***
Обед проходил в тишине: отец и мистер Паркинсон срочно куда-то ушли, мать пребывала в задумчивости, а ребята были слишком вымотаны, чтобы праздно переговариваться. Неспешно поглощая наваристый говяжий бульон, Рей подумал: а что, собственно, ему мешает напрямую спросить мать о том, что случилось утром? Эту мысль испуганно отринула та часть его существа, что ужасно не хотела вызывать родительский гнев — а ведь есть шансы, что именно гневом мать отреагирует на его неуместный вопрос. С другой стороны, интересно было до жути. Да и раз уж Рей решил быть более уверенным в себе, почему не начать с отношений с родителями? — Мама? — окликнул Рей и, дождавшись, когда она повернётся, спросил: — Зачем приходил мистер Паркинсон? Вы все трое выглядели встревоженными… Что-то произошло? И пусть противный детский голосок кричал из глубин души, что так делать нельзя, задать прямой вопрос стоило хотя бы ради тёплого взгляда и одобрительной улыбки Хлои. Мать кивнула. — Да, случилось. Именно то, что с нынешним уровнем магического образования было лишь вопросом времени. — Что же? — удивлённо уточнил Рей. Мрачная удовлетворённость в голосе матери неприятно его поразила. — Знание — сила, дети, — сказала мать, улыбаясь так, словно только что стала свидетелем несчастья заклятого врага. Рея передёрнуло. — Я расскажу, но эта история, само собой, не должна быть вынесена за пределы дома. — Она не будет, миссис Мальсибер, — мгновенно пообещала Хлоя. — Она не будет, — как эхо повторил за ней Майкл негромко и твёрдо. — Не будет, — кивнул Рей, во все глаза глядя на мать. Та всмотрелась в лицо каждого из ребят и медленно наклонила голову. — Вчера вечером ваш одноклассник неосознанным ритуалом призвал низшего демона, что привело к смерти девочки-маглы. — Ох! — выдохнул Рей, поражённый известием. На ум мгновенно пришло, как Розье проклял Хлою, едва её не убив. Рей под столом сжал кулаки. Никто, кроме него!.. — Кто это сделал? — глухо спросил Майкл. — Мальчишка Поттер. Майкл словно заледенел, а Хлоя сжала губы в тонкую линию. — Который из них? — А их двое? — безразлично уточнила мать. — Да, — поспешил объяснить Рей, чувствуя, как колотится сердце, — родной и приёмный. — Родной, конечно: приёмный на такое попросту не способен, — мать откинулась на высокую резную спинку стула. — Ну-ка, Рей, что у Поттеров за кровь? — В смысле? — всё ещё пытавшийся переварить услышанное Рей встрепенулся. Под взглядом матери пригладил волосы и наморщил лоб, пытаясь припомнить. — Ну… Поттеры — зельевары и целители… — А под слоем всего этого? Рей, к своему стыду, не нашёлся с ответом и неуютно пожал плечами. Мать хмыкнула. — Певереллы они. Очень давно и очень глубоко, но всё-таки. Стыд усилился, и Рей спешно отвёл глаза. Не вспомнить такое… — Что это означает? — уточнила Хлоя. — Вы не могли бы объяснить? — Когда-то очень давно Певереллы были самыми могучими некромагами этих земель. Их собственная волшебная кровь, а также таланты в самых разных областях магического знания кульминировали в трёх братьях, создавших это, — мать подхватила одну из своих многочисленных цепочек и продемонстрировала ребятам символ. — Дары Смерти. Три артефакта, равных по силам которым с тех пор были единицы. — Бузинная палочка, воскрешающий камень и мантия-невидимка, — вставил Рей, чтобы не показаться матери совсем уж несведущим. Всё-таки сказку о трёх братьях и научные изыскания о Дарах ему доводилось читать. — Одни из самых желанных предметов для всех артефакторов, — мать отпустила цепочку, и знак Даров со звоном присоединился на её груди к остальным талисманам. — От людей, создавших их, в Поттерах не осталось почти ничего, не считая повышенной