Saltation

Чимин просыпается ближе к полудню. Ощущения отличаются от того, что было в прошлый раз, когда Юнги был в гоне; его чувствам не угрожает лихорадка от течки, а это значит, что тело не будет реагировать такой же физической слабостью. Однако все же есть что-то знакомое в том гормональном отчаянии, зудящим где-то под кожей. Поскольку Джин метафорически (и, вероятно, буквально) занят Намджуном, Чимин не может проверить как у того дела и заняться чем-то по дому. Тэхена тоже нет в его комнате, когда парень заходит туда, так что на некоторое время ему остается неловко блуждать по логову. К счастью, есть Хосок. Он сидит в общей комнате. – Ты выглядишь так же ужасно, как, мне кажется, себя чувствуешь. – Омега протягивает руку и проводит своими длинными пальцами по волосам Чимина в знак приветствия, вызывая покалывание на коже головы. У него на коленях, накрытых одеялом, лежит старая книга «Картина расслабления». Парень только вздыхает. Хосок оставил книгу в сторону, чтобы запустить обе руки в волосы Чимина, поправляя пряди так и этак, создавая новые прически. – Я бы предположил, что расслабляющий массаж головы тебе сейчас не поможет. – Ты абсолютно прав, – соглашается Чимин. — Чтож, — размышляет Хосок, — А что могло бы помочь? Я могу что-нибудь сделать? Чимин пожимает плечами. — У тебя есть какие-нибудь дела по дому, которые тебе нужно сделать? Омега хмурит брови. – Если уж быть до конца честным, я, на самом деле, не занимаюсь домашними делами на регулярной основе. – Он пожимает плечами и откидывает назад свою челку. Даже в свой выходной он носит маленькие блестящие сережки — миниатюрные шпильки. – Я убираю за собой и танцую. Кажется, этого хватает. Но он делает паузу. – Я могу дать тебе поручение, если хочешь. Это и близко не так расслабляет, как массаж, но, по крайней мере, немного больше отвлекает. – Конечно, – соглашается Чимин, потому что “отвлекать” – это именно то, что ему сейчас нужно. Осторожно, как можно тише, Чимин закрывает за собой скрипучую дверь в логове старейшин. – Дело вот в чем, – начинает Хосок. – я нахожусь в немного неловкой ситуации. Логово, на удивление, относительно безлюдно. Лишь некоторые сейчас в комнатах, что позволяет Чимину спокойно идти прямо вверх по длинному лестничному пролету, как было указано. – У меня произошла небольшая путаница со швеями… Я взял не ту посылку, потому что, ну... мою уже забрали. – Он морщится. – Старейшина. Чимин заглядывает на второй этаж. Эти комнаты, должно быть, принадлежат старейшинам, которые чуть больше рады принимать посетителей; в отличие от пустого коридора, в конце которого живет Сохьян, эти двери украшены резными деревянными табличками, картинками, нарисованными щенками, и маленькими безделушками, от колокольчиков до лент. Он находит нужную дверь не только с именной табличкой, но и усеянной десятками украшений, рисунков и документов, приколотых гвоздями. – Мне бы хотелось сохранить лицо, – объясняет тот. – Вот тут-то и вступаешь ты. Поменяешь их для меня, хорошо? Чимин поправляет пакет под мышкой, завернутый в неокрашенную ткань, после чего стучит. – Наряд, который я хотел подобрать, на самом деле, довольно откровенный, так что ты волен выложить все начистоту и сказать, что это мое – я просто не хочу смотреть на морщинистую гримасу и говорить это самому. Дверь распахивается. – Чем я могу… О! Чимин натягивает неловкую улыбку. Это альфа, согнувшийся, чтобы поместиться в дверном проеме, но не менее смехотворно высокий, чем большинство ему подобных. Он также выглядит невероятно молодым для старейшины – возможно, ему чуть за пятьдесят. Будучи таким молодым, он, должно быть, рано ушел на пенсию, чтобы заслужить место в «логове старейшин». Должно быть, тоже овдовел. Его кардиган расшит маленькими подсолнухами, так же замечает Чимин. – Ну, – говорит старший, приоткрывая полузакрытые веки и вздёргивая седые брови. – Что я могу для тебя сделать? – У меня, э-э... – Чимин показывает завернутый пакет. – У меня обмен посылок? Я думаю, вы забрали пакет моего друга, а он забрал ваш. – Пакет твоего друга, — размышляет мужчина, поворачиваясь, губы растягиваются в тонкой улыбке. — Ага. — Чон Хосока, — подчеркивает Чимин. — Да, конечно, —Соглашается тот. Он слегка ворошит вещи на своем столике в прихожей, наконец добираясь до плохо перемотанной стопки шелка. Брови Чимина в изумлении приподнимаются при виде того, что там очень, очень мало ткани. – Не знаю, как я мог подумать, что что-то настолько маленькое может быть тем, что я заказал, – посмеивается альфа. – Что ж, я рад, что наконец-то получил свои штаны. Они обмениваются пакетами, при этом Чимин придумывает только неловкие ответы, от которых, к счастью, воздерживается. Старейшина берет свой пакет и бросает его на столик в прихожей, к остальным. – Кстати, как у тебя дела? – вежливо спрашивает он. Чимин может только сделать паузу. – Простите? – Я не хотел навязываться, конечно, просто подумал. – Он делает паузу. Затем дверь открывается немного шире; приглашение. – Не хочешь чаю? Чимин заглядывает внутрь помещения. Там бардачно, но чисто; большое окно (большое, по крайней мере, для комплекса) оставлено открытым, чтобы впустить свежий после дождя воздух, но… что ж. Не похоже, что у него есть занятие получше. – Хорошо, – Соглашается он, заходя внутрь. – Должен признаться, я был удивлен, увидев тебя у своей двери, – Говорит старший, поднимая глиняную крышку своего чайника. – Мы все привыкли видеть, как ты направляешься прямо на третий этаж. Чимин устраивается на одном из