины. Чимин поворачивает голову и хнычет, замечая помрачневшее лицо альфы. — Юнги... Но он снова срывается на жалкий всхлип. Чимин чувствует себя обнажённым, когда Юнги сдёргивает собственный свитер с его задницы, но не останавливается на этом, толкая ткань за плечи. Кожи касается прохладный воздух. Он прекрасно чувствует момент, когда пальцы альфы раздвигают его ягодицы. Чимин поджимает пальцы на ногах, царапая деревянный пол. — Что… — пытается спросить он, всё так же плаксиво, и снова смотрит на альфу. Всё тело альфы в напряжении. Чимин ещё никогда не видел его таким сосредоточенным, даже в день своего приезда в поселение. Тогда казалось, что Юнги хотел его съесть; сейчас, посреди кухни альфы, Чимин не знает, насколько больше альфа хочет его, чем в их самую первую встречу. Его рык, глубокий и хриплый, разносится по всей комнате, кружа голову. И, да, пусть после него парень сильнее прижимается к полу и шире раздвигает колени, он всё ещё понятия не имеет, чего же Юнги хочет — после его реакции всё становится лишь непонятнее. Альфа пристально осматривает Чимина: его лицо, выгнутую спину, скользит взглядом ниже, между ног, снова возвращается к лицу — и, как бы странно это ни было, опять опускает глаза. Должно быть, наконец-то заметил открытый люк в подвал и упавшую туда ложку. Как бы громко он ни рычал, Чимин почти что физически чувствует, как Юнги успокаивается. Он остаётся всё таким же пугающим, да, но вдруг останавливается, оставляя парня в замешательстве. — Юнги, — зовёт он, срываясь с шёпота на всхлип. Хватка альфы ослабевает настолько, что Чимин едва её чувствует. Движения становятся медленными и выверенными, и, если сравнивать со всем, что ему уже приходилось видеть, можно сказать, что Юнги пытается держать себя в руках. Пламя вспыхивает в животе парня, доставая до горла, срывая с губ очередной всхлип. К этому времени Чимин достаточно привыкает к судорогам, чтобы понять, что смазка течёт с новой силой, пусть в нынешней позе это почувствовать сложно. Альфа выдыхает, резко, но выверенно, и после короткого взгляда через плечо Чимину кажется, что Юнги всё же что-то заметил. — Скажи, если пол станет натирать, — вот и всё, что говорит Юнги, как-то покорно, а, может, сдержанно, чёрт его разберёт, перед тем, как наклониться и прикусить кожу между ягодиц Чимина, проталкивая внутрь язык. Парень может лишь стонать на полу кухни и шире разводить ноги, пока не начинают болеть колени. Значит, так хватит. Чимин выгибается навстречу горячему влажному языку и прикладывает все усилия, чтобы не расплакаться прямо на месте. Это всё выводит из себя. Все влажные касания, рычание, от которого Чимин послушно прижимается грудью к доскам. Правда, несмотря на паркет, к которому он прижимается щекой, и то и дело мелькающую ложку, ему до одури хорошо. Всё кажется донельзя грязным, и Чимин всё равно разводит ноги ещё шире. Уходит постыдно мало времени на то, чтобы от удовольствия он потерял всякое чувство стыда и забыл о самообладании — всё это время Чимин тратит на то, чтобы насаживаться на язык альфы. Мысли даются тяжело. В какой-то момент, когда парень снова тянет руку к своему члену, а Юнги перехватывает его запястья, заламывая их за спину, Чимин вдруг понимает, что тот делает всё это неспроста. Он поворачивает лицо, прижимаясь к полу уже другой щекой, когда становится больно, но всё равно проезжается ею по паркету, когда Юнги тянет его за бёдра на себя. Чимин лишь сильнее подаётся назад, упираясь ладонями в пол. Всё так медленно и пошло, что Чимин просто не может не думать о пальцах Юнги, может, даже о его языке, но лишь совсем немного глубже. Только от одних мыслей об этом кружится голова и становится ещё жарче. И