Saltation

Весна охватывает поселение как дикий пожар — или как дикий цвет, и раскрашивает ранее невиданные Чимином пейзажи. — Что ты принёс с горы? — он стоит на опушке леса, где оттаял снег, открывая взору тёмно-зелёные иглы сосен. Юнги касается губами его щеки. — Оленину, — отвечает мужчина. Чимин мычит в ответ, наслаждаясь теплом. Ему нравятся водящиеся в лесах вокруг поселения олени, и он рад слышать, что им хорошо. В этом году, со слов Юнги, у них большое потомство. Они ступают по траве темнейшего зелёного цвета из всех, что доводилось видеть в природе Чимину. Поляну усыпают крошечные точки белых и голубых цветов. Даже черные волосы альфы, кажется, блестят сильнее, напоминая мокрые чернила или только расчёсанные меха. Они идут по противоположным сторонам влажной тропы, ведущей прямо от дома Юнги к реке. Чимин ступает по траве, чтобы не запачкать босые ноги, а альфа делает так же, чтобы его потешить. В итоге они подходят к валунам и мелким камешкам, обозначающим берег реки. Чимин слышит её шум, а затем видит и воду, но, как бы близко он ни подходил к краю реки, другой берег увидеть не удаётся. Юнги поворачивается к нему: — Ты в безопасности, — обещает он. Чимин действительно его любит. — Я знаю, — говорит он перед тем, как опустить взгляд на покрытую рябью воду. От её поверхности чётко отражается он сам с растущими из головы оленьими рогами. Чимин просыпается в холодном поту прямо посреди кровати. Болит голова. — Чимин? — ему не нужно открывать глаза, чтобы услышать тихий голос Хосока. — Подумал, что стоит тебя разбудить. Ещё не слишком поздно. — Холодно, — бормочет Чимин. Хосок смеётся. — Со всеми этими мехами? Ты действительно как щенок малый. — М-м-м, — ноет Чимин, но Хосок снова смеётся и жизнерадостно говорит: — И тебе доброе утро. Чимин начинает вглядываться в свет сквозь закрытые веки — кругом не обманчивый жёлтоватый свет, но знакомый зимний серый, что всегда заливает поселение. — Странный сон, — тихо жалуется он. — Да? — тёплая рука Хосока приглаживает его волосы. — Может, тебе стоит сходить к старейшинам. Тебе когда-то расшифровывали смысл снов? Чимин качает головой, не показываясь из-под простыней. Ему совсем не хочется слышать о смысле своих снов, он их толком-то и не помнит. Парень потягивается под одеялом, пытаясь сбросить с себя остатки сна; воспоминания о хрусте снега, мёртвых листьев и шипении бенгальских огней помогают ему безболезненно проснуться. — Сколько сейчас? — он садится и проверяет время на телефоне как раз, когда Хосок начинает заверять его, что первая смена ещё не началась. Едва перевалило за десять, у него всё ещё есть время поспать. Он похлопывает по кровати, приглашая Хосока сесть, и, не успев подумать о том, насколько неправильным это будет, прижимается к его боку. Хосок замирает, пусть и всего на мгновение, и Чимин знает — это потому, что он ведёт себя непривычно. Наверное, тот думает, что Чимин заболел, а, может, что ему стоит больше спать, так что парень решает подать голос первым. — Что сегодня делаешь? Хосок опускает голову на его собственную. — Ничего особенного, — признает омега. — Моя смена начинается только в полдень. Сам думал тебя о том же спросить. Чимин просто качает головой. — Ничего, — отвечает он сквозь зевок. — Так странно просто расслабляться. — Знаю, — соглашается Хосок. — Я всегда пытаюсь себя чем-то занять после течки. Чимин лениво вытягивает скрытые под одеялом ступни, разминаясь и подумывая, стоит ли рассказывать Хосоку о предыдущей ночи с Юнги, но даже не знает, с чего начать, а затем спрашивает себя, стал ли об этом рассказывать сам Юнги. Сама мысль столь нелепа, что он почти начинает смеяться. Сложно представить плотника сплетничающем в мастерской со своим помощником, особенно хорошо зная его характер. Хосок фыркает, вдруг напоминая ему брата. — Чему ты так улыбаешься? Вместо того, чтобы рассказать обо всем, Чимин прижимается к нему ближе и сознаётся в другом: — Я сказал Юнги, что найду повод с ним увидеться. Хосок на это громко усмехается. — Ставлю на то, что и трёх дней не пройдёт, как он плюнет на традиции и начнёт за тобой таскаться, — саркастично тянет он. — Есть идеи? — Не особо, — признаёт Чимин. — Думал, может, стоит что-то приготовить? Но к тому времени мы, скорее всего, уже поедим. — Ну да. Я помогу что-то придумать, — бормочет Хосок. — Но эта идея неплоха. Сам Юнги тебе этого не скажет, но ему нравится, когда его балуют. — Серьёзно? — Чимин даже немного подскакивает. Хосок пользуется этим чтобы выпрямиться и потянуться. — Я расскажу тебе всё, но давай пойдём куда-то. Хочешь заняться чем-то полезным? Чимин кивает, облегчённо вздыхая. — Было бы прекрасно, — соглашается он, обещая себе вытянуть из омеги больше. Хосок вылезает из кровати, явно нехотя и только взъерошив волосы Чимина, и говорит: — У меня есть идея. Именно так Чимин снова оказывается с головой в шкафу омеги. — У нас что, скоро фестиваль? — спрашивает Чимин, натягивая через голову шёлковую рубашку, что глушит его слова. Хосок закусывает край измерительной ленты зубами и подкалывает штаны чуть выше. — Нет, — отвечает он, но вдруг останавливается. — Ну, я ни об одном не знаю. Но их проводят постоянно. Чимин пожимает плечами. Людей в поселении так мало, что организовать празднование должно быть несложно — новость распространится быстро. И всё же, ему кажется, что они играют в переодевания, а не занимаются чем-то полезным. Ткань, которой Хосок закрывает его лодыжки, красивого ярко-оранжевого цвета, но сам омега не улыбается. — У тебя такие тонкие ноги, — бормочет парень. — Тебе нравятся какие-то определённые цвета? Думаю, мы сможем что-то быстренько придумать. Ты все можешь одолжить у меня, но, думаю, было бы приятно иметь и свой костюм. — Я и сам не знаю, что выбрать, — признаётся Чимин. Хосок прекращает копошиться, вдруг становясь серьезней. — А что ты надел бы, выступай ты для Юнги? Чимин дёргается. Хосок едва ли не тыкает в него иголкой, но облегчённо вздыхает, понимая, что он ничего не задел, и поудобнее перехватывает лодыжку парня. — Я не… если бы я что? — выпаливает Чимин. — Да всё нормально, — бормочет Хосок. — Снаружи вы вроде