Saltation

Альфа вновь усаживается рядом с Чимином. В его руках черные меха – символ сезона подношений, — все сшито и поддубленно специально для Чимина. Чимин смотрит на него из-под тёмных от туши ресниц, но совсем не успевает разглядеть лицо альфы как чьи-то руки сзади вдруг резко разворачивают его голову, вперед. Он едва ли не подпрыгивает, как вдруг слышит оттуда голос Сохян: — Смотри прямо. Ее шёпот успокаивает. Сердцебиение Чимина немного замедляется, пусть и совсем малость. Сохян снова подаёт голос: — Самый выдающийся из наших альф сделал выбор. Собрание старейшин считается открытым. Тишину комнаты в эту же секунду разрывают голоса... — Это неправильно, — сразу же начинает один из старейшин. — Он совсем ничего не знает. — Ты смешон, — другой, более старый голос. — Мы должны защищать себя... — Учитывая то, что защитить мы себя на самом деле не можем, мы сделали для этого все возможное, — шипит кто-то в ответ. — Сделайте уже что-нибудь для того, чтобы эта защита не была лишь иллюзией. Чимин, широко распахнув глаза, лишь смотрит в деревянный пол под ногами. — Странно, — еще один голос, но более скрипучий и низкий, явно мужской, — что он подходил только к Сохян. Он что, просто действует по её указке и плывёт по течению? Сохян фыркает где-то над ним. — Так хочется узнать? Разве у него есть ранг, чтобы просить благословений у вас - вы бы его запросто прогнали. Значит, они всё же говорят о Чимине. Он невидяще смотрит вперёд. Его охватывает какое-то странное чувство тревоги – звук в ушах одновременно словно становится громче и исчезает. Неужели его так подкосили их слова? Чимин видит шелк, покрывающий его скрещенные ноги, а на переферии расплываются черные меха. Бусы тяжело оттягивают карман. Воспоминания о сезоне ухаживаний всплывают в голове — тогда всё было куда проще, чем сейчас, когда волнение захлёстывает его с головой. Юнги, однако, по-прежнему сидит рядом с ним. Если Чимин сосредоточится, сфокусирует всего себя на том, что он слышит, то заметит исходящий от альфы тихий рокот. Он очевидно не рад тому, о чем говорят старейшины. Он, в отличие от Чимина, безвольно сидящего рядом, куда больше понимает происходящее. Почему они вдруг начали критиковать его? — Он поговорил со мной, — шипит Сохян. — И этого уже более чем достаточно. — Мы уже поняли, что он твой любимчик, — фыркает кто-то. — Очевидно, что он симпатичен, это мы успели понять ещё когда на него бросались все альфы без пары. Но что же он такого делает? — Судить его опираясь на сделанный им вклад смешно. Что он сделал? Чего он хочет? — Не говори о предназначенном альфы стаи так, словно он просто красивая игрушка, — шипит еще кто-то. — Держи свои комплексы при себе. И вновь по комнате разносится ругань старейшин. От того, как сильно ему хочется закричать, у Чимина уже болит горло — и вдруг Сохян поддевает его подбородок пальцем и заставляет смотреть на толпу. Вся решимость Чимина высказаться куда-то испаряется. При виде суровых и морщинистых лиц у него все внутри скручивается от страха. Чимин знает, как правильно отвечать на их вопросы, более того, знает, что хочет спросить, но. — Чем ты занимаешься? Какую выгоду ты приносишь нам? — спрашивает прямо она в лоб. Вопрос простой. Сокджин ведь дал ему ответ в самые первые дни. — Я учу… Голос выходит слишком тихим, больше походя на шепот, а нужно совсем не это. Приходится, переступив через гордость, прокашляться, прочистить горло, и попытаться снова: — Я учу щенков в школе, — отвечает парень. — Сокджин… Сохян незаметно щипает его за шею. — Главный омега Ким поручил мне пересмотреть школьную программу, — поправляет себя Чимин. — Если конкретнее, то я добавил в неё куда больше математики. Старейшина снова щипает его. — Также я индивидуально работал со многими родителями и семьями, чтобы все ученики были на одном уровне, — кажется, в этот раз он высказался неплохо. В кои-то веки. Морщинистые лица пусть и повёрнуты к нему, но понять по ним что-то невозможно. — Самый весомый вклад я внёс в обучение… — на одном дыхании выдает парень. — Когда у меня не было смен в школе, то я довольно часто работал на кухне, но… Я не смог бы преподавать, не будь я извне, и, признаю, что было бы проще, будь я воспитан здесь… Чимин видит, как старейшины вскидывают брови — впечатлены они или нет неизвестно, но он уже не в силах остановиться. — Преподавая, я развил новые навыки, и теперь сам обучаю детей младше двенадцати, и к тому же смог научить их чему-то новому… — Ты предан своему делу? Чимин не знает, кто именно спросил его. Толпа плывёт перед глазами. Он вроде бы соглашается — или кивает, он уже сам не помнит, после чего вновь опускает взгляд в пол. Краем глаза он видит спокойное лицо Юнги. Это единственное, что заставляет Чимина держать себя в руках; живот крутит так, что кажется, его вот-вот стошнит от волнения. — Я не знала, что у нас появился еще один учитель. Меня это устраивает, — отвечает та же старейшина, что задала ему вопрос ранее. Чимин облегченно выдыхает. — Мелковата ты для такого решения, — язвительно подмечает кто-то другой. — Они сами дали ему эту работу. — Вам есть что еще сказать? — жёстко вклинивается Сокджин. — Вы совсем по-другому пели, когда просили о его помощи через Сохян. Ледяной тон Сокджина на удивление пугает, но внутри все теплеет от мысли о том, что омега за него заступился. Повисает тишина. Сохян успокаивающе пропускает пальцы сквозь его волосы. Он никогда не слышал от неё ни о каких просьбах, и судя по тону Джина, это даже к лучшему. Кто-то из старейшин всё же подаёт голос: — И что же мы решим? Если судить по слухам, то проблем с ним не возникало. В комнате душно. Чимин, укутанный в теплые меха, истекает потом, особенно чувствуя огонь от камина за спиной. Он даже не представляет, как себя чувствует Юнги, чьи плечи оттягивают тяжелые меха покойного Мина. Дерево лавки неприятно впивается в лодыжки Чимина. — Если уж хотите моего мнения… — тихий голос еще одного старейшины. — Я