Этого нет во мне, меня нет в этом. Продолжение.

Что есть смерть? Может быть это мистический, муссируемый тысячелетиями обряд, который с трепетом перед ранее неизведанным и, подстёгиваемые необузданным любопытством описывали многие поколения мистиков, колдунов, да и просто обычных людей. Мы, в своей осознанной жизни не часто вспоминаем сухонькую старушонку в чёрном, появление которой предвосхищает легендарный блеск её увесистой косы, столь ослепляющий и манящий, что мы простодушно путаем его со светом...в конце туннеля. Но что приводит нас в этот туннель? О тысячи тысяч дорог! Иной раз яркий свет косы прячется в зловонном и липком венце болезни, а бывает, мелькнёт роковой отблеск в свете фар, несущейся в лоб автомашины...а порой, этот самый свет озарит глаза любимого, доселе милые сердцу, истерзанному сонмой жизненных перипетий. Никто и никогда не может знать наверняка, где же в их жизни появится этот свет, неминуемо ее оборвав, но, вне всякого сомнения, каждый с ювелирной точность сможет мгновенно разгадать, когда увидит его... Гретта Эванс мало думала о смерти. Грустные, режущие сердце мысли посещали ее всего лишь пару раз, когда от старости умер любимец семьи - золотистый лабрадор Эстифания, а во второй раз на похоронах едва знакомого, но от чего-то, при прочих равных обстоятельствах, непременно, горячо любимого дядюшки Томаса, которого, по случаю его скоропостижной кончины, все почему-то считают своей священной обязанностью горячо полюбить, и торжественно надрывающимся, ставленным голосом, произносят хвалебные, трогательные речи, глядя мимо покойника, куда-то вдаль, чувствуя, что в этот момент, все взгляды и всё внимание устремляется именно на него, оратора. Выходит, что во всей этой пафосной, покрытой благородной плесенью страдания церемонии, на своих же собственных похоронах оказывается лишним покойник. О, этот болван! Лежит в своём гробу и дурно пахнет, когда о нём произносят такие многозначительные речи, порой, совершенно незнакомые ему при жизни люди. Они хотят есть и пить на его поминках, упиваясь собственным горем, а он лежит тут бледный, всюду чужой и чуждый, мешает этому многоликому драмотическому театру из родственников, друзей и коллег наконец-то начать свою фальшивую трагикомедию в его честь. И вот сейчас, Гретта Эванс вновь подумала о смерти, когда, выскочив из ухабистой колеи тяжелая, неповоротливая машина, утробно воя мотором, взмыла в воздух, ярко-жёлтым светом фар разрывая темноту заросших густым ивняком придорожных канав, и, словно подрезанная пулей птица, рухнула вниз, угрожающе треща сминающимся капотом о поросшие мхом глыбы на дне канавы. Последнее, что почувствовала Эванс - это боль в руках и голове, кажется она ударилась о рулевое колесо, и, вероятно слишком сильно... Во рту появился нехороший, уже знакомый металлический привкус крови. Сделав над собой почти нечеловеческое волевое усилие Гретта медленно открыла глаза. - Что же это? - слова беззвучно сорвались с белеющих губ. Гретта Эванс увидела свет... Авл Лефтерис неистово давил на педаль газа, но, к его счастью, его машина была не столь послушна как у Эванс, и с опозданием отзывалась на команды водителя, благоразумно осаживая его пыл в нескончаемой сети этих скользких от промозглых осенних дождей лесных дорогах. Вероятно, эта погоня увенчалась бы успехом, или хотя бы достигла своей цели, если бы двумя минутами ранее на разбитой вдребезги машине Гретты,предательски не погасла бы, добротно выполненная, слабо мигающая после столкновения с камнем фара. В ударе от адреналина и спутанных и от этого, еще более пугающих мыслей, Авл слепо проскочил место аварии, не увидев ровно ничего, что могло бы его заинтересовать в глубине местами примятого, а где-то и откровенно изломанного ивняка. Последнее, что увидела Гретта Эванс в треснувшее зеркало заднего вида, был ослепительный