бы в таких случаях белое носите. Он плотнее подтягивает ткань на лодыжке парня, пока тот не начинает опасно крениться, и, лишь когда Чимин почти падает, подкалывает её булавкой. — Прости, — Хосок ставит себе пометки угольком по линии сгиба ткани. — Обычно я не пользуюсь старым костюмом для того, чтобы взять мерки на новый. Думал, что есть мерная лента получше, но, кажется, Тэхён её забрал. Наверное, у него были похожие планы. Тон омеги не даёт Чимину покоя. — Почему? — с нажимом спрашивает он, оставляя Хосоку возможность самому всё рассказать, но тот лишь говорит: — Никогда не знаешь, понадобится ли тебе вскоре что-то новое. Но на самом деле нам с Тэхёном просто нравится наряжать других, — омега поднимает взгляд на Чимина и подмигивает. — А ещё я тебя раньше ухватил. Чимин показывает ему язык и насмешливо спрашивает: — Вы что, как-то во времени ограничены? — Конечно, — фыркает Хосок. — Кто знает, когда Юнги снова тебя утащит. На этом Чимин благоразумно замолкает. Кажется, Хосок не знает о прошлой ночи. — Можно у тебя кое-что спросить? — выдаёт Чимин до того, как сам это осознаёт. — Конечно, — буднично отвечает омега. — Ты говорил, что не хочешь вступать в отношения, да? — Хосок кивает, в это же время переключая внимание на вторую ногу парня. — Я могу понять почему так, но ты никогда не думал... — Что я что-то упускаю? — Нет, — поспешно отрицает Чимин. — Нет. Скорее… не думал остановиться на ком-то одном? Хосок перекатывается на пятках и поднимает на него озадаченный взгляд. — Остановиться на одном альфе? Надеюсь, ты понимаешь, что это точно то же, что и быть постоянной парой. — Ну… да, — заминается Чимин. — Но что если… обойтись без метки, просто ведь ещё до этого много этапов. — Много этапов до этого, — повторяет за ним Хосок, непонимающе хмурясь. — Пытаться узнать друг друга получше, — неуверенно тянет Чимин. — проводить вместе время. Хосок насмешливо усмехается, пусть и самыми уголками губ. — Я уверен, что это одно и то же, но да, я и так делал. — Но даже больше, — распаляется Чимин. Не хочется спрашивать напрямую, но… — Не помечать друг друга, а… пожить вместе. Ты никогда так не делал? — Это обычно случается после намерений, — говорит Хосок, щурясь. — А я ещё не встречал такого альфу, чьим суженым хотел бы стать. — Я в этом не разбираюсь, — признаёт Чимин, чувствуя себя глупо и немного паникуя прямо посреди комнаты с обёрнутой вокруг талии шёлковой рубашкой Хосока. — Это обычно случается после… минуточку, — улыбка омеги разрастается до ушей, и он, повернувшись к нему всем телом, поражённо спрашивает: — Я что, смотрю на омегу, думающего о намерениях? Чимин упирается нутром и пытается отступить. — Ничего подобного не знаю... Но Хосок, усмехаясь, как наевшийся сметаны кот, подаётся вперёд и пихает локоть в сгиб коленки Чимина, отчего тот чуть не падает. — Что, наш альфа Мин упоминал что-то во время течки? Ты точно что-то знаешь, не валяй дурака. — Нет, — тихо шипит Чимин, с опаской поглядывая на сковывающие лодыжку булавки. — Ничего подобного. Я уж точно не валяю дурака. Скорее всего, я меньше твоего знаю. — Тогда почему начал об этом говорить? На что-то надеешься? Чимин закусывает губу изнутри. — Он упоминал... Хосок удивлённо распахивает рот. — ...намерения? — Нет, — спешно отрицает Чимин. — Переезд к нему. — Это одно и то же, Чимин, — шипит омега, но даже несмотря на грозность голоса, его глаза сверкают от восторга, а улыбка не сходит с лица. — До этого объявляются намерения. Как ты вообще себе их представляешь? — Как шаг перед становлением парой? — от тревоги невольно сжимает горло. — Шаг перед… — Хосок тяжело вздыхает. — Ну, это так, да, — соглашается омега. — Но всё куда сложнее. — Например? — Например… — булавка пусть и слабо, но колет лодыжку Чимина, — тебе разрешается спать со своим альфой вне течек. Да, тебе точно не разрешается проводить с Юнги больше времени после захода солнца, но то, чего старейшины не знают, им не навредит, да и я уже слышал о прошлой ночи от Сокджина — кстати, так мило, что он пришёл с сосновыми веточками, на их плетение же куча времени уходит, кто знает, как давно он собрал иголки, чтобы они успели высохнуть... Чимин, вспыхнув до самых кончиков ушей, прочищает горло. — ….а, так к чему это я, — Хосок поднимает взгляд к потолку, раздумывая. — В общем, после того, как вы объявляетесь суженными, старейшины от вас отстанут — в этом ещё куча плюсов, например, у вас появляются права друг на друга, как и право первенства в охоте, да и к тебе будут меньше подходить с предложениями провести вместе течку... — Так что это вообще? — нетерпеливо вздыхает Чимин. Хосок снова сосредотачивает на нём внимание. — Намерения это церемония, — коротко заявляет он. — И во время неё альфа и омега заявляют старейшинам о намерении стать парой. Это первая церемония перед, собственно, церемонией метки — первый к ней этап. Чимин глупо распахивает рот. — Он хочет попросить тебя стать его суженым, Чимин. Думаю, тебе не нужны другие оправдания, чтобы увидеться с ним сегодня вечером. Хосок кажется одновременно раздражённым и взволнованным, словно разрывается между глупостью Чимина и новостями о Юнги. Глубоко внутри Чимин чувствует себя точно так же. После этого Хосок принимается за переодевание с куда большим энтузиазмом, улыбаясь и напевая себе что-то под нос. Чимин решает ему подыграть, порой задавая вопросы, на которые уже получал от него ответ, но когда они сворачиваются и когда приходит время обеда, Чимин отправляется на смену не в лучшем состоянии. Ему хотелось бы идти на работу полностью собранным, но вместо этого парень рассеян как никогда. Да, Чимину не терпится увидеть щенков и снова стать постоянной частью школы, но, как бы ему этого не хотелось, совсем непросто было думать о чём-то, кроме слов Хосока и Юнги. Хосок, казалось, отождествлял — да что уж там казалось, так и было — жизнь вместе с Намерением. Юнги говорил ему точно то же всего лишь прошлой ночью... “Я не должен просить тебя собирать вещи и переезжать ко мне,” — сказал Юнги перед тем, как перевести на него взгляд: “Так не положено.” Чимин краснеет под мехами альфы и, безуспешно попытавшись отогнать