посоветовала бы посидеть на земле, когда связь окончательно окрепнет. — Спасибо Вам, старейшина Ким, — слышится сбоку от Чимина. Парень от неожиданности подпрыгивает, заслышав голос Юнги. — Работайте над духовной связью между вами, когда закрепится связь физическая, — говорит другая. — Спасибо Вам, старейшина Пак, — Юнги благодарит и её. — Не думаю, что хоть кто-то ещё позволит это тебе, — подмечает Сохян, —так что говори, — и, договорив, тянется и дёргает Юнги за волосы. Её альфа не благодарит. Напротив, в его горле зарождается низкий рык, и Чимин чуть не давится воздухом. Присутствующие старейшины ведут себя так, словно этого и не было — или же в этом не было ничего неожиданного. — Делитесь своими тревогами, — советует другой старейшина. — Пак Чимин должен приложить усилия к изучению нашей истории — если он ещё этого не сделал. — Наш альфа стаи будет суженому хранителем, — напоминает кто-то. — И не только в плотских потребностях. Поддержка должна быть всесторонней. Чимин замечает проблеск чего-то в распахнувшихся шире глазах Юнги. Снова слова благодарности. Что бы ни значили их слова, альфа взял их на заметку. Снова тишина. Мерцают тёплые огоньки свеч, сливаясь в один, а жар камина словно целует Чимина в спину — кажется, он должен был что-то сказать. Ясно, что они чего-то ждут, да и Сохян не двигается чтобы сделать следующий шаг. — Спасибо вам… всем. Закончив, он выдыхает — Сохян фыркает и нежными руками снова опускает его голову. Худшее в этом всём то, что теперь он не видит выражений их лиц. Ему кажется, что Сохян раздражена, но нет, она смеётся, а затем его мысли обращаются к старейшинам — снова тихое дыхание… Они смеются. Может, над Чимином, может, над сложившейся ситуацией, или потому, что ему пришлось справляться со стольким с самого приезда в поселение. Но они дали ему шанс что-то сказать и он им воспользовался. Даже Юнги смеётся, тихо фыркая в ладонь — краем глаза Чимин едва видит его улыбку. Сохян снова пропускает пальцы сквозь его волосы. — Дыши. Чимин вдыхает, и только внезапная глубина этого вдоха даёт ему понять, как же не хватало воздуха. Снова смех. Задышав, он всё же понимает, что смех этот добрый. Все затихают, когда Сохян отступает назад. Она шуршит чем-то в камине за ними — распаливает огонь сильнее, думает Чимин, но остроты его слуха не хватает на то чтобы понять, что именно она делает. Треск; не от огня, но от суставов Сохян, когда она становится на колени между ними. Чимину приходится приложить силы, чтобы не подать виду, когда они опять скрипят особенно громко. Её пальцы скользят вниз по руке Чимина, а затем грубо хватают её через меха; она опирается на него, когда устраивается на полу. Чимин не то чтобы дёргается, но понимает, что лицо его далеко от спокойного. Наконец-то полностью встав на колени Сохян похлопывает Чимина по штанине. Бусины стучат друг о друга в кармане. Чимин готов поклясться, что альфа по другую сторону Сохян напрягается — догадывается ли Юнги о подарке? У Чимина нет времени долго над этим раздумывать, ведь Сохян снова его похлопывает. — Сейчас произойдёт обмен, — хрипит Сохян, шепча на грани слышимости. Больше Чимину объяснений не нужно. Он поворачивается лицом к Сохян и к Юнги, делает то же — оба повторяют её движения и видят лишь очертания друг друга за её лицом, телом и вытянутыми руками. Юнги вкладывает что-то аккуратное и маленькое в её руку. Сохян поворачивается к Чимину. — Передай их мне, — бормочет она. Чимин теряется. Он тянется к карману — его штаны самую малость узковаты, шёлк немного липнет к телу, и ему со стыдом приходится приподнять бедро чтобы вытащить бусы. Они стучат друг о друга когда он сжимает их в кулаке, и стучат снова, когда опускает в ладонь старейшины. Грации в этом нет. Чимин уже весь вспотел от камина и мехов, и всё же каким-то образом подмышки взмокают ещё сильнее. — Ты будешь первым, — говорит она Юнги. Он сидит словно вытянутая струна. Руки Сохян сжимаются вместе, оба кулака соединяются в один. Она поднимает и опускает их, медленно, но твердо, пока бусины Чимина не звенят о подарок Юнги с пронзительными щелчками, слышными из под ее ладоней. Она сжимает руки, ладони и пальцы прижаты друг к другу. Она перекатывает бусины в руке и Чимин ужасно боится того, что Юнги заметит их, но Сохян находит нужный предмет быстрее. — Семья альфы - отныне твоя семья, — шепчет она, вкладывая подарки в подставленные ладони Чимина. При свете огня, этот предмет выглядит, как жетон, но на деле оказывается кусочком блестящего, полированного дерева. Это кольцо. Массивное, из металлической оправы или полированного дерева. Внутри кольца нет вставки - лишь пластина с выгравированным изображением. Похоже на печатку. Кольцо в руках Чимина кажется огромным, и он понимает, что оно с легкостью соскользнет с его пальца, если он его примерит. Вместо этого он переворачивает кольцо, чтобы взглянуть на изображение. Он сразу же узнает этот герб и удивленно моргает. Это та сцена из леса. В середине изображена лань, судя по ее безмятежному виду - она спит. Но вверху картины творится самый настоящий хаос: змея вьется в воздухе над головой животного, ее хвост изогнут, будто она собирается напасть. Клыки нацелены прямо на шею лани, язык высовывается из открытой челюсти - укус змеи попал бы точно в цель, если бы не оскаленные зубы волка, в попытке прокусить шею змеи. Волк, змея, лань. Та картина из его сна и с обложки книги «История Возникновения Охоты» Чимин переводит взгляд на Юнги в поисках ответа, но в его глазах видит такую же смесь удивления и шока. Сохян уже передала подарок Чимина Юнги: маленькие, идеальной округлой формы, они легко перекатываются на пальцах Юнги, и судя по шепоту, новость об этом подарке уже разлетелась по всей комнате. До слуха Чимина доходят чьи-то голоса: он едва ли слышит быстрый шепот Тэхёна, удивленный ропот Намджуна. Он понимает, что бусы - хороший подарок, сродни благословению, по мнению присутствующих здесь, но кольцо в