Вернусь не я.

- Здесь часовня, - мягко произнес Сережка, командир Четвертого французского Острова. Президент. Инга обрадовалась – хоть какие-то хорошие новости. Просто от сердца отлегло. Раз она видит Сережу, говорит с ним – значит, он жив. Вместе с третьим перебежчиком в истории Островов Янушем, маленьким веселым Андре, рослым светловолосым здоровяком Кшиштофом, его любимой Хельгой, ее сестрой-близняшкой, остальными… Заглянуть еще раз в маленькую часовню со старинными иконами Инга не успела. Только вновь мельком удивиться, что на Тридцать Шестом ее нет. На Двадцать Четвертом в этом месте была кладовка – тоже без окон. А вот «дома» - только ровная стена и никаких дверей. Двери были, видимо, в другом месте. Общие – на две комнаты. И сама кладовка соединена с соседней комнатой. Маленькая же. Для часовни – не для кладовки… Нет Четвертого Острова – он слишком далеко. Не врывается в приоткрытое окно одуряющий аромат цветущих деревьев, перебивая вечно соленый морской бриз. И нет рядом Сережки – с его кофе и рассудительными, неспешными беседами. Мирно спит усталый за предыдущий день Тимур. В распахнутое настежь окно рвутся ночная свежесть и прохлада, соленый ветер с моря и круглая, полная луна. А может, еще и какие-нибудь секретные радары вездесущих пришельцев – с неба. Здесь даже луна и звезды кажутся их глазами. Чертежами внутренних помещений замка Инга старалась заниматься, когда никто не видит. Не то чтобы бог весть какой секрет – тут всё в замке перемерено за эти восемьдесят лет до сантиметра. И до сих пор всё пока сходилось со старым планом. До сих пор… А тонкая тетрадь кончилась – в ней же еще и дневник. Пора достать из тумбы другую. И расходовать поэкономнее. Инга осторожно вытащила свою добычу, открыла почему-то с конца… и замерла под лунным радаром. С последней страницы взглянула она сама. В карандашной черно-белой гамме. Тимур поймал Ингу в ракурс в лучах дневного яркого солнца – на палубе «Дерзкого». С деревянным клинком на коленях и усталым, печальным взглядом вдаль. До Четвертого или позже? Между теплым, цветущим Четвертым и жутким, кровожадным Островом Тысячи Камней? Со следующего листа на Ингу не смотрит уже никто. Потому что в спящем состоянии глаза закрыты. У нарисованной Инги. Похоже, не только ей самой внезапно является мысль ночью взяться за карандаш. И четкое ощущение, что на бумаге Инга почему-то получается симпатичнее, чем в жизни. Тимур беспокойно шевельнулся, и Инга мигом запаниковала. Глаза он всегда открывает тут же – и тянется к клинкам. На автомате. Клинки – черт с ними, но Тимка тут же заметит, чем Инга занята. А будь у него желание показать ей рисунки – уже бы показал. За один миг Инга сунула чужую тетрадь под свою и вновь открыла собственный чертеж. Уф, успела. - Что ты делаешь? – Тимур склонился над самым ее плечом. Заслоняя лунный луч. - Не спится, - Инга повернулась, чуть виновато улыбаясь. Отвлекая. - Это я заметил, Ин, - тихо произнес он. Черная ночь отражается в черных глазах. И бледный отблеск полной луны. Жаль, что рисовать не умеет Инга. И вообще тут нет больше на Острове никаких художников. Том тоже тетради таскал с собой только потому, что школьник. Или притворялся им. - Рисую в тетради Тома. Он же нам все отдал. И почти все они и используют. Как выяснилось. Где-то были еще две. - Скорее, чертишь, - улыбнулся Тимур. Инга поспешно прикусила язык. В присутствии Тимура не стоит называть свои каракули гордым словом «рисование». Красивая луна, красивое небо, средневековый замок, двое у окна. А завтра снова в бой. Жуткая романтика. А уж как пришельцы-то взбесятся – если заметят. Они ведь даже дружить пленным островитянам запрещают. Как в детской «Мурзилке»: «Дружбу я не выношу. Я рассорить всех спешу». - Это план нашего замка. Сравниваю с чужими работами. Почти закончила. Осталось три комнаты и одна кладовка. Точнее – кладовка была на других Островах, а у нас - просто три комнаты. - На других? - Где я была в замках. На Двадцать Четвертом – кладовка с каким-то старьем, а на Четвертом – часовня с иконами. - Крис тоже мерил. Тоже, кстати, в таком же направлении. - А ты? - А я… ему не помогал. Тошно было за карандаш браться. Так что я только смотрел выкладки Криса. - И как? - Потом времени не стало. - Зато у меня его навалом, Тимур. И у тебя – вообще-то. Мы – перебежчики. Нам не вернуться нормальным способом. - И Крису – тоже. Ему до восемнадцати осталось… - Тим, хочешь секрет? Ритка меня точно убьет, когда узнает, что я разболтала. Она беременна. - Ничего себе! Крис знает? - Рита сказала, что да – скорее всего, догадывается. А ты как думаешь? Ты лучше знаешь их обоих. - Не знаю. Ритка-то, конечно, не сказала, чтобы его не волновать лишний раз. Но чем поможет этот чертеж? - Да черт его знает? Но нужно же что-то придумать… - Ты все-таки надеешься домой? - Я надеюсь добраться до тех, кто запихнул нас сюда, и устроить им кузькину мать. Я хочу отомстить за всех, кто здесь погиб. Не только под Алым Щитом – на всех Островах. Я хочу, чтобы больше никто не угодил сюда, Тим. А потом уже можно и домой. Если, получится. - Знаешь, - он вдруг усмехнулся, - ты иногда говоришь ну прямо один в один – Крис. Ну… до того, как он... - Договаривай, - помрачнела Инга. - До того, как смирился? - Никто из нас не смирялся, Ин, - как-то внезапно совсем устало проговорил Тимур. Как в море, когда хотел вернуться «домой». В единственный дом, что еще помнил. - Но никого из тех, кто не смирялся до нас, уже нет. Инга тяжело вздохнула, подбирая слова. - Тим, наши деды тоже могли остановиться. На любом этапе войны. И фашисты бы победили. Дед говорил, иногда от победы отделяет последний шаг. Может, самый трудный, но последний. Только ты об этом не узнаешь, если его не сделаешь.