чуткости, крупиц связи с потусторонним миром. Они убили в себе некромагов, чтобы помогать людям, но кровь не обманешь… — мать вновь неприятно усмехнулась и позвенела цепочками. — И Джеймс… дотянулся до потустороннего мира? — сглотнув, спросил Рей. Вдруг стало страшно: мало им было нестабильного Розье, теперь ещё опасаться в классе придётся и не в меру активного Джеймса Поттера. — Или тот мир дотянулся до него. Существа по ту сторону всегда ищут способ пробраться к нам, к своей еде, — мать резким жестом обвела портреты на стенах столовой. — Думаешь, Рей, с кем в том числе твои предки рубились в былые славные века? Рей вновь сглотнул. Перспектива рубиться с нечистью, призванной одноклассником, не очень его вдохновляла. — Кроме того, место, — продолжила мать, с кривой подрагивающей полуулыбкой наблюдая за ним. — Магический фон Годриковой Впадины — один из ярчайших в Британии. Волшебство самого разного толка творилось там веками, и сильное волшебство. Мощнее маяком на карте является разве что старый добрый Хогвартс — из сохранившихся до наших времён, по крайней мере. Да, Хогвартс… — мать на пару мгновений прикрыла глаза как будто мечтая. — В детстве мы не ценим его. Не способны, пожалуй, оценить. Его история, старая магия, древние тайны… Для вас он не более чем школа, конечно же! Спорить никто из ребят не стал — да Рей и не видел возможности заспорить с волшебницей, свою жизнь посвятившей исследованию магии и загадкам былого. — Годрикова Впадина из той же серии, — продолжила мать, приоткрыв глаза. Осознанно или нет она начала выводить на скатерти какой-то узор — или же план поселения. — Там какой только магии ни творилось, и нечисть это знает, всегда стережёт у ворот. А ключ к ним нечаянно подобрал мальчонка с подходящей кровью, даже не думавший, что слова магловской игры могут отпереть замок. Слова, в устах магла или даже большей части волшебников лишённые смысла, сказанные потомком Певереллов обретают силу. Майкл и Хлоя обменялась взглядами, полными стольких противоречивых чувств. — Однако разве о такой наследственности не положено предупреждать носителя? — медленно произнёс Майкл, взвешивая каждое слово. — Человек должен знать о своей потенциальной силе, чтобы научиться её контролировать. — Это если подходить к наследию предков ответственно, — скривилась мать. — Сейчас из наследия большую часть волшебников волнует разве что счёт в Гринготтсе и политический капитал, — и то, с каким отвращением она выплюнула эту фразу, одновременно заставило Рея забеспокоиться (не упускает ли он сам что-то из того, что обязан знать?!) и испытать иррациональное тепло. Ведь когда за твоими плечами десятки поколений магов, важно уважать свои корни, а не только пользоваться плодами, что принесло взращённое ими дерево рода. — Всем плевать, — проговорила мать, обращаясь скорее к себе, чем к затаившим дыхание ребятам. — Магия для них — это шутка, бытовой инструмент. Не ценят, не уважают, не опасаются… идиоты! — рявкнула она и ударила кулаком по столу — зазвенели приборы, качнулись стаканы. — Вы трое, не смейте такими быть! У каждого из вас сильная кровь и ответственность перед нашим миром не меньшая! — Мы будем стараться изо всех сил, — как всегда первой нашлась Хлоя. — Уж я прослежу, — буркнула мать. — А преподавание в Хогвартсе надо полностью пересматривать. Что за позор: потомок некромагов не знает, что уж точно не ему заигрывать с нечистью! — Поэтому отец и мистер Паркинсон так торопливо ушли? — догадался Рей. — Созвано срочное заседание Совета попечителей? — Да, и попечители обязаны наконец взяться за ум, — мать снова скривилась, её скула задёргалась. — Если только Малфой опять не уведёт всё в политику.***