руках кажется значимее. Чимин смотрит то на свою ладонь, то на лицо Юнги. Шок альфы смешивается с чем-то более серьезным, когда бормотание затихает. Сохян говорит что-то, что Чимин пытается уловить, но не может. Юнги сидит неподвижно даже с руками старейшины на его плечах. И отрывает взгляд от Чимина только когда его разворачивают за плечи. Они все равно стараются смотреть друг на друга, словно отзеркаливая свои позы. Все это кажется правильным. В комнате снова воцаряется тишина. Кольцо в руке жжёт куда сильнее камина. Сохян ничего не объясняет, не говорит вообще ничего, просто продолжает бормотать за их спинами. Чимину хочется злиться на нее, зашипеть «Ты знала». Она слышала о его сне, но совсем никак не среагировала. Зачем тогда она, зная обо всем, всего лишь делала вид, что толковала его сон? То кольцо-печать, которое ему подарил Юнги, это печать семьи Юнги. Печать с тем самым изображением. Разве она не сказала ему, что… — У каждой семьи есть свой герб. Его рисуют на церемонии намерений. Раньше его выжигали. Ты уже видел герб семьи Юнги, просто не знал, что это он. Откуда он вообще об этом знал? Видел ли он его где-то кроме своих снов? Разве Сохян не пускалась в витиеватые объяснения символов когда он об этом спрашивал? — И волк это… — они оба знают ответ. — Кормилец. Чимин поворачивается к Юнги. Сохян больше не заставляет его смотреть – она встала ровно за спиной Юнги с керамической баночкой краски. Чимину только остается гадать откуда она ее достала. Из кармана? Или она все это время стояла позади них? Старейшина осторожно открывает её трясущимися руками. Несколько красных капель попадают на лоб альфы. Юнги не дергается, даже не подает виду. Так Юнги тоже знал об этом и… — Тебе стоит пойти к Сохян. — Пришло время печати, — громко произносит Сохян. Чимин старается смотреть перед собой, но так, чтобы краем глаза улавливать происходящее у Юнги и Сохян. Старейшина переворачивает баночку на ладонь. Красный растекается по всей руке; баночка со стуком падает на деревянный пол, а она растирает краску по ладоням, пока под цветом не исчезает её собственная кожа. Баночка на полу все крутится, словно монетка — может, упала прямо на круглое дно? В ушах стоят лишь звуки, которые издает эта баночка, и липкие шорохи от рук Сохян. — Мин Юнги, — она облокачивается на него сзади. Краска стекает с её пальцев на лоб неровными струйками, которые Чимин видит с большим трудом. Юнги молчит. Все перед Чимином тоже. — Кто твой суженый? — хрипит она дальше. — Пак Чимин. Чимина пробирает дрожь от тона, оседающего где-то глубоко внутри. Глаза закрываются сами по себе. — Кто ты? — красный продолжает стекать по лбу альфы. В ответ тишина. — И не соврал, — бормочет старейшина. Следом она поворачивается к Чимину, огибая его, как и Юнги. Камин согревал его спину, но теперь она покрылась мурашками от страха. Сохян проводит дугу от подбородка до щек Чимина — её пальцы мокрые, холодные и липкие от краски. В этом нет никакой красоты. — Кто твой суженый? — требовательно говорит она. Чимин бросает взгляд на Юнги. Тот смотрит на него, пусть лицом и повёрнут к толпе. Глубокий карий его глаз едва проглядывается из уголков. — Мин Юнги. — Ты внёс свой вклад в Деревню? — Да, — парень отвечает почти шепотом. — Ты продолжишь выполнять свои обязанности? — Да. — Ты член стаи? Юнги замирает. — Да, — отвечает Чимин. Да, он член стаи. — Ты принимаешь ранг своего альфы? — продолжает она после секундной паузы. Её ногти впиваются в шею. Одну руку она держит на его загривке, а второй сжимает ладонь Юнги. Юнги придвигается ближе, давя срывающийся с губ звук похожий на шипение загнанного в угол зверя; Сокджин выкрикивает со своего места что-то разъяренное, но его голос… К тому моменту Чимин уже ответил «да». Конечно же он дал верный ответ, здесь не было других вариантов… — Наконец-то, — выдыхает Сохян. Чимин резко поворачивается к Юнги — или же это она дёрнула? Обе руки старейшины обхватывают шею альфы. Чимин даже не заметил как она оказалась у того за спиной и успела увечить красным железу альфы над самым шрамом. Огонь за спиной ощущается слишком остро, жалит спину. Краем глаза Чимин, когда смотрит на Юнги, замечает желто-оранжевые всполохи. Альфа же сцепил зубы. Грубость, с которой Сохян щипает его за шею, видно невооружённым глазом. Щипает она именно его железу, оттягивая назад пока не перехватывает его шею – Юнги рычит, весь сжимается и всем телом пытается оказаться от неё подальше, для этого даже втягивая живот – а в это время Сохян протягивает руку назад. Она водит ладонью туда-сюда возле огня – и Чимин понимает, что она ищет клеймо. Раскалённый металл он успевает увидеть лишь краем глаза как она уже хватается за ручку и тянет на себя. — Пора, — сквозь зубы выдавливает старейшина. Чимин видит и клеймо в её морщинистых руках, и её алые ладони на затылке Юнги. В одно мгновение Сохян ослабляет хватку на его железах чтобы уже в следующее вцепиться в волосы альфы… ...тогда Чимин наконец-то замечает и клеймо в её руке, и узоры из металла на нём. И оно раскалено докрасна. Происходит слишком много всего сразу для того, чтобы Чимин успел всё осознать. Он помнит как поворачивается, тянется к руке Юнги, шипит что-то угрожающее в сторону Сохян… Но Сохян уже успевает дёрнуть Юнги лицом вверх до того, как Чимин начинает шипеть, и парень не в силах оторвать глаз, когда она прижимает раскалённый конец прямо к его железе. — Сиди смирно, — бормочет она и… То, как она что-то шепчет, Чимин скорее видит, чем слышит за рыком Юнги. Тот сжимает пальцы на коленях так сильно, что костяшки белеют, сцепляет зубы, видные за вздёрнутыми губами. Чимин не в силах отвести глаз от его клыков. Они длинные. Слишком. И ногти Юнги, впивающиеся в колени, тоже слишком длинные. Звук, вырывающийся из горла альфы, оглушает всех, но через несколько кажущихся вечностью мгновений исчезает совсем. Чимин знает, что именно этот звук может напугать его больше любых слов Сохян — и