В лесу, где сжигают ведьм

Вечером в трактире было не протолкнуться. Гости смешались с городскими и разливали пиво по чаркам, заражая весельем соседние столики. Мы же спустились, чтобы поужинать. Наш столик был самым тихим, словно из другой реальности. На большом блюде стыла отварная картошка с тушеным мясом. Огромную буханку хлеба порезали на восемь частей. Да не просто хлеба, а с сырной прослойкой внутри. Сыр расплавился и аппетитно тянулся. Никогда ещё я не пробовала настолько вкусного хлеба. Из стеклянной чаши на меня уставился огромный кусок моркови. Поэтому к овощному салату я не притронулась, хотя и он пах восхитительно. Черт побери, здесь даже кормили лучше, чем в армии разведки. Правда, кормили-то не бесплатно, так что и жаловаться не на что. Мне не хватало того задора, с которым остальные гости проводили время. В разгар пиршества к нам подошел трактирщик с миниатюрным бочонком в пазухе. — Как обещал! — перекричал он соседних дебоширов. — Перришь, только вчера разлил! Никто не удосужился помочь ему поставить бочку на стол. По атмосфере он мог бы догадаться, что пить мы не собираемся. Я была больше, чем уверена, что трактирщик уже знает, с кем мы приехали. Для мгновенного распространения новости достаточно, чтобы о ней знали трое. А сколько там было свидетелей? Человек одиннадцать, не считая детей? Помимо вышеназванного пива из питья на столе стоял графин с неизвестной мне жидкостью. По вкусу я смогла распознать только лимон и виноград — странное смешение — а со второго глотка осталось послевкусие какой-то пряности. И всё же это не шло в сравнение с глинтвейном. Может, это была ещё одна разновидность этого напитка? Мой взгляд то и дело упирался в этот бочонок, как бельмо на глазу. Мне не терпелось напиться и забыть то унижение, через которое я добровольно прошла. Опустошив стакан с недоглинтвейном, я потянулась через весь стол, чтобы повернуть кран и наполнить его знаменитым пивом. — Мави! — ошеломленно произнесла Петра. — Что? — вызывающе уставилась я на девушку. — У меня был тяжелый день. И мы ведь всё ещё играем, я правильно поняла? Тогда какие гости откажутся пропустить пинту-другую, тем более, хозяин угощает. Ещё хуже, чем уже есть, капрал обо мне все равно не подумает, даже если я буду хлебать пиво в два горла. Хороший повод напиться. По их лицам я поняла, что компании мне не сыскать, поэтому я встала из-за стола и направилась искать утешения к трактирщику. Он с тем же задором общался с посетителями, которых, по всей видимости, хорошо знал. Когда я подсела за стойку, он живенько переключился на меня. Сделав пару глотков перриша, я немного расслабилась. У него был терпкий сладковатый вкус, а под конец чувствовалась горечь. Я не теряла время и за рассказами трактирщика неконтролируемо выпила чуть ли не весь бочонок по объему. Он всё подливал мне, да я и не возражала. В какой-то момент я выкинула из головы разведчиков и вспомнила совсем другую жизнь. Никто не спрашивал, как мне жилось в моем родном мире. Все вопросы Ханджи и Эрвина касались либо эволюции мира, либо моих способностей. Но это же не всё, из чего я состою! Во мне ещё столько всего, почему же никто не интересуется, какие книги я читала? Чем питалась, есть ли по кому мне скучать? — Я знаю, что меня не используют, — сказала я Томасу. Боюсь, если бы не спиртное, разгоняющее кровь по телу, я бы так и не узнала имя хозяина дома. — То есть используют, но в таком благородном деле, что у меня язык не поворачивается отказать. Я же не последняя сука, в конце концов. Я захотела проверить, чем заняты мои дорогие друзья и не сразу обнаружила их столик. А когда поймала взглядом Петру, меня пробрало на смех. Они, наконец, расслабились. В их стаканах пенилось пиво и за их столиком зарождалось что-то похожее на человеческую беседу. Может, мне сразу надо было уйти? — Ваш