— Ну разумеется Малфой свёл всё к политике, — раздражённо проговорил отец. — Право слово, ты разве могла всерьёз думать, что будет иначе? Веcь день прошёл в томительном ожидании, и когда отец вернулся из Министерства, все обитатели дома собрались за послеобеденным чаем в гостиной. То, что их с друзьями не выдворили с обсуждения, Рея поражало, и он старался лишний раз не открывать рот, чтобы не нарваться на изгнание. — Уж прости, что заподозрила разум у председателя Совета попечителей Хогвартса! — огрызнулась мать, сжимая тонкую ручку чашки так крепко, что едва не сломала. — Разума там как раз много, — отец шумно воздохнул. — Направлен он, правда, точно не на благо общества. — Значит, считай, нет его! — Когда ты уже повзрослеешь?.. — Если взросление означает превращение в эгоистичного сноба — надеюсь, что никогда! — Да тише ты! Плохой пример молодёжи подаёшь, — быстро зыркнув на Рея и его друзей (все трое сидели тихо, сжимая в руках кружки с почти не тронутым чаем и внимательно слушая), отец не дал матери возможность парировать и продолжил: — Вообще, тебе стоило слышать, как красиво Малфой подвёл к тому, что в целях повышения уровня безопасности в школе в целом и каждого конкретного волшебника в частности защиту просто обязан вести чистокровный. Мать встрепенулась. — Так мне дали должность? — Что?! — не сдержался Рей, поперхнувшись чаем. Хлоя быстро и аккуратно забрала у него из рук чашку с блюдцем и участливо похлопала по спине. — Что за удивлённый тон? — вскинула бровь мать, поджав губы. — По-твоему, пусть и преподавала по году в Шармбатоне и Колдовстворце, для Хогвартса я недостаточно хороша? — Ты преподавала в Шармбатоне и Колдовстворце?! — Ну да. Я разве не упоминала в письмах? — Нет, вообще-то! — А, ну, значит, забыла… Отец прикрыл глаза и почесал висок. — Хорошо, что рекомендации свои ты нигде не забыла. Совет они впечатлили. Отвернувшись от ошарашенного Рея, мать горделиво вскинула подбородок. — Так что, должность моя? — Да. Только не защита, а руны. — Руны?! — возмутилась мать, и тонкая фарфоровая ручка чашки всё-таки хрустнула в её пальцах. Тут же появился домовик и всё убрал. — Какие ещё руны, Реджи?! — Древние, — бросил отец и вновь не дал ей продолжить возмущаться: — Дамблдор оказался быстрее нас и уже нашёл нового профессора защиты; эту кандидатуру никто оспорить не смог. — Или не попытался, — обиженно вставила мать. Отец отмахнулся. — Есть вещи, с которыми не спорят. Кроме того, по итогу все получили то, за что боролись: как большая часть совета и хотела, защиту будет вести чистокровный; как хотели мы, тебе нашлась должность в Хогвартсе. — Руны в чистом виде — это скучно, — протянула мать явно из чувства противоречия. — Ну так сделай интересно, — закатил глаза отец. — Уж постараюсь, — съязвила мать и мгновенно переключилась на ребят: — Дети, вы факультативы уже выбрали? — Письма ещё не пришли, — буркнул Рей, не глядя на неё. Ему было до дрожи обидно от безразличия, с которым мать относилась к тому, что родной сын о ней, по сути, ничего и не знает. И почему Рею казалось, что мама просто обязана быть фигурой близкой и тёплой?.. — Тогда примите к сведению: руны и нумерология для вас обязательны, — объявила мать и, резко снявшись с места, отошла к стеллажам с книгами. Рей потерянно-вопросительно посмотрел на отца, сам не зная, что хочет спросить или услышать. Отец, впрочем, не заметил: он буравил взглядом напряжённо расправленные плечи матери, застывшей перед книжным шкафом, и словно высчитывал, стоит её окликать или нет. — Мистер Мальсибер, — обратилась Хлоя, — а чем эта история закончилась для Джеймса Поттера? — Да ничем. Ещё до того, как было