В лесу, где сжигают ведьм

Помимо нас на постоялом дворе почти никого не было. Гости, может, и были, но в трактире стояла гробовая тишина. Я прикрыла нос платком, не понимая, откуда берется столько пыли, как из погреба показалась облысевшая макушка. Деревянная лестница под ним скрипела, он пыхтел, пытаясь выкатить бочку, предположительно, с вином. Вдруг моё внимание переключилось на Гюнтера. Он уверенно подошел, закатал рукава рубахи и схватил бочку за выпирающий ободок. Общими усилиями бочка оказалась поднята, а вслед за ней, расплываясь в благодарностях, выкатился хозяин двора. Он был немного полнее бочки и намного грязнее неё. Он вытер руки о серенький передник, который, скорее всего, когда-то был белым, как рубашка капрала, и протянул руку Гюнтеру, заглядывая ему за спину. — Ох, как вы вовремя, молодой человек, и господа... Вы издалека пожаловали? Он подошел к нам, но обратился к капралу, словно мы, девушки, шли за их любовниц. Может, нас за таковых выдавали дешевые духи или простенькие платья? Но трактирщик до последнего не проявлял к нам интереса, пока капрал не назвал нас невестами. — Ох, — он тут же повернулся к нам лицом, — простите, старика. Но не часто к нам приходят господа со своими... женами. Трактир — это, наверное, последнее место, куда стоит соваться с невестами. Сколько тайн хранили эти стены, пропахшие и дымом, и сплетнями, и изменами своим благоверным. Но ему и правда было стократ жаль: он смотрел на нас с Петрой щенячьими глазками, боясь услышать отказ останавливаться в этаком борделе. Но что нам за дело до его трактира, лишь бы комнаты на втором этаже были пригодны для сна. Хотя что происходило на этих перьевых матрацах, когда в них вваливались разгоряченные алкоголем мужики в сопровождении сомнительной дамы или дам... Я побоялась просить у него санитарную книжку и журнал уборки помещений. Трактирщик перекатил бочку к стойке, то ли это бочка перекатила его, но меня пробрал интерес к её содержимому. Не успела я спросить, как он отбил рукой пятерню от крышки и гордо произнес. — Портер, последняя партия. Такого вы нигде не найдете, мне поставляют из Карстайла. А в остальных лагер и наш, родной, перришь. Уверен, вы наслышаны. Ну что, господа, по бокальчику? Вы у нас надолго? — На пару дней. Нам бы расположиться, — впервые после приезда заговорила Петра. — Покажете нам комнаты? — Д-да, конечно, разумеется! Пройдемте, — он суетливо отодвинул бочку в сторону, и побежал вперед нас, к лестнице на второй этаж. В руках у него откуда не возьмись оказалась тряпка, по виду, ещё хуже, чем фартук. Он снова вытер руки, и, оказавшись в коридоре, полным дверей, неожиданно растерялся. Словно пытался вспомнить, какие из них свободны на ночь. Выбрав две крайние двери, он пропустил нас в одну из них, и мы с Петрой еле заметно выдохнули. Всё не так уж плохо. Немного пыльно, но не критично. Кровать приличная, матрасы упругие, простыни стиранные. Разве что кабельное не провели, но что уж тут поделаешь... такие времена. Мы походили из угла в угол с важными лицами, а затем он повел нас посмотреть другую комнату. Двое из нас должны были остаться, и, хоть мне и приглянулось убранство, я решила положиться на удачу. Вдруг самую лучшую комнату он оставил напоследок? — Дорогой, пойдем? Встретимся позже, Петра, ка... Ага, ещё бы чуть-чуть, и я бы договорила. Всего четыре буквы отделяли меня от величайшего провала. И это я — та, что читала лекции по конспирации! Но сделав вид, что у меня запершило в горле, я спешно вышла из комнаты вместе с временным женихом. Гюнтер даже подыграл мне и спросил, всё ли со мной в порядке. Вторая комната удивила меня больше. В ней было много старых вещей (не старинных, а именно старых). Комод, льняной пуфик, домотканный коврик и небольшая картина с белобрысой девочкой. — Вечером обязательно спускайтесь, налью вам лучшей выпивки за свой счёт. — Ну конечно же, — ответила я, притаптывая коврик. — Только не забудьте, что обещали нам. — Что вы, миледи. Я всегда угощаю новых постояльцев лучшей выпивкой. Оставайтесь, сколько угодно. Он, наконец, оставил нас, и я почувствовала накопившуюся усталость. Мы так долго ехали в молчании, что даже эта комната наводила смертную тоску. Гюнтер прислонился к стене и сложил