именно тогда Чимину приходится вспомнить, что у него никого никогда не было. Он не знает, что будет чувствовать, когда Юнги наконец-то войдёт в него, не знает, как различить, что именно раздвигает его ягодицы: пальцы, член или же язык. Чимин дрожит и сжимается. В голове лишь мысли о том, как глубоко Юнги мог бы войти. Но у альфы такой талантливый рот, и Чимин только подаётся назад и стонет в пол, пока Юнги не надоедает его отчаянное ёрзанье, и он снова тянет его на себя, отрывая от пола, пока всё перед глазами не меняется... Чимин пустым взглядом смотрит на полки, а затем на тело альфы, его ноги и грудь, пока его не накрывает новой волной удовольствия откуда-то снизу. Всё доходит с каким-то отставанием, и тело распознаёт происходящее быстрее разума; Чимин стонет и двигается вниз, прижимаясь к лицу Юнги. Стыд всё равно приходит, как бы альфа ни сжимал его и не наваливался сверху — а это приятно, пусть в такие минуты Чимин чувствует себя одновременно до невозможности бесполезным, счастливым и оцепеневшим. При всём этом та часть разума Чимина, что не отключается, даже через слёзы замечает силуэт Юнги, заставляя парня ёрзать уже от досады. Все эти потирания и без того достаточно плохи, но ещё хуже то, что он, уперевшись руками в грудь альфы, не может отвести глаз от очертаний его члена, скрытого за тёмными джинсами. Рот наполняется слюной. Немного противно держаться за альфу сильнее и закрывать рот между стонами только для того, чтобы сглотнуть её, но лучше, чем если слюна начнёт стекать по подбородку. Юнги же сжимает его сильнее, грубо хватает ноги и задницу и рычит прямо в кожу, время от времени царапая её зубами, от чего тело как будто бы прошибают электрические разряды. Отвести взгляда от очертаний члена альфы и от того, как тот оттягивает резинку штанов, Чимин не может. Подавшись вперёд, он прямо-таки чувствует задницей переносицу и скулы Юнги. Спина и живот дрожат от напряжения, но он всё равно пытается насадиться назад, даже когда тянется к паху мужчины. Юнги тянет его на себя почти сразу. У Чимина есть пара секунд на то, чтобы услышать, как его рычание становится отчаянным стоном, и почувствовать, как вскидываются бёдра под кончиками пальцев, но затем руки альфы хватают его за талию и заставляют сесть ровнее. И Чимин всхлипывает от неудачи, да, но рот Юнги кажется ещё горячее, когда вот так вот прижимается к дырочке. В такой позе насаживаться выходит куда лучше, пусть альфе и приходится ему с этим помогать. Почему-то парень думает, что ему не должно быть всё равно — он должен сопротивляться, потому что, как можно пускать слюни на чей-то член, но всё горит от языка альфы, ноги дрожат и подкашиваются от попыток приподняться. Руки и вовсе не слушаются. Юнги держит его за талию, а Чимин просто довольно послушный. Запрокинув голову, парень замечает край навесного шкафчика и бесстыдно потирается о подбородок альфы. Он снова смотрит на член Юнги, думает о нём, о том, как же хорошо будет с ним внутри — приятно, что Юнги тоже этого хочет. Он хочет его трахнуть. Чимин чувствует это в его хватке на своей талии и в пошлом низком рычании у задницы, видит в стоящем члене. Юнги вскинул бёдра навстречу его пальцам, но всё же не дал того, что Чимин так хочет — чего так сильно желает и сам. Перед тем, как снова кончить, проскальзывает мысль о том, что, раз всё так сильно влияет на Юнги, тот, должно быть, сдерживается. Более того, это может быть какой-то частью Юнги — частью течки, ритуала и роли, которую альфа Чимина так настойчиво хочет исполнить. Юнги сжимает пальцы так сильно, что ногти впиваются в бока и что Чимин вскрикивает и хнычет. Выходит громко, постыдно, звук эхом разносится по деревянному дому, его не