принято какое-либо решение, кузен мальчишки уничтожил его воспоминания. — Ты сейчас шутишь? — мать порывисто развернулась, уставилась на отца в неверии. Тот покачал головой. — Не шучу. Благородные любители равноправия и законности Поттеры храбро плюнули в лицо порядкам, едва запахло проблемами для одного из них. — И что? Все закрыли на это глаза? — В целом — да. Флимонт Поттер на короткой ноге с министром, да и Дамблдор на его стороне, а Карлус Поттер — глава Управления мракоборцев. Чтобы ввязываться в баталию с ними, нужен весомый повод, а у Малфоя на этот раз его, кажется, не нашлось. У Отдела тайн остались, как я понял, вопросы, но скорее не к мальчишке, а к его кузену, уничтожившему воспоминания. Все пришли к немому согласию притвориться, что ничего не было, и оставить разбираться Поттеров и Тайны между собой. — Но почему? — нахмурилась Хлоя. — Когда Эван Розье напал на меня, его серьёзно наказали. А ведь из-за Джеймса Поттера кто-то погиб… — Магла. — А разве маглы — не люди? — Люди. Однако для большинства волшебников их жизни мало что значат. — И для вас? — продолжала допытываться Хлоя, мрачнея всё сильнее. Никогда раньше Рей не видел её такой. — Для меня — да, — сказала мать твёрдо. — При этом и мой, и Моры отцы погибли в войне против человека, желавшего подчинить маглов волшебникам, — промолвил отец и невесело усмехнулся. — Мы слишком долго и часто их защищали, — процедила мать, складывая руки на груди. — Этих «очаровательных в своей простоте» маглов! Мы веками гоняли нечисть и нечеловеческие расы, только бы те не пережрали милейших маглов. Мы сражались с монстрами и подчиняли погоду, только бы уберечь их деревни и посевы. Мы лили кровь и умирали — и ради чего? Ради того, чтобы маглы пошли на нас с вилами и кострами, презирали и плевали вслед? «Ну они же не понимают, что мы стараемся для их блага!» — ах, как же меня бесит пропаганда маглолюбцев! Инквизицию все забыли! А сколько магов-детей эти самые милейшие маглы сожгли-зарезали-утопили, заметив у них первые вспышки стихийного волшебства? И то, что совсем скоро они со своими технологиями начнут наступать нам на пятки… — Мора, — перебил её отец, его взгляд был очень серьёзен. — Довольно. Прояви уважение к памяти своего отца. — Я уважаю память отца. Гриндевальда нужно было остановить, — мать сверкнула глазами. — Но не ждите от меня того, что я стану трястись над каждым маглом. Нашими стараниями мир стал безопасным. Пусть не суются к волшебникам — и всё будет отлично! — Не думаю, что это возможно, — сказал отец. — Уж точно не на данной стадии развития что нашего, что их общества. Маглов следует иметь в виду. — Как имеют их в виду Абраксас Малфой и Арктурус Блэк?! «Где маглы? Какие маглы? Никого тут с нами на острове нет!» — издевательски передразнила мать, входя в раж. — Ведь куда важнее выяснить, у кого магическая родословная длиннее и кошелёк толще! Играют в политику, пытаются поделить между собой страну — и для кого это всё, для чего? Для удовлетворения собственной алчности?.. И Дамблдор с нынешним министром не лучше! Пока те ерундой страдают, эти закапывают магическое знание, память поколений поглубже и с удивлёнными взглядами рассуждают, мол, как же это и зачем: не любить милых, милых наивных маглов?.. Отец усмехнулся. — И правда что, какие руны? Надо было выбить тебе должность профессора магловедения. Сбитая со своей яростной речи мать поморгала, а затем неожиданно вернула отцу улыбку. — Не надо: я бы за месяц разругалась с директором и вновь уехала из страны. — Тогда в самом деле не надо… Наблюдая за ними, Рей осознал, что окончательно запутался.***