стульев, стоящих перед выкрашенным в серый цвет обеденным столом. – Я пытаюсь расширить свой круг общения, – Оправдывается он, слишком неловкий, чтобы даже намекнуть на обсуждение чего-либо, связанного с Сохян. В любом случае, он все еще зол на нее. Старейшина поднимает бровь, ставя чайник на спиральную горелку. – Спасая своих друзей от позора? Ну и черт. – Я… – Ты, вероятно, не слишком доволен ею, - признает альфа. – У большинства из нас сложилось впечатление, что ты знал, что произойдет... пока мы не увидели твою реакцию на церемонии, конечно. — Юнги на самом деле тоже не знал, — делится Чимин, обиженный этим воспоминанием. Старший морщится. – Я не был в курсе. Ты разговаривал с ней с тех пор? – …не слишком много. Из открытого окна Чимину открывается вид на длинный участок поля и холма, который он обычно пересекал, чтобы добраться до домика Юнги. Он не может видеть саму хижину, скрытую холмистым ландшафтом и утопающую в деревьях, но он замечает над ней тонкие полоски темно-серого дыма в небе. Альфа, должно быть, развел камин. Чимина немного морозит. – А будешь ли? Старший садится за стол напротив Чимина. В руках, обтянутых перчатками, он держит чайник. Между ними уже стоят кружки вместе с высокой стопкой потрепанных на вид журналов. Этот мужчина, похоже, относится к рефлективному типу. – Я вроде как должен, — Признается Чимин, ерзая на своем стуле. – Она та, кто дает мне, э-э... – Противозачаточные, – Дополняет мужчина. – Вообще-то я думал о совете, но да, — Смеется Чимин. – И это тоже. – Что ж, у каждого из нас есть своя мудрость – и лицензии на противозачаточные средства – которые мы можем предложить. – Словно в качестве иллюстрации, он кивает в сторону небольшого коричневого сундучка, стоящего на его стойке. Там тоже сложены другие журналы. – Я отправлю тебя домой с таблеткой. Ты можешь принять ее, когда тебе понадобится. Он наливает в одну из кружек плохо заваренный чай. Когда его очки в проволочной оправе запотевают, он продолжает. – Это не значит, что я предлагаю тебе найти другого старейшину. Чимин снова выглядывает в окно, отмечая форму дыма. – А вы могли бы? Предложить это? – На самом деле это не мое дело, – Начинает он, – Но нет. Я бы не стал. Чимин поднимает брови. – В действительности, больше ради нее. – В том, как звучит его голос, есть что-то смутно знакомое. – Я бы мог привести аргумент – о необходимости поддерживания отношений в таком месте, как это, где все знают друг друга, – но я не думаю, что кто-то будет винить тебя, если ты решишь никогда больше с ней не разговаривать. И, более реалистично… – Закончив наливать себе в кружку, он делает обжигающий глоток. – Есть одна насущная проблема, связанная с тем, что ты ее единственный друг. Про себя Чимин отмечает, насколько он красноречив. Затем, возвращаясь к разговору: – Что? – Когда ты тратишь большую часть своей жизни на то, чтобы сделать важные вещи, ты быстро изнашиваешь связи. – он рассеянно вертит кружку большим пальцем. Чимин видит, что он поставил ее на кожаную обложку журнала, переделанную в подставку. – Она потеряла большинство своих детей из-за болезни и отдалила внука. Она бы сказала вам, что это того стоит; ей не нравится здешнее руководство или отступление от традиций.... Чимин может думать только о том, как сердито она отозвалась о Намджуне прямо в присутствии Джина. – Что, по ее мнению, такого плохого в Намджуне? – Я бы сказал, ничего, — Пожимает плечами старейшина. – Хотя я немного предвзят. – Каким образом? – Ну, для начала, она одинаково относилась к нам обоим, — Продолжает он. Это заставляет Чимина слегка затормозить, обхватив рукой свою кружку. Он поднимает взгляд; мужчина шарит вокруг, откладывая в сторону несколько конвертов, журналов и чашек, пока не находит маленький сундучок, в котором, как знает Чимин, должны находиться противозачаточные таблетки. Это движение заставляет Чимина обратить внимание на поведение мужчины; на то, как он определенным образом вытягивает конечности из него, не совсем используя весь диапазон движений; на то, как опускаются брови к переносице; и затем, интуитивно, он понимает… – О, – выпаливает Чимин, бросая быстрый взгляд на один из конвертов. Фамилия Ким смотрит на него в ответ. – Прошу прощения. Он предвзят, потому что Намджун – его сын. – За что? – мужчина щелчком расстегивает маленькую латунную застежку на груди. Чимин выпрямляется, неловкость снова подкрадывается. – Я и не… подумал. Отец Намджуна смеется. – Я и не ожидал от тебя этого, - делится альфа. Когда садится обратно, стуча таким знакомым планшетом по поверхности стола, он пожимает плечами. – Мне нравится время от времени вести нормальную беседу, не такую чопорную. Когда ты уходишь на пенсию так рано, как я, люди склонны вести себя так, словно ты все еще в деле. Нормальную, как будто… как будто он не бывший Главный Альфа. Чимин теребит маленький пластиковый контейнер. – Я чувствую себя немного глупо. – он предположил, что отца Намджуна тоже уже нет. – Ты не должен, – предлагает он. – Я бы не ожидал ничего особенного; ты всего лишь пришел выполнить поручение. Это правда, но Чимину от этого не становится лучше. Затем, однако, он продолжает – – Вообще-то, у меня есть еще одно поручение, если тебе интересно. Ну, на самом деле это скорее одолжение. Чимин оживляется. Отец Намджуна сидит, скрестив кисти на столе, что означает, что Чимин может видеть фамильный герб, изображенный на кольце на его большом пальце, и нитку синих бус, свисающую с одного из его запястий. Он поднимает брови, глядя на Чимина, предваряя