спутанные мысли, приподнимает подол шубы, чтобы не цеплять ими горы снега у здания школы. Альфа прямо сказал, что хочет его укусить. Чимин же понимает — это значит, что он хочет быть парой. Инстинкты, та часть его, к которой он не прислушивается, чтобы зря не надеяться, говорят, что Юнги, скорее всего, видит в нём потенциальную пару… а восхищенная его часть — влюблённая, что хочет попрыгать по снегу потому, что ей весело, — думает, что альфа считает его идеальным потенциальным партнёром. Но только слова Хосока как-то ускорили развитие событий. Более здравая часть Чимина взволнована — а сколько ещё он не знает? Насколько эти Намерения ускоряют всё? Появится ли метка на его шее раньше, чем он будет готов? Но в эту минуту счастливая его часть игнорирует все страхи и вприпрыжку идёт к школе. То, что вокруг никого нет, его не настораживает. Мысли о будущем заставляют забыть его и о холоде, и о снеге, мокрыми хлопьями липнущему к носу и ресницам. К тому времени, как он выходит из-за стены деревьев, поселение уже бурлит жизнью, даже несмотря на сугробы вокруг. Шум слышен даже за многие метры от него и становится лишь громче по мере его приближения. Он быстро проходит сквозь оживлённые улочки, полные альф и омег, переносящих продукты и вещи между зданиями, с жалобами пробирается через снег, но буквально замирает на месте, когда замечает старшую омегу, закутанную в потрёпанную на вид шубу. — И снова ты? — Сохян усмехается ему, и это вдруг напоминает Чимину о такой же озорной, беззубой улыбке. — У меня смена в школе, — оправдывается парень, вдруг чувствуя себя внуком, постоянно отчитывающимся о том, куда идёт. — Пусть под луной тебе будет тепло, — миролюбиво говорит она, и Чимин удивлён столь формальному приветствию. Её костлявые пальцы смыкаются на его запястье. — Зайди ко мне как-нибудь. Мой внук меня совсем не навещает. Он послушно кивает, не зная, как ещё ответить. Сам себе Чимин не кажется хорошей заменой внуку, но, приняв во внимание её возраст, ему кажется, что Сохян всё равно. Она качает пальцем в его сторону и, чуть отойдя, не перестаёт смеяться. — Даю тебе несколько дней, но, надеюсь, зайдёшь ты завтра, — предупреждает Сохян. — Знаю я тут пару слухов о тебе и твоём любимом альфе. Хочу поделиться советами. Своё самочувствие Чимин описать может разве что как сильный дискомфорт. Он снова кивает, не в силах отказаться от обещания, которого надеется избежать. — Давай, иди, — скрипит она. — Заметила другого альфу перед школой. Кажется, в руках у него был подарок. Лицо Чимина белеет, ещё больше походя на снег — если такое вообще возможно. Сохян лишь язвительно фыркает и отпускает его руку перед тем, как уйти. Получив предостережение, Чимин чувствует странную смесь облегчения и опаски, ступая через снег к школе. Короткий путь растягивается до невозможности; от предупреждения стало легче, но когда её слова оказываются правдой и он замечает закутанный в меха силуэт перед входом в здание, то сразу понимает, что альфа ждёт не Сокджина. Не похоже и на то, что он ждёт кого-то из щенков. Чимин пытается проскользнуть у него за спиной: снег скрипит под ногами, но ходит здесь не он один, да и голоса могут этот шум заглушить. Ему даже кажется, что получится, а затем он опускает ногу на ступеньку, и альфа разворачивается к нему. Чимин прикусывает губу, чтобы не выругаться вслух при виде знакомого лица. — Чимин, — отрывисто говорит альфа, и улыбается. Выходит у него неловко. — Шин Хосок, — приветствует его Чимин, чувствуя такую же неловкость. Отчасти это потому, что он назвал альфу по фамилии, но без неё ему представляется только его улыбчивый друг, танцор и помощник Юнги. Он и сам удивлён тому, что помнит имя альфы. Шин Хосок помогал Юнги переносить сделанную для Чимина мебель ещё до того, как его начало лихорадить. На самом деле Чимин ожидает, что тот пришёл с сообщением от Юнги; эти двое хорошие друзья. И всё же, вскоре Чимину приходится вспомнить о предостережении Сокджина. — Омега Пак, — вежливо говорит Хосок. — Очень приятно снова тебя встретить. Его лицо светится от широкой улыбки, что лишь пробуждает подозрения Чимина, пусть он и списывает это на вежливость. — Чем я могу помочь? — спрашивает парень, пытаясь говорить прямо и вежливо. Он даже пытается показать, что всё ещё помнит об их с Юнги дружбе. — С Юнги всё в порядке? Чимин на самом деле надеется на то, что тот просто хочет передать послание от его альфы, пусть и понимает, что вероятность этого мала. Осознание мелькает на лице Хосока, и улыбка чуть слабеет. — Уверен, что он в порядке, — всё так же жизнерадостно говорит Хосок. — Просто хотел узнать, как ты. Ни разу с самого момента их знакомства, когда Чимин прыгнул прямо в руки к Юнги, он не говорил с Хосоком наедине. В ответ на слова альфы он просто кивает и понемногу начинает поворачиваться ко входу. — Как тебе здесь? — спрашивает Хосок. Чимин поднимает на него полный непонимания взгляд и вопросительно хмыкает. — Знаю, это должно быть тяжело, — продолжает Хосок, — переезжать в незнакомое место. Интересно, когда уже к нему перестанут относиться как к переведённому ученику. — Мне много кто помогает, — отвечает парень. — И сейчас мне здесь нравится. — Правда? — ответ Чимина, кажется, альфу радует. От его искренности парню даже становится совестно. — Как необычно, мне казалось, ну, знаешь, ещё много чего... Он резко останавливается. Чимин уже почти полностью развернулся к двери и лишь ждёт, пока тот договорит. Улыбка вдруг слетает с лица альфы, и он выдаёт: — Я не пытаюсь тебя как-то обмануть. Колени отказываются двигаться. Чимин как может сражается с желанием переступить с ноги на ногу чтобы снять напряжение. Хосок тянется за чем-то в карман — всё это напоминает такую же ситуацию с Чанёлем и его браслетом — и сердце Чимина застревает где-то в горле, когда тот достаёт очень изящную пару серёг, что даже понравилась бы парню, дари её Юнги. — Все пытаются урвать хоть минуту твоего времени, — говорит тот. — Я не лучше, может, даже хуже. Альфа Мин мне очень нравится... Чимин дрожит, несмотря на всё тепло мехов. — Спасибо... Но Хосок уже снимает собственную шубу. Под ней лишь