Драбблы на неделю Реймоба

Жёлтые тюльпаны означают любовь, но не глубокую. Они означают, что чувство только зарождается в человеке, находится в стадии влюблённости. Рейген откашливает три таких лепестка и тихо матерится, потому что внутри всё содрогается от недавних судорог. Они покрыты сгустками крови, смешанной со слюной и вчерашним обедом. Не самая романтичная картина, на самом деле. Болезнь, которая появляется просто от человеческих чувств. Экзотичная, не имеющая абсолютно никакого лечения и убивающая за пару каких-то жалких месяцев. Рейген борется с этим уже три недели, и создаётся ощущение, что он не протянет и одного месяца. И вроде смысл тянуть с признанием, ведь он и так не жилец, но зачем рушить жизнь шестнадцатилетнему подростку? Да, Аратака влюбился в своего верного ученика. Он и сам не помнит, как так получилось, что большая часть мыслей переполнена Мобом, да и какая сейчас разница? Через пару дней он умрёт и вряд ли кто-то будет его оплакивать. Моб возможно постоит у могилы, но потом всё равно забудет. Такие, как он, быстро забываются. Опять приступ кашля, от которого дерёт всё горло. Желудок пуст и содрогается в новых спазмах, выплёвывая желудочный сок. Аратака хочет разрыдаться, купить десять банок пива и забыть об окружении хотя бы на время. Дурацкие врачи всё стараются получить разрешение на очередное обследование, но в этом больше нет смысла. Ещё где-то на середине Рейген понял, что вся эта ситуация безнадёжна. Он звонит Мобу с просьбой заменить его на работе, потому что лепестки всё чаще просятся наружу, а допустить, чтобы он знал о его проблеме, Аратака не мог. Моб спрашивает, всё ли в порядке, но Рейген быстро сбрасывает трубку, и пять лепестков смешиваются с единой массой в тазике. Эта болезнь совсем не романтична и прекрасна, как показывают по телевизору. Человеку реально херово, но ничего с этим сделать нельзя. Только если закинуться обезболивающим, но затишье длится совсем недолго. Рейген слышит звонок в дверь, но не хочет открывать. Опять реклама или что-то в этом роде. Аратака прикрывает глаза, откидываясь на стену, и тяжело вздыхает. Безумно хочется курить, но при этом так быстро расставаться с жизнью Аратака тоже не готов. Слышится звук открывшейся двери, и Рейгена бросает в холод. Только один человек имел дополнительную пару ключей, на всякий случай. — Учитель? И Аратака резко пытается встать и унести с собой тазик. Этот голос он не перепутает ни с кем. Особенно, когда за последние пару дней привязался к своей ужасно крепкой влюблённости, которая теперь больше походит на любовь. — Учитель, с вами всё в порядке? — у Рейгена кружится голова и он не может ходить. Моб всё ближе. Страх встал комком в горле и уже непонятно, от чего его начало трясти. Моб заходит в комнату, и по его лицу нельзя сказать что-то однозначное. Это смесь тревоги и страха, которую насильно пытаются скрыть. Аратака сгибается пополам, когда новый приступ кашля даёт о себе знать. В уголках глаз образуются слёзы, глаза болят, а горло нещадно дерёт. Моб быстро двигает тазик и слабо, практически неощутимо касается спины Рейгена. В тазик падает шесть красных лепестков, и Рейген теперь ничего не понимает. Красные тюльпаны — символ страстной любви. Моб в ужасе расширяет глаза и смотрит на учителя, пока тот тоже старается понять, что случилось. Он хмурится, смешно морщит нос, и Рейген готов смотреть на это лицо вечность. Моб смотрит прямо в глаза, а Аратака в ответ слабо улыбается. А, впрочем, какая разница, почему лепестки поменяли свой цвет. Всё равно ему осталось не долго. — Почему же вы не скажете? — голос Моба резко охрип, словно он не говорил несколько дней подряд. Рейген неопределённо пожал плечами, облокотившись обратно на стену, только теперь в стоячем положении. — А разве в этом есть смысл? — Но если она взаимна… — Я уверен, что влюблён безответно. Зачем перекладывать вину за мою смерть на чужие руки? — Рейген прерывисто вздохнул, чувствуя, как усиливается тошнота в желудке. — Вы ведь не можете знать наверняка. — Я жил намного дольше тебя, поэтому могу различать такие вещи. — Но… — Моб был уже на грани. Рейген видел, как он старательно жмурит глаза, прогоняя слёзы. Его руки были потные и холодные, он явно был потрясён и растерян. Аратака сжал кулаки, ненавидя себя ещё больше. — Но, Моб… — Аратака опять хрипло выдохнул, собираясь с мыслями. — Не забывай о нашем уговоре. — Учитель, не надо, — Моб смял рубашку на груди Аратаки, всхлипывая. — Без вас я пропаду. — Тише, Моб, — Рейген улыбнулся из последних сил, — смерть всё равно забывается. Тебе нужно будет это пережить и двигаться дальше… Рейген закашлял, но в этот раз удалось сдержать новый выброс лепестков. — Нет, никогда, — Моб отчаянно хватался за ткань рубашки, всё ближе прижимаясь к Рейгену, пока тот в мыслях хотел убить себя за то, что дал своему ученику ключи. — Ведь я… Ещё один всхлип, и мелкие вещи начали подниматься на воздух. — Я… Аратака с ужасом отметил, что скоро и тазик рискует подняться в воздух. — Я люблю вас, учитель, поэтому, прошу, — руки Моба затряслись, и всё рисковало выйти из-под контроля. Рейген уже ничего не понимал, словно в ушах заложило. Живот болел, горло драло, но… Почему стало так легко? Неужели… Он излечился? — Я тоже люблю тебя, Моб.