В лесу, где сжигают ведьм

Когда дни мои были сочтены, титаны прорвали стену и это злоключение продлилось на неопределённый срок. Мы не решились эвакуироваться, остальных жертв Розы сожрали титаны. В первый же день падения нерушимых стен почти все люди, оставшиеся в городах по тем или иным причинам, были истреблены. Я не завидовала их судьбам, но не в моём положении сочувствовать остальным. Быть запертой в одном доме с ведьмой; одни в городе, одни на несколько сотен километров. Ей пришлось поддерживать во мне жизнь, так как я осталась последним источником молодости и сил. А я, к собственному ужасу, начала понимать её стремления, мотивы и желания. Находить их логичными. Но ни на секунду, ни в одной из жизней я не захотела быть ею. Дышать одним воздухом, поддерживать лёгкие светские беседы, переполненные издёвками. Я оставалась человеком или человек оставался во мне. Демон, на контракт которого она рассчитывала, не проявлял себя и, казалось, вовсе покинул этот мир. Оставил меня. При иных обстоятельствах я бы радовалась его исчезновению. Но периодические игры со смертью возвращали к мысли о том, как было бы прекрасно, если бы однажды ночью я услышала стук копыт, почувствовала тёплое омерзительное дыхание на коже. Если бы его рука, покрытая шерстью, коснулась моей шеи и в одночасье отделила от туловища. Равносильно смерти я желала жить вопреки всем законам. Точнее, я ненавидела ведьму и не хотела причисляться к списку истерзанных ею. Любая другая смерть сгодилась бы, пусть даже старость или чума. В то же время я возненавидела свой иммунитет к вечно голодным титанам. Запертая в четырёх стенах, я имела полное право презирать что угодно и сколь угодно сильно. Не любовь, а ненависть стала источником жизненных сил, моей тростью и болеутоляющим. Кажется, тогда же я перестала принадлежать родному городу, и стала частью жестокого не щадящего никого мира. С самого утра сверху было весьма оживлённо. Она много ходила, что-то передвигала, затем отворила царство мрака и спустилась по веревочной лестнице. Меня подвесили за крюк, протёрли холодной половой тряпкой и поднесли к яркой лампе. Толстая цыганская игла легонько коснулась спины, царапая острием. Достаточно сильно натянув бледное полотно, ведьма сделала первый стежок, затем второй и третий. Их было много, словно рой червей копошился в тканях и мышцах, сплетая замысловатый узор. — Знаешь, что символизирует мотылёк? Конечно, не знаешь. Бессмертие, — тут же ответила она. — Мне нравятся мотыльки. Она любительница тонкого юмора: запечатлеть на мне символ бессмертия — всё равно что сказать «ты будешь мучиться, но всё равно не умрёшь». Так я поняла, что именно вырисовывается на моей спине. Сбылась подростковая мечта набить татуировку. Хоть и в нестандартном виде. Одноклассники обзавидовались бы такой красоте. В навыках вышивания этой старухи я не сомневалась. Но я придумала ответное наказание. Ведьмы — существа крайне социальные, и, оставшись единственной живой душой, с коей она могла бы завести разговор, я не отвечала. Её это бесило, но виду она, конечно, не подавала. — Мави, если ты думаешь, будто я всю жизнь проведу здесь, в попытках закончить начатое, то ты не видишь очевидного: я давно бросила выманивать твоего горе-демона. Признаю, это моя ошибка. Сначала мне следовало убедиться в вашей связи. А она оказалась такой… ненадёжной. Я удивилась. Сколько бы я ни говорила, что демон не в моей власти и появляется только по своей воле, она не верила. А тут сама пришла к этому спустя столько времени… «Нужно было просто послушать меня пару лет назад!» — мысленно ворчала я. Она немного помолчала, сосредоточившись на работе. Я чувствовала только, как натягивается кожа. По шее стекли крапинки пота из-за близкого расположения к лампе. Она начинала приятно припекать, прогревая косточки у позвоночника. Минуло чуть больше часа. — Вот так, — она встала