Вендетта

      — Сукин сын! Еблан! Сволочь! Блядь.       Ярость. Вот чем руководствуется Изабель, расстреливая мишень впереди. Ее крик сливается с шумом выстрелов по всему полигону. Это обезоруживает человека рядом, человека, который может помочь Изабель найти Американца помимо чертовой бляди Бейна.       — А ты головой думаешь, когда просишь меня о таком? — А Изабель и не думает, просто стреляет и злится.       В конце-концов она завершает видео-звонок и переводит дух, только потому что обойма опустела. Изабель облокачивается на стенку рядом, снимает наушники и прикусывает большой палец — старая привычка, когда она волнуется. Редко, но Изабель иногда кусает кисть, когда усиленно думает, чтобы физическая боль отрезвляет и направляет ее нужным курсом к разгадке.       Единственный человек во всех штатах, кто мог ей подсобить, отказал в помощи, как только она произнесла: «Американец». Моргенштерн не была в праве обвинять его в этом. Она хотела использовать так и не полученные сведения как подстраховку, потому что встреча с Магнусом Бейном вечером того дня не предвещала ничего хорошего. Хотя, по слухам, Волшебник редко приглашал кого-то к себе, такое расположение предполагало заинтересованность самого Бейна, а то, что встреча будет происходит на его территории говорило о том, что Магнус не стал бы рисковать попросту. Фамилия Моргенштерн считалась весомым поводом для приглашения.       Моргенштерн вскоре надоело отстреливать мишени — ярость быстро отпустила ее, и она покинула полигон, мысленно делая пометки на тот день: кремировать тело Фредериго и позвонить Клариссе, чтобы убедиться в том, что будет хранить молчание о прошедшей тогда ночи.       Изабель корила себя за то, что поддалась соблазну и трахнула свою старшую сестру. Прикурив, она откинулась на спинку арендованного мерседеса и включила радио. Ей нужно было собраться с мыслями. Но сумбур не хотел выстраиваться в ровный, разграниченный ряд сведений и событий. Никотин обжигал губы, пепельница заполнялась прахом мыслей, и она поменяла передачу, чтобы выехать с парковки и направиться к складу в Бронксе, где хранилось тело Фредериго. …       Помещение на старой заброшенной текстильной фабрике, перестроенной под хранилища, Изабель выпросила, хотя это громко сказано, у своего старого знакомого, приторговывавшего метамфитамином и химическими веществами различного применения. Валентин о нем не знал, тот жил в Лондоне и предпочитал не афишировать о своих активах в США. Сделал он это одолжение скрипя зубами. Но несколько дней он мог потерпеть присутствие Моргенштерн на своей «чистой» территории. Да и запамятовал он ей кое-что еще тогда, когда они оба жили в Риме.       Связи были определенно самой полезной вещью в криминальном мире.       Она припарковалась в самом конце парковки, взяла ключи и прошла внутрь здания. Пристройки складских гаражей шеренгой выстроились перед ней словно путь в самое пекло, а черно-белая плитка под ногами напоминала детские классики в которые она когда-то играла вместе с братом. Изабель не помнит тех дней, почти. Ей трудно вспомнить своего брата, будто это был не он, а кто-то другой. Она отчаянно пыталась хотя бы на ощупь вспомнить тот стук детских сандалий об асфальт, но все, что ей удавалось выскоблить из памяти — детский визг и смех незнакомой женщины.       И цифры… 3-49-50. 3-49-50. Повторялись, повторялись и повторялись — вертелись в голове как назойливые мухи знойным летом.       Моргенштерн не заметила как пришла к нужному гаражу и открыла его. Никого вокруг не было. Мало кто находился внутри самого склада, зато снаружи он охранялся вооруженными до зубов парнями из Бронкса и Нью-Джерси, готовыми перегрызть глотки всякому, кто сунет нос в чужой котлован и заживо в нем же сварить их. Таких собак Изабель любила, хоть и старалась не держать подле себя.       