тонкий свитер, и он начинает дрожать, как только кожи касается холодный зимний воздух. — Нет… нет, — выплёвывает Чимин. Хосок сразу же замирает, заставляя его чувствовать себя слишком грубым. — Мне не холодно. Ему не холодно. Все понимают, что на самом деле происходит. Хосок прекрасно знает, что он не замёрз, видит, что на нём плотные меха, кажется, даже бормочет что-то похожее на “Можешь носить их с мехами Покойного Мина” — и одним быстрым движением накидывает их на плечи парня. Чимин от удивления широко распахивает глаза. Кожаная основа под мехами кажется тяжёлой, даже давящей. Такое чувство, словно они тяжелее шубы Юнги, хоть разумом Чимин и понимает, что надетые на нём меха куда гуще тех, что принадлежат Хосоку. Спина сгибается сама по себе, может, под их весом, а может и от мыслей о неправильности происходящего. Руки альфы всё ещё на его плечах. — Если это кажется тебе странным, можешь носить их под мехами Покойного Мина, — предлагает он. Чимин растерянно качает головой. — Правда, — с нажимом повторяет парень, — мне не холодно. Ему хочется зашипеть, потребовать забрать их назад. Может, Чимин так и сделал бы, если бы его окоченевшее тело нашло в себе силы двигаться. Хосок просто смотрит прямо на него, не убирая меха. Чимину видно, как от холода напрягается его пресс. Господи, лишь бы он поскорее ушёл. Всё тело сгибается под весом мехов, что, кажется, прижимают его к земле. Парень сглатывает. — На самом деле… я не обдумываю предложений, — выходит неловко и скованно, но он хотя бы дал альфе ответ. Хосок замирает на долгие несколько минут. — Этого стоило ожидать, — смиренно признаёт он. Чимин понятия не имеет, о чём тот говорит, да ему и всё равно, лишь бы с плеч исчезли эти меха. Все инстинкты кричат, что их тут быть не должно. Он смыкает пальцы на перилах лестницы, ведущей ко входу в надежде на то, что Хосок поймёт всё и без слов. Но больше всего ему не хочется, чтобы из-за этого Юнги потерял друга. Может, это уже случилось. Чимин понятия не имеет, куда деть шубу Хосока, стоит ли рассказывать об этом Юнги — не хочется волновать альфу — он не хочет стычек и волнений, но вместе с тем и не хочет чужих мехов на своих плечах. Но Хосок просто говорит: — Можешь положиться на меня, если что, — и уходит. Чимин заходит в здание до того, как успевает подумать о том, будет ли Хосоку холодно на пути домой. — Сокджин, — шипит Чимин. Омега дёргается и поднимает взгляд, удивлённый тем, что Чимин так грубо к нему обращается. Его глаза округляются в удивлении, когда он всё осознаёт. — Ох, — выдыхает он. — Ох чё... В комнате уже пара щенков, которых привели раньше. Джин шипит вторую часть ругательства себе под нос, сжимая губы, чтобы их никто не услышал, и обходит стол чтобы встать за Чимином. — Третий альфа? — неверяще спрашивает он. — Когда они уже от тебя отстанут? Он осторожно снимает с него верхнюю шубу, и когда она наконец-то покидает его плечи, Чимина отпускает, словно он наконец-то выныривает и глотает столь необходимый воздух. Джин тяжело вздыхает. — Я понятия не имею, что мы будем с этим делать, — признаётся Джин, опуская взгляд на коричневые меха. Чимин тоже не имеет ни малейшего понятия. — Мне просто нужно было их снять, — Чимин дрожит, а голос звучит совсем тихо. — Ужасно, — выплёвывает он, просто пытаясь избавиться от дискомфорта. — Это просто смешно, — Сокджин открывает ящик шкафа, стоящего за столом, и вытягивает из него собственную шубу — прекрасные серебристые меха, что он носит когда нет повода надеть официальные белые — и аккуратно вешает их на стул. Разобравшись со своей шубой, он, чихнув, закидывает туда меха Хосока. — Это просто смешно, — повторяет он. — Вы почти что суженые. Все знают, что вы были вместе во время твоей течки. Он должен знать, что тебе было неуютно. Это просто… как твоя шея? Чимин втягивает голову в плечи и расстроенно стонет. — Да, — Сокджин снова обходит стол и успокаивающе касается к плечам Чимина. — У его шубы высокий ворот. Поверить не могу, что он это сделал. Нужно надеть на тебя что-то из вещей Юнги. Тебе будет слишком жарко в его мехах? Чимин слабо стонет и качает головой, на что Джин шипит. — Поверить не могу, что он дал тебе свою шубу, несмотря на меха Юнги. — Он сказал, что я могу носить их обе, — устало тянет Чимин, не понимая, почему же меха Хосока казались ему столь неудобными и давящими. — Он… кто это сказал? — Хосок, — бормочет Чимин. — Этот, который друг Юнги… Шин Хосок. Сокджин прямо таки фыркает. — Как нагло пытается заявить свои права. Он точно почувствовал по запаху, как важны эти меха, — тихо говорит Сокджин. — Уж поверь мне. Чимин понятливо кивает и пытается расслабить плечи. Приходится напомнить себе, что нужно успокоиться хотя бы до конца смены и что он в последнее время почти не проводил время со щенками, и нужно себя заставить сделать это. Когда плечи Чимина наконец-то опускаются, Джин решает разорвать напряжённую тишину. — Ты расскажешь Юнги? Чимин морщится, на что тот сочувствующе пожимает плечами. — Не знаю, — признаёт парень. — Не знаю, стоит ли. — Сложно, да, — тихо соглашается Сокджин. Они оба замолкают. — Хосок и Юнги ведь хорошие друзья, — отмечает Чимин. — Это так странно… я плохо знаком с той компанией, думаю только о нашем омеге Хосоке, — жалуется Джин. — Он приходил, когда Юнги приносил тебе мебель? — Да, — отвечает Чимин. — Тогда я его и встретил. — Это же было прямо перед тем, как тебя начало лихорадить, — отмечает Сокджин. — Может, всё это из-за твоего запаха. Сделано это было под влиянием гормонов или нет, Чимин совсем не оценил жест с мехами. — Я просто не хочу лишать его друга, — отвечает Чимин. — Хосок, альфа Хосок, сказал, что ему жаль. — Все они просто ходят за Юнги по пятам, — говорит ему Джин. — Особенно те, что помладше. — Не хочу ему рассказывать, — признаётся Чимин, — но, кажется, стоит. Сокджин откидывается на спинку стула. Рядом с самодельной свечой из цветного воска лежит коробок спичек. Свеча горит, и деревянный фитиль порой потрескивает, выбрасывая искры. Чимин не отрывает от него взгляда, чувствуя, как внутри разгорается волнение, потрескивая вместе со свечой. — Думаю, — начинает омега, — что