с табурета и посмотрела на результат издалека. — Это мой последний подарок тебе, Мави, — я навострила уши. — Слышала, командор дальневосточного корпуса разведки ищет одно место, не отмеченное ни на одной существующей карте. Как думаешь, что такому влиятельному человеку понадобилось от шабаша? Я ощутила тяжесть в сердце. Оно забилось в учащённом ритме, выдавая моё волнение. Эрвин Смит никак не надеялся найти меня там. Но если даже такая недоведьма, как я, принесла столько пользы, сбрасывать ведьм со счетов было бы не разумно. Страшные слухи, которыми пугали балованных детей, в этой эпохе носили самый серьезный характер. В существование ведьм верили. Их находили, почти всегда ошибались, но сжигали молоденьких красавиц на радость местным. Основные ужасы приписывали именно шабашу. И тут можно было бы обвинить людей в разыгравшейся фантазии и нехватке развлечений. Но всё, что касалось шабаша, было правдой. Даже если кто-то на ходу придумал, что там пожирают людей заживо, он был бы прав, так как шабаш — самое аморальное застолье из всех существующих. Эрвин — человек крайне осторожный, он не стал бы лезть лопатой в чужой огород. И, наверняка, уже знает о главном камне преткновения. Только ведьма может найти дорогу на шабаш. Конечно, бывали случаи, когда люди случайно забредали на пир ведьм. Но ушедших целыми можно пересчитать по пальцам одной руки. — Скоро разведка вернёт эти земли людям. Я могла бы просто подождать, но уже обещала принести голову Эрвина Смита Верховной. Остаётся только сыграть роль. Твою роль. Спорим, у меня получится лучше? Я не видела, с каким самодовольным лицом она прожигала дыру в мотыльке. Потому что не могла повернуть шею на все сто восемьдесят. И в отличие от неё без карт не смогла бы предсказать, как проведу последние часы жизни. План по измождению молчанием пришлось срочно пересмотреть. Она могла выдумать всё от начала до конца. Эрвину нечего предложить шабашу, не придёт же он с пустыми руками. Слишком велик риск вернуться в штаб по частям. Она блефует. Я набрала пыльный воздух в лёгкие и крылья мотылька словно расправились. Я могу поверить, что Эрвин ищет мне замену, но в то, что он рискнет своими солдатами — слишком не похоже на него. — Почему ты расслабилась? Так хочешь умереть? — она обошла меня, чтобы заглянуть в глаза. Я ненавидела, когда она так делала. — Понятно, так ты не веришь мне? Ничем тебя не проймёшь… Иногда я жалею, что так много перепробовала на тебе. Но то, о чём я говорила, случится. Не важно, веришь ты в это или нет. Уже завтра разведка спасёт девушку, чудом выжившую в городке, переполненном титанами. Затем я очарую Эрвина Смита и превращу в безвольного раба. Этого достаточно, чтобы подчинить себе всю разведку. И мы вместе ступим на земли шабаша. — Завтра? — переспросила я. — Точно. О, так мы теперь разговариваем? Мой голос казался незнакомым, я давно его не слышала. Однажды пересмотрев множество сериалов в озвучке одного и того же человека, его голос зазвучал в моей голове. Интересно, нормально ли, что мои мысли озвучивает мужчина средних лет? Её слова не убедили меня в происходящем. Но кое-что в этой ситуации я отчетливо поняла. Эрвин Смит мог всерьёз задаться поисками шабаша. Если капрал сдержал данное мне слово и не рассказывал командору о демоне, откуда ему вообще знать, что я не ведьма? Если в его понимании все ведьмы похожи на меня, то у нас проблема. Но не верится, что даже Петра оставила встречу с парнокопытным в секрете. Меня слишком долго нет, чтобы держать свои обещания. Как будто я могу вернуться в разведку в любой момент… Но нет. Есть как минимум один человек, который тут же отговорил бы Эрвина от затеи. Потому что капралу известно всё, и насколько опасны ведьмы — я говорила это не раз. Если только… слова этой женщины о его смерти полтора года назад не правдивы. Она еле сдерживалась, наблюдая за одолевшим меня роем