Кремация прошла довольно быстро. Два с половиной часа — и Изабель была свободна от этого дела. Прах она положила в специальный кейс. Отправив сообщение об освобождении гаража и чистке, Изабель без волнений покинула склад, зная, что услуги друга включали и полное сокрытие улик, хотя Изабель все равно старалась оставить по-минимуму следов, сводя их количество к нулю.       Уже в машине она спокойно выдохнула и набрала номер Клариссы, выезжая с территории склада. Было почти три часа дня и ей стоило подготовиться к встрече с Магнусом: привести в порядок свои космы, одеть костюм поприличнее и начистить оскфорды до блеска.       «Пип», «пип», «пип» — гудок размеренно раздается в салоне, пока Изабель прощается с охранником парковки. Кларисса не отвечает на этот звонок, и на три следующих. Моргенштерн злится из-за этого. Она хотела предупредить сестру лично о том, что может вскоре уехать из Нью-Йорка, а через Джейса рассказывать об этом не хотелось, потому что тот мог все передать отцу или еще хуже — Себастьяну.       Изабель не была дурочкой. Еще тогда, когда она училась в старшей школе, когда случился громкий скандал, она познакомилась с настоящим Себастьяном Моргенштерном — жестоким, принципиальным, себе на уме и бесстрастным юношей, который собирался стать преемником Валентина. Себастьян был куда опасней отца. Его аура непоколебимости граничила с контролируемым садизмом. Насилие Себастьян любил, но марать руки — нет. Проще было сломить дух человека, поверить, что все кончено или другого выхода кроме как подчинение у него не остается. И среди всего прочего, еще неполного списка, Изабель видит как они похожи. Будто бы действительно родные брат и сестра, и, что иронично, учитывая, что два с половиной года назад именно Себастьян спас ее шкуру, Изабель предпочитала не видеть этой схожести — она не принимает это. Упертое отрицание ни к чему ее еще ни разу не привело, как и то кем она стала. Изабель не может отмахнуться рукой от собственных демонов. Но она не боится, напротив, она их уже давно приняла и использует когда ей заблагорассудится.       Дома Клариссы тоже не было. Изабель поддалась соблазну — и получила лишь наспех скомканное постельное белье и отсутствие самой девушки. Изабель уже прикидывала, куда могла в первую очередь отправиться сестра, как защелка двери открылась. Не издавая звука, заглянув в коридор, Изабель увидела снимающую верхнюю одежду Клариссу с двумя бумажными пакетами. Пахло выпечкой и горячей домашней едой.       Это дурманило и подкупало. Слишком непривычно и в тоже время навязывающая кроткие воспоминания. Которых не должно было быть. Неиссякаемая материнская строгость, отцовская любовь и его теплые руки,. Но они были чужими. Странным, непроизвольно напоминающими давно позабытое чувство беззаботности, то чего она была лишена. Что-то не сходилось, стресс сделал свое дело, и Изабель непроизвольно разозлилась, чувствуя тупую ноющую боль в висках. Что-то внутри нее прокричало, заставляя ее саму повысить голос на сестру.       — Что это ты принесла? — От Изабель веяло недовольством и раздражением. Она облокотилась на стену и просканировала взглядом озадаченную Клариссу. Брюнетка была не менее удивлена, что после всего случившегося у нее были силы подняться с кровати, так еще и вернуться к ней домой. — Не стоило тебе выходить. — Мягче не стала, наоборот, ее голос прозвучал грубее и пренибрежительнее.       — Изабель, я…       — Мне нужно первой высказаться. Я не хочу, чтобы между нами возникали неловкости, то, что произошло в этой квартире и между нами останется в прошлой ночи, но не отразится на завтрашнем утре. Я попрошу тебя умолчать о случившемся инциденте, руководствуясь лишь хрупкой возможностью, что ты внемлешь моей просьбе. Просто знай, что Фредериго заслужил это как никто другой. И я не хочу… Чтобы с тобой случилось тоже самое.       