***
В тот вечер в общей гостиной Слизерина было необычайно тихо — как, наверное, и в остальных. Младшекурсников быстро отправили спать, и Рею оставалось только гадать, о чём устроились секретничать старшие у камина. У своей кровати тревожно копошился Снейп, мрачно поглядывая на Рея и Холмса поочерёдно. Злость подступала комом к горлу — «Что он себе позволяет?! Я ему помогаю, а он смеет так смотреть в ответ?!» — и Рей едва удерживал себя от того, чтобы вспылить; нервы и так были расшатаны новостью и речью директора. Поэтому, стараясь отрешиться от зырканий Снейпа, Рей окликнул Холмса: — Как думаешь, что случилось с Хоукинсоном? Тебе не кажется странным, что Дамблдор не объяснил причину его смерти? Растянувшийся на своей кровати Майкл даже не повернул головы. — Кажется, — проронил он тем своим тоном, который раздражал Рея больше всего: тоном «Не мешай, я думаю». Рей сердито пнул столик с шахматной доской, на которой всё ещё ждала завершения партия. Холмс скосил глаза. — Чтобы ответить на твой первый вопрос, Рейнальд, у меня недостаточно данных. Я не стану строить пустые теории, опирающиеся лишь на мои собственные домыслы. — Знаю, — буркнул Рей и отвернулся, случайно пересёкся взглядом со вновь зыркнувшим Снейпом. Не вытерпел: — Чего смотришь? Есть, что сказать? — Хочу и смотрю! — ощетинился Снейп, и на него со своей подстилки зарычал Сэр Дункан. — Лучше пожелай не сердить меня, Снейп! — Ты мне не указ, Мальсибер, понял?! Шорох донёсся со стороны кровати Холмса — тот приподнялся на локте и задёрнул полог, отгораживаясь от соседей по комнате. Сразу стало неуютно; Рей устыдился своего ребячества, пригладил волосы и решительно отвернулся от Снейпа, опустился на колени рядом с псом. В голове закопошилась неприятная мысль: не надо было заботиться о Снейпе. Стоило бросить его на растерзание Эйвери и Розье — так, глядишь, на самого Рея они бы обращали поменьше внимания, занятые более лёгкой добычей.***
За завтраком на следующий день Рей всё ещё пребывал не в лучшем расположении духа. В Большом зале так и не сменили траурные цвета на привычные глазу, что не добавляло весёлости. В довершение, всем курсам жестоко перекроили расписание по причине того, что МакГонагалл, Флитвик, Кеттлберн и Стебль поделили между собой уроки защиты — так что теперь вместо обожаемой трансфигурации Рею и его одноклассникам предстояла с самого утра пара копания в навозе в теплицах, а затем ещё более убийственная история магии. Именно об этом Рей раздумывал, зло пялясь на свиток с обновлённым расписанием, когда Холмс легко тронул его за плечо. Рей повернулся, и Майкл мимолётно указал вилкой на компанию Лестрейнджа, устроившуюся относительно недалеко. Рей присмотрелся внимательней и неожиданно осознал, что никогда прежде не видел Рабастана настолько бледным, выбитым из колеи. Эшли что-то нашёптывал на ухо другу, но тот, казалось, почти не слышал — только кивал в такт словам, мял сосиски в кашу и обкусывал губы до крови. Наблюдавший за ним Дэвид Поттер скривился и пнул его под столом — Лестрейндж ответил шипением, и Поттер, бросив что-то короткое, вышел из зала. Если подумать, Лестрейндж может что-то знать о случившемся с Хоукинсоном. Его отец сидит очень высоко, тесно связан с Блэками и Малфоями, которые обладают всей информацией и всегда. Кроме того, у старшего брата Рабастана много друзей в Министерстве, даже в Правопорядке… Рей повернулся к Холмсу и приподнял бровь, на что тот серьёзно кивнул. Улучив момент, когда Эшли отозвала к себе Ева, Рей скользнул на опустевшее место рядом с Рабастаном. — Привет, — осторожно обратился к пятикурснику, готовый в любой момент отпрянуть: с Рабастаном никогда не стоит исключать возможность неожиданного нападения. — Чего тебе? — процедил Лестрейндж, продолжая бездумно перемалывать вилкой свой завтрак. — Хотел спросить, как каникулы… но и сам вижу, что не очень, — Рей попытался усмехнуться с претензией на веселье, не получив реакции в ответ, спросил заметно серьёзней: — Что случилось, Рабастан? Я могу как-то помочь? — Случилось дерьмо, Рей. Такое дерьмо… блядь… — Рабастан запустил пальцы в шевелюру, потянул себя за отросшие пряди. Его широко распахнутые глаза с ужасом глядели в пустоту — или в воспоминания о каникулах. Рею так и не удалось добиться от Лестрейнджа правды. Возможно, она скрыта под непреложным обетом или иным подобным. «К тому же ей вовсе не обязательно быть связанной с Хоукинсоном, — запоздало подумалось Рею, когда он кидал землю в горшки на травологии. — Это всё ещё могут быть последствия истории с нападением Розье на Хлою». Старший Лестрейндж не мог простить участие в подобном своему сыну — скорее всего, попросту дождался, когда тот вернётся домой, для полноценного наказания за защиту маглокровки. Это предположение поселило в сердце Рея угасший было страх перед встречей с собственным отцом. Реджинальд Мальсибер не отличался лёгким нравом. Над его вспыльчивостью за глаза шутили, а вот в лицо боялись лишнее слово сказать. В переписке он ещё мог сдержаться, но вот стоит Рею пересечь порог отчего дома летом, вся ярость отца обрушится на его беззащитную голову. И поддержки ждать будет неоткуда… «Нельзя это так оставлять», — подумал Рей, и именно эта проблема поглотила всё его не сосредоточенное на учёбе внимание. Для мыслей о Хоукинсоне в его голове не осталось места.***
Для Хинаты траур не был чем-то новым. В свою бытность шиноби она видела смерть в самых разных вариантах и достойно овладела искусством принятия её. Шиноби не положено проявлять эмоции, химе такого клана, как Хьюга, — тем более. Когда грустно и больно — закройся в себе, внутри оплачь погибших, но лишь дадут миссию — будь готов отринуть чувства и делать то, что должен, без оглядки на собственные переживания. Жестоко, быть может, но, признавала теперь Хината, так проще. Она видела: нетренированных горе способно утопить. Больше других в своём окружении Хината беспокоилась за Лили: только недавно потерявшая любимого дедушку, она была так хрупка, уязвима, и новая смерть поблизости стала сильным ударом. Не было больше смеха, зарядок по утрам и пересудов с Марлин. Лили бродила по школе, как привидение, сталкивалась с людьми, бормотала что-то бессвязное и вновь терялась в потоке собственных чувств. Никак не реагировала на попытки Северуса и Марлин растормошить её, не слушала профессоров, всё пропускала мимо себя. Вот кому бы следовало больше внимания уделить той речи директора… Пронаблюдав пару дней и убедившись, что ни своими силами, ни с помощью Северуса и Марлин Лили не справится, Хината решительно взяла дело в свои руки. И в первую очередь она временно отстранила от Лили «помощников». Северус и Марлин, пусть и были очень разными людьми, на сложившуюся ситуацию отреагировали поразительно единодушно: гиперопекой над страдающей Лили. Марлин вилась рядом с подругой каждую свободную минуту, тараторила зачастую без особого смысла, пыталась утащить то погулять у озера, то посмотреть на новорождённых гиппогрифов профессора Кетлберна, то проследить за Джеймсом Поттером и его компанией, устраивавшими вылазки во всё более отдалённые коридоры и башенки школы. Северус, в свою очередь, усаживал Лили подле себя в библиотеке, пытался поить тёплым чаем, даже раз или два неловко обнял. Лили не отвечала ни одному из них ничем, кроме слёз и просьб оставить её одну. Друзья считали, она сама не знает, что ей нужно. — Я знаю, что вы хотите ей помочь от всего сердца, однако, к сожалению, на данной стадии ваши действия не идут на пользу Лили, — перехватив ребят на очередной попытке «развеять» Лили, сказала им Хината. Северус нахохлился, Марлин уставилась на неё доверчиво, прося дать альтернативу. — Предоставьте это мне. — С чего бы? — процедил Северус. — Что ты, Бенсон, знаешь и умеешь такого, с чем я не справлюсь? — Мне знакомы смерть и горе, — негромко, мягко произнесла Хината. — Лили сейчас находится в опасном состоянии, и выводить её из него необходимо крайне осторожно. Пожалуйста, дайте мне время. Ваши любовь и поддержка очень понадобятся Лили, но