жест, который так похож на Намджуна, что это почти жутко. Он улыбается. – У тебя нет чего-нибудь моего, что тебе следовало бы прочесть? Когда Чимин держит дневник в руках, то понимает, как долго тот ждал. Он пролистывает его в руках, когда садится. Ему хотелось бы, чтобы это было так же легко, как начать с того места, где он остановился, с того места, где он мог бы пролистать и точно вспомнить, что произошло, как в любом стандартном повествовании. Вместо этого, Чимин только просматривал записи на предмет всего, что могло быть связано с Юнги (делая вид, что ищет другие темы, конечно). Он морщится. Больше нет причин избегать. Ему требуется примерно час, чтобы наверстать упущенное, тратя по меньшей мере двадцать минут из этого времени на нетерпеливое ерзание и вздохи каждый раз, когда запись слишком затягивается. Он вспоминает, что читал о Мин Хесоне, который, по его мнению, мог быть отцом Юнги. Есть еще Джуюн – его пара и (если предположение Чимина верно) Мать Юнги. Все было бы проще, если бы он мог подтвердить личности всех. – Здесь нужно все чертовое генеалогическое древо, - бормочет Чимин. Последнее, что он хочет делать, это читать, но он все равно углубляется в текст. Теперь, когда они официально ухаживают, Джуюн приступила к своим урокам, говорится в записи. Это почти точно то место, где Чимин остановился, когда читал в первый раз – ну, именно там, где, казалось, заканчивалось все, что могло быть связано с Юнги, и Чимин терял интерес. Никто не может обвинить его в беглом просмотре. В конце концов, он всего лишь ищет нужную информацию. Хотя еще очень рано – мы думали, что они отложат обучение Джуюн, по крайней мере, до намеченного срока, – похоже, у них все хорошо. Ее прогресс под руководством Омеги Мин постоянен и надежен, хотя у старейшин, как всегда, есть свои опасения. Им не о чем беспокоиться, пока в деле замешана мать Хесона, хотя они и сплетничают, чтобы скоротать время. Статусу Хесона как альфы стаи ничего не угрожает – Чимин приподнимает брови при упоминании термина. Возможно, он не знает, что оно в точности означает, но он помнит, что этот термин применялся к Юнги больше раз, чем Чимин может сосчитать. Тем не менее, что означает этот статус? – что не оставляет возможности ни одному из его младших братьев занять его место. Я надеялся, что будет пространство для маневра, что, по крайней мере, очередь отойдет от первенцев, но, похоже, это еще менее вероятно, чем появление совершенно нового рода.. Чимин почти уверен, что за время его пребывания в поселении не придерживались какого-либо руководства, связанного с родословной. Конечно, Намджун занял место своего отца, но Чимин знает, что процесс отбора руководства общины – это сложный социальный порядок, основанный на вкладе. Он делает паузу. Что-то изменилось? Несмотря на это, произошло интересное развитие событий: Хесон и Джуюн раскрыли свою связь задолго до того, как даже было объявлено о каких-либо намерениях. Чимин хотел бы, чтобы у него были какие-то конкретные определители; они на самом деле родители Юнги или нет? Он чувствует себя глупо. Ему нужно было, по крайней мере, спросить Юнги о его родителях – как их звали или кем они были. Заявление о намерениях Хесона, похоже, было на удивление частным делом. И то, что они сблизились, и то, что Джуюн пробралась в комнату Хесона во время цикла без какого-либо предварительного разрешения. Кажется, они будут надежной парой. Старейшины, любящие все драматичное, не были довольны тайными встречами, и взаимной симпатией, очевидной из-за отсутствия у Хесона флирта со всем, кто к нему когда-либо подходил. Эта последняя фраза заставляет Чимина усомниться, может ли Хесон вообще быть родственником Юнги, не говоря уже о его отце. Джуюн, к ее чести, очевидно, была незаметно востребована многими, но ждала самого впечатляющего альфы из доступных. Возможно, они больше подходят друг другу, чем кажется на первый взгляд. Моя Джиен, кажется, взволнована тем, что она стала омегой будущей стаи, что является невероятным облегчением. Альфа стаи, ведущий альфа, омега стаи, кем бы они все ни были – Чимин тяжело сглатывает, прочитав последнее название. Он листает вперед, страницы мягко шуршат под его пальцами. Джиен пришла ко мне этим утром с хорошими новостями: Джиюн пытается забеременеть. Я не писал об их церемонии соединения, но она была настолько пышной, насколько можно было ожидать от чего угодно, связанного с Хесоном. Что еще более примечательно, ранняя связь (и то, как они скрывались вместе, чтобы завершить ее) стала общеизвестной. Это все, о чем все сейчас говорят. Если отбросить сплетни, они вносят большие изменения. Чимин со стоном переворачивает страницу. Его так и подмывает пропустить дальше. Хесон полностью снес кухни. Он планирует новое здание, как он утверждает, чтобы “нарушить границы”. Его план: больше никаких круглых обеденных столов. Только длинные, продолжающиеся рядами прямоугольных скамеек. Джуюн не должна соглашаться со всеми социальными разногласиями и сплетнями, которые возникают в связи с увеличением численности населения комплекса; новые длинные столы, которые планирует Хесон, заставят людей сидеть локоть к локтю с теми, с кем они иначе не смогли бы. Оставаться разделенными по возрасту станет трудно. И это не единственное. Он помог Джуюн полностью перестроить все в их доме. Я зашел спросить о новом предложении в свете бракосочетания Хесона и стал свидетелем того, как он перенес плиту в их гостиную! И зажег ее прямо там! Общие комнаты в омежьем логове тоже были