Вендетта

      Узнавать о появлении нового члена семьи — неожиданно и не всегда желанно. Особенно, если их двое, и они намного младше тебя. Четырнадцатилетняя я никогда не была рада появлению Изабель в нашем доме.       Когда отец привёл семилетнюю девочку и объявил нам с братом, что она наша сестра, я опешила. Матери было всё равно, она никогда не лезла в дела отца, но, надо же, мой братец проявил к девочке интерес!       Ребёнком, чёрт, бушующим подростком, нуждающимся во внимании родителей, которым меня обделяли, я не хотела свыкаться с появлением этой девчонки.       Увидев её в первый раз, я никогда не забуду эти пустые уставшие глаза и запачканные в крови волосы. Она посмотрела на меня, из-за её взгляда подступила тошнота. Будучи особой впечатлительной и брезгливой, я с отвращением фыркнула и заявила отцу, что не принимаю эту малявку к нам в семью. Девочка насупилась, а вот отец… я никогда не видела его настолько рассерженным. Будто поменялся местами с Сатаной. Нежный Люцифер оберегал своё дитя от злых Божиих позывов, сохраняя щепетильность к родным отрокам своим.       Нет, я никогда не была религиозной. Родители «воспитывали» нас, давая выбор для всего. Мне было четырнадцать — гормоны, первая влюбленность и появление незваных детей. И почему-то Себастьяну не было всё равно! Он так стойко защищал это отродье и защищает её до сих пор. Чего уже говорить о том случае двухгодичной давности?!       Да, это была я тогда. Я подставила Изабель и выставила на смех, позволяя этим глупым школьникам унижать её. Она тогда не знала, что я тоже была в том клубе на вечеринке нашего общего знакомого. И каково же было её удивление! Как она страдала, а я упивалась этим незыблемым чувством удовлетворения! Впервые я отыгралась за все эти года! Но нет. Себастьян вышел на меня, сдал отцу, и я получила за свою выходку, которая, как я позже узнала, довела девчонку до нервного срыва, из-за чего та покинула страну. И через два года она возвращается.       Отец был зол как никогда. Младшие — Джейс, с которым у нас были неоднозначные отношения на грани инцеста (?), и Изабель — всегда были его любимчиками. Не знаю, как именно он их нашёл, чем именно привлекли его эти дети, но они стали даже большей частью его жизни, чем мы с Себастьяном. Чего уже говорить о Джослин, с которой он живёт словно вдовец при ещё живой жене? Неоспоримым фактом было то, что я достаточно умная девушка, а повела себя непотребно, из-за чего упала в его глазах. Даже Себастьян, всеми силами отделяющий меня от этой девки, так не метал.       А теперь она вернулась! Столь неожиданно и в самый неподходящий момент, когда отец решил всё изменить, она решает возвратиться из Европы и стать частью его бизнеса. Только дурак не поймёт последнего.       Она изменилась. Стала ещё выше, сутулей, и её предпочтения в одежде изменились. И когда я успела это заметить? Неважно. Она стала грубой и отстранённой. Говорит с легким акцентом, слишком быстро и неразборчиво, много ругается и носит с собой пушку. Будто одним взглядом не может устрашить?       Почему я об этом думаю?! Я бью рукой по кафелю, оставляя кровавые разводы. Боль стреляет в руке, дотошно говоря о моей собственной оплошности. Закусываю губу и скулю, опираюсь на холодный кафель — контраст горячему душу. Все мои мысли концентрируются на ней, на моём желании: я не понимаю, что в ней такого, что будоражит давно забытую к ней ненависть? От одного её вида я готова наброситься на неё.       Вроде бы старые обиды прошли: я осознала глупость тогдашних поступков. Поначалу можно было аргументировать это простой ревностью старшего ребенка к родителю, но после… что-то в Изабель, несомненно, привлекало меня, заставляя измываться над ней, хотя, по сути, она ничего не сделала. Но она стала совсем другим человеком.       