чувства Юнги к тебе куда сильнее, чем любая дружба. Ему остается надеяться на то, что Джин говорит правду. Он знает, что ему многое предстоит узнать о Юнги, но всё же... Рука Сокджина на затылке тёплая, а его мягкий запах обволакивает Чимина, успокаивая. Он пахнет совсем не сладко, но зато напоминает тёплую чашку чая. — Почти все щенки уже на местах, — тихо говорит Джин. — Давай начинать урок. После этого куда легче встать и придвинуться ближе к стулу Чжихе. Сохранять концентрацию во время смены оказывается куда сложнее. — Вы уже эту читали, — дует губы ЧонУ, нетерпеливо постукивая маленькими пальчиками по страницам лежащей перед ними книги. Чимин смаргивает в попытке сосредоточиться. Сидящий с другой стороны комнаты Сокджин выглядит так же элегантно, как и всегда, помогая Чжихе с выбранной ею книгой. Чимину, однако, оказывается невероятно сложно не отвлекаться от чтения. — Знаешь что, — говорит он, — ты как никогда прав. ЧонУ хихикает и шмыгает носом, на котором теперь поблёскивают сопли. Чимин вытирает их одним из множества платков, которые научился носить в карманах штанов. — В этот раз я прочитаю её хорошо, — обещает Чимин, — а потом мы можем поиграть в игру перед тем, как я почитаю кому-то ещё. Так сойдет? ЧонУ кивает в платочек. Парень напоминает себе, что осталось всего полчаса до того, как детей начнут забирать по домам, и что, пусть он сегодня по усидчивости не лучше щенков, ему нужно держать себя в руках. — Так вот, — снова начинает Чимин, когда ЧонУ устраивается поудобнее, — снова история об охоте. — История об охоте, — восхищённо вторит ЧонУ. Огромный минус быть взрослым, чьи навыки чтения куда выше чем у первоклассника, в том, что Чимин может выразительно читать историю вслух и думать о своём. Пусть комната и тёплая, пропитавшаяся детскими запахами, ему всё равно чудится слабый чужой аромат, даже после того, как он просидел всю смену завёрнутым в меха Юнги. К тому времени, как книга закрывается и ЧонУ уже надоедает играть в “камень, ножницы, бумагу”, Чимин взвинчен до невозможности. Пока они с Сокджином убирают класс после того, как передают щенков родителям, Чимин посреди отмывания графита от парт вдруг задумывается о том, как вообще начать объяснять Юнги ситуацию с Хосоком. В голове пролетают всевозможные варианты: отвести Юнги в сторонку ещё перед ужином, подождать его конца, упомянуть во время ужина. Последнее он откидывает сразу — вряд ли всё пройдёт хорошо, если сказать такое на людях. У себя в голове Чимин уже начинает прокручивать то, как станет рассказывать о подарках от других альф. Юнги в его воображении прерывает его, спрашивает от кого, сведя брови. В ответ Чимин начнёт успокаивать его, говорить, что ни на что не соглашался, но подумал, что рассказать стоит... Парень стонет, прижавшись лицом к столу. Рассказать что? Что его хороший друг насильно надел на него свои меха? Было ли это вообще насильно? Чимин тогда не нашёл в себе сил ему отказать и чувствовал себя ужасно неуютно, но правдиво ли предположение Сокджина о том, что Хосок знал, что делал? — Я подумал, стоит тебе рассказать, — репетирует про себя Чимин, чувствуя себя невероятно глупо, — о том, что твой друг надел на меня свои меха. Не знаю, насколько это важно, но я говорил с… нет, я просто подумал, что стоит рассказать... — Это действительно важно, — тихо вставляет Сокджин, — иначе тебе не пришлось бы об этом рассказывать. Чимин даже не заметил, как омега сел на маленький стул рядом с ним. У Сокджина такие широкие плечи — он весь совсем не крошечный — что Чимин едва сдерживается от шуток. — Да, — вздыхает парень, — знаю. — Просто поговори с ним, — подбадривает Джин. — Ты такой милый, что он Хосока полностью поймёт. Сокджин хватает его за нос и пару раз встряхивает. Чимин морщится. — Фу, — глухо отвечает он. Джин на это лишь смеётся. — Пойдём, — говорит он. — всех щенков уже забрали. Ты не проголодался? Но Чимин совсем не голоден, и на пути в столовую ему есть хочется ещё меньше. Что ещё хуже, его решение в итоге не играет абсолютно никакой роли. Случается это за ужином. Чимин покинул школу с чётким планом: поужинать, послушать шутки Тэхёна — делать все, что угодно, лишь бы избежать упоминания других альф, их мехов и пары серёг, что оказались в кармане шубы до того, как та попала к Чимину. Во всяком случае избегать темы до того, как он останется наедине с Юнги — до конца ужина, но чем позже, тем лучше. Он всё ещё думал о шубе и серьгах, когда они вошли в столовую. Вместе с Сокджином они решили, что те останутся в шкафу, пока Хосок не решит прийти и забрать их из школы. — А он придёт, — сказал Сокджин перед уходом, оценивающе осматривая серьги, что достал из кармана. — Ни один альфа не оставит свои меха у омеги, что ему отказал. Так что Чимин чувствует себя не столь виновато, зная, что рано или поздно Хосок получит свою шубу назад, однако ему всё ещё нужно сделать так, чтобы они с Юнги не подрались за ужином, когда окажутся в одной комнате. Внутри тепло, но у Чимина от волнения скручивает живот. — Я хочу уйти домой, — шепчет он Сокджину. — Можешь уходить, — отвечает омега, кинув на него понимающий взгляд. — Но я не буду объяснять Юнги, куда ты делся. Посмотрим, будет ли он волноваться. Так что Чимин недовольно бормочет и пододвигается ближе ко входу. Не то чтобы он боялся встречи с Юнги или даже волновался насчёт разговора — просто что-то шепчет ему, что не стоит заходить туда, и это что-то на удивление напоминает ему фантом запаха Хосока, обволакивающий плечи. Но он решает быть честным. Чем быстрее он выговорится, тем менее неловко будет вести себя рядом с Юнги. Не хочется ничего от него прятать, а потому про себя Чимин репетирует речь, над которой думал всю смену, пусть и знает, что забудет её и расскажет всё, как только сможет застать его наедине. Сокджин придвигается ближе к Чимину, пока они идут к дальней стороне комнаты. — Хосок здесь, — тихо говорит он. — Где? — шепчет Чимин. — Северо-восточный стол в самом углу, ближе к концу комнаты. Чимин осторожно оглядывается, не поднимая глаза выше уровня груди обычного альфы. Может, так он выглядит странно и глупо, но как только