maybe we're lost

Клэри выходит из здания общежития, пробыв наедине с Джонатаном едва ли четверть часа, глаза у неё красные и заплаканные, но она улыбается. — Он не хочет, чтобы я виделась с отцом. Говорит, это единственное, в чём мама была права, — произносит Клэри. — Ещё он называет её «Джослин» и «твоя мать», — её улыбка на мгновение меркнет. — Но он настоящий, Джейс, у меня правда есть брат! — О, да, — с чувством подтверждает Джейс, обнимая её. В настоящести Джонатана у него нет никаких сомнений. Он провожает её до ворот, и она оборачивается на прощание, прежде чем завернуть к метро, подмигивает ему почему-то: — А ещё он спросил у меня, правда ли мы с тобой расстались. Джейс вздыхает, гася неизвестно откуда взявшееся раздражение. После того дня всё начинает меняться — но не слишком сильно и не слишком быстро. Клэри хранит свою тайну, как замужняя женщина хранит подарки своего любовника, — не рассказывает о Джонатане никому, ни Люку, ни Саймону, ни Иззи. Ни, конечно же, Джослин. Джейс знает — не говорить ничего матери её попросил Джонатан, но Клэри и сама не горит желанием. Сначала Джейс думает об этом, пожалуй, слишком много. Думает о том, что Мариз не могла не знать хоть что-то — она рассказывала сама, что дружила с Джослин Фэйрчайлд ещё с детства. Думает, что, будь он Алеком, отправился бы домой прямо из полицейского участка, спросил бы: как ты могла молчать? Но Джейс — не Алек, и дело совсем не в том, что он не родной Мариз. Джейс представляет снова и снова маленькую Клэри, и ещё совсем юную, почему-то усталую Джослин, и, в конце концов, думает он, может быть, Мариз считала это правильным, может, нет, — но она уж точно не выдала бы чужой секрет. Они не делают ничего особенного — просто проводят время втроём, когда их расписания совпадают. Сидят на скамейке рядом с корпусом Джейса, Клэри рисует, Джейс решает бесконечные задачи и зубрит терминологию, Джонатан читает первоисточники по политической теории — сейчас это Аристотель. Уходят гулять по Нью-Йорку вечерами, а потом вдвоём сажают Клэри в такси и идут к метро. Джонатан всё ещё много молчит, предпочитая слушать их двоих; всё ещё хмурится недоверчиво, когда Клэри появляется на пороге их комнаты — он совсем не знает Клэри, если думает, что она может не прийти. И он всё так же исчезает на выходные, хотя Джейс видит, что это не доставляет ему никакого удовольствия. И, в самом деле, Джейс никогда не утверждал, что умеет не лезть в чужие дела. Поэтому однажды, когда Джонатан не появляется ни вечером, ни даже ночью воскресенья, Джейс заходит в учебный корпус в восемь тридцать утра, сверяется со стендом, находит нужную аудиторию и прямиком отправляется туда. На несколько секунд застывает в проходе, а потом решительно направляется наверх, успевая занять место рядом с Джонатаном за мгновение до какой-то девицы. — Извини, дорогая, — широко улыбается он. — Сегодня здесь сижу я. Джейс чувствует напополам злость и азарт; девушка не отвечает на его улыбку, и Джейса совсем это не волнует. Джонатан напрягается, едва Джейс оказывается рядом; какое-то время он просто сидит, глядя перед собой на пустую кафедру и белый экран проектора, а потом не выдерживает и поворачивается: — Какого чёрта ты здесь делаешь? Улыбка Джейса всё такая же широкая: — Получаю знания, конечно же. Джонатан поджимает губы и возражает: — Ты даже не знаешь, что это за предмет. — А вот и знаю, — Джейс мотает головой. — Политическое что-то там. Джонатан вздыхает и не спорит, а, значит, Джейс вспомнил правильно. — Джейс, что ты здесь делаешь? — спрашивает он ещё раз, и, кажется, это первый раз, когда Джонатан обращается к нему не по фамилии. Удивительно полезное наблюдение. — Я, может быть, соскучился, — объясняет Джейс, поудобнее сползая вниз в кресле. Судя по взгляду Джонатана, удобной он эту позу никак не считает. — Тебя не было чёртову кучу времени. Ты даже не соизволил заночевать