жених тоже хорошо проводит время, — отметил трактирщик. — Странно только, что не с вами. Вы как чужие, ну, я не то имел ввиду. — Да верно, верно ты говоришь. Они сидят там, а я здесь. Может, мы стали реже пререкаться, но правда в том, что они не примут меня ни-ко-гда. А впрочем, — я отпила густую пенку, — небось они и за человека меня не держат, — в голос прокралась хрипота. В ту же секунду улыбка исчезла с моего лица. Капрал приехал, чтобы следить за мной, и эту обязанность он выполнял прилежно. Изредка он участвовал в застольном разговоре, но также успевал смотреть в нашу сторону. Я удивилась самой себе: охваченная беспричинной злобой на весь мир, я осушила ёмкость и снова заговорила с Томасом, хотя спрос на него был велик. — Вот ты когда-нибудь терял дорогих тебе людей? — Сам я не отсюда, переехал лет двадцать назад. Я из маленькой деревушки на окраине внешней стены. Мои родители жили там ещё до того, как это стало небезопасным. Но эта нищета, затем началась эпидемия, и меня отправили к родне, чтобы уберечь. Все думали это временно, и я так думал. Хотя у тети мне жилось намного лучше, я даже не помышлял возвращаться в старую хибару с осевшей крышей. А когда подрос, меня вдруг потянуло туда, и я поехал повидаться с родителями. Как ты могла догадаться, я не смог с ними встретиться. Тогда, уезжая из деревни, я виделся с ними в последний раз. Если бы я знал... и теперь я не могу простить себя за это. — Они погибли, но не из-за тебя. Ты ничем не мог им помочь, не кори себя, Том. Потому что существует кое-что хуже, намного хуже! Когда ты сам подводишь человека к смерти, вот она, неискупимая вина. Зачем вообще привязываться к человеку, если он в любой момент может умереть? А не помрет, так женится, заведет детей и забудет о моем существовании? Да и хорошо, пусть уходят, но воспоминания тоже заберут. А ещё лучше, отдадут все то время, что я на них, дура тупая, потратила. — Ты любила этого юношу? Как он умер? — сочувственно спросил у меня трактирщик, и я онемела. Не смогла произнести его имя, зато ощутила, как оно комом застряло в горле и готово было вот-вот вырваться наружу вместе с содержимым желудка. — Сэйген, так его звали. Я любила его, но теперь мы в разных мирах. Я тут, а он, полагаю, в лучшем мире... Мне... нужно отойти. Я сорвалась с места, как ужаленная, до меня не долетали слова, только звуки со всех концов трактира. Под шафрэ я вбежала по лестнице, навалившись всем весом на боковую стену. Я корчилась и убирала волосы с лица, чтобы на них не попала блевотина. Да, в уборной стояла вонь похлеще, чем в конюшне, но мне не было до этого никакого дела. Когда все старания повара оказались на дне толчка, я немного протрезвела, но все ещё обрывками улавливала происходящее и мыслила, как допотопный человек. Я мысленно давала себе установку «нужно умыться и прополоскать рот». Повторяла это много раз, пока сигнал, наконец, не достиг мозга и не передался ногам. Над умывальником не было зеркала, поэтому я рассматривала стену, с полной уверенностью, что что-то вижу. В коридоре меня остановила пара любопытных глаз. Мужчина и женщина, явно увлеченные друг другом, решили уединиться с целью подробного изучения антропологии. Они мельком посмотрели на меня и демонстративно отвернулись. Впрочем, в воображаемом зеркале я увидела амебное существо, отдаленно напоминающего человека, так что ничуть не удивилась. К тому же они были не единственными субъектами на втором этаже. Второй скрестил руки на груди и даже не думал отводить взгляд, а так хотелось, чтобы он ослеп! Я уверенной походкой направилась к лестнице, собиралась спуститься вниз за продолжением банкета. Хотя смутно осознавала, что с меня уже хватит. Видимо, капрал был того же мнения, но не думал преграждать мне дорогу в адские угодья. Тем не менее, его обыденный надменный взгляд показался мне