абсолютная чернота его глаз. И за зрачками совсем не видно карего. Облако белого дыма подымается вверх по коже Юнги, доходя до лица Сохян. Вонь отвратительна. Чимин едва замечает грохот клейма, брошенного назад в камин. Он, наверное, закричал. Теперь помимо старого шрама на ароматной железе, тянущегося прямой линией по коже, на шее Юнги виднеется кровавый контур волка. Чимин с тошнотой вдруг понимает, что Сохян прекрасно знала куда ставить клеймо. Юнги так и не сдвинулся с места. Руки Сохян в его волосах дрожат, но увидеть подобную слабость она позволяет лишь на мгновение, пряча их за плечами альфы. Чимин хватает воздух, заходясь в кашле. В комнате он самый громкий. Ноги, кажется, слились с полом… Взгляд Юнги из-под полуприкрытых век пуст, словно его и нет, а плечи безвольно опущены. Мысли Чимина несутся вперёд — но его тело, как и тело Юнги, ещё совсем не успело осознать происходящее. Он не падает от боли, как того ожидал Чимин, а лишь опускает голову. Исходящий от Юнги запах - не испуга и не жжёной плоти. И выглядит он, как бы сложно Чимину не было это признать, счастливым. По комнате вновь разносится шёпот, но на этот раз голоса звучат одобрительно, хорошо - не похоже на звуки сплетен и шёпота - и от этого у Чимина внутри всё сводит. Тело покрыто потом от страха - вероятно, несёт от него не очень приятно. Люди начинают подниматься с мест все еще бормоча; стоящая позади него Сохян облегчённо вздыхает. Чимин вздрагивает от неожиданности, но вдруг осознаёт... Церемония завершилась. Чимин не знает, куда и на что ему смотреть. В подошедшей толпе парень не видит знакомых лиц: они встали к деревянной платформе у ног Чимина, бросая туда маленькие вещички. Вероятно, безделушки. Они бросают их и к ногам Юнги, но альфа никак не реагирует, лишь тихо дыша. Юнги теплый – Чимин знает и чувствует это даже не прикасаясь к нему. А ещё он видит, что лицо альфы покрасневшее. Голова Чимина дёргается назад - его тошнит и от их реакций, и от собственных размышлений на тему того, какого чёрта Юнги пахнет так довольно. Сохян так резко дергает Чимина за руку, что боль отдает в спину. — Возьми это, — старшая роется в карманах, чтобы передать что-то омеге. — И отведи его куда-нибудь, где будете только вы. Чимин пытается схватить ее за запястье и оттолкнуть, однако терпит поражение, чувствуя, как в ладонь, стукаясь, ложатся две аккуратные керамические баночки. — Используй серую, если будет болеть, — она бормочет наставления. — Коричневую чтобы обработать рану. Глаза Чимина расширяются, он замирает. — Почему? — шипит парень, вкладывая в одно слово всю злость. — Какое-то время он не совсем будет понимать, что происходит. — Почему? Старейшины всё ещё на месте, но остальные присутствующие медленно направляются в сторону выхода. Парень смотрит ей в глаза, на морщинистую кожу вокруг них. Почему-то Сохян одновременно выглядит куда более уставшей и бодрой чем он когда-либо её видел. Она наклоняется ближе и обхватывает лицо Чимина ладонями. — Я защищала эту тайну с самого его рождения, — морщинистые подушечки пальцев сжимают щёки омеги. — Время ему самому отвечать на твои вопросы. Сохян тут же отходит. Когда она отворачивается, Чимину кажется, что она всего лишь хочет закончить разговор, только вот она сразу подходит к другому старейшине. — Вы решили сделать все по традициям, — говорит мужчина помоложе неё. — Хочешь всё отсрочить? — они не шепчутся, но и на обычный разговор это не походит. Они словно лениво пытаются оставить его в тайне. Морщинистая рука Сохян сжимает плечо мужчины. — Нет. Уже пора, — с ностальгией говорит она, уводя его с помоста. — Он может принимать решения сам. Уже у выхода она смотрит на Чимина через плечо. Пусть она и не говорит ему двигаться, её приказ читается во взгляде. У Чимина кружится голова — он пробегается взглядом по толпе, из которой на него смотрит потрясённый Сокджин и оживлённо машет Тэхён, что-то быстро говоря. — Эй, — тихо шепчет Чимин. Юнги по-прежнему сидит неестественно прямо посреди импровизированной сцены. Меха его отца скрывают почти всё тело, но даже под ними Чимин видит, как ужасно ровно он держит плечи. — Юнги? — тихо спрашивает Чимин, тянет руки к альфе даже не дождавшись ответа. Он осторожно касается пальцами челюсти и щёк Юнги, аккуратно поворачивает его голову на себя и чувствует жар его кожи. Клеймо на шее заметно пульсирует — Чимин вновь смотрит на красные щеки Юнги и принюхивается. Теперь в его запахе не только счастье, но и болезненная сладость. Баночки в кармане стучат друг о друга, стоит Чимину потянуться к Юнги. Альфа не сдвигается с места. — Юнги, — мягко говорит он. — Нам нужно идти. Проходит много времени прежде чем Юнги пытается встать. В логово они бредут медленно. Как бы на Юнги не повлияло клеймо, влияние это не было хорошим. — Ты в порядке? — шепчет Чимин. — Все... нормально, — отвечает Юнги, опустив подбородок и пряча нос в шее Чимина. Если бы Чимин не знал о случившемся, то точно подумал бы, что Юнги незаметно дали снотворное. Он тяжело ступает по снегу, едва отрывая ботинки от земли. Усталость альфы, вероятно, связана с клеймом на его железе — во всяком случае так из-за появившегося запаха кажется Чимину. У него, конечно, нюх не лучший, но даже он не может не заметить исходящий от Юнги приторный запах гари. От ожога ли? Или это гормоны? Веки Юнги трепещут так, будто вот-вот закроются. Должно быть, всё вместе. — Мы почти пришли, — обещает Чимин, пытаясь звучать как можно спокойнее. Уголки губ альфы тянутся вниз. — От тебя пахнет стрессом, — тихо сообщает альфа. Чимин едва сдерживает ругательства. — Не люблю, когда тебе плохо, — признаёт Чимин. Всё намного сложнее: Юнги выглядит скорее пьяным, чем обожженным. Однако две баночки в его кармане сейчас куда важнее собственного стресса. — Куда мы идем? — бормочет Юнги в его шею. Чимин смотрит на мастерскую перед ними. — В твою мастерскую, — парню кажется, что сейчас это единственное место, где их не будут