в нашей комнате. Джонатан внимательно смотрит на него и произносит: — Ты не спал этой ночью. — Если судить по внешнему виду, — сразу же откликается Джейс, — то ты тоже. — Но я спал, — пожимает плечами Джонатан, и Джейс решает не спорить: — А у меня во вторник важный зачёт. — кажется, он не верит, и Джейс горячо возражает: — Серьёзно! После того, как меня выгнали с химических задач... — Тебя что? — прерывает его Джонатан, смотрит недоверчиво, и Джейс дёргает уголком губ: — Ну, может, не выгнали. Может, мой преподаватель сказал, что мне нечего там делать, и предложил бросить курс, пока есть возможность. Потому что, — цитирует он, — я не испытываю сложностей в решении задач этого уровня. Можно подумать, нельзя просто сидеть и решать их, если знаешь, как! Джонатан усмехается, глядя на него, и говорит — в голосе Джейсу слышится удивление: — Тебе действительно нравится всё это, да? — Ты как Клэри, — Джейс закатывает глаза. — Она считает, что любить химию просто невозможно. Конечно, мне нравится, иначе что бы я делал здесь? Джонатан явно хочет ответить, но заходит преподаватель, и голоса студентов стихают. Джейс оглядывает аудиторию — она огромная, может, на полтысячи человек, и заполнена намного больше, чем наполовину. — Какая популярная наука, — бормочет он, и видит, как Джонатан сжимает губы, пряча улыбку. Впрочем, на какое-то время Джейс даже увлекается — лектор рассказывает о причинах, по которым столица новообразованных соединённых штатов то и дело переезжала с места на место. Поэтому, когда Джонатан, наклонившись к нему, задаёт вопрос, Джейсу требуется некоторое время, чтобы понять, о чём он. — Родительская воля? Семейная традиция? — Что?.. — Джейс поворачивает голову, хлопает глазами; лектор включает какой-то ролик на экране, и зал погружается в полумрак. Глаза у Джонатана темнеют, как всегда, мгновенно, радужка прячется за расширившимися зрачками, и Джейс снова не успевает разглядеть цвет. — А, точно, — он чуть ёрзает на сидении, смущённый долгой паузой. — Нет, ничего подобного. Мой отец... родной, я имею в виду, погиб задолго до того, как я начал задумываться о профессии. А Мариз и Роберт — я думаю, даже если бы я решил уехать в Аргентину и работать там барменом, они бы только посоветовали мне, в каком районе Буэнос-Айреса открыть собственный бар. Мариз не мелочится, — Джейс усмехается. Джонатан хмурится: — В Аргентину? Джейс наклоняет голову, припоминая строки, а потом, ещё сильнее понизив голос, чтобы не привлекать чужого внимания, начинает читать: — Ты видел ты истинно видел снег звёзды шершавые руки снега Ты трогал ты подлинно трогал хлеб чашку волосы женщины которую ты любил Ты жизнь ощущал словно удар в лицо словно мгновенье паденье бегство Ты знал каждой порой кожи ты знал вот глаза твои руки твои сердце твоё необходимо от них отказаться необходимо выплакать их необходимо придумать их заново. — Это Кортасар, — поясняет он после паузы, потому что теперь Джонатан глядит на него... странно. — Мариз очень любит его. Они с Робертом даже на свадебное путешествие отправились в Париж ради него. А потом — в Буэнос-Айрес. Джонатан молчит, так долго, что Джейс думает уже, что их разговор закончен, откидывается головой на спинку кресла, лениво вслушивается в хорошо поставленный голос лектора. Кто-то позади них отвечает на вопросы, на экране высвечивается карта со смутно знакомыми границами. Если честно, Джейс предпочитает знания, с помощью которых можно спасти чью-то жизнь. — Мой отец знает их, — произносит Джонатан неожиданно. — Лайтвудов. То есть, знал. Они учились вместе, он, Лайтвуд, Вейланд. Твой отец. Они дружили, пока Джослин не ушла. Но я не видел никого из них. Только слышал от отца. Джейс не отвечает, но Джонатану, кажется, довольно и собственных слов. Когда занятие заканчивается, Джонатан встаёт и смотрит на Джейса сверху вниз, как тот потягивается, зевая, и подбирает сползшую