из сомнений. Что правда, а что вымысел? Если дела в разведке так плохи, он мог бы пойти на этот риск. Без капрала миру не встать с колен, людям не победить титанов, и, возможно, единственный выход — пойти на опасную сделку с Верховной. Ведьма, эта старая женщина, которой не дашь больше двадцати, не убеждала меня призвать демона. Она, как любое безнравственное существо, наслаждалась жертвой, осознающей свой конец. Я не могла притвориться, что мне до лампочки. Даже если это очередная игра, в углу стояла бочка с горючим, которой вчера не было. А лампа припекла настолько, что только разговоры отвлекали меня от мысли, что я сейчас вспыхну, как спичка. Напоследок, я доставила ей ещё больше удовольствия, проверив верёвки на прочность. Она двинулась в сторону бочки и вскоре запах какой-то травы перебил мой собственный. Это масло на основе рапса не получило большой популярности, но иногда использовалось как заменитель животного масла. Совсем немногие знали о его горючих свойствах. Но столетняя бабка знала. Я не ведьма, гореть мне не обязательно, чтобы откинуться. Для человека не самая приятная смерть, но так она убивала двух зайцев: уничтожала улики и наверняка обрывала мою связь с демоном. Ведь, как известно, огонь выжигает саму душу, оставляя только причины и следствия. Оттого это намного болезненнее, чем можно представить. Не снимая перчаток, она погладила меня по запущенным волосам. Они не успели пропитаться жидкостью, попавшей мне и в уши, и в глаза. Веки потяжелели: масло быстро впиталось в ресницы. Оно не щипало глаза, только неприятно стекало с головы. Ноги тоже искупались в нём по колено. Я послушно дала себя окунуть, но не скрывала испуг. Да и как скроешь страх перед смертью, когда она уже на пороге, стучится в незапертую дверь? Ведьма оборвала верёвку, которая держала меня в подвешенном состоянии, и я упала щекой на грязный масляный пол подвала. Масло в глазах мешало увидеть остальное, только расплывчатый силуэт, ждущий мольбы о спасении. И дождавшийся, потому что я изо всех сил просила Дьявола об отдельном котле для этой суки. — Пом-нишь, как… я пришла… к тебе? — связки немного побаливали с непривычки. Я выговаривала каждое слово, некоторые произносила по слогам. — О, люблю последние слова, в них обычно много эмоций. Да, я отчётливо помню, как ты пересекла порог. Побитая и отверженная. Тогда ты выглядела лучше, чем сейчас. — Той ночью меня избил не чело-век, ты этого не поняла, а я… не придала значения, — она нашла что-то любопытное в моей предсмертной речи и убрала руки со светильника. — Мы с демоном повздорили, и он страш-но ра-зозлился на меня. Кажется, своими необдуманными действиями я обидела его. Не верю, что говорю это, но мне жаль, Бафомет. Если это единственная причина, по которой ты оставил меня, прости, что ударила тогда. Ненависть ослепила меня, и ты пришёл, потому что я впервые захотела этого. Бафомет, если со мной уже кончено, забери всё, что мне принадлежит. Даже если от меня останется только пепел, возьми его. Но сожги эту ведьму! Обескровь, расчлени, унизь публично, но пусть она стократно пожалеет, что впустила меня в свой дом. Она не шевельнулась, всё продолжала смотреть на меня, хотя я свою речь закончила. Это нельзя было назвать последними словами. Скорее проклятие, адресованное убийце. Поверит — и следующую сотню лет проживёт тише воды, ниже травы. Я, хоть и придумывала на ходу, чтобы придать себе сил в конечный путь, но поверила. Потому что только так последнее слово осталось за мной. — Это всё? На глазах всё ещё застыла масляная плёнка, и яркая лампа слепила глаза. Я закрыла их, потому что всё равно мало что различала. Извинения помогли мне немного скинуть груз ошибок. Хотя если бы я взялась извиняться за все косяки, завтра разведчики застали бы меня ещё живой и сильно охрипшей. Я снова открыла глаза, чувствуя только холод от сквозняка. Проморгалась, но