руки в замок. До вечера у нас было ещё около трёх часов, и несмотря на гостеприимство хозяина, мы не хотели задерживаться в этом городке. Это все равно, что заставлять Эрвина ждать. Нужно было увидеться с Провидцем сегодня, чтобы уже завтра он принял нас как клиентов. А, может, он согласился бы принять нас и сегодня. Тогда мы могли бы вернуться в штаб разведки утром следующего дня. — Что будем делать? — спросил у меня Гюнтер. — Вернемся в их комнату и обговорим? — Да, — произнесла я с долей сожаления, — а знаешь, кровать-то получше, чем в штабе. Гюнтер увидел, как я раскачиваюсь на пружинах, и так ничего и не сказал. Он подошел к двери, вынуждая меня следовать за ним в соседнюю комнату. Я ожидала застать этих двоих в гробовой тишине, но они уже обсуждали дальнейшие действия и обстановку. Удивительно, что капрал ещё не выжил всю грязь со двора. Мы и словом не обмолвились про то, как нас приняли. Трактирщик ещё не успел поднять вторую бочку с погреба, как мы снова отвлекли его от дела. — Видите ли, мы приехали издалека, чтобы попасть на аудиенцию к знаменитому Провидцу. Может, вы знаете, как с ним встретиться? — Я так и понял, что вы сюда за этим. За другим сюда не езжают. Но я слышал, Провидец принимает не больше трёх человек в день, это сильно утомляет его. Так что я даже не знаю, когда вы сможете к нему попасть, желающих-то пруд пруди. Не понимаю, откуда такая суматоха... — Просто скажите, где нам его найти, — добродушно пролепетала Петра. — Когда выйдете, значит, идите прямо вдоль дороги, пока не увидите второй постоялый двор, на нём будет вывеска "Эль и ночлег", и сворачиваете на тропу вниз. Там мост через овраг, а сразу за ним домик в два этажа. У них ещё изгородь необычная, да и домов там не много стоит. На ваших двоих туда легче добраться, конюх уже позаботился о вашем экипаже. Не забудьте отблагодарить его, жалование у него, как у подмастерья, сами понимаете... Он мог ещё долго распинаться, и я видела, как моему сопровождению не терпелось выйти на свежий воздух. Трактирщик открыл окно и дверь, чтобы проветрить помещение, но пыль хлопьями вырывалась из подвала, гонимая сквозняком. — А вы, я смотрю, не верите в его способности? — уцепилась я за верную ниточку. Он махнул рукой, разогнав вокруг себя пыль, и выразился грубо и неуместно в присутствии дам. — Да кто их знает, этих сукиных выродков. Для меня эта чернь не лучше ведьм. Да будь он шарлатаном, я бы вздохнул с облегчением. Ведь эти вещи не проходят просто так. Он такое может устроить, так весь город пострадает! Но я вам так скажу, — добавил он, сбавив тон, — люди, что от него уходят, выглядели намного счастливее, чем, когда они сюда приезжали. Слова этого мужчины стали каким-то откровением для меня. Ещё при получении приказа я была уверена, что нам придется искать подложные карты в карманах фокусника. Сценарий, в котором Провидец оказался бы «нечистым», доселе не приходил мне в голову. Я говорила Эрвину, что мужчинам не дано того, что есть у женщин. Но есть ведь и другие, более сложные способы обретения силы. Пока мы шли, я обдумывала, что мы могли противопоставить некроманту. Гюнтер шёл впереди, по правую сторону от капрала. Петра не отставала от них, и только я плелась в конце, предоставляя им самим найти дорогу. К моей задумчивости отнеслись с пониманием, хотя едва ли они понимали, о чем я думала. А если бы узнали, их тотчас охватил бы страх. Окажись Провидец некромантом, даже самым младшим в иерархии, и я ничего не смогу сделать. Разве что разозлить, бросив пачку карт в лицо, присыпав рунами. Я лихорадочно пыталась вспомнить слова Петры, и припомнила, что он якобы говорит с умершими. Это настолько темный лес для меня, что я искусала губы, пока меня не одернула Петра. Несколько секунд она просто смотрела на меня. Я выглядела так, словно злилась на неё за что-то: скулы напряжены, губы вытянуты в полоску, у виска пульсирует выступившая вена, брови опущены и сведены к переносице, словно ещё немного, и я зарычу. И всё это от дикого страха, ведь мы уже подошли к изгороди в виде скрещенных копий, воткнутых в сырую землю. Откуда-то повеяло леденящим холодом, и я оглядела фасад дома. На склеп он не походил, что уже служило хорошим знаком. Однако мы слышали множественные