чуть позже, когда она будет готова воспринимать их. — Если ты так говоришь, Хлоя… — вздохнула Марлин, не имевшая привычки спорить с Хинатой. Для Северуса, к сожалению, она не обладала подобным авторитетом, но в конце концов сумела убедить его временно не вмешиваться в исцеление Лили. После того, как Северус пообещал, Марлин уволокла его на кухню за какао и зефирками, намеренная выплеснуть предназначенный подруге запас заботы на парня. Хината проводила их взглядом и, зная прилипчивость Марлин, решила, что всё время мира в её распоряжении. Затягивать с решением проблемы, впрочем, она не собиралась, а потому сразу после уроков нежно взяла Лили под руку и увела в сторону от потоков учеников. Лили шла за ней послушно и безразлично. В этом и заключалась проблема: Лили заперла чувства в себе, не давала им волю — то, что шиноби практиковали со знанием дела, для неподготовленной девочки могло обернуться катастрофой внутри. — Пожалуйста, поговори со мной, Лили, — ласково попросила Хината, легко сжимая руку девочки. — Я с тобой, я здесь для тебя. — Я в порядке, — пробормотала Лили, отворачиваясь, слабо пытаясь выдернуть руку. — Никто сейчас не в порядке. То, что случилось с профессором Хоукинсоном — это так страшно, — произнося слова мягко, Хината вместе с тем наблюдала за изменениями на лице Лили с цепкостью шиноби на миссии высокого ранга. Каждое микродвижение мышц подмечалось, трактовалось, влияло на линию разговора. Хината не могла сказать, что хороша в этом, но ей доводилось утешать и быть утешаемой. — Я много думаю о нём в последние дни, вспоминаю, как он старался на уроках, как улыбался на пирах… — А я почти совсем не думаю о нём, — на едином дыхании выпалила Лили и залилась краской, спрятала лицо в ладонях. Девушки остановились, и Хината нарочно встала рядом с Лили, приобняв её за трясущиеся плечи. — Мне так стыдно… в смысле, я должна его пожалеть, он ведь был такой молодой… но я… я думаю о дедушке Эндрю, — Лили всхлипнула. — Я плохой человек, я знаю. — Вовсе нет, — осторожно возразила Хината, обнимая её крепче. — Расскажи мне о своём дедушке. Раздвинув пальцы, Лили поглядела на неё с недоверием пополам с испугом, словно сомневалась, всерьёз ли предлагает Хината. Та лишь подбадривающе улыбнулась в ответ и погладила Лили по спине. И тогда девочка несмело заговорила: — Дедушка Эндрю не жил с нами, так что виделись мы не очень часто, но каждый раз был таким замечательным… Моя мама выросла в том доме в самом центре Дублина, и мне всегда нравилось приезжать туда на каникулы. Там какой-то особенный дух, понимаешь? Я очень люблю встречать Рождество в Ирландии — там как-то, ну, лучше, чем в нашем Коукворте… Когда мы с Пэт были маленькими, дедушка Эндрю наряжался то снеговиком, то оленем, приходил в дом с улицы, стряхивая с лысины снег, и объявлял, что принёс весточку от Санты. Мол, Санта прибудет позднее, а пока послал своего доброго друга мистера Фрости или мистера Рудольфа с конфетами. Как мы хохотали! Нам с Пэт доставалось по огро-о-омному мешку конфет и хлопушке, которые мы должны были использовать перед тем, как пойдём спать. Дедушка говорил, что по дорожке из конфетти Санта найдёт путь от камина до ёлки, чтобы оставить подарки… А ещё дедушка Эндрю катал нас на санках с горки, а в одну зиму договорился с кем-то из друзей и прокатил нас на настоящих санях, запряжённых конём. Это было так весело! Мы катались по заснеженной дороге, и дедушка рассказывал нам местные легенды: и добрые, и страшные, и поучительные… — задор, вспыхнувший было в глазах Лили, погас, улыбка сползла с лица, плечи поникли. — Он был очень хорошим человеком, — сказала Хината. — Он был самым лучшим! — воскликнула Лили и шмыгнула носом. Она отошла к окну, тяжело облокотилась на подоконник, и Хината вновь встала рядом, легко касаясь боком. — Я так по нему скучаю, Хлоя… — Я понимаю, — прошептала Хината и обняла девочку за плечи. — Мне очень-очень его не хватает, — всхлипнула Лили. — Когда была в этот раз дома, мне так хотелось снять трубку и позвонить в Дублин, услышать «Дом Келли, алло», — последнее она произнесла единым словом, глотая звуки тут и там, и тихо хихикнула сквозь слёзы. — У меня не очень хорошо выходит дублинский выговор. — На мой взгляд, неплохо, — поддержала её робкую улыбку Хината. — Дедушка учил тебя говорить, как настоящая леди из Дублина? — Ой, вряд ли б леди так говорили… — она опять попыталась воспроизвести слитный, в нос говор. — Можем спросить у твоего Мальсибера, он-то в леди понимает, небось. — Можем спросить, — согласилась Хината, и Лили тут же смутилась: — Ну, то есть… когда-нибудь потом, ладно? — Конечно, Лили. Когда захочешь, — Хината пропустила между пальцами её длинные запущенные волосы. — Хочешь, пойдём в гостиную, и я заплету тебе красивую косу? — Нет, не хочу, — окончательно стушевалась Лили, посмотрела за окно. — Мне и тут нормально. — Тогда останемся тут, — ласково подытожила Хината. После этого они каждый вечер после уроков вдвоём уходили как можно дальше от прочих обитателей замка, чтобы побродить в тишине по старым коридорам или же поговорить, устроившись на каком-нибудь подоконнике. Со временем Лили почти перестала плакать, делясь воспоминаниями о дедушке. Пыталась пародировать его акцент, хихикала, смущалась, но пробовала снова; как-то даже на рефлексе ответила таким образом на вопрос в классе трансфигурации, вызвав смех одноклассников и удивление профессора МакГонагалл. Лили это выбило из колеи, но Хината мгновенно пришла на помощь и заявила, что они с Лили интересуются разными акцентами и диалектами английского. Наверное, взгляд Хинаты был достаточно красноречив — профессор МакГонагалл не стала выговаривать за отвлечение от темы урока и даже посвятила несколько минут объяснению особенностей своего собственного выговора. Это подбодрило Лили, а Хинату тронуло и внутренне обязало, поэтому она задержалась после занятия и вкратце пояснила декану ситуацию с подругой. Профессор отнеслась с большим пониманием. К концу второй недели терапии Хината начала осторожно подпускать к Лили Северуса — держать его в стороне дольше без применения силы не представлялось возможным; он — не Марлин, которая принимала любое слово Хинаты на веру и следовала её распоряжениям беспрекословно. Поначалу Лили отреагировала попыткой закрыться вновь, но мягкое, ненавязчивое подталкивание Хинатой и ею же прочитанные Северусу лекции о том, как именно себя вести, сделали своё дело: к середине мая Лили уже могла нормально, пусть и недолго, общаться с Северусом, втянулась в начавшуюся подготовку к экзаменам. Убедившись, что подруга стабильна и что её можно доверить (не прекращая наблюдение и участие, впрочем) Северусу, Хината переключила внимание на иные дела, не терпевшие отлагательств. Связь между людьми. Она всегда была одной из основополагающих сил Конохи, способствовала процветанию, а в тяжёлые годы и выживанию деревни. В мире магов связи были другими: зачастую либо слишком мало к чему обязывающими, либо сугубо меркантильными. Когда об этом задумывалась, Хината испытывала щемящую тоску по ощущению причастности к чему-то большему, глубокой связи с другими людьми. Эту пустоту она хотела заполнить студсоветом. Главной целью Хинаты было создание места, куда каждый студент школы смог бы обратиться за помощью любого рода, будь то подготовка по непонятной теме или издевательства других учеников. Последнее являлось особенно важным для Хинаты; сама став жертвой, она ещё сильнее прониклась проблемами людей вроде Северуса, которым соученики порой просто не дают житья. И таких, как он, в школе немало, презираемых из-за происхождения, или достатка родителей, или способностей. Хината была настроена приложить все силы, чтобы исправить ситуацию. Хотела бы наверняка сказать, что компаньоны сосредоточены на том же. Со своей стороны, Лиам желал использовать студсовет как своего рода тренировку перед взрослой жизнью, задачами предпринимателя и управленца. Он не говорил этого прямо, но спектр предлагаемых активностей предполагал. В целом, Хината