чересчур недружелюбным. Я не прошла мимо и с прищуром всмотрелась в каменное лицо раздражителя, но никакой реакции не последовало. Должно быть, я дышала на него жутким перегаром: рожа его перекосилась, и я, непременно, приняла это на свой счет. — Что?! Настолько противно? Я противна вам, капрал? Отвратительна?! Я перешла на неконтролируемый крик, и вовсе не от подоспевшей белочки. На деле, я почти протрезвела, но меня немного клонило в сон. Я понимала, на кого кричу и что мне за это будет, но кто бы меня заткнул? Он уже открыл рот, чтобы ответить в своей обычной манере. И я диву давалась как он, будучи почти всегда ниже собеседника, умудрялся смотреть на людей сверху вниз. Но из комнаты неподалеку донеслись такие интересные звуки, словно за дверью проводилась настоящая оргия, а нас не позвали. На трезвую голову я бы обязательно отшутилась, но стало так не комфортно находиться в коридоре, переполненном стонами и скрипом кровати. Я ощутила, как кровь прильнула к щекам, и отвернулась в противоположную сторону. Всегда поражалась, откуда берется стыд за абсолютно незнакомых людей. Должна же у них быть своя голова на плечах, или алкоголь делает людей бессовестными? Капралу, видимо, такая обстановка тоже не пришлась по вкусу. Он схватил меня за локоть и потащил в комнату, где они с Петрой расположились. Я была уверена, что нас бесповоротно прервали, поэтому растерянно покосилась на закрытую за собой дверь. Стоны поутихли, но отдаленно мы все равно слышали женский голосок. Не девичий, а именно женский, я бы даже сказала, орала опытная шлюха. Но говорить такое даже под градусом, при этом оставшись наедине с не самым приятным собеседником, мне хотелось меньше всего. — А помните, — я не стала возвращаться к прошлой теме, и немного сбавила обороты, — вы всё, конечно, помните. Мне иногда кажется, что скрывать от вас что-то совершенно не имеет смысла, но и выложить всё, как есть, я тоже не могу. — Меня не волнует всё, — наконец, ответил капрал. — Но, если есть, что сказать, сейчас самое время. По его отношению, я сильно усомнилась в важности того, что собиралась рассказать. А именно, о моей прошлой жизни. Создалось впечатление, что это, действительно, никому не нужно. Что такого важного я могла бы рассказать, пока позволял момент? Пришлось отмотать время до нашего последнего разговора «по душам». Когда я бежала по коридорам разведкорпуса, не оглядываясь и даже не глядя под ноги. Он не поверил мне, и я отчетливо помнила это паршивое чувство, с которым он оставил меня наедине. — В ту ночь я услышала, как что-то упало и подскочила... от неведомого страха. Хотя какой же он неведомый... Я знала, что такое частое использование сил притянет нечто ужасное, я была наготове и всё равно перепугалась насмерть. Я сразу побежала к двери, но краем глаза уловила силуэт. Тело человека с козьей головой, оно стояло возле окна, но не на свету, в сторонке. Я хорошо его знаю, он преследовал меня в моем мире, и, чем больше я обращалась к своим способностям, тем ближе оно ко мне оказывалось. Однажды я проснулась, а оно стояло возле кровати, меньше чем в пяти сантиметрах. Меня будто парализовало, прибило к кровати гвоздями, даже закричать не могла. Оно стояло и смотрело, а глаза казались налитыми кровью. Это был мой тревожный звоночек. Я забросила всю эту хиромантию, потому что опасалась за свою жизнь. Со временем оно исчезло, и я убеждала себя в том, что здесь оно меня не найдет, но как чувствовала. — Демон? — с сомнением переспросил капрал, явно не проникшись историей. — Чудовище, демон, все одно. Я не знаю, что делать, если Эрвин попросит меня о новых шаманствах. Не знаю и всё! Я схватилась за голову и захотела присесть на кровать. Я бы и в кресле неплохо утроилась, но его уже заняла задница капрала. — И кстати, — что-то я слишком разговорилась, — никакая я не