Ледяной пепел

Эиен медленным движением поправляет торчащий воротник и поднимает глаза, чтобы взглянуть на себя в зеркало. Потухшие голубые глаза и аккуратно зачёсанные белые волосы с тонким чёрным ободком. Длинное платье в пол и не особо удобные туфли, но ничего… она потерпит. Тихий и неуверенный стук в дверь. — Войдите. Эиен даже не оборачивается, когда слышит, что кто-то к ней приближается. Это может быть кто угодно, не только Кими или Изуку. Но, на удивление, это был как раз таки Мидория. — Хей, Эиен… ты как? — Глупый вопрос, — Кураями качает головой, отрываясь от зеркала. — Ты же знаешь меня. — Знаю, но недостаточно хорошо, чтобы поддержать, — Изуку неуверенно чешет затылок, не решаясь поднять голову. — То, что ты пришёл — уже поддержка, — не без улыбки отвечает Эиен. — Спасибо. Мидория улыбается немного нервно и неспокойно, постоянно дёргая ногой. А потом подходит и обнимает. Без лишних слов. — Мне очень жаль, Эиен. Правда. Я не могу в полной мере понять твою боль, но я здесь. И не только я. Не вини себя. Тебе всегда есть… куда вернуться. Кураями едва сдерживает непрошенные слёзы, коротко обнимая друга в ответ. — Спасибо, Изуку. За всё. А теперь беги в школу, а то опоздаешь. Мидория в последний раз сжимает Кураями в своих объятиях и убегает, на последок говоря, что она может писать в любое время, если ей вдруг станет грустно или одиноко. Эиен закрывает окно, убирает кровать и поправляет немного съехавшую фотографию, на насколько минут останавливаясь и возвращаясь в прошлое. Но тут же одёргивает себя, когда видит сообщение от Самуи, который уже давно ждёт её возле выхода. Они не поедут на такси или на машине. Им ехать на метро всего час-другой, а дальше пешком, немного поднявшись в гору. Эиен не хочет думать, в каком состоянии сейчас её брат. За последние два дня он сделал очень многое, в то время как она успевала только ходить в школу, возвращаться и плакать, утыкаясь носом в плечо Кими, которая нежно поглаживала её по спине и пыталась всячески успокоить. Она спускается вниз, сохраняя своё обычное, но немного печальное выражение лица. Эиен не знает, что ей делать дальше. Она боится (но никому не показывает), что однажды всё вернётся на круги своя. Кураями не хочет снова оказываться в больнице; не хочет снова проводить сеансы утренней терапии у Маноу-сан; не хочет заново учиться побеждать свою болезнь, с которой ей помогла Энтеи-сан. Просто и банально не хо-чет. Эиен не хочет идти вниз. Не хочет ехать на кладбище, на котором уже погребено тело её отца. Отца, который обвинял её в смерти жены, который отказался от неё. Он наверняка умер со злобой в своих глазах и её именем на губах. Кураями не может представить, что может быть больнее, когда дорогой человек просто берёт и отказывается от тебя, выбрасывает словно ненужную и бесполезную вещь, которую приобрёл по ошибке. Ужасное чувство, способное разъесть грудную клетку изнутри. — Эиен, подожди! Кураями останавливается, почти выйдя из здания, оборачивается и видит запыхавшегося Киришиму. «Он стоит в забавной позе», — отмечает Эиен, пока Эйджиро пытается отдышаться. В голове настойчиво стучит мысль, что он выглядит ещё более измотанным, чем два дня назад. В тот день, когда он был единственным, который увидел её в приступе ужасной истерики. — Эйджиро? Разве ты не опаздываешь? — Кураями немного склоняет голову в бок. Привычка делать такое никуда не пропала. — Опаздываю, конечно, — Киришима нервно чешет рукой затылок, задевая прокрашенные волосы, — но я просто хотел увидеть тебя до того, как ты уйдёшь. — Ой, как мило с твоей стороны. Эйджиро улыбается, и слабая улыбка так же расцветает на лице Эиен. — Я рад, что ты до сих пор держишься. — Держусь только благодаря какой-то неведомой выдержке. Киришима понимающе хмыкает и подходит вплотную к Кураями, кладя руку ей на плечо. — Я правда сочувствую тебе. Сочувствую тебе и твоему горю. Я не знаю всех подробностей, не знаю… какие были у вас отношения, но я не хочу говорить, что мне тебя жаль. Я знаю, что тебе не нравится жалость, поэтому… — Киришима заминается и делает глубокий вдох: — Поэтому я очень надеюсь, что ты скоро вернёшься к нам. Потому что ты нам нужна. Это «нам» глухо бьёт по рёбрами и что-то внутри резко сжимается с такой силой, что глаза снова становятся влажными. Это не ускользает от взгляда Эйджиро. — Ох, чёрт, прости, я не хотел… Извини, если задел… — Всё хорошо. Правда. Я просто счастлива, что есть такие люди, как ты. В такие моменты Киришима готов поклясться, что улыбка Кураями — самая идеальная вещь в мире.