не возражала против того, чтобы её компаньон повысил уверенность в собственных силах, свой престиж в глазах других, однако у неё имелось два «но». Во-первых, Хината не желала, чтобы продвижение Шелби (обоих, пусть пока Эшли не присоединился к затее, Хината сомневалась, что он так и останется в стороне) стало самоцелью существования студсовета. И во-вторых, она так до сих пор и не поняла, чего хотел от затеи Дейдара. С самого начала триместра он вёл себя откровенно странно. Изменился; не настолько сильно, чтобы это заметили маги, но Хината наблюдала пристально и не могла не увидеть пламя мрачной решимости, чьи отблески нынче всегда плясали в серо-голубых глазах бывшего нукенина. Обосновывая приближением финального матча по квиддичу (какая удобная, однако, отговорка), Дейдара стал ещё больше тренироваться — Хината примечала намётанным глазом изменения в движениях, структуре тела. Дейдара знал, что Хината следит, но лишь твёрдо смотрел в ответ и задирал голову: смотри, мол, всё равно ничего мне сделать не сможешь. И в этом была правда: сложно поссориться с ним, не поссорившись при этом с Шелби, — однако Хината и не видела нужды. Ей было проще наблюдать с близи, чем строить пустые предположения, чем живёт и на что нацелен потенциальный противник. И всё же за помощью Лили Хината пропустила момент, когда его нездоровое внимание сосредоточилось на Римусе. К тому времени, как она смогла оставлять подругу с другими и влилась обратно в жизнь школы, Дейдара уже вовсю окучивал — Хината никак не могла подобрать более приличного определения его действиям — беднягу Римуса. Тот повысившегося внимания к себе страшился и пытался избегать Дейдару. Не тут-то было: скрыться от шиноби гражданскому, мягко говоря, непросто. Это пугало Римуса только больше. Дошло до того, что он перестал есть в Большом зале, а из общежития Гриффиндора сбегал затемно, возвращался в моменты, когда Дейдара где-то бродил. Наверное, со стороны эта ситуация могла бы показаться забавной, если бы за ней наблюдал кто-нибудь с чувством юмора. Однако Хинату она нервировала, а Итачи был слишком поглощён чем-то своим. Единственный раз, когда Хината завела разговор о подозрительном интересе Дейдары к Римусу, пожал плечами и заметил: — Социализация идёт ему на пользу, — Хината посмотрела на брата с вежливым любопытством, и он тихо добавил, зная, что никто не может подслушать их на тропинке, ведущей в обход озера: — Все те четыре года, что я знал его как шиноби, Дейдара большую часть времени проводил в обществе лишь одного человека — того, с кем опасно было дышать одним воздухом. Впрочем, ему самому дышать не требовалось. — Ты говоришь об Акасуна-но-Сасори? — с трудом, но вспомнила Хината имя, которое Сакура произносила напряжённо, со странным оттенком злости и признания. — Он был напарником Дейдары в Акацуки, верно? Итачи кивнул. — Именно данный факт является источником как минимум половины моих тревог касательно Дейдары. Не думаю, что в Конохе узнали многое о Сасори… — Итачи сделал паузу, формулируя мысль. Хината не торопила, перевела взгляд на выплывшего на мелководье гигантского кальмара, раскинувшего длинные щупальца по воде, греясь на солнышке. Шиноби отошли далеко от любимого бережка студентов — полого спускающегося к воде, с тонкой полоской песка по кромке, — но слышали смех и могли наблюдать, как квиддичисты затеяли шуточную перестрелку-переброску небольшими мячами. Подальше от них расположились сердобольные ученики с конспектами и книгами. За ними всеми, устроившись на широком камне, выступающем из воды в нескольких метрах от берега, пристально наблюдал Гектор Паркинсон. Сидевшая рядом с ним Ева Флинт опустила босые ноги в воду и негромко напевала — до Хинаты доносилась лишь тишайшая мелодия, слов было не разобрать. — В Акацуки напарники имели значительное влияние друг на друга, — после нескольких минут произнёс Итачи, и Хината вернула всё внимание ему. — Тебе эта формулировка может показаться знакомой и даже близкой, однако я говорю об ином влиянии, нежели имеют друг на друга члены одной команды шиноби, принадлежащих к Скрытому Селению. В отличие от них, напарники в Акацуки буквально жили вместе, каждый день, кроме редких общих собраний или миссий, видели лишь друг друга, по-настоящему общались лишь друг с другом: когда за твою голову назначен куш, становишься осмотрительней в выборе собеседников или же быстро умираешь. Дейдара продержался в Акацуки четыре года, что, учитывая его тогдашний характер, я в немалой мере записываю в счёт достижений Сасори. Он был осторожен и расчётлив, как не каждый Каге. Именно это делало его опасным, не техники. — Но как тогда Сакура и Чиё-сама победили его? — удивилась Хината. — Я не знаю, — просто ответил Итачи. — Я сделал акцент на Сасори лишь потому, что хочу, чтобы ты понимала: Дейдара не мог не перенять какие-то черты у напарника. Я не уверен, какие именно и в каком объёме. Так или иначе, это повод держаться от него в стороне. — Я не откажусь от своей с Лиамом затеи, — мягко перебила его Хината. — Я и не просил, — прохладно заметил Итачи. — Кроме того, я хотел добавить, что взаимодействие с людьми в этом мире также меняет Дейдару. Особенно это касается его приёмной семьи — я не ожидал, что он способен на чувства, которые, судя по реакциям, испытывает к Поттерам. Для нас это означает наличие рычага давления на него в случае необходимости. И здесь также уместно вернуться к тому, с чего я начал: социализация идёт ему на пользу. Каждый новый человек, к которому он привязывается, даёт нам дополнительный козырь в игре против него, если для неё придёт время. — Я поняла тебя, — отозвалась Хината, понимавшая выводы Итачи, но сделавшая иные. — Поэтому ты никого к себе не подпускаешь? — вырвалось у неё. — Чтобы не давать никому рычагов давления на себя? — Именно так, — проронил Итачи, и его тон утратил даже намёк на эмоции. — Однажды я допустил эту ошибку — больше никогда. Хината тяжело вздохнула. — Значит ли это, для того, чтобы чувствовать себя в безопасности и в выигрыше, тебе нужно отказаться и от связи со мной, Итачи? Он твёрдо встретил её взгляд. — Если ты сильна достаточно, чтобы постоять за себя в любой ситуации — нет. — Чем определяется моя сила? — Способностью не прогибаться под других, держаться своих убеждений даже под давлением — с одной стороны, с другой — не допускать более физического урона, коий тебе нанёс Эван. — Я приму это к сведению, — пообещала Хината.***
Следующий день был воскресеньем, и в час дня она встретилась с Лиамом и Дейдарой в облюбованном неиспользуемом классе на шестом этаже. Когда обсуждали это ещё до каникул, они решили предоставить проект студсовета директору в самом начале летнего триместра, однако из-за новостей о смерти профессора Хоукинсона отложили почти на месяц. Больше тянуть не могли: вскоре начнётся пора экзаменов, директор будет занят комиссиями, и на студенческие инициативы у него не останется времени. Поэтому компаньоны и собрались: в последний раз перечитали финальный текст предложения, подтвердили, что все трое согласны с каждым из пунктов, и скрепили протокол заседания (педантичный Лиам вёл такие всегда) подписями. — Ну что, осталось решить самое важное, да, — ухмыльнулся Дейдара, потирая руки. — Кто оседлает метлу, прилепит конверт к камню и прицельно запустит в окно кабинета директора? — Что ты несёшь? — возмутился Лиам, предельно аккуратно складывая пергамент, чтобы затем поместить в конверт. Хината следила с нескрываемым одобрением: глазомер у Лиама потрясающий, расчёт — до миллиметра. — Какие ещё мётлы и камни, если есть совиная почта. Дейдара закатил глаза. — Однажды ты поймёшь, что такое шутки… Поджав губы, Лиам скрепил конверт зелёным воском, на который поставил печать-пчелу. Коротко кивнув Дейдаре и простившись с Хинатой, Лиам забрал свои вещи, конверт и вышел — не иначе как направился в совятню, тянуть с отправкой не было причин. Шиноби остались одни. — Дэвид, я хотела спросить, — окликнула Хината с улыбкой, давая понять, что они в любой момент могут перевести