ведьма, так что нечего даже думать так в мою сторону. Ведьмы бездушные жестокие твари. Они продали свою душу за колдовские штучки. Заключили сделки с демонами, и черт его знает, на каких условиях. Они ещё хуже демонов, много хуже. Знаю, о чем ты подумал, но я никаких дел с этим козлоголовым не имела и иметь не собираюсь. Может, потому он и шастает за мной, что чует силу. Не каждый второй сгодится для сделки. Сдается мне, что демоны ищут особых людей, восприимчивых... ну, к их силе. — Тогда откуда у тебя способности, если ты не ведьма? Ох уж мне это «если». Наверное, переубедить капрала в том, что я не ведьма, было из ряда невозможного. Если он считает меня таковой, значит быть мне ведьмой в его глазах до стечения лет. — Не знаю. Просто появились в детстве и всё. Может, я и не помню чего-то, но я и десятой части не умею того, на что способны ведьмы. Они невероятно сильны, и одна ведьма может принести гораздо больше смертей, чем сотня неразумных титанов. Не знаю, как у вас, но в моем мире ведьмы либо вымерли, либо скрываются за семью печатями. Сплошные монологи утомили меня настолько, что я улеглась сверху одеяла, пододвинув подушку под голову, и без зазрения совести провалилась в полудрему. Я всё ещё могла говорить, но только односложными предложениями. К тому же, на утро я могла ни черта не вспомнить, но это волновало меня меньше всего. — Здесь ведьм сжигают на костре, — услышала я голос капрала, словно он исходил из глубин моего сознания. — Раньше считалось позорным укрывать в семье ведьму, поэтому близкие отводили их в лес и оставляли там привязанными к дереву, умирать. Сейчас, если удастся поймать ведьму, её казнят публично, на одной из площадей. — Не хотела бы я так кончить. — Тем не менее ты использовала способности во благо, даже зная, что о тебе подумают. Я усомнилась в услышанном. Может, сознание сыграло злую шутку, перековеркав содержание реплики, но это последнее, что я от него услышала. Затем на линии повисла тишина. Я совсем не видела снов, а проснулась от разговоров в комнате. Очевидно, было ранее утро, и мне приспичило воспользоваться уборной. Голова, на удивление, не болела, но от меня несло дешевым алкоголем, а на голове творилось нечто, что даже птичьим гнездом не назовешь. Скорее творение современного абстракционизма. Не хватало только найти в локонах остатки еды для полного счастья. Никто не преградил мне дорогу в туалет, и я ушла на двадцать минут. Ровно столько понадобилось, чтобы прийти в себя и привести в более приемлемый вид. Когда я вернулась, обнаружила, что все уже готовы. Тогда-то я и вспомнила, зачем мы приехали. Всю ночь я провела в комнате капрала и Петры, за что корила себя. Это был идеальный момент для этих двоих, но мне нужно было все испортить! В этот раз мы воспользовались экипажем, потому что добраться до Провидца на своих двоих было выше моих сил. К тому же, после сеанса возвращаться на постоялый двор в планы не входило. Пока мы ехали какой-то объездной дорогой, я вспомнила свои опасения. Никто даже не догадывался, что мы рискуем не вернуться в штаб. К счастью, вероятность такого исхода была минимальна, почти однопроцентная. С другой стороны, мне чертовски везло на такие вещи, и интуиция уже била панику. Превозмогая желание написать завещание, я вошла в этот дивный домик за остальными, нехотя прикрыв входную дверь. В приемной всё так же собрались люди, я увидела знакомые лица. Нас тоже узнали, хоть и без особой радости. Мы прошли мимо очереди и подошли к тому же брюзге, рассевшимся за столом. В этот раз он среагировал более адекватно, весь его страх улетучился. Вероятно, всё утро он храбрился перед встречей с капралом. Без лишних вопросов он указал на дверь и пропустил дальше по коридору, откуда выглядывала очень сомнительная лестница. Узкие ступеньки к тому же были ненормально высокими. Лестница