— Я совершенно не понимаю родителей, — с тяжёлым вздохом признался он Хлое. Солнце клонилось к линии горизонта, сливавшейся с морем. Солоноватый ветер трепал волосы, а также гривы и хвосты лошадей, пока Рей и Хлоя неспешно ехали по берегу. Рей был искренне рад, что подруга согласилась выбраться с ним из поместья проветриться: ему нужно было выговориться, и так уж выходило, что лишь только с Хлоей он мог быть полностью открытым. — Ты чувствуешь, что не понимаешь нечто конкретное? Или это общее чувство? — вдумчиво уточнила Хлоя. В такие моменты она ощущалась намного старше своих лет, более понимающей и мудрой, чем сверстники. Как взрослая — но при этом ровесница. Наверное, отчасти поэтому Рею было так легко открываться ей. — Даже не знаю… — Рей пригладил растрепавшиеся волосы, формулируя более подробный ответ. — Иногда мне кажется, что им безразличен я, сам факт моего существования. Помнишь, как после того, что произошло с нами в замке Бёрков, мать осталась спокойна даже когда я спросил, всерьёз ли бабушка Катриона пыталась меня убить? И ведь совершенно на неё не разозлилась — подумаешь, всего лишь желала смерти её единственному сыну! Или как отец в разговорах может запросто проигнорировать мой вопрос, но никогда — матери… — Это может быть очень обидно, — согласилась Хлоя, и Рей запальчиво кивнул. — Очень! Словно без меня их жизни были бы в точности такими же, как сейчас, может быть, даже легче! — Я не думаю, что это так. Рей буквально подавился следующей фразой. — Я думал, ты понимаешь, о чём я! — Я понимаю, — сказала Хлоя, и этим взгляду и тону сложно было не верить. Уже пару недель как Хлоя перестала носить дома очки, и её удивительные глаза — немного жуткие, но завораживающие, похожие на расплавленное серебро, — без иллюзии очков давали в полной мере отразиться всем чувствам девушки. Как будто с лампы сняли плафон, и свет разом стал ярче. — А ещё я знаю, что некоторые люди попросту не умеют выражать свои чувства… скажем так, общепринятым образом. — В смысле? — не понял Рей и остановил коня. Тот, молодой и норовистый, всхрапнул и мотнул головой, но Рей твёрдой рукой пресёк зарождающийся бунт. Остановившись рядом с ним, Хлоя погладила свою покладистую кобылу по белой шее. — Люди… все очень разные, Рей. И когда в социуме нам говорят — через книги, обсуждения, лекции, — как обязано выглядеть проявление того или иного чувства, говорящий лукавит, осознанно или нет, — Рей растерянно моргнул, но перебивать не стал: знал, что подруга видит его замешательство и попытается объяснить получше. — Вот, к примеру, забота. Принято считать, что забота родителя о ребёнке — это быть всегда рядом, слушать и принимать, рассказывать сказки на ночь и помогать с уроками, жалеть, когда больно, и смеяться вместе, когда хорошо. Так во многих семьях, и это прекрасно, — тут Хлоя улыбнулась с оттенком тоски, и Рей со стыдом вспомнил: у неё ведь самой нет родителей. Как он смел поднять эту тему при ней?! — Хлоя, прости, я… — Подожди, пожалуйста, иначе я собьюсь с мысли, — шутливо пожурила его Хлоя, но взгляд её оставался поддерживающим и серьёзным. Рей прикусил изнутри щёку. Мерлин, и как только она могла существовать, такая восхитительная?.. — Я говорила о том, что обществом считается нормой. Однако норма — это понятие… условное. — Разве? — Конечно. Ведь оно зависит от того, с точки зрения какой группы рассматривать то или иное явление. Для солдата убийство — норма; для гражданского — нет. Для мага волшебство — норма; для магла — пугающая аномалия. Для обычного человека забота — это одно, а для пережившего тяжелейшее горе и беды — иное, — Хлоя пристально посмотрела ему в глаза. — В замке Бёрков твоя мама спасла тебя из зеркала, не раздумывая, а затем приложила