беспокоить. Юнги изнеможённо выдыхает. Для него пройти те несколько шагов до здания – уже испытание и небольшая победа. Когда Юнги лезет в карман за ключами, из его горла вырывается почти животный звук. Чимина будто примораживает к месту. Он, кажется, никогда раньше не слышал ничего подобного. Альфа тянется к своим мехам, только после вспоминая, что он носит меха отца, и что у Чимина есть свои. После чего Юнги неохотно засовывает руку в карман, поворачиваясь к двери. Шок Чимина быстро сменяется весельем. Ему никогда ранее не приходилось видеть хоть малейший отголосок лени в действиях альфы. Обычно он лишь раздражается. — Ты устал? Альфа, что в это время возится с ключом от виднеющегося под снегом старого замка, едва слышно соглашается и выдыхает, внезапно сам чувствуя свою усталость. Чимин бы засмеялся — да только он не знает насколько серьезна рана, и не пойдёт ли заражение — так что тянется к руке Юнги и аккуратно поворачивает ключ за него. На то, как Чимин непринужденно открывает замок, Юнги смотрит с искренним недоумением, а парень в это время толкает дверь. — Проходи, — мягко зазывает Чимин.. Юнги, все ещё в шоке, фыркает и переступает через порог. Чимин едва вспоминает забрать ключ из замочной скважины. Парень решает даже не пытаться разжечь камин в прихожей. Он осторожно ведет Юнги к тёмной мастерской и после сразу же в кабинет альфы. На двери висит еще один замок, который Чимин открывает быстрее, чем альфа успевает залезть в карман за ключом. В кабинете тоже есть камин, и Юнги уже было тянется за растопкой, как Чимин отмахивается от его помощи. — Сядь, — настаивает парень, и Юнги слушается, пусть и садится не в своё кресло, как ожидал Чимин, а напротив стола. Альфа выдыхает как только облокачивается на него. Чимин бросает взгляд на стол через плечо. — Где спички? Альфа хмурится. Он похлопывает по карману, тормозит на секунду, после чего лениво и неуклюже тянется к углу стола. Юнги выдвигает верхний ящик и, болезненно выгибая запястье, начинает копаться внутри в поиске спичек, которые он в итоге и протягивает Чимину. — Как себя чувствуешь? — спрашивает парень. — Да не так уж и плохо, — произносит Юнги, кладя спички в протянутую ладонь Чимина. Обожжённая кожа шеи почернела и выглядит достаточно плохо — но Чимин лишь поджимает губы, зажигает спичку и кидает ее на растопку, а затем лезет в карман и вытаскивает из него обе баночки от Сохян. Стоит ему лишь подумать о ней, как он снова начинает злиться. У него нет поводов верить в то, что она действительно дала ему лекарство, но, если так подумать, другого выбора тоже нет. — Сохян дала мне это, — показывает баночки парень, — чтобы ухаживать за этим. «Это» в уточнении не нуждается. Альфа сосредотачивает взгляд на руке Чимина и на маленьких баночках в ней, и долго просто смотрит на них. — Хорошо, — всё же соглашается он. Чимин садится на стул у стола альфы, а сам Юнги сидит на полу между его ног, напряжённый до невозможности. Чимин вдруг понимает, что Юнги совсем не хочет здесь быть — от него веет усталостью и, кажется, даже беспокойством. Альфа подаётся вперед, оголяя шею для Чимина. Он даже не дергается, когда тот просит его наклонить голову вбок, чтобы лучше разглядеть клеймо. С окончания церемонии прошло не более получаса, однако на коже уже выступила кровь. Вокруг нового шрама потихоньку начинает образовываться корочка, и пахнет он всё так же тошнотворно-сладко; Чимин чувствует подступающую тошноту. — Я… не совсем понимаю, заражено оно или заживает, — признаёт Чимин. — Всё заживёт, — уверенно отвечает альфа. В его словах не слышно ни тени сомнения. Чимин не знает о клеймении совсем ничего, клеймо Юнги, кажется, пусть и воспалено, но покрывается корочкой прямо у него на глазах. Чимин тянется за одной из стоящих на столе, бормоча: — Серая от боли, — коричневая – для обработки раны. Юнги устраивается удобнее и кладёт голову на бедро Чимина. — Мне не больно, — бормочет он в ткань штанов. — Что? — Чимин замирает, так и не закончив открывать баночку. — Мне не больно, — с напором повторяет Юнги. Чимин совсем не хочет снова смотреть на его шею. — Юнги, конечно же больно, — настаивает парень. — ...не то чтобы сильно, — альфа глубже зарывается носом в шелка на бедре парня. — Все заживет, не нужно ничего обрабатывать. Чимин, моргнув, застывает. Ничего нелепее он ещё в жизни не слышал. В голове у Чимина целый рой мыслей — в первую очередь, конечно, усталость от церемонии, и от вопросов, ответы на которые он так и не получил. Обработка ожога Юнги может стать первым шагом к этим ответам, как же он хочет наконец-то узнать хоть что-то... Значит, «нет» от Юнги он принять не может. — Я хочу её обработать, — заявляет он. Юнги напрягается, кажется, желая что-то сказать, но в итоге... — Хуже от этого не будет.. Альфа выдыхает, всё же опуская плечи. В сопротивлении не было смысла, но Чимин решает не спрашивать. Зрачки альфы все еще расширены и пусты. После окончания церемонии он не сказал ничего длиннее пары коротких фраз, да и двигался нехотя. Последнее-то его и напрягает — обычно Юнги уже тут как тут, даже если Чимин просто идёт за едой. Все это, видимо, из-за клейма. Да, так и есть. Чимин просто обязан узнать и о нём. Изогнутое донышко баночки легко умещается в ладони Чимина. На столе лежит рабочая тряпка, и когда он спрашивает, чистая ли она, Юнги подтверждает это кивком. Мазь, крем, что бы это ни было, перетёрта в однородную пасту. — Я всего лишь обработаю, ладно? — спрашивает он. Чимин тянет руку, чтобы удержать его на месте и… С губ Юнги срывается оглушительный рык. Альфа отшатывается, сжимается в клубок… Чимин чуть не слетает со своего места. Звук, кажется, прошёл током сквозь всё тело альфы, заставив покалывать даже кончики пальцев Чимина, который тут же, словно ошпаренный, одёргивает руку. Тело Юнги дергается вперед, а Чимин назад. Парень смотрит на клеймо на чужой шее, и… оно что, кровоточит? Или это заражение? Он что, случайно его задел? Юнги же сказал, что оно не болит.. Рычание затихает так же резко, как и началось — Чимин смаргивает, внезапно кое-что осознав. — Я всего лишь коснулся твоего плеча, — выплёвывает он. Юнги тут же застывает, совсем не спеша выпрямляться. Повисает тишина. — ...