Чимин замечает Хосока без мехов, его сердце уходит в пятки. — Почему это меня так беспокоит? — спрашивает парень. Хосок же ему даже ничего не сделал. С Джином рядом он чувствует себя менее глупо. — Меня это тоже беспокоит. Он что, правда надел свою шубу поверх твоих мехов? Чимин кивает. Они проходят мимо их стола, и в ответ Джин фыркает и задирает нос, бормоча какое-то ругательство. Но они подходят ближе к своим, а это значит, что нужно вести себя нормально. Тэхён сидит ровнее обычного рядом с Чонгуком и любопытно переводит взгляд с Чимина на брата и обратно, подозревая, что что-то не так. Чимин его не винит. Он и сам догадывается, что по лицу всё видно, когда омега Хосок обеспокоенно на него смотрит. А затем Чимин видит Юнги и свободное место рядом с ним, и невольно оживляется — альфа же в ответ улыбается уголками губ. — Расскажи ему после ужина, — в конце концов советует Джин, и обходит Чимина, чтобы сесть рядом с своей парой во главе стола. Его слова противоречат тому, что решил он сам, но Чимин всё равно довольно садится рядом с Юнги. Мужчина кладёт руку ему на талию ещё до того, как он успевает опуститься на лавку. — Как день? — спрашивает Чимин. Живот всё ещё крутит, но уже не только от беспокойства. Лёгкая улыбка на губах Юнги предвещает что-то приятное. — Уже лучше, — благосклонно отвечает он. — Как ты себя чувствуешь? Его слова напоминают Чимину о едва ощутимой, ноющей боли, и кровь приливает к щекам. — Уже лучше, — вторит он. Мужчина уже усмехается, как и Чимин, пусть последний и пытается это скрыть, вместо этого сжимая ладонь альфы под столом. — Может быть, — добавляет Чимин. Ему так тепло от этого: от тепла Юнги, пальцев, перебирающих его собственные, даже от Тэхёна, сидящего напротив и делающего вид, что его тошнит от отвращения. Чимин знает, что раскраснелся, и что люди вокруг это замечают, но ему слишком нравится внимание альфы. Ему нравятся руки, убирающие за ухо выбившуюся прядь, поправляющие рукава под шубой и даже помогающие её снять, когда он наконец-то согревается. Всё идёт так хорошо. Рассказать Юнги о Хосоке будет просто. Всё же он делает правильно, следуя совету Сокджина. Совсем скоро Чимин поймёт, что забыл об обонянии Юнги, и что остаточный запах, который ему самому казался воображаемым, совсем таким не является. Ужин начинается медленно. Тэхён жалуется, что напряжение от охоты портит всем аппетит и что сейчас всем нужно есть больше, а не меньше — в кои-то веки Чимин с ним согласен. — Тогда давай ешь уже, — Сокджин пихает брата в бок, уже пережёвывая что-то. Чимин смеётся и тянется за ложкой, поднимает её и наклоняется вперёд, принимаясь за еду хотя бы для того, чтобы избежать упрёков Сокджина... Тираду Джина прерывает рык Юнги. Замолкает весь стол, а через мгновение и вся комната. Дальше всё происходит без слов. До Чимина в первую очередь доходит именно рык, глубокий и рокочущий — а может он кажется таким, потому что нос альфы внезапно прижимается к его шее? Всё равно, Чимин замирает и вскидывает взгляд на напуганного Сокджина. Джин резко поворачивается влево — кажется, к Намджуну — и Юнги молчит, просто делает глубокий вдох, прижавшись к его шее, и с рыком выдыхает, пока Чимин вспоминает о Хосоке. Альфе Хосоке. Запах на его кофте и на вороте мехов Хосока, что коснулись его шеи... Зубы Юнги царапают его затылок прямо там, посреди комнаты, вызывая воспоминания. Он теряется в воспоминаниях, представляя не этот укус, а более сильный с той ночи у Юнги во время течки — образы грязных, горячих касаний, глубоких толчков… Юнги резко вскидывает голову. Чимин даже чувствует движение воздуха рядом со своей шеей и изменение запаха — и не прекращает громко и низко рычать… В то же мгновение, когда Юнги срывается со своего места, Чимин понимает, что Хосок влип. Сам он успевает уловить лишь блеск темнеющих глаз и то, как застывает его лицо, однако в шок Чимина, не сводящего взгляда со своего альфы, повергает именно Намджун, что вторит тому своим рыком. Раздражение поднимается в Чимине волной, но он всё же замечает, что Юнги останавливается, но не из-за рыка Намджуна, а потому, что рука альфы ухватила его за ворот свитера. Что-то требует от Чимина того одёрнуть — главный он альфа или нет, но у Намджуна нет прав рычать на Юнги, пусть он и понимает, что только благодаря Намджуну тот не перелетает столы и лавки, чтобы добраться до альфы Хосока, сидящего неподалёку без мехов. И всё же, что-то внутри сводит от неправильности происходящего. Чимин не видит, как меняется выражение лица Юнги, когда тот разворачивается и рычит в ответ, щёлкая зубами над плечом Намджуна, и вдруг Сокджин тоже оказывается втянут во всё это, когда начинает шипеть на Юнги за угрозы его альфе. И Чимин отчётливо чувствует разворачивающуюся драму: запах Тэхёна начинает горчить, пропитываясь страхом, а омега Хосок сладко пахнет смесью возбуждения и робости, но сам Чимин не знает, как на все это реагировать, пока не слышит шипение Сокджина. Омега явно выше него рангом, но всё в Чимине закипает от возмущения, когда тот шипит не на собственную пару, а на Юнги. Его словно сжимает в тиски и сдавливает всё сильнее и сильнее, пока его выдержка вдруг не трещит по швам. Этот момент совпадает с треском стекла, сбитого со стола вырывающимся из хватки Намджуна Юнги, прижатым тем к краю стола. Он сбивает стакан, когда отводит руку, и его осколки оказываются слишком близко к его руке. Чимин обеспокоенно и быстро сметает самые большие из них в собственную ладонь, особо не раздумывая. И он срывается. На Намджуна он не рычит, но терпкая горечь сжимает горло, срывая с губ громкое шипение — предупреждение Сокджину. Все мысли Чимина только о том, как тот вообще посмел. И хотя и Намджун, и Юнги замирают от звуков его шипения, Чимин готов вцепиться в главного альфу и его пару. Он не задумывается о том, как это выглядит со стороны, что на самом деле происходит между ними четырьмя и что его на это толкает. Очевидно лишь одно — у Намджуна нет ни единого права рычать на его альфу. И он действительно бы и сам сорвался на этих двоих, покрепче сжав кулаки, если бы Юнги не дёрнулся в хватке Намджуна, чтобы посмотреть на его