голоса из закрытой двери и не могли разобрать ни единого слова. Капрал переложил нож в рукав, не выпуская из ладони тупой конец. Гюнтер, встал так, словно мы штурмовали дом Провидца. Но когда мы постучали, нам открыла какая-то женщина, размахивая платком у самого носа. — Нет, и ещё раз нет! — воскликнула она и обернулась к мужу. — Ты только посмотри, сколько их ещё пожаловало, Генри. Я заглянула ей за спину, а там... человек двенадцать. Большинство стояли один за другим, на диване расселись дамы в пышных юбках и корсетах. Именно об этом я и просила Эрвина! На их фоне мы выглядели как сельские простушки. Муж этой пробивной женщины отмалчивался, а на нас обернулись почти все, кроме впереди стоящих. Затем я услышала плач ребенка и увидела не одного, а троих детей! Ревел самый мелкий из них, полуторагодовалый, а самому старшему я бы дала лет шесть. Пока мы осматривались и не знали, что и думать, женщина снова заговорила с нами. — Сегодня вы уже не попадёте, запишитесь в другой день! Старший ребенок подбежал к ней и дернул за юбки. Мы непонимающе переглянулись. То есть это не очередь к Провидцу. Это очередь на запись, и одному Богу известно, сколько эти люди простояли, чтобы тупо записаться. Да что там можно так долго записывать?! Где-то в конце коридора стоял стол и стул, на котором сидел человек средних лет. Но в его темных взъерошенных локонах уже проглядывалась седина. Руки, как у чернорабочего, только не в простой грязи, а в засохших чернилах. Он что-то записывал, изредка задавая вопросы человеку, сидевшему напротив. И я бы не сказала, что делал он это медленно. Он не старался выводить пером закорючки. Почерк у него был, как у любого опытного врача. Петра хотела было развернуться, послушавшись женщину. И я тоже желала покинуть это душное место. По углам стояло много свечей, и дышать сухим воздухом вперемешку с цветочным амбре мне хотелось меньше всего. Но томиться целый день, в раздумьях и переживаниях, во что же мы все-таки ввязались... Я решила попытаться решить вопрос на месте. — Гюнтер, — шепнула я только ему, — сколько у тебя с собой денег? Он посчитал мой вопрос из ряда неприличных, поэтому так же тихо ответил, только мне. — Пять сотен серебряными. Не очень крупная сумма, хотя комната в постоялом дворе стоила всего двадцать пять серебрянников в сутки. Откровенно низкая цена по сравнению с едой и одеждой. Я схватила мешочек с монетами и, пожелав себе удачи, ринулась мимо очереди. Проталкиваясь вперед, я то и дело выслушивала, куда это я сую свой нос, и кто я такая, что так себя веду. Благо, никто не успел преградить мне путь. Я промчалась, как танк, оставляя после себя только тень. — Господин, — обратилась я к мужчине, который так и не отпустил клиента, — боюсь, дело крайней срочности. Мы не первый день пытаемся пробиться, а людей меньше не становится. Может, вы примите наше скромное пожертвование? Наши семьи могли бы покровительствовать вашему делу, нам бы только попасть к Провидцу, понимаете? — Я вас тут не помню, — проворчал мужчина, и я осознала, что его реальный возраст куда старше. — Подождете, как и все, вернитесь на своё место. Таким способом вы ничего не ускорите. Я обомлела, а этот старик вернулся к своим записям, закончив со мной говорить. Мужчина, стоявший следующий, перешел на оскорбления и потребовал устыдиться и уйти в конец. С десяток голов вытянулись, наблюдая моё унижение, но я не двигалась с места. Меня вдруг охватила паника. Как убедить этого противного писаря пропустить нас вперед? У меня ни репутации, ни денег, ни власти, но по большей части, Бог с ним, я бы спокойно прожила пару дней в ожидании. Я просто хотела избежать укоризненных взглядов и осуждений. Да если мы сейчас уйдем, я не смогу появиться тут завтра как ни в чем ни бывало. Так нагло заявить о себе и ничего не добиться — ну уж нет! — Господин, вы верно, не правильно поняли, — я подошла поближе, и коснулась его огрубевшей руки. — Пожалуйста, помогите нам, и мы не останемся должными... Я наклонилась к столу, заглядывая в усталые серые глаза. Ни деньги, так красота! Хотя мне было противно от самой себя. В каком-то роде эта идея стала неприятной неожиданностью, ведь подхалимство я на дух не переносила, тем более такой извращенной формы. Тело