явно самодельная, но выполнена любителем. А нам теперь ноги ломать. Гюнтер отвлекся на что-то или увлеченно смотрел под ноги, вследствие чего вписался головой в низкий потолок. Я шла за ним ногу в ногу, и, когда до меня дошло, откуда взялся глухой стук, дико расхохоталась. Он чертыхнулся, потирая ушиб, а я больше не чувствовала себя в логове зверя. Кем бы ни оказался Провидец, моя задача — сделать правильные выводы. На втором этаже большинство дверей были заколочены досками, а одна из них выделялась ещё и тем, что её выкрасили в синий цвет. Напротив этой дизайнерской диковинки была ещё одна комната, но уже без двери. Вместо неё повесили черную ткань, на вид дюпон, но при более близком знакомстве, оказалась шифоном, причем низкопробным или даже искусственным, если такой существует в природе. В самой комнате царил хаос. На столе лежали самые разные вещи, даже на полу валялись пуговицы, чистая бумага вперемешку с исписанной, порванные бусы... на перечисление всего ушел бы весь день. В центре творческого хаоса сидел человек с аккуратно стриженной бородкой, на вид нарцисс нарциссом, если бы не беспорядок. Однако срачем это не назовешь: создалось впечатление что каждая вещь лежит на своём месте. Ни пыли, ни мусора, только хлам. Он глядел на нас с нескрываемым любопытством, и отчего-то уголки его губ приподнялись. Словно он в кратком содержании пробежался по нашим жизням и был доволен увиденным. Для нас уже приготовили четыре простеньких табурета, по два на каждую сторону от Провидца. Видимо, сидеть слишком близко к его персоне было непозволительно. Улыбка была ему к лицу, особенно такая, игривая и загадочная. Мне стало страшно интересно, что же он в нас разглядел. Но он не произнес ни слова, пока мы не расселись по местам. Я предпочла сидеть справа, с Гюнтером. Надо же было поддерживать нашу легенду. Хотя что-то мне подсказывало, что играть уже нет смысла. — Мой келейник предупредил, что сегодня придут особые гости, но я и подумать не мог, что настолько. У него был столь приятный голос, что мне захотелось попросить его исполнить пару моих любимых песен. Может, провидением Бог его не одарил, но на другие качества явно не поскупился. Я хрен его, почему своего бухгалтера он называл келейником, но раз все молчали, настала моя очередь произвести на него ответное впечатление. — Видите ли, мы недавно обручились, — прежде, чем продолжить, я прокрутила кольцо на пальце, — хотелось бы узнать, что принесет нам этот брак: семейное счастье или женское горе? Мы очень любим друг друга, но родители до сих пор корят меня, говорят, что поспешила, — придумывала я на ходу. — Но сначала не могли бы вы рассказать немного... ну, о прошлом. — Разумеется, — скромно улыбнувшись, он перевел взгляд на Петру; начать он решил с неё, и я приготовилась взвешивать каждое его слово, как вдруг он выдал: — Почему ты здесь? Первая моя мысль: они знакомы, но Петра бегала глазами по всей комнате, с совершенно потерянным видом. Она посмотрела на капрала, затем на нас с Гюнтером, но я только пожала плечами. — Почему ты не дома, с родителями? — продолжил Провидец, и все мы наблюдали, как меняется в лице Петра. — Ты должна чаще бывать дома, тогда тебе полегчает. Не заставляй их подолгу ждать и беспокоиться. Он сказал всего пару предложений, но по горящим глазам Петры это было самое сокровенное её желание. Огромных усилий ей стоило сдержать слезы и не поддаться эмоциям. Петра не рассказывала мне о своей семье, о том, как скучает по дому. Чтобы догадаться до этого, Провидец должен был знать, что она разведчица. Угадать он никак не мог. Я напрягла извилины, и вчерашняя ночь дала о себе знать. — А это твой молодой человек? — продолжил он. Мне показалось, или своим тоном он ставил это под сомнение? По крайней мере, прозвучало это натянуто. — Что ж, вы подходите друг другу, хоть