все усилия, чтобы отправить прочь из опасного места. Твой отец в это время, не беспокоясь о собственной жизни, искал тебя, подключив других людей. Это та забота, проявление любви, которые понятны твоим родителям. Те, на которые они способны. — Кхм, — Рей уставился на далёкий горизонт, алеющий в приближении заката. — Но почему? Почему они такие? — Этого я не знаю, — отозвалась Хлоя. — Может быть, это как-то связано с их собственным детством. Твой отец сказал сегодня, что у них обоих отцы погибли в войну. — Пережившие тяжёлое горе и беды… — негромко повторил Рей сказанное подругой чуть ранее. Он думал, вспоминал, пытался сопоставить. Глупая детская обида притупилась, но не ушла полностью. — Но почему бы им просто не рассказать мне об этом? Ты ведь видела сама, как и чем они со мной делятся: обсуждать при мне политику и устройство мира — это запросто, а вот что-то личное — увольте! — Возможно, давая тебе знания, они так о тебе заботятся, — предположила Хлоя. — Знания — сила? — хмыкнул Рей. — Зачастую это именно так. А что касается личного… может быть — но помни, пожалуйста, что это только мои мысли! — твои родители не считают важным делиться своим травмирующим опытом, и тем самым они как бы пытаются защитить тебя от него; стараются не давать поводов отвлекаться и переживать. — Оу, — нахмурился Рей, не убеждённый. — Интересное предположение. — Поверь, так бывает, — Хлоя вновь горько улыбнулась. — Так со мной поступает Майкл, а я, пусть не всегда выходит, так поступаю с ним. Помнишь, мне разбили руку прошлым летом? Майкл об этом узнал только на вокзале, хотя мы постоянно переписывались. — Но если знание — сила, — проговорил Рей задумчиво, — как можно считать, что сокрытие от близкого человека информации может помогать ему оставаться сильным? — Это забота, а она нередко иррациональна. — Я окончательно запутался, — сдался Рей и, легко ударив коня пятками по бокам, вновь поехал вдоль берега. Хлоя нагнала его и заметила: — Это нормально, Рей. Понимать и принимать особенности и точки зрения людей — одна из самых сложных в жизни вещей. — Но ты как-то можешь, — не глядя на неё, проворчал Рей. — Я очень много тренировалась, и у меня были вдохновляющие примеры, — Хлоя вложила в голос весёлость, но взгляд её оставался собранным и внимательным. Рей невольно улыбнулся, каждой крупицей души нежась в её искреннем внимании и поддержке. — Спасибо, Хлоя. — За что? — Да за то, что ты есть, — Рей улыбнулся шире, глядя на неё. — Подумать только: мы меньше года дружим, а из-за тебя моя жизнь уже изменилась так круто! Ведь если бы не ты, я бы не порвал с Розье, не нашёл бы в себе силы попытаться пойти наперекор воле отца и не оказался бы в замке бабушки, мать бы не вернулась в Британию и мы все не провели бы это замечательное лето вместе дома… — Рей зажмурился, представляя себе ту жизнь: в которой всё ещё ходил бы хвостом за Эваном, не имея сил сказать ему слово поперёк, беспричинно (как понимал теперь) боялся бы отца и продолжал лишь изредка обмениваться пустыми письмами с мамой… По спине пробежали мурашки, и холодно сделалось не от ветра. — Ты спасла меня от чего-то, чему я не могу подобрать имени… Наверное, ничтожества. — Ты спас себя сам, Рей, — возразила Хлоя. — Тем, что захотел измениться. Так что благодари лишь себя. И пусть Рей не был согласен, спорить он не стал: не хотел превращать их с Хлоей общение даже в подобие родительских препираний.***