да, — всё же отвечает альфа. Чимин прикусывает губу. Как бы он не старался, безразличным он выглядеть не может. Он вкладывает все силы в то, чтобы не звучать слишком весело, и обращается к Юнги: — Я только обработаю, — обещает он. — И нанесу обезболивающую мазь. И всё же от него не ускользает то, как Юнги сжимает угол стола до белых костяшек. Чимин поджимает губы, скользит рукой вперед-назад по здоровой части плеча Юнги, но альфу это так до конца и не успокаивает. Кажется, ему куда больнее, чем он это показывает. — Я буду осторожен, — обещает омега, но сам себе в какой-то степени не верит. Альфа сжимает челюсть. Кадык нервно дергается. — Всё в порядке, — наконец-то отвечает Юнги. В его голосе явно слышны рычащие нотки, пусть и не нарочно. — Не нужно ничего обрабатывать. Но Чимин снова окидывает взглядом напряжённую спину Юнги и багровую кожу на шее. Это точно воспаление. Запах стоит отвратительный. У Чимина щиплет в носу, а внутри все переворачивается. Что может быть хуже, чем запах страданий твоего предначертанного? Парень глубоко вдыхает ртом. Он откручивает крышку баночки, что дала ему Сохян, и окунает в нее тряпку. По густоте мазь напоминает глину, и Чимин недоверчиво спрашивает себя, а не так ли это на самом деле. — Разве не хочешь, чтобы всё зажило без осложнений? — осторожно спрашивает Чимин. Юнги тяжело вздыхает только это заслышав. — Мне это не нужно. — Хочешь сказать, рану тебе обрабатывать не нужно? — мягко говорит он. Называть это «клеймом» совсем не хочется. Альфа не то чтобы отшатывается, когда Чимин подносит ткань к его шее, но заметно напрягается и, кажется, вздрагивает. Длится это всего мгновение ока и Чимин едва ли успевает заметить, но всё же знает что, позволь Юнги это себе, то задрожал бы всем телом. Он лишь так сильно сжимает стол, что на руках вздуваются вены. — Все заживёт до завтра, — произносит Юнги. — Максимум – два дня. Рука Чимина резко замирает. Парень вдруг вспоминает, что все еще ничего не знает о клеймении. — Что ты имеешь в виду? Чимин заставляет себя продолжать. Он осторожно проводит тканью по уже пузырящемуся краю, надеясь, что мазь всё же окажется антисептиком. В комнате нет раковины, поэтому промыть всё никак не получится — но Чимину и так кажется, что её лучше оставить на ночь… Мысли в голове крутятся с бешенной скоростью, а от тревоги подступает тошнота. Он почти пропускает тот момент, когда Юнги всё же отвечает. — ...всё заживёт быстро, — повторяет альфа. Он осторожно поворачивает плечо, другой рукой удерживая ладонь Чимина на месте. — Вскоре останется только шрам, обработаешь ты рану или нет. Чимину хочется задать только один вопрос: как? — Мне никогда не приходилось волноваться о ранах, — признаётся альфа. — Они всегда заживали. — За несколько дней? — Иногда даже меньше. Эти слова не утешают так, как должны бы. Чимин быстро обрабатывает оставшуюся часть раны, а Юнги этого, кажется, даже не замечает. Видимо, о возможной боли он переживал больше, чем стоило бы. — Она говорила, что чувства будут странные, — всё же делится альфа. — Так и есть. — От клейма? — И от того, что я теперь действительно твой суженый, — альфа выпрямляет ноги, скрипя обувью по дереву. — Всё словно перевернулось. Чимин осмеливается прикоснуться к маленькой полоске шрама, всего в сантиметре от клейма. — Относительно того, что было? Юнги медленно поворачивается к нему, играя желваками, но, кажется, вовсе не со зла. Чувствует он что-то другое. Альфа смотрит прямо в глаза Чимину; его зрачки все ещё черные, и сфокусироваться ему так же сложно — видно, всё ещё влияние клейма, пусть в глазах уже и больше ясности. Альфа внезапно вздыхает. — Думаю, да, — соглашается Юнги, словно сам наконец-то это осознавая, и снова поворачивает голову вперёд. Чимин тихо тянется ко второй баночке. Открывая её он понимает, что ему хочется продолжить разговор — нужно что-то сказать, как-то продлить всё это, отвлечь... — Ты знал, — бормочет Чимин. — Знал о моём сне. Молодец, Чимин. Первый вопрос и сразу же в самое пекло. Юнги кивает. — Я спросил видел ли ты что-то такое раньше. — Ты отправил меня к Сохян, — мягко напоминает Чимин, стараясь размазывать мазь как можно осторожнее. — Почему сам мне не рассказал? Альфа тяжело выдыхает, с нежностью касаясь ноги Чимина, а тот втягивает его запах. Сколько прошло с их первого раза? И вдруг Юнги подаёт голос: — Я никогда не верил в истинные пары. Чимин замирает, и вдруг приходит осознание. — В родственные души? — Именно в них, — кивает альфа, соглашаясь. — В Деревне все еще остались старейшины, которые в них верят. — А ты — нет. — Не верю, — соглашается Юнги. От этих слов у Чимина почему-то щемит сердце. Дело даже не в том, что он не согласен с Юнги — кто станет с ним спорить? Точно не Чимин, который сам в такое не верит. И всё же, предательское тело всё равно чувствует себя отверженным. Альфа поворачивается к нему и смотрит. Глаза тёмные, а сквозь кожу, кажется, можно увидеть внутренности. — Я отправил тебя к Сохян потому что она верит, — он подаётся вперёд, и пряди его волос теряются в волосах Чимина. — Многие старейшины всё ещё верят. — В истинные пары? — В то, что ты мой, — тихо выдыхает он. Чимин на мгновенье перестаёт дышать. Пальцы Юнги поглаживают внутреннюю сторону его бедра длинными ногтями, щекочут, и их остроту невозможно упустить… — Они говорят, что тебя выбрали мои инстинкты, — признаёт альфа. Чимин едва ли понимает всё значение повисших в комнате запахов. — Даже несмотря на... всё то? Всё, что они там наговорили? Юнги кивает. — Не знаю, так хороши ли мои инстинкты, — бормочет альфа. — А вот в тебе я уверен. — Ты думаешь, что я... — голос Чимина вдруг ломается. — Я думаю, выбрал тебя я, — лбом альфа прижимается