***

— Ну и где же ты так долго была, моя люби-и-имая сестра, — немного недовольно тянет гласные Самуи. — Прости, что задержалась, — Эиен лёгким движением поправляет волосы. — Друзья никак не хотели меня отпускать. Самуи хмыкает, разворачивается и двигается в сторону метро. Эиен следует за ним. Перед тем, как она ушла, Киришима положил ей кое-что в руку, но она не рискнула посмотреть, что именно он ей дал. Сейчас, когда брат не смотрит и когда есть парочка свободных секунд, Эиен достаёт уже немного влажный от волнения листик, тихо разворачивая его.

Я всегда рядом. Шото

Кураями прижимает руку ко лбу, перечитывая одну и ту же фразу снова и снова, чувствуя, как какое-то приятное и немного будоражащее тепло быстро растекается по венам. — Что ты там делаешь? — Самуи резко оборачивается, но Эиен уже спрятала бумажку, улыбаясь как-то снисходительно. — Ничего. Всё в порядке, идём дальше. На улице погода действительно ужасная: прохладный ветерок пронизывал до костей, яркое солнце скрылось за тяжёлыми тучами, что медленно плыли по небу, так и норовя пустить капли вниз. Самуи выглядит ужасно. И это ещё мягко сказано. На его бледной коже слишком отчётливо видны тёмные круги, лицо кажется безумно осунувшимся. Волосы в полном беспорядке, хоть и видно, что их старались уложить. Спина сгорблена и чёрная рубашка покрывается складками, портя весь вид. Эиен может понять его. Может понять, что он сейчас чувствует. Первые несколько лет жизни у него ничего не было: ни семьи, ни друзей, ни даже личного уголка в приюте. А потом они забирают его. Семья Кураями с больной девочкой забирает его к себе. Они заботятся о нём, как о собственном сыне. Даже их дочь заботиться о нём так, будто они вовсе не чужие друг другу люди, а такие, ближе которых и не бывает. И Самуи счастлив в такой семье. Он любит свою мать, любит своего вечно ворчливого отца и такую непоседливую сестрёнку. Он смог обрести то, что не мог получить с самого рождения. И сейчас он потерял всё. Почти всё. У него нет больше родителей. Даже приёмных. Осталась только сводная сестра, ради которой он будет готов на всё. Самуи не герой, но защитить последнюю частичку его семьи он должен. Просто обязан. Эиен понимает, что не только ей тяжело. Самуи тяжело тоже. Невозможно предугадать, что тебе преподнесёт судьба; невозможно предположить, каким ты будешь через пять или десять лет. Никто не ожидал такого, и именно эта неожиданность подкашивает похлеще любой причуды. Никто не хочет оказаться на его месте. Пережить одиночество, обрести покой, а потом снова оказаться в этой всепоглощающей пустоте, способной убить. — Самуи, ты… как вообще? — Эиен идёт вровень с братом, едва дотрагиваясь рукой до его плеча. Кураями-старший качает головой, коротко дёргая плечами. Ему плохо. Чертовски плохо. — Мне никогда не было ещё так плохо. И, честно, Эиен, как никто другой, понимает его боль. Она обнимает его и идёт дальше, немного обгоняя его. Вдалеке виднеется ограда приближающегося кладбища. Что-то внутри, что только недавно возродилось, вновь умирает. Дыхание