переоборудованы. Я, конечно, ничего из этого сам не видел, но я никуда не могу пойти, не услышав об этом. Более того, они сказали старейшинам, что планируют решить одну из своих главных проблем: рынок. Я бы подумал, что ворчание по поводу рынка утихнет после того, как пройдут годы без каких-либо изменений, но теперь старейшины наконец-то получают то, что хотят. Они предлагают позволить отдельным семьям торговать с помощью средств связи из своих домов, вместо того чтобы позволять всему комплексу коллективно договариваться о поставках. Джуюн и Хесон претворяют это предложение в жизнь. Конечно, это могло бы заполнить пробелы в беспорядке среди разных семей, но как поселение может использовать более крупные позиции, не объединяя свою торговую базу? Так вот как они договаривались обо всех этих масштабных улучшениях инфраструктуры – водопроводе, незначительном электричестве, ограниченной мощности. Они объединили свои товары в большую кучу, чтобы договориться коллективно. Чимин всегда задавался вопросом, почему у представительства была мотивация вносить улучшения в комплекс – он списал это на правозащитную активность, но, конечно, это слишком щедро. Вечеринка никогда не называлась благотворительной. Представительство также начала повышать свои требования. Они сузили круг того, что готовы брать — их плата за урожай все уменьшается и уменьшается, а древесина уже давно исключена из торговли. Вместо этого это меха, меха, меха, даже в самую жаркую часть лета — для чего бетам может понадобиться так много меха, с их отапливаемыми домами и транспортными средствами для путешествий? Чимин не может не потереть глаза. Меха? Какое отношение правительственные чиновники имеют к мехам животных? Нет никакого реального способа обменять коммунальные улучшения, если мы не можем собрать кучу шкур оптом, но, похоже, это их не беспокоит. Вместо этого Хесон хочет, чтобы отдельные семьи чувствовали, что их слышат. Я понимаю это, правда. Они оба сталкиваются с невероятным давлением из-за своего статуса, и, позволив отдельным семьям торговаться именно за те ресурсы, которые им нужны, они немедленно избавятся от старейшин. Если они смогут добиться успеха, против них будут только самые сильные, и даже Ким Сохян не сможет пожаловаться, не имея семьи, которую нужно представлять. Чимин фыркает при одном упоминании старухи. Он снова забегает вперед, пропуская все личные подробности отношений мужчины со своей парой, с другими альфами в поселении, в поисках чего-нибудь даже немного более интересного, чем базовая механика комплекса, но в конце концов останавливается на записи, которая прекрасно дополняет: Пара, похоже, также справляется с недавно изменившейся рыночной практикой. Я все еще неохотно допускаю какое-либо бета-представительское средство связи в комплекс, но обмен сообщениями между средствами связи и отдельными семьями даст каждому альфе и омеге шанс быть услышанным. Я должен признать, что это предлагает нечто большее, чем обычный способ торговли – возможно, я начинаю проникаться этой идеей, даже с учетом связанных с ней рисков. Прямые переговоры – это привилегия, которой у нас давно не было, и это всех взволновало. Кроме того, мы получили сильные положительные отзывы от регулирующих органов связи. Индивидуальный обмен, похоже, является предпочтительным в культурном отношении методом торговли. Они согласились предоставить дополнительную скидку на групповые переговоры – так что мои первоначальные опасения по поводу инфраструктурных потерь на самом деле могут быть спорными. Чимин прищуривается. Это тоже звучит неправильно. Предпочитаемый в культуре метод торговли? Надбавки? Предпочтительной торговли вообще не существует, по крайней мере во внешнем мире, где происходит обмен валюты. Он также знает по опыту, что представительство не проявляет щедрости. Итак, это начало того, что представительство откровенно лжет составным членам? Так и должно быть, думает Чимин. У него мурашки бегут по коже при мысли прочитать отчет о нарушениях прав человека со стороны представительства из первых рук, начиная со всей лжи и заканчивая возможным геноцидом. Но. Я все еще не могу избавиться от ощущения, что Джуюн и Хесон выражают уверенность, потому что у них есть сильные стороны, которых нет у многих других в комплексе. Джуюн, должно быть, абсолютно ошеломлена своим новым статусом. Я не хочу обвинять, я всего лишь сопереживаю. Только представьте! Она была дочерью охотника, родной сестрой некоторых из самых слабых альф в поселении, и теперь ее сыновья будут самыми крепкими. Теперь она пара не только альфы стаи, но и сильнейшего оборотня. Чимин останавливается. Он смотрит на страницу перед собой. Никаких зачеркиваний, орфографических ошибок, ничего особенно выцветшего. Сильнейшего… Его, наверное, сейчас вырвет. Чимин потеет. Подушечки его пальцев слишком сильно прилипают к странице, когда он переворачивает ее, просматривая с обеих сторон, страницы сразу за ней, снова ища это слово. Но нет. Это действительно невозможно. И все же: Сильнейший оборотень. Он откидывается на спинку стула. Одного этого движения недостаточно, поэтому он встает. И этого недостаточно, поэтому он начинает расхаживать, трижды проходя по маленькой дорожке, доступной между его мебелью, после чего в панике бросается обратно на свое место. Он перечитывает, дабы убедиться, что слова есть, и они есть, но… – Но нет, – рассуждает Чимин, – Это невозможно. Следовательно, Хесон не является отцом Юнги, должно быть несколько семей Мин, потому что нет никакого возможного