разговор в шутку и на этом закончить. — А ты со мной ещё на сегодня не наговорилась? — вскинул он бровь, поддерживая её тон. Это показалось добрым знаком, и Хината сказала: — Я хочу поблагодарить тебя за то, что ты пытаешься помочь Римусу влиться в общество… — О как, — хмыкнул Дейдара, заметно насторожившись. — …однако я не уверена, что способ, который ты избрал, хорош, — закончила Хината и внимательно посмотрела на подрывника. Взорвётся или нет? Как отреагирует?.. — Я не уверен, что это вообще тебя касается, принцесса, — бросил Дейдара. Хината приняла это — всё же она ожидала худшего. Улыбнувшись, двинулась было к выходу из класса, но Дейдара демонстративно выставил ногу, загораживая проход. Хината остановилась и скользнула рукой в карман за палочкой. На всякий случай. — Раз такая умная, гони способ получше, да. — Мне сложно предлагать, так как вижу я лишь последствия, не зная, зачем и как ты пытаешься взаимодействовать с Римусом, — ответила Хината, удивлённая, но и обнадёженная его реакцией. Дейдара отбросил с лица чёлку и смерил Хинату пристальным взглядом — от такого мороз по коже, а сердце колотится быстрей. Однако Хината пересилила себя, продолжила легко и открыто улыбаться. Это вызвало у Дейдары усмешку. — Знаешь, что… Затащи его к нам клепать студсовет, и я тебе заплачу, мм. — Заплатишь? — повторила за ним Хината тем тоном, в котором больше весёлой иронии, чем вопроса. Иронично ведь в самом деле: Дейдара предлагает ей, по сути, взяться за миссию. — Угу, — Дейдара извлёк из кармана кошель и высыпал на ладонь десять золотых монет. Хината мимолётно округлила глаза, поражённая его щедростью — или, скорее, степенью заинтересованности в успехе операции. — Десять галлеонов, если уболтаешь его влиться в нашу суперкоманду. Пять, если просто убедишь, что я не собираюсь продавать его на органы. — Я принимаю задание. Ограничения по времени? — До конца учебного года. — Хорошо, — кивнула Хината. Десять галлеонов, которыми столь легко распоряжался Дейдара, для сироты являлись большими деньгами. Пусть материальное состояние Хинаты заметно улучшилось благодаря торговле вязанием и шитьём, проходить мимо таких денег не стоило. С ними, подумалось Хинате, в этом году она, возможно, сумеет позволить себе помимо школьных предметов первой необходимости ещё что-то для себя. Наверное, новые ботинки из материала получше; или мантию не из вторых рук… Выполнение миссии Хината не стала откладывать в долгий ящик: подготовка к экзаменам потихоньку начиналась, за ней и заботой о Лили будет не до других дел. В отличие от Дейдары, её компании Римус никогда не чурался. За два года между ним и Хинатой установились вполне приятные нейтральные отношения: оба могли перекинуться парой фраз на уроках или в гостиной, обсудить новые темы или домашние задания, на любом занятии поработать вместе. Первым делом Хината взялась углубить уже сложившееся взаимодействие, заведя на перемене перед заклинаниями непринуждённый разговор о погоде. Пусть у неё было немного времени, Хината не спешила и всю неделю лишь то тут, то там вступала с Римусом в короткие разговоры. Видя новое направление заботы Хинаты, к Римусу потянулась Марлин, общение которой с Лили всё ещё было самой же Хинатой ограничено: Марлин горит ярко, иногда даже слишком, до боли. Но Римусу, казалось, пошло на пользу время, проведённое в компании спокойно-участливой Хинаты и радостно-эмоциональной Марлин: всего неделя потребовалась, чтобы он начал первым заговаривать с ними, даже улыбаться. Стена, которой он отгородился от общества, как оказалось, имела дверцу с очень простым замком. А ещё пару дней спустя за завтраком Хината получила записку, предлагавшую ей явиться вечером в кабинет директора. «Стало быть, сегодня мы узнаем ответ», — подумала Хината и нашла взглядом Лиама за столом Когтеврана. Тот смотрел на неё, сжимая в руке клочок пергамента; медленно наклонил голову. Кивнув в ответ, Хината огляделась в поисках Дейдары, но не обнаружила ни за одним из столов в Большом зале. Впрочем, Хината не придала этому большого значения — до того, как Дейдара влетел в класс зелий на несколько минут позже удара колокола. Ощущая ярость, волнами расходившуюся от него, Хината рефлекторно вытянулась по струнке, опустила руку на разделочный нож. Работавший с нею в паре Рейнальд, к счастью, не обратил на это внимания — следил взглядом за подвижным лицом Дейдары, мимика которого говорила больше, чем некоторые способны выразить словами. — Интересно, что с ним? — прошептал Рейнальд с искренним любопытством, не отводя взгляд от однокурсника, которому Слизнорт заботливо-шутливо выговаривал за опоздание. Хината не ответила, полностью сосредоточенная на Дейдаре: видела в позе, стиснутых кулаках Дейдары до безумия чёткое желание ударить стоящего перед ним. Поразительно: ни тени мысли о последствиях во взгляде. Это с ним делает незамутнённый гнев?.. Передвинув ногу, Хината резко опрокинула уже наполненный водой котёл между ней и Рейнальдом. Раздался грохот, Рейнальд отпрянул, сидевшая перед ними Аделоиза Гринграсс взвизгнула, а Слизнорт — благо для него же! — отвлёкся от готового взорваться Дейдары. — Ах, мисс Бенсон, ну что такое?! — Простите, профессор, — кротко извинилась Хината под едкие смешки слизеринцев и принялась возвращать котёл на место. Рейнальд бросился помогать, а тем временем Дейдара, пользуясь отвлечением профессора зелий, ускользнул в самый дальний и тёмный угол класса. Что могло настолько сильно его разозлить? Судя по направлению внимания, и Итачи размышлял над этим. Хината же решила не гадать. На удачу, Слизнорта отозвала из кабинета заглянувшая мадам Помфри, поэтому Хината поднялась с места и по пути к шкафу за недостающими ингредиентами задержалась у парты Дейдары. — Что случилось? — спросила она тихо и участливо. Дейдара поднял на неё взгляд от корня, который ожесточённо шинковал. — С какого хера я должен тебе что-то объяснять? — прорычал он. — Следи за языком, — осадил Итачи, подошедший к Хинате, пока класс шумно готовил очередной бальзам. «Когда он начнёт доверять мне действовать самой?» — про себя вздохнула Хината, открыла рот, чтобы разрядить обстановку — но не успела. Скривившись, Дейдара неожиданно пнул Итачи в голень — тот пошатнулся, и подрывник налетел на него с кулаками. Миг спустя они сцепились под улюлюканье Уолтера Эйвери. — Остановитесь! — окликнула их Хината и бросилась разнимать, но была тут же остановлена Римусом, загородившим дорогу: — Не стоит, Хлоя! Хината мотнула головой и попыталась пройти, но на ней уже повисли тревожно восклицавшие что-то Лили и Гестия. Парни тоже вмешались: Рейнальд опустил руку на плечо Итачи, а Джеймс и Питер вдвоём оттаскивали от него яростно вырывающегося Дейдару. Улучив момент, Сириус подобрался ближе и со всей силы ударил Дейдару кулаком по лицу. В кабинете разом повисла тишина. Все напряжённо уставились на злорадно удовлетворённого Сириуса. На полную минуту Хината затаила дыхание, не в силах предположить реакцию Дейдары. Итачи явно готовился к новому броску в случае резких движений Дейдары, и у Рейнальда не было, конечно, ни шанса его удержать. Дейдара медленно провёл пальцами по скуле, бросил взгляд на окропившую их кровь. — Херовый удар, Блэк. Выражение довольства разом пропало с его лица. Завёлся Сириус мгновенно, и теперь уже его перехватили, удерживая, Джеймс и Питер. — Предатели крови, — презрительно прокомментировал Уолтер, обращаясь к Эвану. — Достойные волшебники решают ссоры магией, а не кулаками. Джеймс вспыхнул, Сириус поджал губы. Дейдара сделал в сторону Эйвери нехитрый жест и молча вышел из класса. В коридоре раздались оханья Слизнорта и мадам Помфри.***