нехотя изгибалось, демонстрируя глубокий лиф. Ещё немного, и кости бы расплавились от аморального самопожертвования. И вдруг, я увидела, как глаза мужчины вспыхнули, но не от вожделения. Он гневно вскочил со стула, указывая мне на дверь, и успел выкрикнуть лишь короткое «Вон!», как палец указал на капрала. Я встретилась с ним взглядом, и тут же стыдливо отвела глаза. Я всё испортила, но что страшнее, капрал был тому свидетелем. Поймет ли он, что мне и самой было противно вести себя подобным образом? Да и что он теперь сделает, ничего уже не исправить. — Какие-то проблемы? — я собиралась ответить, но капрал смотрел не на меня. Мужчина упал на свой стул и уронил руки на свеженаписанную страницу, немного смазав чернила. — Забирайте отсюда эту шваль и не показывайтесь мне больше на глаза! Он так яростно трясся, что на свет показался его второй подбородок. Петра и Гюнтер тоже прорвались к нам, а от очереди ничего не осталось. Нас окружили, нещадно ругаясь и, к моему ужасу, посмеиваясь. Я сделала шаг назад, мотая головой, как ветряной флюгер во время урагана. Затем раздался звук, не похожий ни на что. Я поймала взглядом резкое движение, и нож с глухим стуком воткнулся в деревянный стол. Даже у меня сердце в пятки ушло. Малыш на руках женщины истерически зарыдал, остальные спрятались за юбками матерей. Капрал не сводил взгляд с мужчины, едва не отдавшего концы. Перепуганный писарь схватился и потер горло, словно лезвие приставили к его глотке. — Тебе следует тщательнее подбирать слова. — Капрал Леви... — не выдержала Петра, и я схватилась за голову. Мне казалось, что слова Петры трижды передались из уст в уста. Мы не так уж далеко уехали, но эти люди не восприняли на слух имя капрала. Зато звание натолкнуло их на мысль, что связываться с нами не стоит. Я снова посмотрела на секретаря, и на него слова Петры подействовали лучше любого кнута. Если о капрале Леви и ходили слухи, то точно не о милосердии. Возможно, он даже узнал его, если, конечно, интересовался военной обстановкой. В такие тяжелые времена, мало кто этим не интересовался. Что же будет дальше? — без особого труда читалось по моей физиономии. Личность капрала раскрыта, есть ли смысл притворяться чьей-то невестой или самое время снять обручальное кольцо и вернуть Гюнтеру? — П-простите, не признал вас, — в этот момент он напомнил мне трактирщика, только вместо мокрых глазок, его пробрал пот до кончиков пальцев. И тут всем в этой комнате стало ясно: тот капрал — страшный человек! Паренек, что сидел на стуле, подскочил, освобождая место, в котором тут же расположился капрал. Писарь взял в руки новый листок и начал по очереди вписывать наши имена. Помимо этого, он из вежливости спросил, хорошо ли мы разместились. Мы упомянули постоялый двор, в котором остановились, и мужчина снова включил брюзгу. Видимо, эта нелюбовь между ними уже давно устоялась и стала достоянием общественности. Затем он смягчился, добавив, что пиво там, действительно, отменное. Неожиданная похвала на фоне неприкрытой ненависти. Он записал много информации. Откуда мы приехали, что хотим узнать. Всё это мог бы спросить у нас лично Провидец. Или они собирались пихать нам информацию, которую мы сами им и предоставили? Ну уж нет, такой кадр со мной точно не прокатит. Когда мы покинули это сомнительное место, никто и слова мне не сказал. Хотя мне было бы гораздо легче, если бы меня отругали или отпустили бы шутку. Наверное, никто не придавал особого значения. Не получилось — и черт с ним, ведь, в итоге, капрал добился аудиенции для нас на завтра. Я подозвала Петру, но так вышло, что Гюнтер тоже подошел. — Петра, а что значит эта «шваль»? — Он, действительно, так сказал?! Надо было ударить его и потребовать извинений! Да он отделался легким испугом... — Петра, что это значит? Вроде шмары, да? — Шлюха, — услышала я у себя за спиной. Капрал прошел вперед нас, а я застыла с каменным лицом. Словно это не был ответ на мой вопрос. Словно это то, что вертелось на языке капрала после увиденного. И его взгляд, не презирающий, нет. Скорее разочарованный, которым он одарил меня, был ещё хуже приставленного к горлу ножа. Тем не менее, я машинально потерла шею, будто оттирая засос, выдававший во мне неумелую проститутку.