способа, которым Юнги мог бы быть с ним связан. Верно? Чимин смеется посреди своей спальни, совсем один. Был целый геноцид, чтобы уничтожить их всех, каждого отдельного оборотня, и Чимин хорошо это знает, работая над получением степени по чертовым критическим исследованиям Разделения – За исключением: – Какая у тебя семья? – Он выпаливает. Юнги абсолютно неподвижен рядом с Чимином. – Мои родители умерли, — тихо говорит он. Когда? Во время разделения? Чимин тупо смотрит на дверь своей спальни. Юнги сказал… – У меня также нет братьев и сестер. Это случилось очень давно. Как давно это было? Около десяти лет назад? Это тоже не единственное, что не так. Сколько раз Чимин задавался вопросом, кто имеет больше власти, Намджун или Юнги? Сколько раз Юнги открыто проявлял неуважение к предполагаемому авторитету Намджуна? Больше, чем просто их недавняя ссора, и во время которой он сказал: – Я отдал тебе все это восемь гребаных лет назад. – Я думал, тебе будет достаточно звания. И почему Намджун утверждал, что Юнги был единственным альфой, которому нужны стабилизаторы? И что, блядь, имел в виду Намджун, когда во время своего интервью с Чимином он сказал – – Так о чём сегодня пойдёт речь? – Намджун кажется на удивление расслабленным несмотря на то, что его записывают, и Чимину любопытно, сколько раз его уже опрашивали. – Я задам пару вопросов об Отделении и состоянии поселения после исчезновения оборачивающихся в волков. — Подходяще, — в конце концов говорит альфа, не сдвинувшись ни на миллиметр. Чимин кладет дневник на живот, страницами к столу, кожаный переплет смотрит на него снизу вверх. Какой же он глупый. Он сидит неподвижно, пока его мир восстанавливается. Конечно, он на самом деле ничего не знает. У него нет ничего, что могло бы подтвердить подозрение. Даже так, есть больше доказательств обратного – в конце концов, рассуждает он, как бы Юнги пережил геноцид? Затем воспоминание, та часть, которая всплывала в голове каждый раз, когда Чимин чувствовал, что Юнги казался чем-то большим – и не только как партнер. – Юнги часто кажется другим, пугающим, но на самом деле он просто стеснительный. – Стеснительный? – Ну, – Сокджин выглядывает в окно комнаты Чимина, из которого все ещё можно увидеть размытые силуэты трёх уходящих альф. – Его инстинкты немного… сильнее, чем обычно. Он известен ещё и этим. Чимин понимает, что пытается ему сказать Сокджин. – Все думают, что он, извини, дикий? – Говорить такое оскорбительно, но он хочет знать. Омега сводит брови. – Нет, но порой задаются этим вопросом. Чимин смеется; он должен был понять с самого начала. Он сглатывает, вытирает вспотевшие ладони о бедра. У него не хватает смелости искать подтверждения. Чимин переворачивает дневник, смотрит на страницы, снова переворачивает его туда - сюда – и затем стонет. Он сознательно пропускает записи, которые, в противном случае, имели бы решающее значение для его знаний о фундаменте поселения. Он решает, что вернется к этому, когда у него будет больше времени. Если Юнги действительно такой – Он оглядывает свою комнату, комод, сундук, битком набитый мехами и одеялами. Ему нужно будет собрать сумку для похода к Юнги. Чимин вздыхает и сердито трет глаза. Он сделает это позже. Чимин потратил несколько часов на чтение, поиски. Найти нужную запись сложно в основном потому, что он не знает точно, что он ищет. В дневнике много торговых записей, записей соглашений, которые Чимин не понимает, и других подробностей о личной жизни отца Намджуна, которые никак не относятся ни к Чимину, ни его делу. – Я пишу перед большим огнем великого фестиваля,. - гласит одна запись Какой еще повод для празднования может быть? Конечно, Джуюн ждет ребенка. Что ж, это может иметь отношение к тому, что ему нужно. Мы очень рады, что у нас есть еще один альфа – и это будет сильный альфа, учитывая, что отцом является Хесон. Джуюн хочет мальчика. Старейшины уверены, что он у нее будет. Он получает все больше и больше подтверждений – Иисус, блядь, Христос. История Сохян требует лучшего от обоих партнеров: эмоциональной стабильности от Джуюны, силы от Хесона. Им повезло; с отцом-оборотнем развитие – это само собой разумеющееся. Джуюн никогда не придется беспокоиться о ссорах братьев и сестер омега / альфа, соперничестве между щенками-омегами или о том, на какой уровень в конечном итоге попадет ее ребенок. Единственное, о чем им придется беспокоиться, — это о том, насколько могущественным может быть их альфа, когда он или она наконец сможет перекинуться. Чимин прерывисто выдыхает. Он переворачивает страницу за страницей; теперь он знает, что искать. Он переворачивает целые разделы, больше половины дневника. В его руках проходят годы. Конечно, он мог бы поискать запись о родах Джуюн, что-нибудь с именем их сына. Вероятно, он мог бы легко подтвердить имя и статус Юнги, и, вероятно, должен, прежде чем двигаться дальше, но – Он не ищет этого. На самом деле ему даже не нужно подтверждение; он знает, что это очевидно. Вместо этого он продолжает искать что-то гораздо более важное. Чимин, наконец, доходит до раздела, почти в конце дневника, исписанного точками и волнами от маленьких водяных пятен. Страницы шуршат, когда он переворачивает их. Он пробегает глазами первую строчку: Я пишу эту запись и в точности дублирую ее, чтобы сохранить в нескольких местах, закрепляя это событие, которое, несомненно, будет иметь огромное историческое значение. С этими словами Чимин нашел это: Отделение. Страница помята. Вода размазала чернила до того, как они успели