— Детский сад, — процедил Лиам, с возмущением поглядывая на Дейдару. Хината стояла чуть в стороне, сложив руки на животе, и делала вид, будто рассматривает горгулью на входе в кабинет директора. Та пока не впускала ребят — возможно, у профессора Дамблдора другие посетители. — Скажи это… не мне, — огрызнулся Дейдара и бросил на Хинату такой взгляд, словно она мешала ему самим своим существованием. Хината проигнорировала, внешне сосредоточенная на горгулье, внутренне — на разговоре парней. — Меня он никогда не слушает, — ощетинился в ответ Лиам, но после цыканья Дейдары понизил голос: — Но если даже Эшли не может выведать у него, что произошло… — Остаётся только выбить из него правду, мм, — мрачно подытожил Дейдара. Одновременно с этим раздался скрежет, и горгулья отпрыгнула в сторону, открывая проход на винтовую лестницу. Не оглянувшись на парней, слыша, что они следуют, Хината первая поднялась к директорскому кабинету. Профессор Дамблдор расположился за своим рабочим столом, задумчиво поглаживая край старого журнала. Хината приметила немного золы на ковре перед камином и решила, что и в самом деле у директора были посетители до них; судя по его лицу, встреча была не из радостных. — Добрый вечер, профессор, — первая поздоровалась Хината, пока Дейдара и Лиам входили и закрывали дверь. — Добрый вечер, — откликнулся Дамблдор, улыбнулся студентам. — Проходите, присаживайтесь. Чаю? — Нет, благодарю, — почти в один голос ответили Хината и Дейдара, Лиам молча мотнул головой. — Тогда давайте обсудим то, зачем я вызвал вас троих, — директор оставил в покое журнал и жестом приманил из стопки бумаг и положил перед собой документ, подготовленный компаньонами. — Не буду лукавить, ваша затея удивила меня. За почти шестьдесят лет, что я работаю в Хогвартсе, я повидал немало кружков, но ни разу — подобного. — Это не кружок, директор, — возразил Лиам, всегда резко реагировавший на даже тень осуждения или принижения его работы. — Если вы читали документ… — Я его читал, и внимательно, мистер Шелби, — спокойно перебил его Дамблдор. — С одной стороны, вы предлагаете платформу для выражения студентами мыслей и пожеланий касательно жизни в школе, которые затем могут быть эффективно переданы преподавательскому составу и Совету попечителей. С другой стороны, шефство — в ваших терминах, «координацию работы» — над уже существующими клубами и помощь заинтересованным в создании новых. С третьей стороны, курирование организации внутришкольных мероприятий… Касательно данного пункта, на какие источники финансирования вы рассчитываете? — Во-первых, на поддержку Попечительского совета, предоставляемую всем студенческим организациям Хогвартса, — быстро заговорил Лиам, загибая пальцы. Прислушиваясь, Хината параллельно украдкой осматривала кабинет. Дейдара вроде бы занимался тем же, но Хината не бралась сказать, как далёк он мыслями. «Его привязанности — наши козыри», — прозвучал в голове голос Итачи. Хината вздохнула. — Во-вторых, мы планируем поиск спонсоров и уже имеем предварительную договорённость с благотворительным фондом Шелби. В-третьих, мы открыты для пожертвований. — Хорошо, — по лицу Дамблдора было невозможно сказать, о чём он думает на самом деле. — Зная вашу когтевранскую педантичность, я предполагаю, мистер Шелби, вы знаете о необходимости согласования всех денежных вопросов с Советом попечителей? — Разумеется, директор, — надулся от гордости Лиам, и Хинате подумалось, что стоит хвалить его почаще. Признание заслуг, судя по всему — лучший ключ к его сердцу. «Как я об этом думаю», — мысленно устыдила себя Хината. Она знала, что Итачи бы одобрил подобный подход. Однако она — не Итачи и не хочет им быть. — Тогда обратимся к координации работы и созданию школьных клубов, — Дамблдор чуть приподнял брови, приглашая говорить, но смотрел он не на Лиама — на молчаливых шиноби. Внутренний толчок; Хината открыла было рот, но Дейдара заговорил раньше: — Сейчас из клубов, по сути, одни только команды по квиддичу, хор да плюй-камни. Мы подумали, было бы неплохо накинуть разнообразия, а то многим энергию девать некуда… — Мистер Поттер хочет сказать, что в рядах студентов чувствуется потребность в альтернативах для времяпрепровождения, — повысил голос Лиам, раздражённо зыркнул на Дейдару. Тот ответил ему не более тёплым взглядом. — Возможности для самовыражения и творчества крайне важны, — произнесла Хината, сглаживая момент. — Мы думаем о самых разных сообществах: посвящённых искусству, рукоделию, спорту, обсуждениям и так далее. — Многие из подобных объединений существовали в разные годы, — заметил Дамблдор, и сложно было трактовать, положительный или отрицательный окрас имела его ремарка. Вновь промелькнула невольная ассоциация с Третьим Хокаге: речь — паутина оттенков и смыслов. Слушающий трактует их сам, тем самым себя выдавая. — Они держались только на конкретных студентах, их создавших, — выбрал заспорить Лиам. — Создатель уходил из школы — его дело умирало. Мы же нацелены на более долгосрочные проекты, сэр. Для этого и нужен студсовет как объединение, курирующее прочие. — Мы собираемся сделать большую ставку на преемственность поколений, — добавила Хината важное, на её взгляд, пояснение, без которого слова Лиама — пустое бахвальство; пусть совсем не его юноша хотел в них вложить — таланта старшего брата к ведению бесед ему недоставало. — Студсовет будет включать учеников с разных курсов и факультетов, состав будет динамичен — мы не намерены допускать ситуацию, в которой совет оккупируют связанные между собой люди и не допустят никого со стороны. — Звучит прекрасно, — всё тем же неопределённым тоном произнёс Дамблдор. «Он сомневается в нашей способности претворить планы в жизнь», — предположила Хината. Что такого она могла сказать, чтобы убедить мудрого старца в своей способности? Не о сути Конохи ведь, не о клане, её взрастивших; даже не о том небольшом, но полезном опыте как чунина, капитана команды. «Он считает меня логиком», — вспомнила Хината, но у неё не было логических аргументов на данный счёт, которые могла бы позволить себе привести. Единственное, что она могла предоставить — обещание не облажаться. «Почти как Наруто-кун…» Дейдара вдруг сказал: — В школе сейчас раздор, сэр, и вы об этом знаете, — Хината вздрогнула и повернулась к нему. Дейдара сидел, сложив руки на груди, необычно серьёзный, полный уже ставшей привычной мрачной решимости во взгляде — вот только оттенок нынче у неё был иной. Этот оттенок — желание разрубить заплетающийся всё туже клубок, полное и нетерпеливости, и раздражения, и обыденности. Как будто и для Дейдары манера Дамблдора говорить воскрешала нечто из прошлого, нечто близкое, знакомое, с чем приходилось иметь дело часто. — С учётом того, что происходит, хуже времени для разлада в Хогвартсе нет, мм. А кто будет объединять учеников? У вас времени ни на что нету, у деканов — детального понимания ситуации, у старост — желания тратить силы ещё и на это, мотивации. Зато у нас есть мотив, да, — он резко ткнул пальцем в Хинату. — Вот Бенсон, к примеру, с самых каникул носится от пожара к пожару, успокаивая тех, кому страшно и плохо. Ещё раньше начала налаживать дружбу с ребятами с других факультетов, — Хината удивилась: неужели он следил, анализировал? Неожиданно… Но какова была цель этого наблюдения? Какие выводы о ней для себя он сделал? Или всё это — лишь для аргументации в споре с директором? Дейдара настолько продуман? — Дайте ей и подобным ресурсы — они вам всю школу склеят, зазора не останется, мм. Дамблдор откинулся на высокую спинку своего кресла и соединил пальцы обеих рук, внимательно глядя на Дейдару. Хинате вдруг вспомнилась часть письма, по воле случая подсмотренная во время его написания директором в самое первое посещение Хинатой этого кабинета: …Флимонт Поттер намекал мне на попытки давления на него со стороны персон, косвенно или напрямую связанных с организацией мистера Реддла. Его позиция и вес в обществе могли бы стать очень полезны, если бы Флимонт согласился объединить вокруг себя нейтрально настроенных чистокровных. Однако в разговорах со мной он всегда уходит от данной темы… «Дейдара знает о ситуации в стране куда больше многих, — ударом ножа пронзила догадка. — Скорее всего, от приёмного отца, замешанного в политике. И директор откуда-то знает о его осведомлённости, хочет её использовать, а Дейдара хочет использовать его знание для своих