maybe we're lost

Первое, что узнаёт Джейс о Джонатане с начала их отношений — у Джонатана бессонница. Джонатан воспринимает всё это — воспринимает их — так серьёзно, что Джейс ужасно боится налажать. Джонатан, который не любит говорить о себе настолько же, насколько ненавидит необходимость лгать, выдавливает из себя, когда Джейс со смехом рассказывает, как Клэри восхищается его способностью вставать к девяти утра каждый день: — Это несложно. Я всё равно плохо сплю по ночам. — Поэтому ты уезжаешь… — осторожно спрашивает Джейс, но Джонатан отрицательно качает головой: — Это не зависит от места. Дома я, может быть, сплю ещё меньше. *** А вот что узнаёт Джейс о себе — он просто ненавидит, когда Джонатан уезжает домой. Он не знает, что там, но Джонатан даже по телефону, даже в сообщениях становится серьёзней и сдержанней, будто закрывается снова, как в первые дни их знакомства. Он возвращается ещё более уставший и подолгу молчит. Поэтому по понедельникам Джейс всегда зовёт Клэри — в её присутствии Джонатану всегда делается легче. Джейс не ревнует. *** Второе, что узнаёт Джейс о Джонатане — он умеет водить, и у него есть свой собственный автомобиль. — А почему тебя это удивляет? — говорит Джонатан, изгибая бровь. — И как я, по-твоему, каждую неделю езжу домой? Может быть, по железной дороге? — с непередаваемым презрением добавляет он. Ох, Джонатан. — Ты просто никогда не видел, — бормочет Джейс, — как вожу я. Джонатан смотрит на него с возросшим интересом, и Джейс мотает головой: — Ну нет, садись за свой руль! Джонатан усмехается и согласно кивает, крутит в пальцах ключи. За спиной у Джейса — рюкзак с едой на вынос из корейского ресторанчика. Джонатан предложил ему выехать за пределы города, и Джейс согласился — он, наверное, согласился бы, даже будь это кинотеатр под открытым небом, но Джонатан говорит, что никаких фильмов не будет. Пока они пробираются сквозь пробки, Джейс наблюдает за тем, как Джонатан ведёт автомобиль — без азарта или нетерпения, спокойно и ровно, так же, как он работает над очередным докладом или общается с преподавателем. Он не сигналит, не раздражается на траффик, не пытается кого-то подрезать. — Перестань смотреть на меня, — говорит Джонатан, не отрывая взгляда от светофора, и Джейс демонстративно вздыхает, отворачиваясь. Хватает его ненадолго. Они выезжают на шоссе — сейчас ты довезёшь меня до самого Нью-Джерси, дразнит его Джейс, и Джонатан только коротко мотает головой, — потом съезжают с основной дороги, забираются на холм. Джонатан глушит мотор и выжидающе смотрит на Джейса: — Вылезай. Он слушается, обходит машину кругом, осматривая место — холм как холм. Джонатан терпеливо ждёт его у капота: — А теперь забирайся. Металл очень тёплый, и это скрашивает холодные ноябрьские сумерки. Джейс залезает на капот, устраивается поудобнее и тут же понимает, почему Джонатан выбрал это место — отсюда виден закат, малиново-морозный и ясный, и огни трассы, и там, севернее — сияющая громада Нью-Йорка. — Когда мне совсем не хочется ехать, — негромко говорит Джонатан, — я останавливаюсь здесь, выбираюсь наружу и читаю, или доделываю практикум, или пишу эссе. Дожидаюсь, пока сядет солнце. И только потом возвращаюсь к отцу. Джейс сцепляет зубы, чтобы не спросить, какого чёрта Джонатан упорно продолжает делать то, что ему делать не хочется, и вместо этого, качнувшись, прислоняется плечом к плечу Джонатана. Тот сначала замирает, а потом обнимает его. Они сидят так, пока небо не темнеет окончательно, и ещё немного; они целуются, пока обветренные на холоде губы не трескаются и не начинают кровить — как будто им обоим по четырнадцать, — и Джейс старательно держит руки при себе. Про еду из рюкзака они забывают напрочь. *** Третье, что узнаёт Джейс о Джонатане — он католик. — Мой отец — католик, — поправляет его Джонатан. — У меня не было особого выбора. А вот отец действительно верит. Поэтому Джейс не спрашивает, рассказал ли Джонатан о них отцу, и будут ли они когда-нибудь знакомиться. Ещё раз. — Но ты, — пробует Джейс. — Тебя не смутил ни мой рассказ об Алеке. Ни моя бисексуальность. И ты не воспринимаешь, кажется, — Джейс неопределённым жестом указывает на них обоих, — нас как грех. Джонатан усмехается: — Я же сказал, у меня не было выбора. В последние два года перед университетом отец даже отправил меня в католическую школу. У нас есть своя часовня, — он хмурится, когда рассказывает о ней. — Недалеко от дома. Родители назвали меня в честь своих отцов — Джонатан Кристофер — но отец… Я родился в январе, — говорит Джонатан. — Двадцатого. Это день памяти Святого Себастьяна, и отец, — он отворачивается, собирает покрывало в кулак, потом, спохватившись, начинает разглаживать его, — называет меня… моим католическим именем. Иногда. Понимаешь? После… после того, как Джослин ушла. Нет, Джейс не понимает. Он, если честно, ни черта не понимает, почему кого-то может не устраивать имя, которым назвал собственного сына. — Джонатан, — зовёт он, но Джонатан продолжает — Джейс впервые слышит в его голосе сомнение, намёк на беззащитность: — Это как будто другой я. Идеальный. — Ты, — Джейс разворачивает Джонатана к себе, — идеальный. Джонатан Кристофер. Джей. Без всяких там католических святых. Джонатан опять смотрит на стикер со своей подписью — и чёрта с два теперь Джейс этот стикер когда-нибудь снимет. *** Четвёртое, что узнаёт Джейс о Джонатане — все праздники он проводит с отцом. — А Хэллоуин? — спрашивает он, чтобы оттянуть время перед неприятным, и Джонатан ведётся, вскидывает брови: — Хэллоуин — это пережиток язычества. — Что ж, — фыркает Джейс. — Меня устраивает. Джонатан согласно опускает ресницы, но разговор на этом, к сожалению, закончить нельзя. — Ты мог бы, — просит его Джейс. — Всего один раз. Алек приедет из Гарварда. Клэри придёт позже, отпросится у Джослин. У нас каникулы со среды по воскресенье! — Со среды по воскресенье, — повторяет Джонатан. — В любой день, кроме четверга. Джейс подавляет вздох. Он знает, что День Благодарения нужно проводить с семьёй, но что если эта семья делает тебя несчастным? — Ты правда согласен познакомиться с Робертом и Мариз? — переспрашивает он. Джонатан сцепляет пальцы в замок — как будто те уже стоят на пороге — и кивает. — Если хочешь, Алек пригласит Магнуса. Для компании. Он им уже заочно нравится гораздо меньше, чем ты, — предлагает Джейс, и Джонатан качает головой: — А Изабель — своего нового друга? Джейс пытается представить подобное — столько чужаков у них в доме не было уже очень давно. — Зато Мариз очень вкусно готовит, — добавляет он. — Джейс, — произносит Джонатан, и Джейс уже знает, каким будет ответ. — Я ценю твоё приглашение. И твою готовность представить меня родным. Но я не могу. — Я буду доставать тебя сообщениями весь вечер и всю ночь, — обещает Джейс.