— Для Джеймса всё закончилось хорошо, — было первое, что сказал дядя Флимонт, вернувшись с экстренного заседания Совета попечителей. Уже сама формулировка, а ещё больше взгляд, доставшийся Брайану, говорили: не для всех это конец. Невысказанное вслух предостережение Брайан принял стоически: с самого начала знал, что своеволие и вторжение в дело другого отдела Министерства — тем более Тайн — не пройдёт без последствий. И, несмотря ни на что, испытывал радость: с мелкими кузенами всё будет хорошо. С проблемами лично для себя Брайан уж как-нибудь разберётся. Не раз и не два Вуд упрекал его за эту жертвенность, но Брайан иначе не мог. В его понимании невозможно радоваться жизни, когда беды у близких; при этом что с самим — не так уж важно. Так что он примет наказание, каким бы оно ни было. Не выгонят же они его из Министерства! Верно?.. «Даже если выгонят — оно того стоило!» — твёрдо сказал себе Брайан и устроился на подоконнике в своей детской комнате ждать. Отец вернулся к вечеру: вымотанный и раздражённый. Коротко кивнул на сообщение дяди, что тот откорректировал память Джиму, отмахнулся от вопросов матери и потребовал Брайана в свой кабинет, немедленно. Это пахло большими проблемами. Домашний кабинет отца являлся святая святых. Брайан был допущен туда всего несколько раз за свою жизнь: когда получил письмо из Хогвартса; когда после первого курса отец решил поговорить о Гринграссе; когда после четвёртого Брайан заявил, что будет сдавать экзамены, необходимые для зачисления в школу мракоборцев; когда он окончил школу и они с отцом долго обсуждали будущее. И вот вновь Брайан стоял у заветной двери, а ощущение было — словно на пороге новой вехи жизни. Одного мига внутри кабинета хватило, чтобы понять: жизнь до перехода через порог была лучше. — Сядь, — отец указал на жёсткий стул перед своим рабочим столом; сам не сел, упёрся кулаками в столешницу. От него пахло грозой, и будь Брайан в собачьем своём обличии, опустил бы голову и виновато прижал бы уши. Как человек, впрочем, он расправил плечи и приподнял подбородок, встречаясь с отцом взглядами. — Не ожидал от тебя такой глупости. Крылья носа дёрнулись, но Брайан смолчал. — Я надеялся, с годами это пройдёт, но ты так и не научился сперва думать о последствиях и уже потом что-то делать, — продолжал отец. Остались бы у него силы после дня в Министерстве — кричал бы; но сил не было, и он говорил глухо и ровно, взглядом выражая всю степень собственного разочарования в сыне. — Ты совсем не догадывался, что не тебе вставать поперёк пути Отдела тайн? — Чем я лучше или хуже кого-либо другого? — не выдержав, насупился Брайан. — Не прикидывайся идиотом! — всё-таки рявкнул отец и потёр переносицу. — Брайан, серьёзно. Ты лучше многих знаешь натуру Гринграссов — скажешь, что не подозревал об их злопамятстве? Брайан передёрнул плечами: не подозревал, а знал наверняка. Вот только… — Когда принимал решение о будущем для Джима, я о Гринграссах не думал. — А следовало. Потому что Гринграсс-старший много думал всё это время о тебе, — отец всё-таки опустился в кресло, устроил руки на подлокотниках. — Вторгшись на территорию Тайн, ты дал ему власть над собой. Я ничего не смог сделать. — Постой… что? — встрепенулся Брайан. Ощущение вехи усилилось. — Аргументация была, что настолько своевольный, безответственный, не подчиняющийся уставу маг не может быть зачислен в школу мракоборцев. Сердце пропустило удар, и Брайан впился ногтями в ладони. В голове разом стало пусто, на душе — тяжело. — Я понимаю. — Понимает он, — процедил отец сердито. — И что, ты думаешь, будет теперь, когда я не могу принять тебя в управление? — Я продолжу работать на Правопорядок. Возможно, со временем… — В Правопорядок дорога тебе также закрыта: Крауч уже списал тебя и не возьмёт обратно. Дёрнув бровями, Брайан прикусил губу. Отец что-то недоговаривал — не мог решиться сказать. — И каково моё будущее? — Отдел тайн.