целей…» Вот оно как, стало быть. Пока Итачи был сосредоточен на себе, а Хината — на людях вокруг, Дейдара дотянулся до политических игр сильных мира сего. Вот только сам ли из желания власти или был вынужден ради семьи? Хината ощутила со всей ясностью, что ответ именно на этот вопрос станет определяющим для любых её отношений с бывшим подрывником Акацуки во все грядущие годы. — Я предоставлю вам возможность попытаться претворить в жизнь своё видение, — наконец произнёс Дамблдор. — Однако я буду настаивать на независимости студсовета Хогвартса от любых перипетий за его пределами. — Имеете полное право, — кивнул Дейдара. Ему не стоило, по мнению Хинаты, пытаться говорить с директором как с равным, нужно было опустить голову и притвориться скромным — однако это было не в характере Дейдары так же, как меркантильность в отношениях была чужда Хинате. Лиам шумно вздохнул — Хината почти забыла о его присутствии, так сосредоточилась на попытке прочесть директора и бывшего подрывника. Но шевеление Лиама отвлекло всех, и то было благом — накал напряжения спал, на своём насесте курлыкнул, высунув голову из-под крыла, Фоукс, и Дамблдор приподнял уголки губ в спокойной и усталой улыбке. — Итак, мои друзья, студенческий совет Хогвартса официально начнёт своё существование первого сентября, с началом нового учебного года. — Благодарим вас за поддержку, профессор Дамблдор, — улыбнулась ему в ответ Хината и поднялась. Дейдара и Лиам поднялись тоже, но все трое были остановлены негромким окликом: — Мисс Бенсон, пожалуйста, задержитесь. Хината мелко дёрнула бровями, только было отступившее напряжение разом вернулось к ней. Дейдара смерил её подозрительным взглядом, но ушёл, и Лиам последовал за ним, а Хината вернулась к рабочему столу директора, остановилась перед ним, ожидая слов. — Как ваши успехи с трансфигурацией? — спросил Дамблдор, чем очень удивил Хинату. — Боюсь, прогресс незначителен, — призналась она, и взгляд сам собой приковался к роскошному перу на столе директора. — Не так давно я пересматривал старые выпуски «Трансфигурации сегодня» и наткнулся, мне кажется, на содержащий то, что способно вам помочь, — Дамблдор поднял журнал и протянул ей. Через секунду колебания Хината приняла. — Страница пятьдесят семь. — Спасибо, профессор, — поблагодарила Хината, и Дамблдор её отпустил. Её компаньоны не успели уйти далеко, но уже начали переругиваться. Быстрым шагом нагнав их, Хината решительно прервала ворчание обоих: — Спасибо за то, что сказал, Дэвид. Мне кажется, именно твои слова помогли убедить директора. Дейдара вновь зыркнул на неё с подозрением, однако Хината и не подумала отводить взгляд. — Не его слова, а твои действия, Хлоя, — возразил Лиам. Он был выведен из обычного равновесия и явно не способен легко в то состояние вернуться. — Цель достигнута — остальное вторично, — процедил Дейдара и, резко развернувшись на каблуках, удалился в противоположную сторону. Хината проводила его взглядом, полным сомнений и тревог. — С ним что-то не в порядке, верно? — мягко уточнила она у сопящего подрывнику вслед Лиама. — Всё из-за Лестрейнджа, — проворчал тот. — Мог бы он объяснить, что с ним стряслось на каникулах… — Лиам не закончил, покачал головой, простился и ушёл. Пусть контекст и был нерадостным, это самое «из-за Лестрейнджа» наполнило сердце Хинаты теплом. Всё же, кажется, и Дейдара не рассматривает связи с другими исключительно как инструмент для достижения целей. Именно поэтому Хината, вернувшись в гостиную Гриффиндора, подсела к Римусу и рассказала всё о студсовете и предложении от Дейдары в него вступить. Римус заметно смутился. — Стало быть, он всё же не убить меня хотел? — натянуто пошутил он, пытаясь скрыть лицо за учебником по заклинаниям. — Ни в коем случае, — мягко улыбнулась Хината. — Боюсь, Дэвид просто не умеет выражать свои мысли и чувства так, чтобы не пугать других людей. Римус осторожно выглянул из-за учебника. — Почему я? — выпалил он. — Ты очень ответственный, — ответила Хината со спокойной уверенностью, не дававшей парню причин искать в ситуации второе дно. — А когда затея в самом зародыше, именно такие люди нужны, чтобы позволить ей прорасти. — Ну… — Римус смутился, занервничал, однако желание ответить согласием в конце концов пересилило его сомнения, какого бы рода они ни были. — Да, конечно, я с удовольствием вам помогу, Хлоя. — Я очень этому рада, — честно сказала Хината. Для того, чтобы всё удалось, ей, Лиаму и Дейдаре были нужны помощники. И ответственный Римус Люпин — хорошее дополнение к команде. С мыслями о том, кто ещё мог бы подойти в зарождающийся студсовет, Хината ушла в тот вечер в спальню. Впрочем, прежде чем уснуть, она посидела с Лили, а после за задёрнутым пологом открыла журнал, который ей дал профессор Дамблдор. На пятьдесят седьмой странице Хината обнаружила короткую заметку.Из материалов Конференции Международного Общества Трансфигурации 7-17 июля 1919, Стокгольм, Норвегия ОБ ЭТИЧЕСКОЙ СТОРОНЕ ПРЕВРАЩЕНИЙ ЖИВОГО Профессор Стефания Мальсибер
С развитием культуры магов и уменьшением числа естественных врагов ценность жизни в наших глазах повышается. Это касается как жизней нас самих, так и существ вокруг (см. запись выступления лорда Генри Поттера в защиту мистера Нила О`Генри, дело о незаконном применении волшебства в присутствии маглов, протоколы заседаний Визенгамота, 18 марта 1915 — прим. ред.). В данной связи всё чаще возникают дебаты касательно морального аспекта трансфигурации живых существ. Однако для ведения подобной дискуссии требуется уточнить понимание концепта «живого». На сегодняшний день в западной магической науке принято считать «живым» человека, животных и волшебные растения, у которых наличествует в той или иной степени развитая персональность (см. материалы Конференции Общества Натуралистов Международной Конфедерации Магов, 2-4 сентября 1739 — прим. ред.). Подобная классификация подразумевает потребность в наличии подобия сознания для присвоения объекту статуса живого. Из данного представления проистекает моральная дилемма о приемлемости превращений, для примера, птицы в камень, которое ведёт к «уничтожению» сознания птицы. В то же время в восточных магических школах господствует концепт, согласно которому живым следует считать всё сущее. Основанием для такого подхода служит теория космической энергии, пронизывающей мироздание и лежащей в основе каждого его элемента (см. «Путь по великому кругу», IV век до н.э., автор неизвестен — прим. ред.). Согласно данной теории, между птицей и камнем нет разницы в основе, их составляющей. Всё — живо. Всё — состоит из пронизывающей вселенную энергии, именуемой нами магией. Принимая изложенные выше тезисы, превращение существа или объекта есть его реинкарнация. Превращённое продолжает существовать, следовательно, его не касается смерть, ведь смерть — терминальная стадия, разрушение. Всё, что не размыкает круг реинкарнаций, не должно считаться этически предосудительным. Хината отложила журнал и уткнулась носом в подушку, прокручивая в уме каждое слово снова и снова. На душе сделалось мерзко. «Я убила столько человек, но при этом не могу превратить животное в объект… Значит ли это, что жизнь человека для меня значит меньше, чем жизнь червя или мыши?» Удар был сокрушителен в своей неожиданности, хотя, конечно же, профессор Дамблдор не задумывал ничего такого. Хината всегда считала себя далеко не идеальным, но в целом хорошим человеком. И для шиноби, наверное, она была неплоха… по крайней мере, человечна. Здесь же, в этом мире, её излишняя по меркам шиноби человечность приравнивалась к таковой монстров, ещё и облачена была в лицемерие. Стало быть, животное обратить камнем — мораль не позволяет, а вот отнять жизнь у человека — вполне. Среди шиноби это было приемлемо, так как цель полностью оправдывала средства для всех, за исключением уникумов вроде Наруто-куна. Для Хинаты — в рутине тоже, пусть в глубине души и хотелось иного. Хотелось, чтобы жизнь человека была важнее цели, чтобы люди вроде Хатаке Сакумо, ставившие жизни товарищей выше успеха миссии, считались героями, а не порицались. Хотелось… мира и благоденствия? Хотелось того, что давал новый мир. «Круг реинкарнаций… Я была перерождена — я продолжаю существовать, — Хината перевернулась на спину, уставилась в темноту под пологом. — Вот только кто я в этой жизни: птица или камень?»***