руку. Именно это и заставляет парня опустить взгляд на стол. У него уходит достаточно много времени на то, чтобы сосредоточиться на осколках стекла и ещё больше на то, чтобы почувствовать боль в кровоточащей руке. В его крови столько адреналина, что даже смотря на собственную руку он по звуку понимает, что первым сел именно Намджун. Должно быть, знает, что приоритетом для Юнги будет Чимин. Так оно и есть. Альфа очень осторожно берёт его руки в свои, пытаясь не тревожить кровоточащую ладонь, и уводит Чимина через погрузившуюся в тишину комнату. Из неё не ушло напряжение, напротив, оно стало лишь плотнее. Они двигаются так быстро, что Чимин даже на минуту верит, что Юнги собирается игнорировать Хосока когда они пройдут мимо. Тот сидит где-то посередине, и Чимин не ищет его глазами, сосредоточив взгляд на спине Юнги, ведущего его из комнаты. Перед уходом Юнги, однако, всё же останавливается и разворачивается. В то мгновение Чимин остро осознаёт, что смотреть на него не хочет. Юнги угрожает, тихо и едва сдерживая чувства. — Попробуй спуститься с горы. Как только за ними закрываются створки дверей в мастерскую Юнги, их стук проносится эхом по пустой комнате и доходит даже до рабочей комнаты, куда альфа его сразу же и ведёт. Злость Юнги чувствуется в каждой секунде повисшей между ними тишины. Тот роется в одном из подвесных шкафчиков над станками, переводя взгляд с них на руку Чимина и обратно, пока не достаёт моток плотного хлопка. Юнги… не то чтобы ушёл в себя. Он так же внимателен, как и всегда, когда снимает повязки и осторожно кладёт ладонь Чимина на стол, но складка между бровями всё же его выдаёт. — Я могу и сам, — тихо говорит Чимин. Юнги качает головой и начинает обматывать его пальцы один за другим. Он хмурится сильнее, когда кровь пропитывает первый слой бинтов, но уже на третьем он обрезает ткань и завязывает узел. Он взволнован: напряжение исходит от него волнами, да и сам Чимин чувствует в его запахе беспокойства. Альфа не успокаивается даже когда он сжимает его руку. — Держи её ровно, пока не возьмётся коркой, — тихо бормочет Юнги. — Порез неглубокий, — отмахивается Чимин. И это правда. Юнги даже не спорит. Вместо этого он осторожно опускает руку Чимина на стол. Чимин поднимает на него взгляд и вздрагивает, но не потому, что в комнате холодно. Дверь в кабинет Юнги закрыта, да и отсюда почти не видна. Сама комната погружена в полутьму, но свет все равно отражается от простыней, закрывающих расставленную по всему пространству незаконченную мебель. Юнги закрывает и Чимина, когда тот упирается поясницей в край стола. Прикосновения Юнги щекочут так же, как и катышки на старых простынях, закрывающих всё в комнате, и сам себе Чимин вдруг кажется мебелью — не предметом, но чем-то, сотворённым руками Юнги. У Юнги нет ни единой причины стоять так близко, но именно это он и делает. Чимин сжимает его руку, всё ещё осторожно прижимающую его ладонь к столу. — Я хотел тебе рассказать, — тихо признаётся он. Это кажется важным, пусть о самом Хосоке он сейчас и не вспоминает. — Пожалуй, лучше, что я узнал сам, — стискивает зубы Юнги. Чимин не спрашивает почему, а просто смотрит на Юнги так пристально, как только выходит в полутьме, и склоняет голову, наблюдая за тем, как смягчается его выражение лица. — Не думаю, что я стал бы слушать, — объясняет он, — я бы перестал, только услышав имя, — его рука скользит вверх по талии Чимина и упирается в столешницу за ним, прямо поверх набросков мебели. Бумаги тихо шуршат, а Чимина пробирает дрожь. — Что ты будешь делать? Юнги невозмутимо смотрит на него в ответ и так и не говорит, что произойдёт с Хосоком. Его уши улавливают, как альфа сметает что-то за его спиной, а спустя мгновение, шурша, на пол приземляются упавшие со стола бумаги. Глаза Юнги пылают ревностью. Чимин прекрасно знает, что случится. — Я хочу поцеловать тебя, — предупреждает альфа, — но только если ты позволишь. Он ждёт от Чимина только кивка. Чимин даже не знает, чему удивляется, когда Юнги поднимает его на руки, не знает, почему голову так кружат простые поцелуи и рычание, не знает, почему так потрясён, когда его бёдра резко соприкасаются со столешницей, а Юнги устраивается между его ног. Юнги касается его поспешно, и пусть грубость его пальцев говорит Чимину о том, как он этого хочет, он всё ещё достаточно нежен, чтобы “Как же я это ненавижу”, рыкнутое прямо в губы Чимина, выдавало его уязвимость. Руки Юнги трясутся от едва сдерживаемой силы. Чимин лихорадочно кивает. — И я, — выдавливает он. По штанам растекается мокрое пятно. Оторвавшись от поцелуя, Юнги запускает руки под полы его шубы, притягивая за колени — ближе к себе, вконец кружа голову. — Ненавижу всё это, — выплёвывает Юнги, всем лицом вжимаясь в шею Чимина. Чимин понимает его, и он даже сказал бы это вслух, но он слишком занят попытками оставить на альфе свой запах. Он притягивает Юнги ближе за свитер, сжимает ноги вокруг его бёдер... И он хнычет, когда руки Юнги спускаются ниже, сжимая каждый сантиметр кожи, и наконец-то добираются до пояса его штанов, и когда Юнги спрашивает, серьёзно ли он думает, что его запах не слышно на всю комнату. Чимин прячет лицо в плече Юнги и качает головой, однако не прекращает потираться о пресс альфы. Он даже не помнит, как начал это делать. Он стонет в плечо альфы, прижимается губами к не скрытой воротом коже и в ответ получает лёгкий укус в шею. Руки сами тянутся к застёжке джинс. Он пытается… стянуть их? расстегнуть? — но Юнги снова целует его, сбивая с мысли. Он вздрагивает, когда Юнги снова тянет его на себя, потираясь о него так медленно и сильно, что аж больно. Чимин, однако, прижимается лишь ближе. — Юнги… — его губы размыкаются лишь на секунду, и Чимин смотрит на него из-под ресниц, едва проговаривая слова. — Юнги, это не… он бы не... Он пытается снять свои джинсы, почти касаясь ладоней Юнги, сжимающих его бёдра, и тот, хмыкнув так низко и задушено, что выходит больше похоже на рык, отстраняется ровно настолько, чтобы стянуть их ниже и дать его члену свободу. Юнги прижимает его к животу парня горячими пальцами, снова заставляя того дрожать. — Это не… — Чимин