И вот сейчас она в соседней комнате с Джейсом, пока я тут, в душе, наедине со своими сумбурными чувствами, которые медленно перетекают из грудной клетки в низ живота, выворачивая моё «я» наизнанку. Не здесь, только не здесь, когда я за шумом воды слышу хриплый и монотонный голос Изабель. Не могу толком понять, о чём они говорят, пока моя рука спускается к клитору и надавливает на него. Экстаз. Едва ли не кричу от удовольствия от дрянной мастурбации из-за какой-то шлюхи. Ан, нет, нет, шлюха здесь я. Ведь Изабель обходится лишь шутками и кривыми ухмылками. Это я стою под душем и трахаю себя пальцами, слушая разговор моих приёмных брата и сестры.       Рука сильно болит, ноги подкашиваются, и я медленно сползаю вниз, понимая, что нужно немедленно выходить.       Выгнав их из номера, стараясь не светить рукой, я быстро собираюсь и привожу себя в порядок настолько, насколько это возможно с вывихом и дрожью в руках. От одного присутствия Изабель меня бросает в жар.       Выхожу в коридор и вижу прислонившуюся к стене Изабель. Она устало вздыхает и отталкивается от неё, выходя из тени и демонстрируя синяки под глазами, сухие губы и тёмный взгляд. К нам подходит Джейс.       — Ты готова? — он сально обводит глазами моё тело.       — Да, — не люблю его этот высокомерный взгляд. То, что мы с ним иногда спим, уже в прошлом, а он всё никак не понизит свой гонор.       — Я пошла, — прерывает нашу перепалку глазами. Её голос хрипит, она невольно обнажает зубы в кривой улыбке. Наверное, новая привычка. Бледная кожа выглядит болезненно — переутомление на лицо. — До встречи.       И Изабель оставляет нас.       Это было непривычно. Наверное, вот так вот запросто своим появлением ей удалось разрушить границу двух лет, которые разделяли нас с ней. Теперь мрачная незнакомка, а раньше — подросток, подвергающийся нападкам своих родственников. Эфемерное присутствие Изабель ещё витает в воздухе, накаляя мои нервы до предела. Она ни разу не коснулась меня, а всё равно эффект почти что на лицо — я не могу и шагу ступить!       Джейс проводит меня до своего Мерседеса, отчаянно пытаясь положить свою грубую ладонь на мою пятую точку, считая, что именно там она должна находиться, и вообще — это её законное место. За что он и получает пощечину. Джейс ухмыляется, а у меня перед глазами до сих пор стоит улыбка Изабель, прижимающая Саймона к стенке, хищно оскалившись и весело говоря о том, что сделает с ним. И у меня до сих пор не выходит из головы, что мы вмести спали в одном номере. Да, странно, ведь ничего между нами не было. Но я не отказалась от того, чтобы пройтись взглядом по её стройному, натренированному телу, закусив губу, представляя, что она творит в постели. Нимфоманка чёртова.       В машине я вновь возвращаюсь к реальности, когда Джейс спрашивает, куда меня везти.       — В апартаменты, — замечаю, что брат не сводит своего взгляда с меня. — Чего смотришь? За дорогой следи.       — Как тебе наша сестренка, а? Разве не секс-бомба?       Поражаюсь тому, что Джейс постоянно думает о сексе, хотя и сама недалеко ушла от него.       — Если ты считаешь, что сможешь трахнуть её — обломись, — чеканю эти слова жёстко, в тайне надеясь, что младшая сестра не изменила своим старым предпочтениям.       — Я этого и не говорил, — Джейс медлит и удивленно вскидывает брови. — Мы с ней уж точно не хотим друг друга — как-то поняли и всё. У неё, кстати, есть девушка.       Девушка? Я не ослышалась? У неё есть девушка? Неужели, всё-таки, Изабель не боится этого? И почему меня вообще это заботит? Но я не могу отрицать того, что все мои мысли сейчас только о ней, что представляет меня для самой себя в проигрышном свете. Неужели прошлое не осталось в прошлом, и теперь сыграет главным фактором в моём настоящем? А ведь в действительности, больше мне так просто сотворить что-то не удастся. Я не знаю теперешнюю настоящую Изабель, но внутри у меня всё голосит, что она опасна для меня больше, чем я для неё. И всё это приводит меня в заблуждение и оставляет тяжёлый след в мыслях.       — И зачем ты мне об этом говоришь?       — Сам не знаю. Наверное, чтобы ты догнала её в гонке за милостью отца. Изабель вернулась не просто так. Она могла остаться в Италии — я просто уверен в этом, хотя не знаю наверняка. Но зачем-то она приехала сюда и теперь будет устанавливать свои правила.       — Мало верится. Себастьян приструнит её.       — Вообще-то, если ты не помнишь, мы все, кроме тебя, поддерживали хоть какую-то связь с ней. Даже мать. Поэтому мне виднее, Себастьян будет доброжелателен к ней в присущей ему манере.       — Ты намекаешь на то, что теперь она займёт место рядом с отцом?       — Я просто говорю, что её появление изменит многое, просто мы этого пока что не понимаем.       — С каких пор ты ударился в философию?       — С тех пор, как переспал с женщиной, которая познала Дзен.       — Это мерзко, парень.       Я не дала Джейсу возможности провести меня к зданию. Резко выскочив из машины, я пулей залетаю внутрь, в теплый холл, где играет приятный джаз. Здороваюсь с консьержем и иду к лифту, понимая, что мне срочно нужно выпить и просмотреть почту. Ведь я должна была получить письмо с лицензией на работу юристом, а точнее — адвокатом.       Дома я не смогла прийти в себя. Я прокручивала в голове все свои разговоры с родственниками, но ни разу ни один из них не упомянул о возвращении Изабель. Но почему? Наверняка они ожидали от меня истерику. К чёрту! Вчера она увидела меня не в лучшем свете, но это же не значит, что она теперь будет насмехаться надо мной и напоминать всякий раз, как мы встретимся. Все эти разговоры за моей спиной об её успехах всегда были скупы и однообразны. Им только казалось, что мне было неинтересно и вовсе плевать на жизнь сестры заграницей. Напротив, несмотря на наказание отца, я ещё больше была заинтересована, сломалась она или нет. Видимо, всё пошло по совсем иной дороге, чем я могла предположить. Но было бы мне приятно, узнай, что она душевно страдает? Я не могу стопроцентно сказать нет, но и отрицать первые месяцы моей лютой ненависти к её персоне, которая теперь жила в тысячах миль от меня, я не могла.       Как же она изменилась. Я всё не могу перестать это повторять. Какие-то два года, и передо мной взрослая самостоятельная и уверенная в себе девушка. Её вид настораживает, пугает и немного расстраивает меня. Мне кажется, что её внутренний мир стал куда мрачней, благодаря мне. И почему меня это заботит? Неужели есть что-то помимо чувства ответственности, которое преследовало меня всё это время, и оно пробудилось, как только я увидела эту девушку на пороге номера, снятого Саймоном?       И отдохнуть я не смогла. Как только я присела и включила телевизор, я вспомнила о том злополучном вечере и осеклась, так как поняла, почему именно так я поступила.       Жарко. Душно и противно. Столько детей богатеньких папаш, тусующихся друг с другом, чтобы потом залезть кому-то в трусы и оттрахать до смерти или наоборот. В затемнённых помещениях было куда приятней сидеть, если бы не стоны, доносящиеся из комнат. Стены были тонкими и красными. Вульгарщина. И среди всего этого сброда, рек алкоголя и гор кровавых денег сидела она.       Красивая, не такая как остальные. Горячая, но в то же время касалась своими ледяными пальцами открытых боков своей партнерши по танцу. Она ввела её в транс, заставляя повторять за собой незатейливые и чертовски сексуальные движения. И, черт возьми, я готова была отпихнуть ту шалаву и встать на её место, покорно прогибаясь под руками Изабель, которая вырисовывала бы на моём теле известные лишь ей узоры. Я горела изнутри, будто сама плавилась от её прикосновений и утопала в сладком экстазе прелюдии, которая заводила каждого из присутствующих, несмотря на их состояние.       И мне стало обидно. До чёртиков обидно, что Изабель не смотрела на меня как на эту девушку. Она никогда не кидала на меня таких страстных и любящих взглядов, предпочитая избегать общения со мной. И мне было плевать, что в этом была я виновата по большей части… но всё же в этом была доля вины Изабель. Она не шла на общение, была оторвой и не хотела прогибаться под правила семьи Моргенштернов. И тогда я подумала: «Что за несправедливость!». Почему именно я должна была нести на себе бремя своей семьи? Почему я не могла восхищаться красотой этой девушки и тайком надеяться на взаимность с её стороны, шансы на которую были ничтожно малы? Будто нас с самого начала поставили на две параллельные полосы, не давая возможности пересечься и стать чем-то большим, чем две приёмные сестры, которые не могли терпеть друг друга.       