на пол между рядами сумку. — Надеюсь, ты не собираешься сопровождать меня и дальше, — говорит он. Джейс качает головой и трёт ладонью лицо: — Я собираюсь лечь спать и проснуться за пятнадцать минут до начала моей лекции. А что у тебя дальше? — интересуется он. — Опять политика что-то там? — И экономика что-то-то там, — изгибая губы в усмешке, передразнивает его Джонатан. Джейс улыбается и поднимается наконец: — Звучит увлекательно. Я выбираю сон. — Мудрое решение, — бросает Джонатан и кивает в сторону прохода, пропуская Джейса вперёд. *** Джейс действительно возвращается в общежитие — ни на что другое сил у него просто нет — и засыпает до звонка будильника. Всё же спать днём отвратительно — голова у него весь вечер будто набита ватой, и, слава богу, нет лабораторных работ. Заниматься ночью — плохая, очень плохая идея. Джейс не ел весь день и зверски голоден, поэтому он набирает в кафе огромное количество еды на вынос и спешит к себе в комнату. Джонатан, который был там, когда он проснулся, и проводил его, натыкающегося на все углы и косяки, насмешливым взглядом, никуда не делся. Джейс вяло приветствует его, падает на кровать, ворошит пакет, вытаскивает из него кесадилью и начинает есть, стараясь не стонать от удовольствия. Знаками предлагает Джонатану присоединиться, но тот, чуть помедлив, кривится и качает головой. Джейс пожимает плечами — ну и пожалуйста. Джонатан дожидается, пока Джейс утолит голод, а потом поднимается, подходит к нему и протягивает свой телефон. Джейс глядит на него вопросительно. — Твой номер, — поясняет Джонатан. — Чтобы в следующий раз ты не проводил в бдениях всю ночь. — Я готовился к зачёту, — без особого энтузиазма возражает Джейс; записывает свой номер и возвращает телефон — вместе со своим: — Твоя очередь. Хотя сообщения на стикерах меня тоже устраивают. Джонатан косится на пробковую доску с непроницаемым выражением лица, принимает телефон, что-то быстро печатает в нём и отдаёт. Джейс тут же лезет в телефонную книгу, чтобы проверить свою догадку, и довольно улыбается — Джонатан подписал себя лаконичным J. — А Клэри? — спрашивает Джейс, и он, пожав плечами, отвечает: — У неё уже есть мой номер. Действительно, это же Клэри. Джейсу следовало догадаться. — Я начинаю ревновать, — в пространство замечает он. — Я знаю тебя дольше, чем она! Джонатан разворачивается к нему, смотрит, и Джейс понимает, что сказал глупость; он округляет глаза, закусывает губу, фыркает — если он и был бестактен, то не специально. — Ты помнишь её? — вместо извинений спрашивает он. Джонатан присаживается на свою кровать, опускает сомкнутые в замок руки на колени, смотрит куда-то в пространство, неловко дёргает одним плечом: — Я не умею рассказывать так, как ты. Немного. Я был с няней или с отцом, а Клэри всегда была с Джослин. Только когда Джослин рисовала, мы оставались с нянькой вдвоём. Играли снаружи в саду. Она была маленькой, только научилась ходить, цеплялась за меня — за волосы, за одежду, — чтобы встать. Всегда хотела убежать куда-то. Смеялась, — Джонатан замолкает. Это странно, но Джейс узнаёт Клэри в его описании. — Один раз она заплакала ночью, я проснулся и пошёл к ней в комнату. Пытался успокоить, я мог дотянуться до неё только через столбики кроватки. Потом прибежала Джослин. Схватила Клэри на руки, — он медлит, потом добавляет: — Отправила меня спать. Клэри принадлежала Джослин, — заканчивает Джонатан, словно признавая что-то, и Джейс не может не возразить: — Может, она и сейчас считает так, но Клэри с ней не согласна. Джонатан поднимает голову, смотрит на него, криво улыбаясь, решая что-то для себя, почти готовый заговорить снова, а потом передумывает, качает головой: — Это неважно. Я тоже принадлежал отцу. — Какое счастье, — не может сдержать язвительного раздражения Джейс, — что рабство в нашей стране отменили ещё в позапрошлом веке! Джонатан даже не улыбается. *** Получив