и живете в разных мирах. Ты поднялся из самых низин, но никак не научишься жить, все ещё выживаешь. Слишком сильный, чтобы защищать только себя, но недостаточно силен, чтобы защитить кого-то кроме себя. Однажды это изменится. Я бы не сказала, что капрал не в силах защитить человечество. Напротив, если кому и по плечу всех спасти, то только капралу. Кстати он никак не отреагировал на слова мужчины, даже не нахмурился. То есть выглядел он так, словно это Провидец пришел к нему на прием. Я не могла судить о правдивости сказанного. По сути, я ничего не знала о прошлом капрала, кроме разве что того, что родился он не в шелках. Я была на очереди. Он смотрел на меня чуть дольше обычного, как будто и правда что-то видел, но я настроилась скептически. Чуть потянув время, он, наконец, заговорил. — Тебя гложет вина, но глубоко в сердце ты понимаешь, что так должно было случиться. Смерть естественна, и ты могла только подсобить, а изменить что-то уже не в наших силах. Там, где он сейчас, ему хорошо. Для общих фраз звучало все так, словно мы не называли имен и событий, но и он, и я знали, о чем идет речь. Конечно, мы говорили о смерти Андерса, и я начинала верить в его дар. Но до некроманта он не дотягивал. Где же черепа, алтарь с чашей, наполненной свежей кровью? Ну не может он быть провидцем от Бога. Мне и существование демонов когда-то встало поперек горла, не хватало ещё одного жизненного потрясения. — Ты ему очень нравилась, — неожиданно продолжил Провидец, выразительное личико мужчины перекосилось от неподдельного сочувствия. Я тут же наспех смахнула две упавшие слезинки, на большее меня бы не хватило. Тем не менее сделать это незаметно я не смогла. Все тактично молчали, а я слушала, что ещё скажет мне чудо-посланник с небес. Хотя раз уж мы попали к нему на прием, грех не воспользоваться всем спектром услуг, о которых мы были наслышаны. — Вы можете дать мне поговорить с ним? — еле слышно произнесла я. — Это сложный ритуал, а у меня на сегодня ещё одна встреча. К тому же, потребуется вещь покойного, а у вас таковой, вероятно, не имеется. Я с пониманием отнеслась к отказу, но рука сама потянулась к груди, и сквозь тонкую ткань я нащупала украшение, ЕГО подарок. Может, не совсем то, что нужно, но попробовать стоит! Я развязала узелок и показала его Провидцу. Розовый кварц загадочно поблёскивал от тусклой лампы. — Он купил его для меня незадолго до своей гибели. Ну как, сгодится? Мужчина плавно встал со стула, обошел стол и переступил через раскрытую книгу и сломанные часы. Длинными пальцами он взялся за веревку и рассмотрел камень вблизи. — Что за причудливое плетение вокруг камня? Какой-то особый металл? Плетение было самое обычное, просто аккуратная металлическая рамочка с петелькой под веревку. Ни золотая, ни серебряная, с эффектом старины. Я понятия не имела, из чего она выплавлена, но предположила, что мастер больше времени уделил камню, а не какой-то железке. — Да самый обычный, — ответила я. Он освободил место на столе и положил подвеску в центр. Мне хотелось подойти поближе, но такой команды я не получала. От меня требовалось мысленно зазывать его в эту комнату, и Провидец предупредил, что процесс может затянуться. Души мертвых очень не хотя возвращаются в наш мир, — так он это обосновал. Затем на пол упал какой-то крупный предмет, деревянная шкатулка или что-то похожее. Мы с Гюнтером подскочили на табуретках, хотя виной тому был не призрак товарища, а неуклюжесть колдуна. Следующие десять минут мы сидели в тишине. «Андерс, Андерс, Андерс...» — повторяла я прекрасным мелодичным голосом и заодно удивлялась, почему в голове он звучит так, а стоит мне открыть рот и начинается симфония слепого дирижера? Я перевела взгляд на остальных: они смотрели на меня, каждый по-своему. Капрал как обычно жарил младенцев на сковороде, всем своим