высохнуть, и почерк, размашисто начертанный мелкими царапинами, неистовый и отрывистый. Она перечеркнута и переписана в нескольких местах, но в целом гласит: Я не знаю, какая сегодня дата. Кажется, сезон на половине ко второй зимней луне, чего бы сейчас это ни значило. Подводя итог худшему из этого, Беты пришли, утверждая, что для торговли, но вместо этого пробирались в дома семей, чтобы искать и убивать наших оборотней. Пот бет – настолько естественный блокиратор запаха, что мы даже не узнавали запаха семей, убиваемых в их собственных домах, пока Джинен наконец не стал первым, кто смог закричать. Это произошло четыре дня назад. С тех пор, будучи совершенно ошеломленными, мы все спрятались на охотничьих территориях. Мы понятия не имеем, явились ли они с намерение просто убить всех оборотней или сначала устранить их как часть еще большего геноцида. К счастью, старые хижины здесь разрушены, но это гораздо более безопасные убежища, чем центральный комплекс, и бетам значительно труднее их найти. Мы охотимся ночью и готовим рано утром, пока восходит солнце. Очевидно, для бет слишком холодно, поскольку они, похоже, поднимаются в горы только во второй половине дня. Даже тогда они останавливаются в нескольких футах ниже охотничьих угодий и возвращаются. В результате мы не можем много есть, но мы живы. При необходимости мы могли бы продержаться здесь до поздней весны. Несмотря на это, стать мишенью было ужасно. Часть комлекса понятия не имеет, грозит ли ему вымирание. Челюсть Чимина ноет, когда он скрипит зубами. Он тревожно трясет коленом, бедром натыкаясь на острый край стола. Хуже всего приходится парам оборотней, большинство из которых пришлось вытащить из своих домов и поднять на гору, хотя бы для того, чтобы должным образом похоронить. Я пошел в хижину умирающей пары Сохян и увидел омег, сбившихся в кучу на полу, дрожа от лихорадки. На многие мили вокруг воняет; Сохьян беспокоится, что у нас не хватит людей, чтобы должным образом похоронить все тела. Связь меняется, и по закону, способна созидать и разрушать. Это еще одна отличная информация, от которой отказались, саркастически осознает Чимин – хотя там, где дело касается Юнги, никогда не было большого риска. Он уже многое пережил сам. Не имея никого, кто мог бы описать, что произошло, я смог составить лишь смутное представление. В результате я знаю, что это, по крайней мере, началось на второй день работы рынка, но некоторые утверждают, что перекидные альфы были похищены в первый же вечер, сразу после начала переговоров. Очевидно, они забрали оборотней из их домов так быстро, что они даже не могли издать ни звука. Некоторых забрали, большинство убили. Убили прямо на глазах у семей, в разгар торговли. Старейшина Дахье отправился к семье Кан, чтобы понаблюдать за их переговорами. Она сказала, что видела, как беты стреляли в оборотней как раз перед тем, как начать душить ее вместе с остальными членами семьи – и после того, как старший только представил свою пару. Никакой агитации, ни малейшей мысли, чтобы оправдать что-либо из этого. Чистое насилие. Ей повезло, что она очнулась. Она единственная, кто видел, что произошло. Остальное – все слухи о других семьях. Кажется, что каждый, у кого в семье был перекидной, потерял своих оборотней. Остались только те, которые покинули свои дома ради мелкой работы в доме старейшин, и без своих альф они теперь застряли в хижине Сохьян в ожидании смерти. Несколько омег предполагаемо живы – еще не связанные узами, – но они все равно ничего не могут сделать. Целые рода были уничтожены за считанные дни. Я не могу представить, что за одну ночь потеряю более пятидесяти человек. После всех рейдов мы не знаем, есть ли у нас кто-нибудь из наших взрослых оборотней. В других семьях будет до двадцати человек. Для кого-то это будет меньше, но влияние будет больше; я даже не осмелился спросить о семье Хесона. Мы не знаем, что будем делать без альфы стаи. Мы даже не знаем, есть ли у нас щенки оборотней, которые еще не проявились– кроме ребенка Мин, который сидит напротив меня. Я даже не разговаривал с ним. Я не знаю, смогу ли, видя выражение лица Юнги. – Сукин сын! Мышцы его ладоней впиваются в глаза, когда он стонет. Гнев накатывает немедленно, постыдно и самонаправленно. Когда он опускает руку под спинку кровати, то крепко зажмуривает глаза. Горячие слезы разочарования все равно скапливаются на его ресницах, затуманивая зрение, когда он вытаскивает оттуда сумку на шнурках. Он подтаскивает сумку и дневник к своему комоду, рывком открывает ящик и вслепую запихивает одежду внутрь сумки, пока читает: Даже без прямых доказательств мы считаем, что он, должно быть, единственный, кто остался. Бедняга еще даже не отправился на свою первую охоту. Три, четыре футболки. На сколько дней он должен взять с собой вещи? Как Юнги выжил? Они действительно облажались с ним. Мины были первой семьей, которые обменивались – Йосон увидел тела Хесона и Джуюн до того, как нашел Юнги. Он сказал, что нашел ребенка запертым в подвале с истекающей кровью железой. Это слишком тяжелое наследие, чтобы обременять маленького мальчика; будь то моя семья или чья-то еще, кому-то придется занять место Хесона. Носки, мюсли и сухофрукты, которые он хранил в своей тумбочке, бросаются в сумку. Он хотел бы, чтобы была удобная бутилированная вода, но все же, это не поможет ему. Ничто и никто ему, по-видимому, не поможет, потому что очевидно, что все остальные знали, все, кроме Чимина. Конечно, рациональная часть его понимает, как он выглядит: маленький отделенный бета мальчик, который, вероятно, отказался бы от всего, чтобы вернуться домой. Может быть, даже от знания самого большого секрета комплекса. Эмоциональная часть его, та, которая разрывает дыру в шве его сумки, когда он закрывает ее, не может поверить, что Юнги хранит эту тайну. Он плюхается на свою кровать, зажимая пальцами небольшой разорванный шов на сумке с завязками. Он вообще хочет идти? В конце концов, нет никакой гарантии, что Юнги с радостью поделится с ним своим секретом. Но тогда же есть все, что говорит Чимину о том, что Юнги всегда, в конечном счете, показывал, насколько сильно он жаждал прозрачности – – Быть предназначенным. – Юнги вытягивает ноги вперед, ботинками царапая дерево. – Это похоже на переход. – В перспективе? Чимин осмеливается провести пальцем по шраму альфы, по маленькой линии, которая разделяет клеймо. Юнги медленно поворачивается к нему. Что-то в его челюсти изгибается – не совсем гнев, но что-то скрытое. – Думаю, да, - наконец соглашается Юнги, как будто осознав себя. Чимин только задним числом понимает, в чем Юнги мог бы признаться. И потом, есть воспоминание, от которого у Чимина мурашки по коже: — Я хочу рассказать тебе о себе абсолютно всё, — тихо говорит Юнги. Сосновый огонёк в их руках гаснет, взрываясь снопом искр где-то посередине. – Я бы с радостью, – он отвечает так же тихо, и шёпот его едва слышен за скрипом деревьев. – Всё сложно, — признаётся Юнги. И Чимин решает проявить инициативу. – Почему? – Это длинная история. Он сам не знает, почему спрашивает – что-то в голосе Юнги кажется слишком серьёзным. – Что-то плохое случилось? Тишина. В это мгновение Чимин хотел бы слышать каждую мысль в голове альфы. – Было и такое, – признаёт он. Огонёк заползает на свободную от воска часть веточки; Чимин вовремя бросает её на землю, но именно Юнги затаптывает её в снег. Чимин неловко мнётся. – Что именно? – Ничего такого, что могло бы тебе навредить, – его ладони скользят вверх-вниз по талии парня. И всё же, Чимин спрашивает: – Когда ты мне расскажешь? Хрипловатый смех Юнги полон облегчения, и альфа тянется к его щекам, обхватывая их ладонями. – Как только смогу, так сразу, – обещает он. – Это решение – не моё, иначе это давно случилось бы. Чимин выдыхает. Он не может не задаться вопросом, какая власть у старейшин над альфой. У двери его спальни старая, обветшалая ручка и огромный сучок на одной из досок. Он смотрит на это всего мгновение, прежде чем перекидывает лямки своей сумки через плечо и, не колеблясь, открывает ее. Он не ожидает увидеть Тэхена за дверью. – Ты чего хочешь? – Озадаченно спрашивает Чимин. Тэхен смотрит на него широко раскрытыми глазами. Они мерцают, когда омега всматривается в лицо Чимина, в сумку в его руках – – Мне нужно, э-э...– он неопределенно указывает на комнату Чимина, затем за себя, а затем снова на Чимина. – ... нужно сказать тебе кое-что? Чимин мог бы рассмеяться прямо Тэхену в лицо. – О, я знаю, о чем ты, - смеется он, проскальзывая в личное пространство Тэхена ровно настолько, сколько хватает, чтобы закрыть за собой тяжелую дверь своей комнаты. Когда он оборачивается, брови Тэхена приподнимаются. Ему приходится отступить назад, защищаясь. Омега делает паузу. – Нет, – бормочет Тэхен, – Я...я не думаю, что ты понимаешь. Я думаю, я действительно должен сказать тебе, учитывая, что ты единственный, кто может помочь, пока Юнги в гоне... Чимин стопорится на месте. – Нет, – повторяет он, глядя на Тэхена очень серьезно. – Это ты не понимаешь. Я знаю, Тэхен. Я знаю. Тэхен делает паузу. В коридоре вокруг них темно – должно быть, уже поздно, понимает Чимин. – Что? – спрашивает он. – Что ты имеешь в виду? Чимин сердито тычет руками в сторону своей сумки. – Что я имею в виду? – он язвительно шепчет. – Ты пришел сюда просто поделиться новостями прямо перед гоном? Старейшины одобрили это? Брови омеги очень медленно опускаются в растерянности, между глазами пролегают морщинки. Чимин не купился на эту чушь. – Извини, – саркастически произносит он, – Я, должно быть, испортил грандиозное открытие. Проходит всего лишь мгновение, прежде чем Тэхен отвечает: – Я пытаюсь сказать тебе – Затем он останавливается. – О, – говорит он. Чимин переносит свой вес с одной ноги на другую, отвечая – Да, – в подтверждение после паузы. – Так что я вроде как пытаюсь пойти к Юнги... – Верно. – его брови на полпути ко лбу, и он быстро моргает, воспринимая информацию. – Ты должен … ты должен пойти, да, это, наверное, важнее – как? – Как? – Чимин повторяет, сбитый с толку. – Как… как ты это выяснил? Тэхен вторгся в личное пространство Чимина достаточно близко, тихо шепча на ухо, так, что Чимин теперь то точно знает, что они обсуждают табу. Как будто он раскрывает свой самый сокровенный секрет, Чимин шепчет: – Намджун дал мне дневник своего отца, и… – О черт, - выпаливает Тэхен. – Так ты действительно знаешь. – Ну, я не просто догадался об этом, если это то, о чём ты подумал, - Чимин шипит так тихо, как только может. – … Я, честно говоря, не знаю, что я подумал, - выдавливает Тэхен. И затем, прежде чем Чимин успевает ответить на это: – Ну и чего ты, черт подери, ждешь? – Что? – Шепчет Чимин. – Иди, – шипит Тэхен. – Мы разберемся с этим. И не пользуйся входной дверью – я помогу тебе пролезть через твое окно. – Разберетесь с чем? – Ни с чем, это сейчас не важно. – Тэхен еще сильнее затягивает шнурок сумки Чимина, прежде чем из нее может высыпаться одежда. – Эй, но все же? Чимин поджимает губы. – Что? – Я знаю, что это не его вина, что