в своё распоряжение личный номер Джонатана, Джейс пользуется этим на всю катушку. — Ты же понимаешь, — через пару дней очень серьёзно говорит ему Джонатан, — что я не пропадаю каждый раз, когда ты не пишешь мне сообщение? — Прости, что? — изображает искреннее недоумение Джейс. Джонатан терпеливо вздыхает: — Ты прекрасно знаешь, что у меня занятия с понедельника по четверг. Я не могу исчезнуть в это время. — Кто знает, — бормочет Джейс. — Ты ведёшь себя очень таинственно. Джонатан почти — Джейс уверен в этом — почти улыбается и оставляет всё как есть. Джейс вообще становится неплохим специалистом по Джонатану, на его собственный взгляд — не то чтобы у него было много конкурентов, конечно. Он знает, например, что тот определяет искренность человека по тому, как много личных вещей он готов рассказать о себе; знает, что Джонатан напрягается, когда Джейс обнимает Клэри или когда она сидит у него на коленях во время ленча; знает, что Джонатан то ли не любит, то ли не умеет лгать, точно так же как и рассказывать что-то о своём прошлом; Джейс может определить по выражению его лица и по тону голоса, когда он разговаривает с отцом, — и последнее, если честно, совсем ему не нравится. Октябрь переваливает за половину, и у Клэри грандиозные планы на Хэллоуин. Магнус, конечно же, пригласил их в свой клуб на вечеринку, и она хочет познакомить там Джонатана и Саймона. Джонатан не возражает, и, кажется, не проявляет никакого интереса к подготовке. Идеи Клэри по поводу костюмов... ну, они вполне в духе Клэри. Сначала она прибегает к ним в комнату и говорит, что продумала абсолютно всё. — Я буду Меридой, — выдыхает она с сияющими глазами. — А вы — тремя моими женихами. Джейс переводит взгляд с Клэри на Джонатана и начинает смеяться. После того, как Джейс убеждает Клэри, что ей не нужна маленькая армия поклонников в килтах, она соглашается рассмотреть другие варианты. Когда она уходит, Джонатан говорит прежде, чем Джейс успевает сказать хоть слово: — Я не хочу знать. Джейс разглядывает его, довольный, даже когда Джонатан садится за стол и раздражённо поводит лопатками, чувствуя его взгляд спиной. Клэри перебирает персонажей с наслаждением, которое Джейс разделяет лишь отчасти. Ариэль отбрасывается, потому что Алек отказывается стать её Эриком; принцесса Лея — потому что ей непременно хочется быть рыжей, а два Люка — это слишком даже для неё; Санса Старк — потому что ей хочется немного меньше драмы в анамнезе. В конце концов Клэри останавливается на Мэри-Джейн, а Саймон гордо забирает себе роль Питера Паркера. Она умоляет Джейса надеть костюм Капитана Америки, как в прошлом году, но Джейс и не думает соглашаться: получить тепловой удар в разгар вечеринки не входит в его планы. Клэри обиженно надувает губы: — С тобой невозможно договориться! — Со мной? — Джейс тычет пальцем в Джонатана: — Он, между прочим, пока тоже ни на что не согласился! Джонатан изгибает бровь и молчит. — Клэри, — мягко зовёт её Джейс. — Это ведь не главное. Разве того, что мы будем там вместе, не достаточно? — Достаточно, — Клэри вздыхает и улыбается. — Конечно, достаточно. Но пообещайте хотя бы, что наденете маски. Магнус создал их специально для вас. — Уже? — поражается Джейс; с другой стороны, кто может быть заинтересован в вечеринке больше, чем её главный организатор. Потом до него доходит: — Постой, Магнус? Ты знакома с Магнусом? Все, кроме меня, знакомы с парнем моего брата? Но почему?? Алек терпеть тебя не мог, когда мы были маленькими, я помню! — Мне не нужно разрешение Алека, чтобы познакомиться с Магнусом, Джейс, — тоном уставшего учителя отвечает Клэри, закатывая глаза. — Как и тебе, между прочим, — эту реплику Джейс предпочитает пропустить мимо ушей. Всё равно на Хэллоуин они, наконец, увидятся. — И Алек любит меня, не слушай Джейса, — поворачивается она к Джонатану. — Я же не собираюсь спорить, — вклинивается Джейс, но