***
— Спасибо за объяснённый материал, Тодороки-кун, — девушка поклонилась, открывая дверь. — Подожди, — прошептал гетерохром, хватая её за руку. Она удивлённо обернулась. — Всё в порядке? — Да, конечно, — Эиен устало улыбнулась, аккуратно высвобождая руку. — Спасибо за то, что волнуешься, но не стоит. И вот сейчас что-то рушилось. Рушилось хрупкое доверие, которое возникло между ними. Стирались границы дозволенного, хоть Шото и знал, что Эиен остро реагирует на прикосновения, но продолжал упорно держать за руку, смотря в голубые, слегка напуганные, глаза. Он обязан помочь ей. Обязан узнать, потому что продолжаться так больше не может. Если она будет продолжать так и дальше скрывать — то закончится всё очень не хорошо. Почему-то у него было такое предчувствие. — Давай я тебя провожу, — это был даже не вопрос, утверждение. Кураями слабо кивнула, вырывая запястье из цепкой хватки одноклассника и прижимая её к груди. На улице сгущались тучи. Казалось, что вот-вот ливанёт дождь, но пока обходилось лишь тяжёлыми облаками и медленно зажигающимися фонарями. — Тодороки-кун, тебе не стоило провожать меня, — беловласая понурила голову, сжимая лямки рюкзака. — Пустяки. Мало ли, вдруг опять в обморок грохнешься. Твои друзья будут волноваться о тебе. Не, Шото, ты выбрал неправильный подход. Кто ж так… с размаху и по больному? Правильно, никто (кроме тебя). Она же девушка, в конце концов, надо быть тактичнее. Вон, видишь, как головой поникла. «Шото, ты идиот.» — Прости. — Тебе не за что извиняться, — она качнула головой. — Я сама виновата. Мне стоило кому-то рассказать об этом, сейчас слишком сложно молчать. — Ты можешь мне доверять, — начал Тодороки, но, заметив её вопросительный взгляд, поспешил продолжить: — Ты хотела стать друзьями. А мне, как известно, между друзьями должно быть доверие. Кураями распахнула глаза. Стоп… Неужели это значит, что он согласен стать её другом? Вы не шутите?! Она бы так и продолжала стоять на асфальте с открытым ртом, если бы Шото не коснулся её плеча. — Ты можешь мне доверять.***
— Чем ты больна? — спросил гетерохром, смотря, как одноклассница усаживается на качели. Они на старой площадке, где уже давно не играют дети, лишь изредка сюда загрянет какая-нибудь мамаша с сынулей. В таком богатом районе префектуры Мусутафу ходить на дрянные площадки — дурной тон. — Эпилептические припадки, — прикрыв глаза, печально выдохнула девушка. — Это хроническое заболевание мозга. Из-за этой болезни я часто падала в обмороки, если не принимала специальные таблетки. Причём предсказать обморок было невозможно. Врачи говорят, что причина этих припадков — биоэлектрическое нарушение деятельности мозга. — Как ты поступила тогда по рекомендации? — Брат провернул. Хотя, на самом деле, я достаточно сильна, чтобы пройти экзамен. — А кто-нибудь ещё знает о твоих припадках? — Только Кими, Изуку, Самуи и мой врач. А теперь ещё и ты. Я стараюсь никому об этом не говорить, потому что это лишнее напряжение и преждевременное снятие со счётов. А я хочу стать героем. Шото поправил кофту, сосредотачиваясь на их разговоре. Он наконец узнавал что-то новое, личное. — Почему сегодня утром ты плакала? — Тодороки слегка нахмурился. — Оу, ну… — Эи почесала затылок. — В общем, у меня в той же лечебнице лежит отец. Лежит в отделе «для тяжело больных». Я пришла его навестить, думала, он уже поправился, пришёл в норму, потому что на его содержание уходит очень много денег, но… он отказался от меня. Выгнал, обвинил в чём-то, заявил, что я ему больше не дочь и взбунтовался. Я… я не ожидала такого, поэтому не сдержалась и разревелась. После операции я стала острее чувствовать эмоции, хоть многие из них и не понимаю. — Операции? — изогнул бровь разноволосый. — Да. Во время практики я пошла к Энтеи-сан. А она как раз изучала мою болезнь и создала нужный аппарат для облегчения будущей геройской жизни. После этого я