Клэри думала об этом. Всю ночь. Думала о криках, ругательствах звуках погрома и о тихом выстреле, о том, как Изабель вернулась в спальню, почти что изнасиловала ее во второй раз, а потом пошла заметать следы происшествия, не сомкнув глаз за ночь. Но не стоило недооценивать ее. Она знала на что шла, хотя не до конца была уверена в Изабель и ее мотивах, которых, само собой, она не знала. Кларисса — Моргенштерн не смотря ни на что. Это уже гарантировало, что у нее с головой не все в порядке, как и у ее родственников.       — Не беспокойся не в моих интересах твои дела в Нью-Йорке.       — Хорошо. Тебе стоит больше времени проводить с нашими братьями и отцом. В городе небезопасно.       Кларисса не знала о ком шла речь, но Изабель была серьезна. Она привезла с собой из Рима нечто хуже чем их отец, что-то более значимое и опасное для них всех. Чего никто не мог избежать.       Смерть.       — Что сделал Фредериго?       Изабель не стала врать.       — Предал меня. Езжай к Джейсу, скажи, что ты останешься у него у него на ночь, а если он всю ночь напролет будет гулять — прицепись к нему.       — Зачем?       — Сегодня будет неспокойно. Предчувствие.       — Тогда стоит позавтракать?       Хмурое лицо Изабель отобразило облегчение.       — Я не откажусь. …       Изабель стояла среди прохожих — смотрела издалека на Джейса и Клариссу. Она следила за ними от начала разговора вплоть до того как они сели в его автомобиль и скрылись в потоке машин. Моргенштерн прикрыла глаза и пошла своей дорогой.       Утренняя грубость сменилась легким беспокойством за сестру. В конце-концов, те чуждые воспоминания перестали беспокоить ее достаточно быстро, чтобы справить трапезу с Клариссой в бодром настрое. Изабель настояла на кое-что другое, обличая свое сожаление за содеянное. Она осмотрела Клариссу. Голую, под перчатками, как заправский хирург, разглядывая ее без всяких на то эмоций. Какой же разной она могла быть. Бесстрастие — семейная черта, Моргенштерны не принимают ничего близко к сердцу, но Изабель в ту ночь была зверем — диким, необузданным. Она никогда не была насильницей, но влияние Клариссы… Сестра даже не могла себе представить, что могла вить из нее любые пряжи — стоит ей только захотеть, и Изабель прекратит поиски американца и останется с ней в Нью-Йорке.       Единственное, что ей досталось от семьи Лайтвудов.       Верная и убийственная влюбленность.       Да, Изабель помнит о них: отец, мать, братья. Валентин никогда не скрывал этого, наоборот, просил ее гордиться тем, что она член двух благородных домов. Один из которых он успел благополучно истребить. Изабель никогда не причисляла себя к Лайтвудам, возможно, Валентин из-за этого любил ее еще больше своих родных отпрысков. Лед Геенны — а под ним пылкое сердце Лайтвудов.       Но Изабель никогда не признает в себе эту кровь. Ее вырастили Моргенштерном, и она есть Моргенштерн, как бы кто-либо не пытался доказать ей обратного.       К примеру, Магнус Бейн.       Она шла к нему одна, без свидетелей, безоружная, с простой скомканной бумажкой в кармане черного кашемирового пальто мужского покроя. Волосы были собраны в высокий хвост. Она решила остаться при своем стиле, считая, что не было никакого смысла прикидываться кем-то из местной тусовки Верхнего Бруклина.       «Клэри в надежных руках» — всю дорогу повторяла себе Изабель, понимая, что Джейсу можно доверять. Он всегда был таким Моргенштерном себе на уме. Он руководствовался семейными доктринами, следовал правилам клана и всячески помогал Валентину в робочих вопросах. Но Джейс никогда не лез выше дозволенного, не пытался добиться места в верхушке семейного дела, разумно оставляя себе свободу действий, которых был лишен в какой-то степени Себастьян, олицетворяющий собой своеобразную садистскую икону Моргенштернов. Вот кто был встать во главе их семьи и бизнеса. Холеный и готовый встать у руля как только — так сразу. Джейс же имел свои каналы, ходил туда — куда никто из их семьи не совал и носа (Изабель не считалась — она жила в Европе). Джейс не избегал низших слоев их иерархии, поддерживал контакты с самыми отвязными ублюдками, которые в свое время благодаря Валентину залегли на дно, но не сбежали из Нью-Йорка, скрываясь от всех и вся прямо под носом свергнувших их королей. Теперь же ведется борьба за территорию Сантьяго, названый преемник не справляется, может вскоре отбросы снова вернутся. Из грязи в князи.       Мир Магнуса Бейна смешал в себе богему со всего света: от Сан-Франциско до Джакарты. Различный контингент смешался в одном помещении из-за чего Изабель слегка сморщилась, понимая, что здешний сброд не разберет к кому можно лезть, а кому — нет. Это может вызвать вопросы. Одного ее взгляда хватает, чтобы охранники с разукрашенными бородками пропустили ее в обитель Содома и Гоморры.       А еще это место является сборищем самых разнообразных лгбт-представителей, любителей садо-мазо и ролевых игр. Павлиньи перья, волосатые мужики в стрингах и на огромных каблуках. Сальные взгляды папиков, стреляющих глазками-бусинками в сочных мальчиков-твинков и гогочущих своими широкими ртами, сотрясая воздух жирными подбородками. Мужеподобные бабы у бара косо поглядывают на ее статную фигуру, мысленно трахая во всех разных позах, даже если она не в их вкусе. Изабель чувствует на себе бесчисленное количество глаз, теряющихся в свето-музыке и дыме, мягко ласкающим своей прохладой запревшие тела танцующих и почти трахающихся на разбросанных повсеместно лежбищах гостей. В сумраке, освещающемся лазерами каждую секунду, ей удается привлечь внимание представителей местной богемы. Мерзкие и похотливые взгляды — ничем не отличающиеся от пошлых выстрелов золотой молодежи Манхэттена. Никто не лучше других — такие же омерзительные как и все. Взрослые женщины, играющиеся с молодняком, пытаясь впитать в себя их энергию юности и беззаботности. О, Кассандра! Ты прекрасна в этот вечер, синим бутоном раскрываясь передо мной, — но это лишь миг! Мгновение перед беспамятством, ведь твой цветок так же быстро увянет, как он распустился перед мной! Время не победить — этот закон мироздания Изабель успела заучить в детстве.       Потные тела. Эндорфины заполняют их полностью, исходя из гипофиза до нервов пальцев ноги. Они беззаботны, некоторые молоды — это ночь без разбора. Секс, наркотики и деньги — на этом вечере собралось множество разных шишек Нью-Йорка, объятых темными масками. Анонимность — Изабель плюет на нее, не стесняясь обнажить свое лицо присутствующим гостям, зная, что они понятие не имеют о том, кто распихивает их, идя вперед к бару. Моргенштерн — это читается во всех ее движениях, взгляде, осанке и присущей всем членам ее семьи невозмутимостью.       За баром стоит высокий зеленоволосый мужчина опробовавший однажды вставку био-имплантов — украсив лоб двумя тупыми рожками. Его руки, шея, следовательно все тело кроме лица усеяно татуировками, обличая его бунтарство и свободный дух. Изабель совсем непохожа на местных тусовщиков, она думает, что у Магнуса такое происходит 24/7.       