свет фар автомобиля Лефтериса, со скоростью пушечного ядра, пролетевшего перед её глазами. Дорога становилась всё хуже и было совершенно очевидно, что ехать дальше просто нет смыла. Автомобиль нещадно крутило в вязкой жиже напитавшейся дождём земли. Сделав ещё пару попыток выбраться из злосчастного капкана, задуманного самой природой, Авл чертыхнулся и выскочил из машины. Его трясло как в лихорадке, сердце, оглушительно стучало, заглушая звонкую, чеканящую, близкую к барабанной, дробь крупных капель дождя по толстой металлической обшивке автомобиля. Бессмысленно, почти потеряно Лефтерис обернулся на опустившуюся, будто занавес темноту, сомкнувшуюся плотным кольцом за его спиной, и, казалось, за всем миром... Не заглушив двигатель, Авл быстро шёл вперед, благо яркий свет фар долго очерчивал ему путь сквозь грязь и угрюмые, недоброжелательно-косматые лесные заросли. Погрузившись в темноту, Лефтерис заставил себя не думать об этом, нужно победить в себе животное начало иррационального страха, ведь на кон поставлено многое... - Гретта! - истошно вскрикнул Лефтерис, срываясь на бег. В его душе бурлили жуткие, сродни сумасшествия чувства, крик раненной птицей вырвался наружу, казалось кожа на нём пылала, его глаза блестели так же ярко как капли проливающегося с неба дождя, а дыхание было столь же шумным, будто вторило порывам промозглого осеннего ветра; он бежал, единый с природой, бежал, доверившись лишь чувствам и инстинктам по тёмному, ночному лесу, будто не был он рождён Авлом Лефтерисом, а был первородным, необузданным дикарём, яростно желающим вырвать назад свою женщину... Холодный особняк Хилшеров встретил незваного гостя оскорблённым этим неслыханно наглым визитом молчанием и обычной чопорностью убранства. Казалось, жизнь в этой капсуле времени остановилась, исчез свет и самое сердце этого дома, превратив его в серый, остывший камень. Лефтерис быстро и решительно исследовал первый этаж, деятельная энергия всё еще клокотала в нём адским, диким пламенем, но что-то внутри него, не позволяло Авлу кричать и звать Гретту. Осознав это, грек в недоумении остановился у затянутого паутиной камина. И ведь действительно, от чего же? Холодный пот неприятно обдал ладони и спину. Совершенно жуткая, безобразная картина образно и зримо предстала перед взором Лефтериса. Один человек, хозяин этого дома, хозяин сердца его любимой (но насколько?) девушки вырезал голыми руками в одну ночь целую больницу людей, пусть психически больных людей, но всё же это были люди, и, наверняка, многие были в состоянии обороняться или просто сбежать, но он не выпустил никого... Никого не пощадил... Так на что же надеется этот жалкий влюблённый повеса перед лицом истинного безумия? Известное дело, и как же он ещё не понял, что Гретта уже давно мертва, если этот человек действительно здесь. Господи...быть может Бог всевидящий и милосердный позволит ему, глупому сыну божию, Авлу Лефтерису пережить эту ночь? Быть может отчаянная молитва была не так усердна, как следовало бы, а может, было уже слишком поздно молиться, но Авл отчётливо услышал позади себя гневное, прерывистое дыхание, а плечо было сковано железной хваткой демонически сильных пальцев. Нет, Авл Лефтерис так и не узнает: был ли жив Брамс Хилшер на самом деле и кто стоял позади него... Сердце, без остановки заходящееся уже третий час к ряду, наконец, не выдержало, и рефлекторно толкнув последний в своей жизни сгусток крови, остановилось. Авл безжизненно обмяк и повалился навзничь, совершенно безразличный к тому, как в его голову раз за разом врезывается тяжёлый молоток, разбивая его череп и разбрасывая рваные куски головного мозга на позолоченные изразцы богато отделанного камина. Авл Лефтерис увидел свой самый главный и, к сожалению, последний свет, и это был вовсе не свет утра, до которого он так страстно желал дожить...