видом выказывая скептицизм. У Петры лицо напряглось, и я не удивилась, что она верит в жизнь после смерти. Гюнтер сидел ко мне ближе остальных, но ничего конкретного его лицо не выражало. Кажется, он не видел угрозы в Провидце, но все равно включил солдатскую готовность ко всякого рода инцидентам. Они пилили меня взглядом на пару с колдуном, и я чувствовала себя невероятно глупо: ладно ещё я, но все ждут чего-то, и словно это что-то зависит только от меня. «Ты кого это заставляешь ждать, Андерс?!» — возмутилась я на старого друга, и имела ввиду даже не себя, а капрала. Да Андерс в жизни бы не заставил такого уважаемого человека ждать. И не важно, что он выпал из жизни. Разозлить капрала пострашнее смерти будет. Ни с того ни с сего амулет сдвинулся с места. Мы синхронно уставились на стол, и первая мысль — показалось. Но после череды переглядываний, он снова двинулся, хоть и на миллиметр. — Не переставай звать, связь ещё не окрепла, — сказал колдун, не сводя глаз с безделушки; он оставался спокоен, в отличие от подскочившей меня. Я потеряла контроль над телом, ноги вели меня к подвеске. Мантра, состоящая из одного только имени, едва не переросла в настоящий крик. Я не думала, что смогу поговорить с ним, в моих глазах не осталось места ни для чего, кроме веры в происходящее. И стоило мне отдаться этой вере, как подвеска затряслась на месте, будто из неё собиралось что-то вырваться. Затем я ощутила волну холода, по коже пробежали мурашки, меня передернуло. Я огляделась вокруг, но ничего похожего на душу не нашла. Но он точно был здесь, где-то рядом. Я могла поклясться, что это он! Провидец громко отодвинул стул и поднялся, ударившись коленкой. Впрочем, мы уже поняли, что он весьма неуклюж. Он выровнял спину и взял камень в руку, легонько подбросив на ладони. — Ему здесь не нравится, — вздохнул мужчина, уставившись в пустоту, хотя я стояла прямо перед ним. — Но он хочет говорить с тобой, поэтому он откликнулся... — Он меня слышит? — перебила я его, в бесполезных попытках держать себя в руках. Провидец кивнул и снова посмотрел на меня со вселенским сочувствием. Я терпеть не могла подобные взгляды, но разве сейчас это важно? Здесь Андерс, и это, возможно, единственная возможность сказать ему, что, то время, пока мы были друзьями... — ... я была счастлива. Тебе не было дела, кто я и откуда, ты просто был рядом, потому что я — это я. Я тебя никогда не забуду. Я знаю, ты бы простил мне всё, даже свою смерть, и всё же, я не могу простить себя... Я ждала какой-нибудь реакции, и мужчина неожиданно закивал и мимолетно улыбнулся, усаживаясь обратно в кресло. — За это он и полюбил тебя, — сообщил колдун. — Он считал тебя необыкновенной, а ты была с ним, обычным парнишкой, каких полно. Но с тобой он чувствовал себя причастным к прекрасному. Тебе не было дела, кто он, ты была рядом, потому что он — это он. И о своей смерти он не жалеет, поэтому и ты не вини себя больше. Выходи замуж, живи счастливо и иногда вспоминай его добрым словом. Теперь я должен отпустить его... Я держалась из последних сил. Это так похоже на Андерса. Будь счастлива... Не вини себя... Я не готова была расставаться навсегда, но и сказать мне было нечего. — Иди с миром, Сэйген, — закончил сеанс связи Провидец, и я почувствовала, как ко мне возвращается рассудок. — Присаживайся, — указал он мне на место, и с минуты на минуту я собиралась указать ему на его место. Когда почти все паззлы встали на места, я расплылась в злорадной улыбке. Вместо его любезного предложения присесть, я уверенно вышла в коридор и направилась вниз по лестнице, в приемную, где все так же сидели несчастные туристы в ожидании своей очереди. — Прекрасный день для разочарований! — привлекла я внимание каждой пары глаз, даже самых маленьких. Писарь в мгновение ока оказался рядом со мной, бурча что-то про