Для Рея весь май прошёл в тревогах. Его беспокоила близость Розье (тот ничего не предпринимал, но улыбался нехорошо), непонятное настроение отца, годовые экзамены. Вдобавок, Хлоя, прежде проводившая с ним большую часть свободного времени, с начала триместра разрывалась между другими людьми и их проблемами. Неприятный червячок копошился в душе Рея от этого; Хлоя стала самым близким для него человеком, и терять её, тем более добровольно отдавать другим Рей не собирался. Да, это было эгоистично — Рей считал, что вполне мог себе позволить толику эгоизма после всех лишений и жертв. Поэтому на каждом совместном с Гриффиндором уроке он решительно теснил плечом Люпина, порывавшегося сесть рядом с Хлоей, и устраивался возле неё сам. Поразительно; это стало так привычно, будто они всегда сидели вместе, а не всего лишь несколько месяцев. К Хлое Бенсон Рея тянуло куда сильнее, чем к Гекате Паркинсон, приятельнице его детства, с которой они выросли вместе из-за дружбы отцов. Может быть, потому что Хлоя поддерживала его, а не смеялась, когда Розье избивал его прошлым летом; может быть, потому что в ней не было притворства и фальши, сочившихся из Гекаты. Рей ненавидел фальшь — едва не единственное, что делало его похожим на отца. И если Рей хотя бы мог сделать вид, что принимает её, отец не разменивался на притворство. И Рей хотел стать таким. Вот только как не притворяться на Слизерине, где интригами и ложью пронизано всё? «Наверное, держась проверенных людей», — предполагал Рей, вспоминая о близости отца со старшим Паркинсоном и Трэверсом со школьной скамьи. Рей знал, что может доверять Хлое Бенсон; у неё не было причин предавать его, да и не видел он в ней такого желания. Её доброта была всеобъемлюща — Рею никогда не приходилось встречать настолько открытого другим человека. За неё он был намерен цепляться всеми возможными способами. В попытке вовлечь её в разговор — девушка выглядела отрешённой и как будто подавленной в тот день — на очередной истории магии Рей указал на корешок старого выпуска «Трансфигурации сегодня», торчавший из потрёпанного рюкзачка Хлои: — Это для подготовки к экзаменам? Хлоя легко вздрогнула — не ожидала, что он заговорит, ведь обычно Рей не отвлекался на уроках. Но тут он просто не мог молчать — видел её подавленность и хотел как-нибудь приободрить. Показать, что поддержка в их связи может быть взаимной. — Не совсем, — Хлоя достала журнал и положила перед собой, посомневавшись, открыла определённую страницу и пододвинула к Рею. Тот пробежал текст взглядом быстро, кивнул с узнаванием. — Ты читал это прежде? — заинтересовалась Хлоя. — Вроде того, — Рейнальд подчеркнул ногтем имя в заголовке. — Стефания Мальсибер — великий ум своего времени и моя двоюродная прапрабабушка. Её статьи мне читали на ночь вместо сказок, — он тихо усмехнулся, но сам понимал, что неловко, быстро пригладил волосы. — И что ты об этом думаешь? — спросила Хлоя шёпотом, однако с жаром, которого Рею не доводилось слышать от неё никогда прежде. — О моральности того, чем мы занимаемся на трансфигурации в этом году? — Хлоя быстро кивнула, но Рей не торопился продолжать; скользнул взглядом по классу (каждый занимался своим, даже Холмс не пытался записывать лекцию), по профессору Бинсу, бубнившему околесицу. — Понимаешь, меня растили в убеждении, что магия сама по себе не несёт никакой морали. Например, моя мама, специалист по защитным руническим построениям, говорит, их нельзя назвать аморальными просто потому что они настроены уничтожать того, кто пытается их вскрыть. Магия — всего лишь орудие, и только применивший его отвечает за этику и прочие философские концепты. — Орудие не отвечает за этику… — тихо повторила за ним Хлоя. — Как оно может, если оно неживое? — пожал плечами Рей и неприятно удивился, когда от его слов Хлоя погрустнела. — Что такое? — Ничего, я задумалась о другом, — ответила она с извиняющейся улыбкой. — А на что ссылаются вот здесь? — она ткнула пальчиком в страницу. — Ты не знаешь? Рей посмотрел, куда она указала. — Знаю, — проговорил он не без самодовольства. — В начале века у маглов была крайне кровопролитная война — они называют её Первой мировой. Из-за её ужасов многие рядовые волшебники стали помогать маглам, но Министерство не хотело этого допускать. С одной стороны, проблема была в повышении риска рассекречивания нашего общества. С другой, если бы волшебники каждой страны стали помогать «своим» маглам, это могло перерасти в войну между самими волшебниками. Такого Конфедерация допустить не могла, поэтому специальным распоряжением потребовала от магических правительств всех стран-участниц невмешательства. Тех, кто нарушал запрет, судили за незаконное применение волшебства. Но, конечно, всегда находились моралисты… то есть те, кому безразлична была политическая сторона дела и возможные последствия. Таким был и лорд Поттер, — Рей невольно перевёл взгляд на Джеймса, увлечённо обсуждавшего что-то с Сириусом. — Родной дед Джеймса. Он был членом Визенгамота в те годы и всегда выступал на стороне подсудимых по таким делам. Но у него было очень мало поддержки, и в один день он взорвался. Если коротко, Поттер полил грязью министра за бездействие, Визенгамот — за безмолвное подчинение Министерству, чистокровных — за наплевательское отношение к обязанностям перед страной и обществом. Вдобавок ко всему, он отказался от лордского статуса Поттеров, заявив, что этот статус давно потерял своё первоначальное значение: клятву защищать интересы магического сообщества, — Рей покачал головой и вернул взгляд Хлое. Та слушала его с большим интересом. — Я мало знаю об этом, — призналась она. — О политике, взглядах чистокровных, лордах… Рей воодушевился. — До конца урока есть ещё время, уж о лордах я успею рассказать, если хочешь. — Будь так добр, — улыбнулась ему Хлоя. — На самом деле титул лордов существует у нас относительно недавно, ещё и трёхсот лет не прошло, — негромко начал Рей. — События вокруг их появления — это один из немногих моментов, в которых магическая история тесно сплетена с магловской… Может быть, ты знаешь из своей магловской школы о революции 1688 года, в ходе которой свергли короля Якова из рода Стюартов и на смену ему пришёл Вильгельм Оранский? — Знаю, — подтвердила Хлоя. — У маглов эту революцию называют переломным моментом в истории Великобритании. Рей кивнул, но скорее себе — у него плохо с датами, но события вокруг введения Статута о секретности слишком значимы, на них слишком многое завязано, чтобы не знать события тех времён буквально по месяцам. Впрочем, Хлое он рассказал укороченную версию: — Для магов она не менее важна. Яков Стюарт был католиком и поддерживал гонения на волшебников здесь, на островах. В те времена инквизиция, — он выплюнул слово со старым родовым отвращением, — была уже не так сильна, но её дело ещё жило в некоторых регионах. Поэтому, пока остальные прятались и выживали, главы семи магических семей предложили свою помощь маглам, чтобы свергнуть неугодного всем короля. И они помогли, после чего с новым королём, тем самым Вильгельмом и его королевой Марией, заключили договор, переросший затем в Статут о секретности, принятый в 1689-ом: соглашение о том, что маги уходят в тень и контакты их с магловским миром сводятся ко взаимному информированию о серьёзных происшествиях правительствами. Другие страны также привлекла идея, и Статут очень быстро стал международным. Через год после принятия Статута появилась Международная конфедерация магов — гарант его исполнения. И всё это с прямым влиянием семи британских волшебников, которые до образования в 1707-ом Министерства магии и осуществляли связь между мирами волшебников и маглов. Чтобы подчеркнуть их