неосознанно задерживается на пару секунд, но Эиен берёт себя в руки и идёт вперёд. Она знает, что, возможно, это её последний день на этой планете, возможно, сегодня она в последний раз видит солнце, но просто настало уже время узнать, что произошло. Она знает человека, который во всём виноват, который виновен, но она должна узнать всё. Должна узнать правду. Самуи первым проходит на кладбище и ведёт сестру, потому что он здесь уже был. Он знает, где похоронен их отец. Они больше не разговаривают, лишь огибают бесконечные могилы. Сердце у Эиен сжимается с двойной силой. Сначала мать, потом отец… Не каждый в зрелом возрасте теряет самых близких. Кураями благодарна тому, что она не осталась одна. У неё по прежнему есть Самуи и друзья, есть дом, есть школа. — Мы пришли. Это единственная фраза, которую Самуи произносит. Перед ними небольшая мраморная плита, на которой написаны фразы и числа. Резко перед глазами мутнеет от внезапных слёз. Кураями невероятно тяжело. У неё был целый мир в руках, который ей подарили родители. Но теперь их нет. — Расскажи отцу о школе. Он ведь ничего не знал, — внезапно подаёт голос Самуи. — Зачем ему о чём-то рассказывать? — Эиен качает головой, охватывая себя руками. — Он обвинял меня в смерти матери, и это происходило каждый раз, когда я приходила в больницу. Он кричал и дрыгался, а во мне он видел только виновницу. Я ходила в школу и говорила всем, что у меня всё в порядке, хотя ничего в порядке не было. Я ходила к Маноу-сан, которая пыталась меня убедить, что у меня всё получится. Меня вылечила Энтеи-сан, убедив, что я могу сделать всё, что я захочу. У меня есть друзья, Изуку, Кими, Эйджиро, Шото, Самуи… Ради них я старалась изо всех сил привыкнуть к жизни в школе. Из-за отца я никогда не могла прийти в форму. Я всегда была в школе, как обычный человек со своей обычной причудой. Я старательно училась, прилежно выполняла домашние задания. У меня не было конфликтов. Конфликты были внутри меня. — Эиен… — Самуи, подожди, — Кураями машет рукой. — А потом… я начала испытывать новые чувства к одному определённому человеку. Но даже тогда я не могла себе ничего позволить. Меня сковывал страх. Страх того, что я однажды снова всё потеряю. Потеряю тех, кого люблю. А мой отец… меня не поддержал. Ему было пофиг на меня и мои чувства. Ему было не до меня. Начинается мелкий дождик, превращая светлый мрамор в мокрое полупрозрачное зеркало. — Но я всё равно… — Кураями всхлипывает. — Я всё равно хотела, чтобы в один прекрасный день он проснулся и кинулся на меня с объятиями, а не с кулаками. Чтобы он обнял, а не ударил. Но я не дождалась… Он умер. И наша семья теперь полностью разрушена. Только я всё никак не могу понять… что пошло не так? Где я ошиблась, что мама и отец больше не рядом с нами? Где? Самуи хочет ответить, но он неожиданно закатывает глаза и с тихим стуком и стоном падает на чистый асфальт. За Самуи стоит тот самый человек, которого Эиен видела в своих снах. — Я же говорил, что мы встретимся снова, только уже за пределами сна. А дальше Кураями падает в тьму.