Она знает о Магнусе Бейне достаточно, чтобы сказать о том, что он психопат со своими странностями, выходящими за понятие «нормального» у «нормальных» людей. Не христианин, не мусульманин, глядя на происхождение. Парень с отцом из Америки и матерью наполовину голландкой и второй половиной типичной жительницы Индонезии вобрал от родителей в себя лучшие черты по внешним, так и по умственным данным. Высокий, поджарый, смуглый метис с европиоидными чертами. Чем-то напоминает одного бельгийского рэпера. Черт, побывавший на содержании у неведомого количества известных светских лиц и бизнесменов, получивший связи и вышедший на рынок торговцем информации. В чесании языка ему не занимать, но минет ему делает одна отпадная штучка, живущая с ним. Полигамный Магнус позволяет своим друзьям трахать ее во все щели во время оргий, а потом Бейн устраивает ей порку за «измены». Садизм на лицо, а пассивность этой шлюшки только и может поражать своей безграничностью.       Изабель смотрит на Рагнора — бармена и пытается не рассматривать его рожки, потому что они ей нравятся — это, наверное, единственная вещь, которая ей нравится в этом месте.       Грехопадение является повсеместным явлением. Жизнь в лоне христианства немного обернула мировоззрение Изабель в другую сторону, обличая ее духовную часть. Будучи протестанткой она уделяла должного внимания своей конфессии. Два же года назад она сменила свое течение, обратившись в католицизм. Однако, собственная свободолюбивость не дала полностью проникнуться покорным доктринам конфессии. Изабель соблюдала дистанцию, что в религии, что с людьми. Люди же вокруг нее не озабочены рамками этим вечером — тем более, что большинство ведут такой повсеместный образ жизни.       — Чистый виски.       — Будет сделано, — Рагнор с улыбкой взял с полки полупустую бутыль, — в первый раз здесь?       Изабель молчит. Рагнор не обижается, к тому же Изабель подкинула ему пятидесятидолларовую купюру.       Люди вокруг перестали обращать на нее внимание. Тем не менее, Моргенштерн до сих пор чувствует на себе чей-то взгляд и интуитивно оборачивает голову, встречаясь с льдистыми голубыми глазами. Красотка сидит в трех стульях от нее с бокалом в руках. У нее густые черные волосы собранные в слабый хвост. Из-под корсета, соблазняя, выглядывает большая грудь, приковывая к себе внимание. У нее лицо английской аристократки — тонкие черты и тени легкого каприза, очерчивающие ее пухлые губы — яркие в лоске помады и провокационные. Любой бы возбудился, но не Изабель — в ней все та же кровь Моргенштернов — холодная и всепоглощающая, запрещающая любить кого-то, помимо членов своей семьи. Изабель как-то уже нарушила это правило, теперь же она никогда не наступит на те же грабли. Тем более, что ее чувства к Клариссе имеют сильную власть над ней и совершать опрометчивые поступки ради мига блаженства низко для нее, несмотря на то, что сама она никогда особо не отличалась верностью и моногамией. Тогда почему она так реагирует? В ней начала отзываться похоть, которая появилась ой как не кстати. Тем временем красотка встала со своего места и, прихватив с собой бокал, пошла в ее направлении.       Девушка отличалась высоким ростом, а с каблуками и вовсе казалась недостижимой. Меховая подкладка капюшона ее куртки раскачивалась в такт ее движениям. Изабель с интересом, но с не капитулировавшим хладнокровием, следила за ее действиями. Эта девушка — ходячий секс. Если бы Изабель не сменила своих взглядов и не была верна им, то, скорее всего, уложила бы так сразу эту красотку в койку. Однако, когда она подошла ближе, у Изабель закрались сомнения, которые позже подтвердились в кабинете у Волшебника.       — Привет, как тебе вечер? — Голос низкий, томный — привыкший к здешней среде и определенной модели поведения. Такие пташки как она знают чего хотят, однако у них почему-то всегда складывается мнение, что все хотят одного и того же.       — Впервые на вечеринке у Волшебника. А ты?       — Поэтому на тебе нет маски? Это надо исправить. — На новой знакомой черная маска скрывающая лишь верхнюю половину лица.       — Не стоит. — Изабель хотела и дальше отстаивать свое нежелание вливаться в толпу, но вот уже на ее лице маска, а голубые льдинки задорно и довольно улыбаются через свои разрезы. Брюнетка стала вплотную к Изабель и их лица стали разделять только маски и десять сантиметров пустоты.       — А я уже, — девушка проводит своим маникюром по шее Изабель, раззадоривая ее хищника, спящего внутри, — давай потанцуем.       В свете софитов все кажется другим — таинственным и сюрреалистичным. Тела сливаются друг с другом. Приглушенный свет — очерченные тени. Безликие партнерши и партнеры, ласкающие друг драга невидимыми взглядами. Само действо такое интимное, что все забываются друг в друге, играя с огнем и просто сгорая от одиночества. Изабель не относила себя ни к какой из аудиторий — она лишь вела за собой эту странную девушку, крепко сжимая ее талию, но не давая той подобраться к себе ближе.       Изабель всегда чувствовала опасность от людей вокруг — кредо Моргенштернов никому кроме семьи не доверять.       — Отведи меня к Магнусу.       Голубой блеск метнул молнии.       — Иззи, так что будь мила, дорогая, и отведи меня к своему папику. — Изабель наклонилась к ней ближе — ее тонкие сильные пальцы больно сжали ягодицу под красным латексом.       Девушка сглотнула и вырвалась из ее хватки, едва не хлестнув хвостом Моргенштерн по лицу. Изабель ухмыльнулась, но никто в этой кромешной тьме под завывания битов не увидел эту улыбку. Так могли улыбаться лишь Моргенштерны — будто сам дьявол поцеловал их, растягивая тонкие чувственные губы в кривую усмешку, обнажая клыки.       Она знала о девушке, ведущей ее через охрану к Магнусу, достаточно, чтобы оторвать тому голову. Изабель могла убить их обоих будучи навеселе, хоть и в дурном расположении духа. Вот только выбираться из этой передряги пришлось бы чертовски долго и кроваво. В другой раз, что ли. Ей нужна была информация, чтобы найти Американца — не более, а если Магнусу нужны игры, то придется его разочаровать.       Они прошли в радужную комнату оказавшуюся кабинетом Волшебника. Действительно радужную: блестки, лампочки, шелковые ткани, — все это повсюду переливалось всеми цветами радуги, обнажая яркость натуры своего хозяина, возлежавшего на своем ложе, поедающего виноград.       Да, Магнус был неотразим — для педиков и натуралок, само собой. Изабель проигнорировала его эксцентрично выглядывающий пенис из-под полотенца на бедрах. Большой — и что? Магнус, завидев ее, не поменял позы, но его взгляд стал куда заинтересованней, когда она сняла со своего лица маску.       — Я рад нашей встрече.       Изабель молчит — изучает его взглядом, мысленно ликуя насколько быстро можно проникнуться Магнусом Бейном, не давая ему возможности залезть под кожу и начинать свои интеллектуальные пляски. А Магнусу так и хочется открыть дверцу в ее голову, и не только в голову, но к его сожалению у Изабель другие планы. Такие тонкие психологические уловки забавляют Изабель — у нее уже понабралось опыта в общении с такими людьми как Магнус. Язык тела для большинства неуловим, да и не назвала бы себя Изабель эмпатом, просто у нее есть природное чутье. И Магнуса тоже. Поэтому он сразу понял, что Моргенштерн — птичка не его полета хотя бы, потому что от нее так и веет аристократией и смертью. Как и от ее отца.       Магнус очень хорошо помнит тот день — тогда случилась великая трагедия, которая внесла в его жизнь лучик счастья, за который он готов бороться до самого конца.       — Изабель Моргенштерн — раз у такое громкое имя, то я все же уточню, — он вальяжно и небрежно проводит пальцем с черным маникюром в воздухе и останавливает его на ней, — что пришла за информацией, настолько важной, что решила обременить этим вопросом меня.       Обременить? Громко, но люди, знающие Бейна, насколько это правдиво. Можно переодеть сотни масок за день, но сидя на целом ключе с тайнами всего Нью-Йорка, если не всего штата, даже такая персона как Магнус Бейн утомляется.       Девушка покидает их с его позволения, Изабель и Магнус остаются тет-а-тет.       Изабель подольше молчит. Она любит это дело — не надо нацеплять на себя лицо суки, тем более, что его закрывает сплошная черная маска с прорезями для глаз, повторяя мимику двух разных половин эмоций — печали и восторга. Изабель знает, кого именно повторяет эта маска и довольствуется ей, понимая как она ей идет.       — Да.       — Ты такая же немногословная как и твой отец — в последний раз, когда он ко мне приходил, — а это было пару лет назад — то лишь ограничился двенадцатью репликами. Мне было чертовски любопытно понять его, но не вышло. А вот с тобой…       — Магнус, твои игры меня не интересуют твои игры — ни в голове, ни в постели.       — О, Изабель, я это как никто другой понимаю!       Ты отказываешься от выпивки — знаешь, что он подмешивает туда наркоту и спокойно пьет сам лишь благодаря тому, что он уже привык.       — Ты так похожа на него — на своего отца.       — Я знаю.       — Нет, не на Валентина.       Изабель останавливается на полувдохе — она едва не срывает свою маску, чтобы подлететь к Магнусу и подхватить его за ворот халата, втискивая в шелковые простыни и подушки, чтобы после перенести свои руки ему на шею и задушить в благовониях.       Теперь многое становится ясным — настолько, что Изабель больше не жалеет о звонке этим утром.       — Так мне тоже стоит раскрыть карты? — Она не снимает маску, но под ней настолько кривая улыбка, что мышцы лица готовы разорваться от напряжения и сделать Изабель похоже на детей-уродцев — собственности компрачикосов.       — Несомненно — иначе не выйдет открытого и честного разговора.       — Я и не ждала этого, Магнус.       — Твоя маска олицетворяет саму тебя — Янус — двуликий бог выбора: начала и конца. Ты свой путь начала далеко отсюда. Он мне рассказал, как ты разыскивала Его по всей Италии, поздно спохватившись, что Он ведет тебя за тобой. А ты никогда не задумывалась, что зря ищешь конец? Может, Он и есть твое начало — твое второе лицо, пытающееся показать тебе правду.       — Если бы это было на самом деле так, то меня здесь бы не было.       — Нет, это Он привел тебя ко мне! — В глазах у Волшебника таится безумный азарт, возбуждение и предвкушение грядущего. — Чтобы я тебе рассказал! Чтобы ты наконец-то поняла Его!       Изабель не трогает эта речь — ее лицо трещит по швам. Она скидывает с себя маску. представая монстром, которого Магнус видел единожды: прекрасной в своем безумии и холодной в апатии, окутывающей ее отовсюду в плащ прохлады и одиночества.       — Чтобы узнать, что мой единокровный брат — твоя подстилка? О, Магнус. Я уже давно об этом знаю.       Бейн не боится смотреть ей в глаза — они сделаны из одного теста, — так ему кажется в этот момент. Потом он поймет как ошибался.       — Вы думали я не замечу, что красотка в моих объятиях на танцполе — Александр Гидеон Лайтвуд или тактичнее назвать Ее Лекси — шлюшка Волшебника.       — Ха! Да! Да-да-да-да-да-да-да-да-да-да-да-да-да-да-да-да-да-да! Видит этот мир, как я хочу тебя, Изабель! …       — Твоя жизнь была стерта в порошок королем преступного мира, твои родные убиты, брат был продан на услужение педофилу, а тебя взял под крыло тот, кто разрушил твой рай. Что ты на это скажешь и каким дальнейшим будет твое решение, если я предложу тебе свою фамилию, а взамен получу твое будущее?