«И все, что я любил, я любил в одиночестве.» — Эдгар Аллан По
— Carla Morrison — Disfruto (original) Бьякуран ловит мелькание чужого силуэта краем глаза, и Пламя отзывается вспышкой узнавания. Ставится неважным сразу все: вечер, гости, что-то активно рассказыващий и на что-то подбивающий собеседник. В груди горит огненный цветок, янтарная нить жадно тянется следом за полюбившейся прохладой синеватой дымки, но в ответ получает лишь настороженный шлепок: Туман не поощряет фамильярность по отношению к себе. Джессо опускает потухший взгляд вниз, рассматривая начищенные мыски своих туфель, и прикусывает тонкую нижнюю губу, минутой ранее потерявшую все краски. Он знает, что заслужил все это. Заслужил и настороженное отношение, и отрицание, но тяготение в нем сильнее отчаяния. Потеряв нить беседы, Бьякуран рассеянно и сквозь смешки, не вяжущиеся с его потерянным выражением лица, закругляет ее, после чего неприкаянным призраком скользит вдоль стен. Все же, не зря его двойника звали «Ghost»: гости словно бы не видят его, смотря сквозь неспешно шагающего прочь мужчину. Синь истаивает на грани восприятия: объект нежной многолетней любви бежит от него, как от огня. (и правильно.) Джессо невесело усмехается собственному случайному каламбуру, тут же вздыхая горестно. Из доставшихся ему воспоминаний двойника он помнит, что Рокудо Мукуро проигрывал лишь трижды: Вендичи, перед которыми трясся весь мир мафии, Тсунаеши, которому проиграли даже Вендичи, и ему, Бьякурану. Но только его одного Мукуро до сих пор ненавидел. За поражение. За заключение в клетку. За поврежденный проклятый глаз. За то, что сочетание первого со вторым заставило потерять веру в свои иллюзии, в свою силу. Страх, вселенный Бьякураном будущего, был сильнее страха перед Вендичи, потому что стражей тюрьмы Туман Вонголы мог водить за нос почти бесконечно; ненависть же к Небу Мельфиоре была сильнее даже, чем ненависть к заключению тех дней, когда Рокудо пас лично Бермуда, не позволяя пленнику просачиваться сквозь прорехи в щитах из пламени Мрака. В Бьякуране Мукуро прежде всего не любил то, что он — Бьякуран. Туман никогда не забудет, как по милости чужого Неба потерял свои Небеса. Не забудут этого жуткого, фантомного ощущения, перекинутого им с памятью взрослых, и другие Хранители. И лишь Тсунаеши, почти святой их мира, продолжал улыбаться Бьякурану, несмотря на настороженность всей своей семьи. Иногда Джессо почти ненавидел чужое всепрощение, но от ощущения того, как игриво ласкалась синь к янтарному костру небес, его ломало. Бьякурану не был нужен молодой дон. Ему нужен был только один его Хранитель, самый, как он думал, ветреный, самый… неверный. Вот только Мукуро никогда больше не расцепит рефлекторной остервенелой хватки со своего Неба, и ни за что не пойдет к чужому. Джессо и не претендовал. Фантазировал иногда, конечно, но даже там Мукуро становился не Мукуро, и Бьякурана захлестывала тоска. Бьякурану не были нужны суррогаты.— Ruelle — Game of Survival
Как он оказался на балконе, молодой мужчина не помнил. Только повел плечами, когда бесшумно подошедший Кике набросил плащ, не промолвив и слова. За молчание Бьякуран был ему благодарен, в очередной раз радуясь, что взял с собой его, а не Блюбелл. Щелкнула зажигалка, засмолило язык дымной горечью сигареты. Холодные пальцы свели края воротника, когда Джессо передернул плечами: было зябко, а уж его не согрела бы и целая ванная горячего чая. Потому что мучающий его холод шел от сердца. Бьякуран перебирал нити-воспоминания своего двойника и едва не плакал: та же одержимость, та же жажда, преломившиеся о безумие. Распростертое по полу в черно-белую клетку тело, алая кровь на белой форме, лужа и мазки ржаво-красного на полу, запах крови, забивший нос и чужое поражение, пощипывающее губы; украденные у бессознательного врага поцелуи, жадные пальцы на молочной коже, годами не видевшей солнца. Задушенный хрип, когда Мукуро очнулся на цепи. Личная нежная, стыдная слабость безжалостного дона Джессо. Сладкая, томная, любимая — оттого появлялись и не успевали сходить следы зубов с шеи, плеч, лопаток — но взгляд уцелевшего синего глаза пленника пуст. Сильный и изворотливый Мукуро… Оказался таким слабым и хрупким. Он сломался. Есть цветы, которые в неволе не растут. Смешно и невыносимо признаваться: Бьякуран-будущего убил всякий шанс для Бьякурана-настоящего. Дальновидно. Безжалостно. Мужчина затушил горькую сигарету в пепельнице, раздавил бычок, после чего оправил одежду — белые брюки, черную рубашку и белый же жилет. Бледно-лавандовый галстук под цвет глаз невыносимо давил. — Заводи машину, — коротко отмахнул он сунувшемуся с очередной проверкой Кике, и тот ушел, а Бьякуран потянулся всей свое сутью к едва ощутимой где-то далеко-далеко дымке, обласкал теплом и отступил, прежде, чем смог бы получить ответ. Никто не мог помешать ему надеяться. Иногда Бьякуран думал, что отлично понимает, ради кого он все-таки на самом деле где-то и когда-то захватывал миры.