стала… почти обычной, поэтому сдерживать слёзы мне сейчас сложнее. Раньше я не проявляла почти никаких эмоций, улыбалась очень редко, а если и плакала — недолго, потому что голова раскалывалась от этих слёз. Это была лишняя нагрузка, что нежелательно для больных. — Ясно. Повисла тишина, прерываемая лишь тихим шелестом ветра и рядом стоящих деревьев. — Знаешь, — неуверенно начала Кураями, — мне Изуку кое-что рассказал. — И что же? — безэмоционально поинтересовался юноша. — Что с тобой сделали в детстве, — она сильнее сжала цепи качелей. — Я знаю, что не должна была этого знать, но он… он так переживал по этому поводу, что пришёл ко мне и выговорился. Разгромил половину квартиру, размахивая руками, жаловался на несправедливость, и я… я просто слушала. Мне кажется, что это должен был рассказать мне ты, а не услышать из чужих уст… Ужасающая тишина, липкими щупальцами охватывающая горло. Сглотнув, Эиен продолжила: — Знаешь, Изуку… очень переживает за тебя. И я тоже. Я понимаю, что врываться в твою личную жизнь, проблемы — не моё дело, но я действительно переживаю. Я не могу понять, что ты чувствуешь, но просто… хочу помочь. Я хочу помочь, понять тебя, потому что впервые испытываю такое. Желание помочь — для многих не в новинку, а мои попытки никогда не заканчивались удачно. Я хочу быть друзьями, чтобы мы смогли помогать друг другу и понимать, Тодороки-кун. — Шото. Беловласка замерла и повернула к нему голову. И Шото смог прочитать чувства, что плескались в ярких глазах: радость, лёгкое облегчение и бесконечная благодарность. Она улыбнулась, и Тодороки готов был поклясться, что это лучшее, что он когда-либо видел. Её улыбка — лучшая награда. — Шото.***
Эиен стянула с ног кроссовки, оглядываясь по сторонам. Она первый раз в доме Изуку, и ей как-то неудобно стоять на входе, смотря, как хлопочет напротив неё Мидория-сан. — Ох, Эиен, привет! Прости, меня Изу предупредил, что ты придёшь, но я уже убегаю, — женщина суетилась рядом, натягивая туфли. — Проходи внутрь, не стесняйся. — О, Эиен, привет, — из-за угла выглянула знакомая веснушчатая рожа. — Пока, мам! Удачи на работе! — Пока-пока! — Инко закрыла за собой дверь. Повисла тишина. Кураями бросила портфель на пол, обнимая друга. Мидория сначала опешил, но подумал, что стоило уже привыкнуть к таким «закидонам» подруги. — О, Изуку, я так испугалась, когда узнала, что ты встретил Шигараки, — прошептала девушка. — Прости, меня не было рядом. — Да ничего, ты же занята, — засмущался парень. — Хочешь чаю? — Угу. Подростки сели за стол в гостиной, попивая горячий напиток. Снаружи тихо завывал ветер, на город опускались сумерки. — Ты успеешь добраться до дома? — взволнованно поинтересовался зеленоглазый. — Да, конечно, — Эи утвердительно кивнула. — Если что — меня встретит Самуи. О чём ты хотел поговорить? — голубоглазая перевела взгляд с чашки на одноклассника. — Ты сказал, что это что-то очень секретное и важное. Парень поёрзал на стуле, скрещивая пальцы, и вздохнул, поднимая голову. — Раньше, вплоть до четырнадцати лет, я был беспричудным. Совсем. Без мало-мальских намёков хоть на какую-нибудь, пока… пока я не встретил Всемогущего. Изуку говорил то тихо, то громко. Говорил сбивчиво, заламывая пальцы, поднимая и опуская голову, пока девушка прямо смотрела на него, пусть и не в глаза. Она не прерывала его речь, не останавливала и не задавала лишние вопросы, только слушала, старательно вникая в суть. Она плохо знала жизнь, поэтому даже такая информация — для неё в новинку. Она не могла и подумать, что можно передавать причуды не наследственным путём, не могла поверить в то, что из-за этой причуды у него такие шрамы на руках. Ей было тяжело осознать, что такое вообще может происходить. Когда она жила в Финляндии, она, конечно, видела детей, но издалека: те никогда не подбирались близко к дому Кураями, чтобы слепить снеговиков. Они никогда не доверяли