Клэри ещё не закончила: — И, кстати, Магнус просил передать тебе, что будет очень рад тебя видеть. Если ты не будешь приставать к его парню, — договаривает она, и её глаза сверкают от смеха. Джейс взвивается возмущённо: — Это просто нечестно! Несмешная шутка, Клэри Фрэй! Если бы я хотел... — Сначала ты встречался со мной, — безмятежно пожимает плечами Клэри. — А потом потерял все свои шансы. — Алек мой брат, — хмуро бормочет Джейс, и Клэри замечает, что зашла слишком далеко, касается его руки: — Я знаю. Никто ни в чём тебя не обвиняет, Джейс. Остынь. Джейс прячет глаза от вездесущего внимательного взгляда Джонатана. Он не знает, почему слова Клэри так зацепили его — он думал, что вполне готов посмеяться над их маленькой драмой. Но он не хочет, чтобы кто-то думал, что он влюблён в Алека. Он не влюблён. Ничего нет. — Я, — он поднимается, всё ещё не глядя ни на кого из них. Дурацкие Моргенштерны с их дурацкими проникающими в душу взглядами. — Мне нужно заниматься. В библиотеке. Я уверен, что у Магнуса вышли замечательные маски. Спасибо за предложение. Клэри знает его очень хорошо, поэтому не останавливает. *** Когда Джейс возвращается, Клэри в комнате нет — зато есть Джонатан. Джейс уже знает его привычку присматриваться, медлить, выжидать, но слишком устал, чтобы раздражаться по этому поводу. Он ложится на кровать, достаёт учебник по биологии и открывает его, чтобы спрятаться от взгляда Джонатана и его неизбежных вопросов. Не помогает. — Что случилось между тобой и Алеком? — произносит Джонатан, и, если честно, Джейс ожидал другого. Он поворачивается, и Джонатан упреждает его реплику: — Клэри сказала, что ты расскажешь лучше. Он так произносит имя своей сестры словно оно имеет вкус, вес, объём; словно удивляется, что может так просто говорить о ней. — Клэри любит решать за других, — ворчит Джейс, но беззлобно, ложится щекой на подставленную руку, чтобы было удобнее смотреть на Джонатана, и начинает: — Алек, ну, знаешь, долгое время он считал, что если не признавать, что ты гей, проблема как-нибудь решится сама собой. Он был отличным братом и прекрасным сыном, но лезть к нему с советами по поводу личной жизни было опасно. Что я, молчала даже Иззи, а она, чтобы ты знал, не боится никого и ничего. Может, мы не должны были молчать. Я не знаю. Потом он закончил школу, когда нам оставалось ещё два года, поступил в Гарвард, на юридический, золотая мечта Мариз, и уехал от нас в другой штат. Потом познакомился с Магнусом. Иззи как-то вычислила это по инстаграму и фейсбуку, но, конечно, не сразу. Мы ждали, когда он расскажет, но он молчал до этого лета, может быть, не хотел, чтобы мы лезли в его жизнь, — Джейс не выдерживает, отводит взгляд. — А в июне, когда вернулся, на семейном ужине рассказал всё. Признался родителям, мы-то давно всё понимали, и он, думаю, догадался. Я знал, что для него это важно, и решил, что... отведу всё на себя, или что две новости всегда лучше, чем одна, я не знаю, чем я тогда думал, — на самом деле, знает. Он смотрел тогда на Алека, напряжённого, как сжатая пружина, заранее готового к скандалу, которого так и не последовало, и решил, что пусть лучше скандал обрушится на голову Джейса, чем на его брата. Джейс усмехается: — И я встал и заявил, что, раз уж такое дело, то пора признаться, что я бисексуален. — В глазах Джонатана мелькает что-то непонятное, но Джейс боится разглядывать, боится узнать. — Иззи сначала подумала, что я так пошутил, чтобы разрядить обстановку, и добавила от себя, все термины, которые знала на тот момент — надо сказать, сейчас она знает больше. Алек оборвал её тогда плоским, каким-то деревянным голосом — он не пошутил, Иззи. И Иззи замолчала, глядя на них обоих большими глазами, и неуверенно добавила — я тоже. — Конечно, шутка не удалась, — продолжает Джейс. — Но и скандал тоже. На меня они не обратили внимания, спасибо Изабель. Мариз очень мягко спросила