ко лбу Чимина. От мест, где соприкасаются их бёдра и руки, исходит жар. — Не думаю, что инстинкты сыграли такую огромную роль. — Инстинкты… — и не может сказать это вслух. Он сам в это до конца не верит, но знает лишь одно — ложное чувство отверженности испарилось в миг. — Инстинкты, — подтверждает альфа, — и звание в стае, и много старых заморочек. — Но ты всё равно сказал мне, что мне стоит с ней поговорить, — настаивает Чимин в надежде получить внятный ответ. Юнги смаргивает; его зрачки всё ещё расширены. Чимину кажется, что сейчас он может спрашивать о чём угодно. — Я верил тебе, — осторожно говорит тот, — но в то же время и не мог поверить. Когда ты рассказал мне о сне, я вдруг подумал правы ли они. Слова сливаются в одно — не бессвязное бормотание, но что-то на грани. Чимин не в силах оторвать глаз от шрама на шее, от больше не покрытой волдырями кожи. Она уже окончательно взялась коркой. Юнги тянется к его руке. Кольцо может в любой момент соскользнуть с большого пальца Чимина, но альфа осторожно его придерживает. — Ты видел его? — спрашивает альфа. — Говорил же тебе, — напоминает Чимин. Юнги кивает куда-то в шелка Чимина. — Оно старое, — альфа снимает кольцо с пальца Чимина, кладёт ему на ладонь, и нежно загибает каждый палец заставляя её сжать. — Не знаю насколько старое… Оно было и у моего дедушки, и, возможно, его отца. — Почему ты отдал его мне? Отвечает он незамедлительно, пусть и всё ещё медленно и с определённым усилием. — Это одна из немногих моих вещей, на которых осталась эта картина. — Это изображение было на задней части сборника легенд, — вспоминает Чимин. — Верно, — альфа мягко тянет запястье Чимина, заставляя его слезть со стула. — Но это осталось у меня от родителей. Чимин слезает со стула, устраиваясь рядом с Юнги на полу его кабинета. — Но почему тогда изображение также нарисовано в книге? — Раньше говорили, что персонажи ещё и наши предки, — отмахивается Юнги. — Но я не знаю, правда ли это. Чимин прижимается к его боку. Дерево кольца чуть неприятно врезается в ладонь, когда он прижимает к ней палец. — Сохян так и не рассказала мне о значении снов, — бормочет Чимин. Юнги берет обе руки Чимина в свои. Пальцы омеги сами по себе раскрываются, отпуская кольцо, и Юнги сразу же его поднимает. — Здесь изображены отношения между альфой и омегой, — объясняет он. — Омега - это лань, а альфа – волк. Но в итоге им двоим угрожает змея. — Образ препятствий, — бормочет Чимин. Возможно, старейшина всё же рассказала ему куда больше чем он думал. — Да, любых препятствий, — заканчивает за него Юнги. — Обычно считается, что роль альфы — защита омеги от этих препятствий. Это толкование довольно одностороннее. Большой палец альфы закрывает волка почти полностью, оставляя видимым часть змеи. — Взгляни на ее лицо, — подсказывает Юнги. Что Чимин и делает. Разглядеть хоть что-то на крошечной печатке сложно, но змея кажется спокойной. — Она спокойна и верит в свои силы. Она не сбегает, хотя в этих обстоятельствах и уязвимее волка, — объясняет он. — Да, возможно, воспользоваться её слабостью и победить легко. Она, однако, подготовлена ко всем исходам куда лучше, а потому волк не может позволить себе ей противостоять. Волк... нетерпелив. Юнги прикрывает глаза. — Это, скорее, своего рода предостережение. Волки всегда поддаются инстинктам. Что-то резко сжимает грудь, не оставляя в лёгких воздуха. Тело немеет и в тоже время, кажется, сгорает изнутри — он прижимается к боку альфы, и жмётся всё ближе и ближе пока между ними не остаётся ни сантиметра. — И что тогда случится? Юнги смотрит прямо ему в глаза. — Не знаю. Чимин широко распахивает глаза. Почему же рассказ так сильно его поразил? Угроза ли это? Предупреждение? Или же назидание? Но Юнги лишь опускает голову на его плечо. Рука альфы нежно, сонно скользит по закрывающему его ноги шёлку; Чимин проводит пальцем по темным кругам под глазами Юнги — тот явно истощён. Может, всё из-за церемонии, но скорее всего из-за нового шрама на шее. — Хочешь… домой? Альфа тихо стонет. Чимин ждет, что Юнги притянет его к себе, уткнётся в железу, однако не... — Не хочу двигаться, — выдыхает Юнги. Чимин ему в этом не откажет. Он сидит тихо, водя пальцами по всем частям тела Юнги, до каких только может дотянуться. От новых знаний голова гудит. После того, как Юнги заклеймили, у него было столько вопросов, но сейчас они, все как один, исчезли. Чимин роется в воспоминаниях. Сладкий запах Юнги, пряный аромат из зала, будто прилипший к шелкам, остатки беспокойства с церемонии — всё это помогает ему в деле. Он понимает, что может спросить у альфы что угодно, но только вопросы словно ускользают. Он мог бы спросить о своей матери, о старейшинах, и даже о семье самого Юнги. — Я понял, — наконец говорит Чимин. Юнги издаёт вопросительный звук. — Я слышал, что тогда говорили старейшины, и знаю… Я знаю, они лишь хотят убедиться в том, что я — хороший выбор. И, да, им никак не убедиться, вру ли я, представляю ли я опасность для всех. Поэтому необязательно рассказывать мне всё сейчас… что бы это ни было. Он горько смеётся. — Не знаю, смогу ли я вообще понять. В глазах Юнги удивление проскальзывает лишь на мгновение, но успевает окатить Чимина волной; тот отстраняется от его шеи, собираясь что-то сказать... Чимин тут же его обрывает. — Но я… Альфа поджимает губы. Ждёт. — Почему… печать? Клеймо? — Чимин кривится, чувствуя, как крутит живот. — Не знаю, как вы это называете. И ему всё равно. Былая досада поднимается волной, вздымая грудь. — Что это? — требует он. Какое-то время Юнги молчит. Огонь трещит в камине, грея лишь ноги Чимина, но вот на остальное тело его не хватает — однако для этого есть Юнги. В какое-то мгновение Чимину кажется, что тот уснул, но нет, быстрый взгляд в его сторону говорит об обратном. Глаза альфы открыты, пусть прищурены, а взгляд сосредоточен где-то на ключице Чимина. А может и на его шее. — Это печать, — наконец-то бормочет альфа. Вновь тишина. У