ни ей, ни её семье. И это было слишком тяжело понять. Тогда. Когда она была ещё очень наивной. До того момента, как вся её жизнь оказалась на краю пропасти. — Ну, как-то так… — протянул зеленоглазый, попивая чай. Половина печенья со стола была съедена (даже понятно кто съел), чаи выпиты, история рассказана. Эиен задумчиво смотрела на дно чашки, будто выглядывала своё отражение. Она думала. Думала много и о серьёзном. Раз он рассказал ей такое — высшее ли это доверие? Если да, то почему она чувствует себя немного иначе с Шото? Так, стоп, ты сейчас у Мидории. Не время думать о своих одноклассниках и чувствах. Уж точно не сейчас. — Изуку, я даже не знаю, что и думать мне, но… — беловласая набрала в лёгкие побольше воздуха, пытаясь успокоить сердце. — Но я понимаю тебя. Никогда такого не испытывала, но всё равно тебя понимаю. И понимаю почему ты молчишь об этом. Теперь понимаю откуда у тебя эти шрамы на руках. Наконец поняла почему ты так часто бегаешь с Всемогущим. Изуку, — она схватила обеими ладошками его правую ладонь, приподнимая, — ты можешь мне такое доверять. Я никому такое не расскажу: ни Кими, ни Шото. — Шото? — Что? — Что? Секунд десять так посмотрев друг другу в глаза, они дружно рассмеялись, чуть не опрокинув пустые чашки. — Знаешь, — начал зеленоглазый, убирая посуду, — я очень рад, что ты подружилась с Тодороки-куном. — Я тоже рада, — созналась Кураями. — Но тут не обошлось и без твоей помощи. Юноша посмеялся над этой фразой, чувствуя на себе прожигающий взгляд одноклассницы. — Но это же правда. Ты постоянно напористо говорил мне попросить у него помощи, потому что ни ты, ни Ки-чан, не могли мне помочь. «Я просто хотел вам помочь переступить черту неловкости.» — Думается мне, что это неспроста. Подростки продолжают болтать за столом о каких-то совершенно бесполезных вещах. Изуку рассказывает подруге о своём детстве, приносит старые фотографии и слушает умилительные вздохи, когда она обводит его лицо на очередном фото, говоря, что тот в детстве был просто лапочкой. Изуку смущается, а Эиен улыбается, продолжая держать в руках фотоальбом. Девушка рассказывает другу о Финляндии, об оленях, скачущих по лесам зимой, о чистом-чистом снеге, ложащимся поверх высоких деревьев тёплым покрывалом. Это настолько захватывающе, что Мидория сидит напротив, раскрыв в изумлении рот. — Мы тогда пошли с семьёй в поход. Было темно, канун Рождества. Тогда мы увидели северное сияние. Это было просто потрясающе зрелище! Возможно, я найду дома фотографию. — Это очень круто! — Что ж, я пойду, поздно уже, — голубоглазая взглянула на экран телефон, набирая сообщение. — Может тебя проводить? — вскочил с места Мидория. — Нет-нет, не надо, я помню дорогу до станции, не заблужусь, — заверила его Эи. Попрощавшись с другом, Кураями вышла за пределы квартиры, спустилась вниз и пошла домой. Ей снова названивал Самуи, поэтому пришлось взять трубку. — Эи! Ты где? — Я только вышла. — Ты сейчас серьёзно? Я уже полчаса стою на станции, а ты только вышла. Торопись, начинается дождь. — Не начинается, а уже идёт. — В смысле? — У меня уже во всю льёт, — скептически заметила Эиен, отлепляя намокшие волосы. — Две минуты назад ещё ничего не было, а сейчас будто душ включили. — ЖИВО БЕГИ НА СТАНЦИЮ! — Бегу. — И ТОЛЬКО ПОПРОБУЙ МНЕ ЗАБОЛЕТЬ! ХОТЯ БЫ ЗОНТИК ВЗЯЛА, ЧЕСТНОЕ СЛОВО! Она выдохнула, прикрывая ладошкой глаза от проливного дождя. Чтобы она заболела. Ха. Да ни в жизнь.***
В ту ночь Эи спала очень плохо. Ей снились страшные сны, она постоянно просыпалась и дрожала от холода. И, да, она заболела. О-о-о, Самуи был очень зол (в хорошем смысле, не как Бакуго). У неё поднялась температура, поэтому она не смогла пойти сегодня на встречу с Кими. Боже, она заболела. Как назло прям. Поэтому, слушая кашель подруги на другом конце провода, Кими пообещала, что приведёт всех её друзей её навестить. — Мы всё равно придём! Жди!