у Алека, уверен ли он в том, что говорит, — Джейс фыркает. Как будто Алек мог сделать что-то подобное сгоряча. — А Роберт поинтересовался, не нашёл ли себе Алек «избранника». И вот тут оказалось, что ориентация Алека устраивает их гораздо больше, чем Магнус Бейн. Джонатан ждёт, когда Джейс скажет что-то ещё, а потом спрашивает: — Но при чём тут ты? Алек поссорился с родителями, но при чём тут ты? Джейс пожимает плечами, лёжа получается криво и неудобно. Это сложно объяснить. — Я не должен был вмешиваться, — говорит он. — Это был разговор Алека, в который я влез, пусть и с добрыми намерениями. И Магнус... Мариз и Роберт были настроены против него, а я ничего не сказал, и Алек, наверное, подумал, что я согласен. Но это его жизнь, и он имеет право выбирать. Я не видел Магнуса ни разу в жизни, не говорил с ним, с чего мне быть против? — Когда Клэри сказала мне, — задумчиво говорит Джонатан, — что короткая версия произошедшего состоит в том, что вы оба идиоты, я не поверил. Зря, добавляет его красноречивый взгляд. Джейс выдёргивает из-под себя подушку и швыряет в Джонатана, тот уворачивается и ловит её, мрачно посылает обратно. — Несовершеннолетние идиоты, — добавляет он. Джейс просто очень устал, вот и всё. Он обнимает подушку и утыкается в неё лицом. — Я отомщу тебе ночью, — бормочет он, но Джонатан явно слышит, хмыкает, словно приглашая попробовать. Конечно же, всю ночь Джейс спит без задних ног. *** Когда в четверг перед праздничным уикэндом Джейс возвращается с занятий и застаёт почти забытую в последнее время картину — пустой стол и убранные на полки книги — он ни секунды не медлит, прежде чем написать Джонатану: «Если это то, о чём я думаю, то твоя сыновняя совесть проснулась очень, очень не вовремя». «Я вернусь в субботу», — отвечает Джонатан. — «Перестань паниковать каждый раз, когда я уезжаю». Джейс решает признаться: «Когда ты уехал домой в первый раз, я думал, что достал тебя настолько, что ты решил съехать». Джонатан молчит достаточно долго, чтобы Джейс начал сомневаться в уместности сказанного, а потом пишет: «Странно, что эта мысль не пришла мне в голову». «Я буду воспринимать это как комплимент», — отвечает Джейс, довольно улыбаясь. И скептически глядящий на него вопросительный знак, присланный Джонатаном, отнюдь не портит ему настроения. Конечно же, Клэри волнуется. — Он уехал так неожиданно, — говорит она, расхаживая туда и обратно мимо скамейки, которую облюбовал Джейс. — Вдруг он не сможет вернуться? Вдруг что-то произошло? — Он уехал так же, как уезжал много раз до этого, — неторопливо произносит Джейс. — Всего-то к себе домой. В Нью-Джерси. — Мама ненавидит Нью-Джерси, — словно бы про себя бормочет Клэри, а потом останавливается напротив Джейса, смотрит на него, выламывая себе пальцы: — Он сказал, что не хочет, чтобы я знакомилась с отцом. — Но Джонатану-то, надеюсь, общаться с ним можно? — уточняет Джейс, и Клэри смотрит на него, явно задетая таким спокойствием. — Клэри, если Джонатан не захочет идти на этот праздник, он скажет. Поверь мне. — Я боюсь, что он так и скажет, — едва слышно произносит Клэри, садясь рядом с Джейсом. Он легонько толкает её в плечо: — Что за глупости? Я же вижу вас обоих. Он ни за что не откажется от тебя. Клэри поднимает на него взгляд, смотрит долго, так, что Джейсу становится неловко, будто он забыл сказать что-то важное. — Да это, кажется, единственное, что ты видишь, — многозначительно произносит она, а потом выдыхает, сбрасывая с себя нервозность. — Я сказала всё Саймону. Он кричал, но потом успокоился. Сейчас он больше всего обижен на тебя — за то, что ты знал, но не сказал ему. — Саймону знакомо понятие чужой тайны? — с явным скептицизмом в голосе уточняет Джейс, но Клэри только отмахивается от него: — Я просто предупредила. Если он влепит тебе в лицо комок паутины, ты будешь знать, за что. Джейс стонет: — Я уже забыл про его костюм!