статус, а также признательность короля (хотя о последнем теперь не любят говорить, всё же король был маглом), тем семерым были пожалованы наследуемые титулы лордов. В мире маглов это ввело их в парламент (от этой привилегии их потомки гордо отказались годы спустя), в магическом — дало средство для объединения разрозненного общества вокруг себя и создания той социальной модели, которая существует и по сей день. Рей и сам не заметил, как начертил на листе конспекта семиконечную звезду мага. Символично. — Те волшебники были Блэк, Гонт, Бёрк, Малфой, Гринграсс, Нотт и Поттер, — он поставил жирную кляксу и перечеркнул одну из вершин звезды. — Поттеры от своего титула отказались, — зачеркнул ещё одну. — Гонты выродились и прекратили своё существование. Остальные пока ещё правят бал, но… «Но продолжаться долго это не может», — пришли на ум жёсткие слова отца. По спине пробежал холодок. К счастью, Хлоя и не попросила его закончить мысль — и это благо для неё же. Не с её добрым сердцем заглядывать в яму со змеями, коей являлось «высшее общество» магов. Из раннего детства Рей помнил мамины истории на ночь: о временах до Статута и Министерства, когда каждая семья волшебников жила сама по себе или небольшой общиной, объединялась с другими лишь для очередной войны с общими естественными врагами. Не было социальной лестницы — некуда и не по чему было карабкаться. Интересными казались природа и магия, семья, приключения и новые открытия. Жизнь была проще, а связь с миром и магией — глубже. Помнил он также и истории отца о поколениях предков, ведших магов в войнах. Мальсиберы не жили долго, потому что всегда были на передовой; им безразличны были политика и интриги, поэтому они не возвышались. Война для мужчин, для женщин познание магии — вот призвания его предков. Рей знал, что требовалось от него, но боялся: не хватит сил. Истории матери и отца о былых «славных» временах пугали его. Рей страшился боли и смерти, отчаянно хотел жить. В последний год он всё чаще задавался вопросом, как далеко готов зайти ради того, чтобы выкрутиться, выжить. Задавался — и не находил ответа. — Как думаешь, стремление выжить любой ценой делает человека трусом? — спросил он у Холмса как-то вечером; они играли в магические шахматы, и Рей всю партию отсиживался в обороне, пытаясь улучить момент для контратаки. — Желания не делают человека никем — для этого служат дела, — отозвался Майкл, прорывая его оборону. Снейп, читавший в своём углу спальни, хмыкнул себе под нос.***
Наступило лето, и вместе с экзаменами нависла скорая необходимость возвращения домой — теперь уж точно. Каждый раз, думая об этом, Рей вспоминал разбитого, нервного Рабастана — и боялся. Он не мог предположить, как именно поведёт себя отец. Отец суров и вспыльчив, а Рей сделал достаточно такого, за что его можно наказать. Обдумав ситуацию со всех сторон, Рей в конце концов решился и написал тётке матери. Леди Катриона Бёрк — нынешняя глава рода, сильная ведьма и мастерица-артефактор — играла в его жизни минимальную роль. Её не любил отец (и это, похоже, было взаимно), поэтому в Мальсибер-холле бабушка Катриона появлялась лишь по очень большим торжествам. Большая часть общения с ней для Рея сводилась к обмену поздравительными карточками по праздникам и периодическими вежливыми письмами с вопросами о состоянии здоровья. Ответы на них всегда были нейтральные в достаточной мере, чтобы попытать счастья. А потому в начале июня Рей взялся за перо и после вежливого вступления деликатно уточнил, не возражает ли бабушка, если он посетит её с визитом в самом начале каникул. Рей отправил письмо с замиранием сердца и с огромным волнением ждал ответа. — Ты выглядишь встревоженным. Всё хорошо? — мягко уточнила Хлоя, когда они вместе готовились к экзаменам под ивой на берегу Чёрного озера. Рядом в траве копошился Сэр Дункан, то ли гоняясь за мелкой живностью, то ли играя сам с собой. — Пока не знаю, — Рей мимолётно улыбнулся и запрокинул голову к небу. В его вышине лениво плыли облака, и вовсе не заниматься учёбой хотелось в столь замечательный день. — Зависит от ответа, который я получу на своё письмо. Заинтересованность вспыхнула в её взгляде, но пытать его дополнительными расспросами Хлоя не стала и вернулась к конспекту по травологии. Мерлин, и вот кто смеет заявлять, что маглорождённые — неотёсанные чужаки в магическом мире?! У некоторых из них такта на дюжину чистокровных хватит. — Как дела у Эванс? — спустя непродолжительное молчание поинтересовался Рей, потому что, во-первых, это вежливо — интересоваться тем, что важно для друга; во-вторых, чем быстрее Эванс придёт в себя, тем больше свободного времени появится у Хлои. — Улучшения налицо, — осторожно ответила Хлоя, поправляя очки. — Но до полного восстановления потребуется куда больше времени. Горе не проходит ни быстро, ни легко. — Пожалуй, — согласился Рей только чтобы не молчать. Хлоя наклонила голову, её густые иссиня-чёрные волосы красиво соскользнули с плеча. — Прости за столь личный вопрос, ты отвечать не обязан… Тебе доводилось переживать потерю? — Сложно сказать, — Рей вновь запрокинул голову к небу. — Оба моих деда погибли в войну с Гриндевальдом задолго до моего рождения. Бабка по материнской линии умерла несколько лет назад, но я никогда не был с ней близок — отец её не жаловал и ограничивал наше общение. Его собственная мать жива, но давно перебралась в Италию к нашим родственникам — у неё стало слабым здоровье. По сути, мне некого терять, потому что почти никого у меня и нет… С отцом ничего случиться не может. А мама, даже если погибнет в одной из своих экспедиций… — он замолчал ненадолго, потёр саднящие глаза. — Знаешь, наверное, она и есть моя единственная пережитая потеря. — Прости меня. — Тебе не за что извиняться, Хлоя. Я немногое помню из детства, но точно знаю, что отец и мать всегда были как кошка с собакой. Помню, как года в четыре прятался под обеденным столом, а над ним летали лучи проклятий, — Рей криво, несвойственно себе усмехнулся. — С другой стороны, они хоть разговаривали, а не игнорировали существование друг друга, как во многих семьях чистокровных. Хлоя ничего не сказала в ответ на его попытку цинично пошутить, но её взгляд уверил Рея: вовсе не стоит пытаться прикрыть то, что на сердце, наигранными эмоциями. Рей кивнул, подтверждая, что понял значение взгляда, однако больше ничего объяснять не стал. О родителях как союзе двух людей он предпочитал не думать; у него отдельно имелся строгий и властный отец, отдельно — давно покинувшая и лишь изредка присылающая письма мать. Так было необъяснимо проще. И всё же, похоже, его семья была несколько больше, чем Рей привык думать. Эту мысль породило письмо, пришедшее в утро перед экзаменом по трансфигурации. Дорогой Рейнальд, Я не имею возражений против твоего визита любой продолжительности. Мой дворецкий встретит тебя на платформе по прибытии «Хогвартс-Экспресса» в Лондон. При возникновении желания ты имеешь позволение привести с собой компаньонов своего возраста.Всего наилучшего, Леди Катриона Бёрк
Сердце ухнуло в пятки и радостно заколотилось, и Рей неосознанно улыбнулся, сжимая в руке пергамент. Наконец в череде неурядиц произошло нечто хорошее. Он перечитал письмо ещё раз. Скорее всего, старой женщине одиноко в древнем фамильном замке. При этом леди Бёрк совершенно не умела общаться с детьми, это Рей понял по редким встречам на семейных торжествах; позволение привести компаньонов — чтобы не быть вынужденной проводить с ним всё время. А это время… «визит любой продолжительности». «Могу ли я остаться у неё на всё лето?» — с осторожной надеждой подумал Рей. Это было бы идеально. Кроме того, возможно, всего лишь возможно, нахождением вне Мальсибер-холла ему удастся убедить маму приехать хоть ненадолго в Британию… Рей не посмел слишком сильно надеяться, тряхнул головой и тут же поймал следующую мысль: у него наконец появилась возможность отплатить Хлое и Майклу за участие к нему. Всё же вряд ли они с нетерпением ждут возвращения на лето в магловский приют.