Amabilis insania

Хибари Кея не любил омег. Вообще не любил, хотя самого его представители нежной трети провожали жадными взглядами. На таких даже срываться было глупо, так что он и не срывался, но… Был кое-кто, кто и стал причиной подобного его отношения к омегам. Кто-то, кто выводил его из себя буквально всем: поведением, стилем одежды, звуком голоса, смехом, запахом, мелкой моторикой, даже манерой вкушать пищу за общим столом. Конкретную омегу звали Рокудо Мукуро. И самым ненавистным становилось время, когда у Рокудо начиналась течка. — Ку-фу-фу-фу-фу, — смех раздается прямо из-за того поворота, где располагается комната Кея, и альфа замирает. В тяжелом воздухе висит аромат омеги, зовущий, плотный, провоцирующий — жасмин и зеленый чай. У Рокудо течка, но он упрямо крутится именно в этом крыле, куда ему в таком состоянии хода нет. Кея рычит в голос и жестко чеканя шаг поворачивает за этот несчастный угол. Мукуро, бессильно привалившись к его двери, отмахивается от двух шестерок Вонголы, которые абсолютно точно входят в отряд кого-то из хранителей, но настолько тупые, что сейчас пытаются «помочь» Туману Дона. Завидев Кею, эти молодчики неожиданно ретируются, а Мукуро — бледный, с испариной на лице — прикрывает глаза. — Какого черта ты тут… — Кее не хватает двух шагов и пары секунд, чтобы высказать наболевшее, а Мукуро уже отлипает и с тихим ахом, почти падает ему в руки, которые он успевает подставить. Запах течки невыносим, от него зубы сами заостряются, а глаза вспыхивают ртутью. Альфа в нем яростно рычит и требует поставить уже на место это зарвавшееся травоядное. Рокудо же, словно не замечая, тянет его за галстук. — Кея-кун, проводи меня до комнаты, будь так добр, — журчит он, а Хибари хочется загнуть его прямо здесь, и не ясно, в каком смысле — трахнуть или же просто убить. Он рычит сквозь зубы что-то невразумительное, но делать нечего — тащит. Мукуро липнет к нему, норовит провести рукой по плечу, по груди, и его запах впитывается в костюм. В конце, добравшись до своей двери, он сладко улыбается и гладит Кею по щеке, потом, круто развернувшись, хлещет хвостом по лицу, намекая, что моцион окончен. В ответ Кея хищно скалится и, не утерпев, прихватывает омегу между ног сзади ладонью, ощущая жар и характерное скольжение белья где-то там, под брюками. По спине Рокудо пробегает дрожь. — Еще раз обнаружу в таком состоянии под своей дверью, и оставлю тех молодчиков тебе помогать, — не то шипит, не то рычит он, а потом круто убирает руку и, развернувшись на каблуке, уходит к себе. В комнате он долго сидит и смотрит на ладонь, прежде чем сдаться и поднести ее к носу. Запах смазки будоражит его суть, член в штанах моментально встает. А ведь хорошо пахнет, стервец.