он не может рассказать тебе всего, и он, должно быть, чертовски расстроен этим, но. – он проталкивает их обоих обратно в спальню Чимина. – Я бы порекомендовал небольшую сексуальную пытку. Чимин может только моргать, когда Тэхен принимается рывком открывать заледеневшее окно Чимина. – А что? – шепчет Тэхен. – Ты же должен получить что-то в качестве мести? Дневной дождь утих, и под затянутым облаками ночным небом Чимину остается тихо ползти по льду. Он так быстро, как только может в этой ситуации, проскальзывает мимо стен логова на длинную дорожку, покрытую мокрым снегом, которая огибается около логова старейшин. Даже в спешке ему требуется в два раза больше времени, чтобы добраться до поля для подношений – по крайней мере, он так думает. Когда все припорошено снегом, он не может так быстро определить, где начинается переход. Даже линию деревьев трудно определить. Нервно переступая с ноги на ногу, Чимин сомневается, что он вообще движется в правильном направлении. Он даже не знает, как использовать луну для определения сторон света, но все же время от времени бросает разочарованный взгляд на ее круглую форму. И тут до него доходит: запах. От этого под пальто волосы на его руках встают дыбом, а дыхание останавливается. Всего секунда уходит на то, чтобы понять, или хотя-бы подумать об этом – и действительно, Чимин по-настоящему верит, что Юнги всего в нескольких футах от него. Но это не так. Перед ним еще ярды мерцающего льда, а линия деревьев вдалеке размыта. Еще несколько шагов? Он начинает потеть. В этом есть уловка, не на столько откровенно неприятная, но кажется таким ясным и очевидным предупреждением. Чимин воображает, что это могло бы отпугнуть любого разумного человека, но вместо этого это вызывает у него ностальгическое, но приводящее в замешательство чувство, будто он выпил слишком много кофе на пустой желудок. Аромат тоже немного похож, но от кофе у Чимина не скапливается слюна во рту. Это заставляет мышцы его бедер сжиматься и разжиматься, побочный эффект, не способствующий ходьбе по чистому льду. Именно так он может сосредоточиться исключительно на ходьбе, уделяя очень мало внимания чему-либо еще. На этой территории не будет ничего и никого, кого бы Чимин не желал найти. Его ботинки скользят по льду все сильнее и сильнее, когда он спускается по все более крутому склону и постепенно переходя на мягкое покрытие из того, что может быть только давно опавшими сосновыми иголками. Это означает, что он, наконец, может начать быстро двигаться по плохо протоптанной тропинке к хижине. Когда что-то хрустит у него под ногой, и он испуганно вскрикивает, ему приходится признать, что он в равной степени возбужден и испуган. Но это не заставляет его повернуть назад, даже когда деревья расступаются и мокрый снег накрывает скользкие ступени крыльца. Фонарь на переднем крыльце не горит, а это значит, что все, что Чимин может использовать, чтобы хоть как-то заглянуть в хижину, – это лунный свет. Он останавливается в самом конце крыльца, задевая ногой мелкие сосульки, что свисают с каждой ступенькой. Его ботинки хрустят на мокром снегу, когда он осторожно поднимается. В доме абсолютно темно. Внутри не горит даже фонарь, и ему остается сомневаться, действительно ли альфа внутри – пока он не делает глубокий вдох, и от этого запаха у него снова не подкашиваются ноги. Чимин поднимается по крыльцу и направляется к входной двери. В полной темноте ему остается только прощупывать шероховатости двери своей ладонью. Его рука движется вниз по левой стороне, ощущая углубления, вырезанные на двери, пока его пальцы наконец не натыкаются на холодный металл. Он дрожит и, слушая в ушах биение собственного сердца, поворачивает ручку. Дверь с треском открывается. Широко раскрыв глаза, он заглядывает в маленькую щель дверного проема. Внутри: ничего. Он хмурится в замешательстве, ощущая себя немного отчаянным; его нос знает, что Юнги внутри, и то, что перед ним нет ничего, кроме темноты, ужасно дезориентирует. – … Юнги? Шепот теряется во всепоглощающей тишине. Отсутствие какой-то реакции оставляет у Чимина холод на затылке и под мышками – неверие в то, что его чувства его обманывают. Однако он все же понимает, что запах настолько силен, что Юнги может быть где-то в конце дома, когда как по ощущениям он стоит от Чимина в нескольких дюймах. Взгляд в черноту заставляет его шею и плечи напрячься от беспокойства. Чимин сжимает пальцами дверь. Выглядывая из-за деревянной арки только одним глазом, он осторожно отходит назад, когда тянет дверь дальше, шире. Одну четвертую, наполовину, а затем почти полностью открывая. Он прячется, по иронии судьбы желая, чтобы Юнги был там, чтобы успокоить его и заманить внутрь – хотя запах справляется с последним сам по себе. Заглядывая внутрь широко раскрытыми глазами, устремленными в никуда, он неуверенно продвигается вперед. Подошвы хрустят по колотому льду, истертому настилу и в конце концов по металлической части входа. Рычание настигает его в тот момент, когда его ботинок переступает порог. Чимин замирает всего на долю секунды, прежде чем ощущает давление, которое затягивает его внутрь – дезориентированный, он не понимает, исходит ли это изнутри него или нет, и, когда он поворачивается, то понимает, что теперь это даже не имеет значения. В лунном свете отражается проблеск – острые зубы между изогнутыми губами, изгиб сжатой челюсти, контуры сильной руки – Чимин даже не видит, как Юнги хватает его за рубашку спереди, прежде чем втаскивает в хижину, захлопывая за ним дверь.