непозволительное поведение. Но его поведение было более, чем непозволительным, даже возмутительным! Я расставила руки по бокам и обратилась к публике. — И за этим мы ехали несколько суток? Чтобы нам вешали лапшу на уши?! — Да что вы говорите! — прикрикнул мужичок и попытался встать между мной и потенциальными дебилами. — Если вы услышали не то, чего вам хотелось, так в этом нет вины Провидца! Он говорит только то, что видит! — А глаза и уши он арендует у трактирщиков?! Ну-ка, кого из вас в первый же день угостили выпивкой за счет владельца? Лица людей вытянулись, и, кажется, они начинали улавливать, чего я так разоралась. — А приемы оттягиваете, чтобы они напрочь забыли, о чем по пьяне разглагольствовали? И сколько вы отстёгиваете трактирщикам за такую услугу? Или они довольствуются тем, что люди сбегаются сюда, сломя голову?! Ну что притих? Или не в курсе, что вы людей дурите?! А что он вытворял, когда призывал душу умершего, очуметь можно! Я захотела поведать и об этом, но разговоры переросли в возмущения. Похоже, я оказалась достаточно убедительна. Так убедительна, что писарь решил перейти к последней мере. Только я заикнулась про главный трюк фокусника, как он больно сжал мне плечо и собирался выпроводить за дверь. Я даже взвизгнула от неожиданности, но он так же быстро отстранился. Я едва уловила, как капрал полоснул руку писаря ножом. Я слышала, как мои товарищи спускаются по лестнице, но меня целиком захватило выступление. Писарь заскулил и упал на свой стул, придерживая руку, словно та вот-вот отвалится. Я ощутила безграничную силу, исходящую от капрала. Да за такой стеной я могу и буду вести себя сумасбродно, даже если передо мной окажется громила вдвое выше. Я от души посмеялась с поджавшего хвост прислужника и направилась к выходу. Люди расступались перед нами, их тоже пробрал страх на пару с возмущением. Я наслаждалась каждой долей секунды, а, когда мы покинули дом мошенника, с ещё большим удовольствием потянулась на солнышке. Обрывками они уловили суть обмана, хоть и пришли под конец. У Петры ещё остался вопрос, и она задала мне его, не успели мы сесть в экипаж. — А как же кулон? Мы все видели, как он двигался. — Детский фокус, — выпендривалась я, — ватка, сверху магнит, и можно перемещать его под столом почти бесшумно. Если положить на стол что-нибудь легкое и металлическое, можно даже заставить его упасть. А стоит немного поверить, как начинает работать самовнушение... Недолго мы ехали в молчании. Я ожидала, что Петра задаст ещё множество вопросов, но она не стала. Наверное, хотела расспросить меня, когда мы вернемся в штаб и отчитаемся Эрвину. А вот Гюнтер не прочувствовал атмосферу. Он выглядел расслабленным и даже довольным. Возможно, все это время он чувствовал себя не в своей тарелке в окружении темных личностей. Поэтому, узнав, что Прорицатель подставной, он в меру ощутил облегчение. Если бы кто сказал ему, что я тоже актриса второго плана, он бы окончательно рассарделился. — Так кто этот Сэйген? — обратился он ко мне, и Петра тоже навострила уши. — Давний друг, — не охотно ответила я. — Похоже, в пьяном бреду я смешала историю Андерса с его историей. — И что это за история? — всё не унимался Гюнтер; похоже, он не подозревал, что лезет в кое-что личное. Но я не спешила рассказывать, отчасти потому что в кибитке сидел капрал. Уж он-то, наверняка, подустал от моих занимательных историй на пьяную голову. Я хорошо запомнила, как читала лекцию о настоящих ведьмах, но вот для остального памяти не хватило. Наверное, жаловалась на жизнь, как это делают подвыпившие взрослые. Не похоже, что я рассказала что-то важное, да и что я могла рассказать? Мне не терпелось увидеться с Эрвином, отчитаться лично, похвастаться результатом. Я была и останусь единственным эспером разведки, что, конечно, хреново, учитывая положение дел.