перекрывают даже всхлипы и тяжёлое дыхание. Альфа рычит особенно агрессивно; звук глушится текущей из задницы смазкой. Чимин стонет и закатывает глаза, а Юнги, не ослабевая хватки, царапает кожу и раздвигает его ягодицы, настойчиво прижимаясь между ними языком. Чувство стыда захлёстывает его с головой. Юнги хочет его, и он хочет Юнги, хочет чужой член, до которого никак не выходит дотянуться, хочет плакать, но именно из-за этого земля уходит из-под ног, когда он наконец-то кончает. Когда Чимин заваливается вперёд, альфа удерживает его за бёдра, снова прижимая к своему лицу и не давая сдвинуться с места, парень может прекрасно наблюдать за тем, как спускает сам. Горячая сперма растекается по свитеру Юнги, по его груди. Она молочно-белая и полупрозрачная на чёрной ткани. Эта метка, маленькая и грустная, выглядит жалко. Чимин шмыгает носом — она выглядела бы лучше, будь грудь альфы обнажённой. Он ёрзает, всё ещё чувствуя чужой язык, и гадает, увидит ли это когда-то своими глазами. Он потирается носом о резинку штанов над стояком Юнги, надеясь, что альфа всё-таки решит его побаловать. Первым к Чимину возвращается слух — во всяком случае, после того, как проходят жар и головокружение, так что он наконец-то замечает, что его двигают. И всё же, сильнее всего его поражают звуки, особенно звук собственного тяжёлого дыхания, то, как сбито дышит Юнги откуда-то со стороны, не оттуда, где он должен бы быть. Но они остановились. Чимину кажется, что из-за него. — Не хочешь двигаться? Голос Юнги. Он кажется — хриплым, но этого слова не хватит, чтобы его описать. Низкий и гортанный, кажется, что… что он только что трахал Чимина языком. Сам того не замечая, Чимин протестующе всхлипывает. Похоже, он действительно не хочет сдвигаться с места. Не тогда, когда чужие руки на его коже, шее. — Смотри на меня. Чимин открывает глаза, первым делом отмечая тёплый свет в комнате, а затем уже обнажённую, сероватую кожу. Почему-то всегда кажется, что Юнги почти прозрачный. Он замечает плавные движения и голубовато-серый подтон кожи Юнги, когда тот стягивает свитер через голову. Чимина пробивает дрожь, пускай ему и до невозможности жарко. И, очевидно, всё происходящее влияет не только на него. Очевидно также то, что Юнги раздражён — правда, может, что-то грызёт его изнутри, как когда он хочет кормить Чимина с рук и защищать. Парень списывает всё на попытки сдержаться. Он наблюдает за тем, как сужаются глаза Юнги, пока тот осматривает свитер, а затем сжимает его в руках перед тем, как потереть ткань об обнажённую кожу: кажется, словно он стирает с неё сперму, а не пытается втереть в себя запах Чимина. Становится любопытно, каким был бы Юнги, если бы не был столь сдержан. Если бы он втрахивал Чимина в кровать и, может, даже укусил бы. Несколько мгновений проходят в попытках Чимина бесстыдно рассмотреть очертания тела альфы. Это всё похоже на какой-то послеоргазменный ступор. Контуры плеч Юнги кажутся самой чёткой вещью в плывущей перед глазами комнате. И всё же, это всего несколько мгновений. Внимание альфы переключается на него, как только Юнги оказывается доволен тем, как пометил себя свитером Чимина. Сам парень тоже доволен, пусть это и не та метка, которую он бы хотел. — Ужин, ванна, кровать, — глаза Юнги кажутся почти чёрными. Чимин слышит в предложении вернуться в кровать с мужчиной намёк, облизывает пересохшие губы и чувствует, как в нижнюю часть тела, что должна бы быть уставшей, понемногу возвращается жар. Плохой знак. Ужин оказывается напрасной затеей. Во-первых, Чимина сводит судорогой ещё до того, как они садятся за стол — ну или до того, как Юнги опускается на диван, до которого донёс парня. Ему совсем не хочется есть, ни