И тогда я совершила эту гнусную ошибку, которая разлучила нас с ней на целых два года. Я просто не выдержала этого поцелуя. Мне так хотелось ощутить эти губы на вкус, угадать: вишня или клубника? И что же встало между нами? Я тайком сфотографировала их обеих, фокусируя внимание на Изабель, и на следующий день я распространила эти фотографии в сети. Это был конец. Я чувствовала облегчение, но в тоже время мне было мерзко, я хотела разрыдаться от бессилия.       Банально, да? Я сейчас тоже так думаю, оглядываясь назад, возвращаясь в тот вечер и отчего-то с сожалением вспоминая об этом. Но разве правильно сожалеть о содеянном? Нет, я сожалею о том, что не остановила себя и не дала себе возможность сблизиться с сестрой, отдалила её настолько, насколько это вообще было возможно.       Этим вечером отец собирает нас на ужин. Обещал, что будут все, а это значит, что и Изабель будет с нами. Это и есть моя возможность заново познакомиться с этой девушкой.       Мать и отец заняли дальний столик ресторана, принадлежащего близкому другу Валентина. Одетые с иголочки, ровная осанка, прямые и снисходительные взгляды — чем не члены светского общества? Поприветствовав родителей, я сразу окунулась в воду лжи и притворства. Я выросла в ней. Наверное, это и есть плата детей родителям за то, что они дали им все. Кроме своей любви, конечно же.       Себастьян, как всегда, был сама непревзойдённость. Он был так похож на отца. Та же бледность, присущая всем из нашей семьи, ну, кроме, разве что, Джейса. Смуглый, но златокудрый Апполон. А вот Себастьян… он скорее походил на Люцифера даже больше, чем отец. Но наши с ним зелёные глаза… У меня они были более яркие, даже ядовитые, а у Себастьяна — приглушенные, с чертями на дне, плескающимися в собственном яде. Но почему-то он любит Изабель. Её, не меня. Конечно же, как сестру, но всё же… Он опекает её, во всяком случае, опекал, пока она жила с нами в Нью-Йорке.       Они не опаздывают, просто в отличие от нас приходят вовремя. Изабель почти в том же виде, что и сегодня утром. Тот же фасон, та же манера, но всё параднее и изысканнее. Они вместе странно смотрятся. Оба в брючных костюмах, но до жути разные: они всегда были противоположны друг другу. Джейс слишком сильно любит внимание. Он тщеславен до жути, этакий неразлучный с солнцем нарцисс. Изабель же предпочитала молчаливость и свою природную харизму. Ей не требовалось никаких усилий, чтобы на неё обратили внимание. Люди сами это делали, ведомые чем-то большим, чем зависть, благоговение и открытый интерес.       Садятся по бокам от меня с Себастьяном. Изабель рядом с братом, Джейс — со мной. Его рука хочет нагло забраться на мою коленку, но я пресекаю эту, как и все последующие попытки на корню. Не здесь, когда Изабель вернулась к нам. Не здесь, когда появилась призрачная возможность начать всё с начала.       — Официант! — акцент, снова, будто специально. Мужчина подходит к нашему столику, улыбаясь. — Одно Lupicaia две тысячи восьмого года.       — Что-то ещё?       — Нет, пока на этом всё, — официант удаляется от нашего столика.       В этот момент Изабель так величественно и притягательно выглядит. Мне кажется, что я всё это время смотрю ей в рот и никуда больше. Джейс рядом со мной ухмыляется, а отец в присущей себе манере говорит на французском:       — Est-ton choix très rapide? (Твой выбор не поспешен?)       — Non, papa, je suis sûr que tu vas aimer ce vin. (Нет, пап, я уверена, что тебе понравиться это вино.)       И в этот момент мне кажется, что она смотрит на меня и только на меня, забывая о том, что мы все за одним столом, рядом с нашей семьей. Я надеюсь на это.