Чимина от этого молчания вот-вот задёргается бровь. Он подавляет в себе гнев, понимая, что раздражён он в общем и направлять это на Юнги будет нечестно. — Но и клеймо в то же время, — признаёт альфа. — У меня голова идет кругом, но я пытаюсь. Чимин прикусывает язык, чувствуя, как всё внутри сжимается от вины. — Ты не обязан, — шепчет Чимин, вкладывая в слова искренность. Альфа всё ещё прячет лицо у него в шее. — Нет, — всё же настраивает Юнги. — Это печать. Последняя часть церемонии. Ошибиться невозможно — это то самое объяснение. И Чимин готовится ждать. — Печать обозначает существующую стаю. У каждой семьи есть своя печать. Обычно её получает партнёр с большой семьей или рангом повыше, пусть на моей памяти ставили её только альфам. — Обычно их выполняют краской, а клеймо перестали практиковать ещё задолго до моего рождения. — Тогда почему ты? — спрашивает Чимин, едва сдерживая досаду. — Я не удивлен тому, что Сохян захотела чего-то более постоянного, — предполагает Юнги, и ещё до того, как Чимин успевает спросить почему, продолжает. — Всё как я тебе и говорил — она считает нас истинной парой. Юнги сползает ниже пока не укладывает голову на бедре Чимина. Он тянет руку омеги к своей шее, укладывая её немного выше обожжённой, взявшейся коркой кожи. Область над клеймом горит, пульсирует под его пальцами. — Твоя шея чиста, — сообщает Юнги, — но для меня клеймо равносильно метке. По спине Чимина бежит холод, заставляя волосы на затылке встать дыбом. Вдруг его всего захлёстывает тревога. — И ты не мог отказаться, — понимает Чимин. И в этом заключался весь этот обряд намерения, разве нет? До этого ему казалось, что, если что-то случится, он всегда сможет уйти. Пусть он и не понимал что это, и почему оно вообще случится, но всё же — это выбивает землю у него из-под ног. Если он действительно того захочет, то всё ещё может уйти. Он проводит пальцем по волку, выжженному на шее Юнги. Альфа никогда не сможет найти кого-то другого. И Сохян знала о том, что об этом подумает Чимин. — В отказе не было необходимости, — отвечает Юнги. Верно. Чимин прекрасно понимает - то, что у него забрали право выбора, ничего на самом деле не меняет. Да, этот отобранный выбор он бы никогда и не сделал — и всё же Чимин весь сжимается, почти касаясь своим носом носа Юнги, и чувствует подступающие к глазам горькие слёзы. Сохян отняла у Юнги право выбора, пусть Чимин и понимает, что альфа свой выбор давно сделал. Более того, в глубине души он расстроен не столько этим. Он чётко видит разницу. — Это не одно и то же, — тихо продолжает омега. — Верно, — с лёгкостью соглашается Юнги. — Ты… укусишь меня, — говорит Чимин, чувствуя, как напрягается тело альфы лишь от одного упоминания, — но тебя пометил не я. Это всё она. Усталость распространяется от спины по всему телу. Повисает тишина — Я хочу, чтобы ты меня укусил. Чимин резко смотрит вниз на него, не в силах сдержать потрясения. — В шею? — Поверх клейма или с другой стороны, мне всё равно, — кивает Юнги. Его слова заставляют Чимина вспыхнуть. — Так ты… не против метки? — На меня она никак не повлияет, — подчёркивает альфа, — но вот ты... Альфа держит его за руку, унимая дрожь. До этого мгновения Чимин даже не осознавал, что у него тряслись руки. — Я не хочу, чтобы у тебя отняли право выбора, вовсе, да даже его ограничения не хочу, — признаёт альфа. — И не то чтобы согласен с тем, чтобы право выбора отняли у меня, во всяком случае без моего ведома. Тут Чимин и понимает — тот даже не подозревал, что такое может случиться. На мгновение ему очень хочется кого-то ударить. — Это не значит, что я хочу или нуждаюсь в нем для себя, — добавляет Юнги. — Ты не уйдешь, — говорит Чимин, и альфа согласно кивает несмотря на то, что вопросом это не было. И всё же… — Я… такого больше быть не должно. Всё. Хватит. Юнги удивлённо распахивает глаза. Чимин не осмеливается вновь смотреть на его шею. — Ты о клейме? От одного слова у Чимина сжимаются внутренности. — Хватит, — твердо говорит он. В этот момент Чимин вдруг понимает как же сильно он ненавидел… Юнги моргает, открывает рот… — Я не верю в… ритуальное насилие, — говорит Чимин, сам не веря, что о таком приходится говорить. — Это… совсем отличается от привычных для меня потасовок, и я не хочу, чтобы это повторилось. Я уважаю всех здесь. Я уже позволил многому просто случиться. Я понимаю вложенный в это смысл, понимаю, что она заботится о тебе, и понимаю, что люди здесь считают нормальным причинять друг другу боль только из-за важности традиций; да, пусть моё мнение обосновано тем, что я не знаю о них достаточно и не пытаюсь понять… но я также понимаю, что от всего этого меня тошнит. Глаза Юнги, кажется, стали еще шире. — Мы бы оба поддались инстинктам, если это были они, — бормочет Чимин. — Ты точно не хотел бы увидеть меня на своем месте. Ему даже не приходится смотреть чтобы знать, что глаза Юнги темнеют ещё сильнее. — Это больше никогда не повторится, — вздыхая произносит Чимин, решая всё для себя. Юнги замер. Снова тишина. Он, возможно, в шоке от того, как твёрдо Чимин об этом говорил, но… и пусть. А затем... — Больше никогда, — соглашается Юнги. Альфа впивается в Чимина потемневшим взглядом. Его когти на коже парень ощущает даже через шелка. Чимин чувствует как одежда прилипает к взмокшему телу, чувствует краску на лбу и вокруг глаз, и чувствует, как на душе внезапно становится легче. Чимин подаётся вперёд, так близко, что различает пушок меж бровями Юнги, видит изгиб верхней губы. Альфа крепче сжимает ноги Чимина, и вот тот уже прижимается губами к этому изгибу. Пальцы Чимина аккуратно подкрадываются к коже над клеймом. Он представляет, как его зубы погружаются в железу все глубже и глубже. Он сжимает пальцы на здоровой коже, однако не делает больно, лишь показывая, где однажды оставит метку. — Я — единственный, — шепчет Чимин ему в губы. Юнги кивает, закрывая глаза, и еще крепче прижимает к себе Чимина, неистово отвечая на поцелуй.