капли, пусть Чимин и знает, что нужно, и он сам себе кажется невеждой, когда думает о напрасно приготовленной еде. Всё, кроме собственного желудка, просит его поесть, так что парень прилагает к этому усилия, хоть оба они ещё липкие, а Чимин раздет достаточно для того, чтобы утащить Юнги в спальню куда раньше. — У тебя хорошо получается, — заверяет его альфа, и только тогда Чимин обращает внимание на собственный скулёж. Ужин, скорее, превращается в принудительный перекус перед сном, не более того. Чимин перебирается на колени Юнги, седлает их и устраивается поудобнее, едва сдерживаясь от того, чтобы потереться об альфу пахом. Пусть он и хочет поблагодарить за это собственное чувство стыда, парень знает, что настоящая причина этому строгость в лице Юнги. От этого жар становится ещё мучительнее. — Я наелся, — очень тихо всхлипывает Чимин. Съел он от силы ложек пять. Юнги осторожно осматривает его, сосредоточенно хмуря брови, но в итоге откладывает тарелку в сторону и помогает Чимину удобнее сесть на своих коленях. Каждое касание ткани к бёдрам вырывает из груди парня стон. — Кровать, — крепко сжав зубы, заявляет альфа. Он уже поднимает Чимина на руки, но тот всё равно слабо кивает, потираясь кончиком носа о шею и плечо мужчины. Всё плывёт, когда они устраиваются на кровати. Он замечает мягкие меха, когда Юнги укладывает его на них спиной, и знает, что футболка совсем прилипла к вспотевшей спине, а там, где с этим не справляется пот, это делает стекающая по бёдрам смазка, из-за которой Юнги так крепко сжимает зубы. Именно Чимин первым стягивает с себя футболку. Повисшая между ними тишина становится лишь тяжелее, когда он всхлипывает. — Жарко, — хнычет парень. Выходит не очень понятно. А, может, понимать ничего и не нужно, потому что его прерывает рык Юнги. Сильные руки проводят по горячей коже, вверх по рёбрам. Когда Чимин поворачивается, простыни и меха тянутся за ним, прилипнув к взмокшему телу. Нарастающий жар превращается в физическую боль, и огонь предстоящей течки пугает Чимина, выбивая воздух из груди. Нога скользит по простыни, когда он в панике дёргается вперёд. Юнги успокаивает его лёгким укусом в плечо, едва надавливая на кожу зубами. Оказывается, этого Чимину и хотелось, и парень откидывает голову на подушку, расслабленно развалившись на мехах. — Заставлю тебя кончить, — рычит Юнги. Чимин вздыхает. Когда альфа прижимает ладони к животу Чимина, медленно двигаясь вверх, парень поджимает пальцы на ногах и распахивает глаза, не видя ничего перед собой, когда ему на минуту вдруг кажется, что тот вот-вот его отпустит. Но Юнги этого не делает, вместо этого обхватывая руками за талию и подтягивая вверх. То, что он оказывается вплотную прижатым к альфе, до него доходит не сразу. Ему казалось, что кожа альфы окажется прохладной, но нет — он тёплый, а его сердце неистово бьётся под ладонью Чимина на его груди. Все мысли Чимина улетучиваются, когда он наконец-то обхватывает Юнги всем телом: ногами за пояс, а руками за широкие плечи, пусть альфе и приходится ему с этим помочь. Он снова скулит: может, это имя альфы, а, может, что-то о том, как всё внизу болит. Всё тело пробирает дрожь в ту же минуту, и Чимин слабо царапает спину Юнги. Свою реакцию парень замечает быстрее, чем её причину — альфа сжал зубы на его шее. И Чимин… он больше ничего перед собой не видит; от напряжения болит спина и крутит живот, что кажется горячее остального тела. Руки альфы везде, они касаются шеи, и Чимин сам знает, что нет смысла так крепко держаться, особенно когда Юнги хватает его бедро и тянет на себя. Парень вспыхивает, когда его стояк вжимается в пресс мужчины. Он чувствует отчаяние — жар, пробирающую всё тело дрожь — накрывающие его плотным облаком феромоны и растущее напряжение, сжимающее внутренности, даже когда он подаётся вперёд. — Красивый, — рычит Юнги. От этих слов, сказанных прямо в шею, по телу растекается томительная сладость. Может, это просто альфа на него так влияет: его хватка на теле, на ногах, талии, на всём, до чего можно дотянуться. У Чимина уже нет сил стыдиться. Юнги рычит, снова прижимаясь к парню, царапая его зубами и прикусывая кожу, заставляя того слабо дёргаться от удовольствия. Ладонь альфы придерживает его шею; Чимин приоткрывает рот и обхватывает палец мужчины, коснувшийся нижней губы. Вот так, всхлипывая с полным ртом, он чувствует себя немного грязно, но всё равно прикрывает глаза, не обращая внимание ни на что другое. Давление на член оказывается достаточной мотивацией даже вне течки. И пусть перед глазами всё плывёт, а тело не слушается, Чимин отстранённо думает, что именно жар влияет на него сильнее всего. Он недоволен чем-то даже в тот момент, когда обмякает в чужих руках, когда на глаза наворачиваются слёзы, а член сильнее прижимается к животу альфы. Это всё выводит из себя: бездумное потирание о меха, Юнги, его запах, от которого ноги опускаются сами собой. Вскинуть бёдра не получается, пока длинные пальцы альфы не касаются их, дёргая парня на себя. Он отмечает последний поцелуй в шею перед тем, как Юнги отстраняется. Глаза слезятся ещё сильнее, а меха, кажется, слиплись от смазки. Чимин негромко хнычет, когда альфа опускается ниже и сжимает тазовую косточку той ладонью, что не хозяйствует во рту парня. В предвкушении Чимин разгибает колени и поджимает пальцы, комкая ими простыни. Ладонь альфы на бедре раздвигает его ноги ещё шире. Когда Юнги снова ныряет между его ног, у Чимина срывает крышу. Приятно. Всего одновременно слишком много и недостаточно: бёдрам и даже пояснице Чимина уже холодно от стынущей смазки, которую размазывают по коже мокрые простыни. Может, именно поэтому Чимин и находит в себе силы немного выпрямиться и приподняться на локтях. Так ему впервые удаётся увидеть лоб Юнги и его влажно блестящие волосы. Одеяла под задницей выглядят темнее, и Чимин ощущает идущую от них прохладу. Всё вокруг в смазке. В полсекунды, в которые он отодвигается назад, Чимин чувствует собственный запах и выпускает пальцы изо рта. От тошнотворного, грязного хлюпанья губы поджимаются сами собой. Юнги поднимает на него потемневший взгляд; Чимин стонет и запрокидывает голову назад, удерживая себя уже одной рукой. Парень понятия не имеет, почему поворачивается, когда Юнги прищуривается и до боли сжимает его бёдра перед тем, как отпустить. Может, на это его вынуждает вызванное гормонами туннельное зрение, а, может, скопившийся на лбу и шее пот. Но Юнги оказывается рядом ещё до того, как Чимин успевает повернуться набок. Парень чувствует запах альфы, видит, как тот над ним нависает — как же ему нравится быть под Юнги и вжиматься грудью в кровать, дрожа от пылающей в жилах крови. Сложно. Всё тело трясётся, кажется опустошённым до самой последней клеточки, но Юнги, как всегда, рядом. Пальцы мужчины сжимают ягодицы — там им самое место. Они помогают ему держаться, приподнимают бёдра сильнее, и Юнги рычит, давая Чимину понять, что тот делает всё правильно. Парень прячет лицо в простынях и мехах, крепко зажмурившись, чувствуя, как горячие слёзы скапливаются на ресницах и стекают вниз по щекам. Когда Юнги стискивает бёдра прямо под ягодицами, он напрягается и вскрикивает, а тот сжимает пальцы сильнее, чтобы точно осталась метка. — Хотел этого с той самой минуты, как увидел тебя впервые, — рычит альфа, поднимая ладонь и вжимая её между ягодицами парня. Чимин только хнычет, зарывшись лицом в меха.