сглатывает. Всё лицо пылает. — Он бы не… Я не… — говорит парень, словно Юнги и без того не понимает, что он не способен нормально думать, словно альфа не стягивает его джинсы до лодыжек и не играет с головкой его члена. Чимин прекрасно понимает, что задумал Юнги. Парень и без того всегда смотрел только на него, но альфа хочет заставить его забыть обо всех других своими долгими горячими прикосновениями и запахом, который заставляет Чимина верить, что он единственный альфа, и не только для него, но и на всём белом свете, единственный, перед кем Чимин готов раздвинуть ноги. Но Юнги лишь смотрит на него сверху вниз потемневшими глазами и приподнимает бровь. — Ты не?... И Чимину хочется лишь нетерпеливо стонать. Он крепко сжимает пальцы, чувствуя, как невольно напрягается живот. — Быстрее, — вместо этого выдавливает он. Юнги только сильнее сжимает пальцы на головке его члена. — Вот так? — он снова нажимает на сочащуюся головку, с влажным звуком потирая её, заставляя парня дёргано кивнуть. Юнги совсем не даёт ему времени привыкнуть. Он покусывает его ключицы и впивается зубами в шею достаточно сильно, чтобы причинить боль. Горячим языком он скользит вниз по груди Чимина, его соскам и животу, пока не добирается до резинки его трусов и поддевает её пальцами — и как Чимин вообще мог бы думать о другом альфе? Пресс невольно напрягается от касания зубов Юнги. Чимину хочется попросить того укусить, и, может, он и сказал бы это вслух, если бы альфа не решил сделать это сам. И стыд от этого, как и от срывающихся с губ звуков — пусть и не все из них складываются в слова — лишь заставляет кровь приливать к щекам сильнее. Он отчётливо слышит глухой звук соприкосновения коленей с полом. Юнги лишь рычит, зарывшись носом между ног Чимина. Чимин цепляется за волосы Юнги, задравшего его свитер к самым ключицам. Он пытается зарыться в волосы альфы обеими ладонями — обмотанную бинтами руку снова прижимают к столу, но Юнги не удаётся совсем удержать его от прикосновений. Он едва касается Чимина, лишь касается его члена горячей ладонью, и тот сам чувствует, как промок. Он чувствует смазку, остывающую на бёдрах и ближе к коленям, что сейчас закинуты на плечи альфы. — Мне… — слишком жарко, слишком мокро и точно всего не хватает. Вместо того, чтобы это озвучить, он снова проглатывает слова. Меха под его спиной мнутся, когда Чимин съезжает по столу ещё ближе к шкафчикам, но он всё так же не может оторвать взгляд от руки Юнги на его члене. — Я твой, — рычит Юнги прямо перед тем, как полностью взять его в рот. В голове Чимина эхом отдаётся лишь то, что он принадлежит именно ему. Чимин больно ударяется головой в шкафчик за собой. Он настолько мокрый, что не соображает совсем ничего, и смазка вытекает из него на столешницу, и Чимин хочет услышать это ещё раз, то, как он говорит... — Мой, — высоко шипит парень на фоне рычания Юнги, зная, что хочет услышать это от него ещё раз. Но во всяком случае он чувствует удовлетворение, даже различая запах своей смазки. Юнги настойчиво втирает её во внутреннюю сторону бедра, которое прижимает к столу. Чимин едва распознает его движения между своими ногами. Всего слишком много. Юнги заглатывает его до конца, и давление от этого отдаётся в бёдра. Он чувствует и то, как альфа отстраняется чтобы посмотреть на него, и как кончики его длинных пальцев прочёсывают отросшие волосы на его лобке. Пусть он и знает, что Юнги хочет его пометить, знает, что их ждут последствия и внешний мир в виде приближающейся охоты, и Чимин не помнит из этого ни единого слова, думая лишь о том, что... — … мне очень нравится, — стонет Чимин. И альфа просто… смеётся, тихо, отстраняясь с пошлым влажным звуком, отчего Чимин стонет лишь громче. Это даёт ему шанс на мгновение увидеть головку своего члена прижатую к губам Юнги за секунду до того, как альфа раскрывает рот и Чимин поджимает заключённые в ботинки пальцы. Чимин так нервничает, когда губы альфы обхватывают его снова, что даже пытается оттолкнуть его обеими руками, слишком боясь того, что неудачно дёрнется, но ладонь Юнги снова настойчиво опускает его забинтованную руку на стол. Тихое хлюпанье от его губ не останавливается, как и не прекращают дрожать ноги Чимина, даже когда он поджимает пальцы, а согнутая нога не соскальзывает с края столешницы. От хватки на его руке Чимину кажется, что держат его всего — ему стоит попытаться быть хоть немного сдержаннее. — Юнги… — но тот лишь сильнее сжимает вокруг него губы, заставляя дёрнуться. Его руки беспорядочно мечутся между ртом — в минуты когда становится слишком горячо и он готов кусать собственные пальцы, чтобы так жалобно не стонать — и волосами Юнги, когда так же горячо, но ему хочется ёрзать и не выходит из-за склонившегося между его ногами альфы. Слишком приятно, и Чимин стонет, не в силах сдерживаться, пока Юнги прижимает его к столу. Чимин хнычет всё сильнее, чувствуя нарастающий жар, и кажется, Юнги замечает это в выражении его лица, чувствует в напряжённых мышцах. — Хочешь кончить? — он поднимает взгляд на Чимина; его губы влажно блестят. Чимин качает головой так, словно кулак у губ действительно хоть немного заглушает вырвавшийся из груди жалобный всхлип. Сам он дрожит от окутывающей его член слюны и удовольствия — Юнги так и не перестаёт водить пальцами по головке. Альфа снова смеётся и его тёплое дыхание касается члена Чимина — он заглатывает снова перед тем, как парень успевает снова схватить его за волосы. Может, он даже пожал плечами — глаза Чимина слишком слезятся, и ресницы слиплись, холодя щёки. Юнги облизывает столешницу, собирая языком смазку Чимина перед тем, как снова взять в рот его член, и отпускает ногу парня, которая беспомощно падает на стол, лишь чтобы провести по лужице и пальцами. Чимин сильнее цепляется за волосы Юнги. Влажные пальцы альфы играются с его задницей, а затем, когда Юнги не перестаёт его касаться, не перестаёт сосать его член, Чимин кончает, плача и думая, что Юнги принадлежит ему и что он его не достоин. Когда альфа отстраняется, его губы блестят от смазки, а глаза темны. Чимин дрожит, зарывшись в меха. — Чёрт, — выдавливает Чимин. Юнги тихо смеётся.