это не помогло. Я не смогла развидеть ещё один нелепый силуэт, не человека и не зверя. Он стоял на двух ногах, лицо вытянутое, но точно не из-за большого носа и длинного подбородка. Я выдохнула с облегчением, потому что сомневалась, что он вообще слышит меня. Но это также означало, что он всегда слышал и не приходил. Почему именно сейчас? Только не говорите, что он взаправду обиделся? «Если бы не путы, я бы врезала тебе ещё раз, только сильнее и в морду». Ведьма проследила за моим ожившим взглядом и… не знаю, как отреагировала. Она не сразу дала мне подсказку. Я предполагала, она обдумывает путь к отступлению, но демон стоял прямо под крышкой подвала. Пока она влезет по самодельной канатной лестнице, её успеют освежевать. — Так вот, как ты выглядишь. Посмотрите на него, до последнего не вмешивался. Мне даже пришлось остаться в этом мёртвом городе из-за девчонки и её непунктуального демона. Теперь мы можем обговорить детали сделки. У меня есть то, от чего не отказался бы даже высший демон. За это я попрошу самую малость… До неё никак не доходило, что высший демон перед ней и стоял. За малым, архидемон, а в сущности — нефелим. Взглядом она разбирала его на части: голова козла, раздвоенные копыта, хвост. Не совсем то, как описывал его Элифас Леви, но сходства очевидные. Она сделала несколько шагов в мою сторону, пока не поскользнулась и не упала передо мной. — Н-не может быть, не может быть, не может… с этой силой мне не совладать… уходи… исчезни! Мне нечего тебе дать, я заключила контракт с другим демоном! Если убьёшь меня, это нарушит правила, составленные ИМ! Я могла часами слушать, как она бьётся в паническом припадке, загнанная в собственную ловушку. Не знаю, о каком правиле шла речь, но Бафомет не торопился замарать руки. Сейчас она стала лёгкой жертвой. И я одним рывком поднялась с пола и обхватила, прижимая к себе. Верёвка, что связывала запястья, впилась ей в горло. Она забавно поболтала ногами с пол минуты, потом перестала беспорядочно бить и обвисла на мне. Я тут же сбросила с себя тяжесть и встала на ноги, опираясь на стену. В подвале было много вещей, подходящих для обрезания верёвки, и я достала её излюбленный разделочный нож. Затем зажала между стопами и довольно быстро освободилась от пут. Я забыла, какого быть не связанной. И боялась, что не успею насладиться этим моментом. Поэтому взяла в руки ведьмин нож и попыталась отрезать стерве руку. Нужно отдать должное маньякам. Расчленить человека не так-то просто. Например, будь это свежеубитая курица, было бы сложно резать её, не избегая костей. Топора рядом не было, а нож, хоть и большой, но человеческая кость ему не по зубам. Задача осложнилась, когда я упёрлась в ключицы. Поэтому в местах, где нож не справлялся, я прикладывала силу и отрывала конечности. Но больше всего мороки доставил шейный отдел. Кости в нём крепкие. Я задела сонную артерию, но кровь из неё лишь немного брызнула. Потом спокойно стекала, совсем не фонтанировала, как показывали в фильмах. Возможно, не стоило так быстро убивать её. Но оставлять в живых было опаснее. Когда удалось отделить голову, я воткнула нож в глаз и немного успокоилась. Можно было освежевать её или собрать заново, но копаться во внутренностях меня не тянуло. Оставалось только достать свечу из лампы и бросить на пол. На стеклянной банке, которая и служила светильником, остались кровавые отпечатки. Я сильно сжимала свечу, как ту самую, которую я задула, и она исполнила моё желание. Но сейчас очень важно было не дать сквозняку потушить её. Бафомет не сдвинулся ни на миллиметр, и я спокойно дошла до каната, ведущего вверх, в магазинчик лекаря. Только свеча коснулась разорванного в клочья тела, как в нос бросился запах горелых волос. Я с вожделением смотрела наверх, в это маленькое отверстие, но, по правде, у меня не осталось сил взбираться. Дым быстро заполнил маленький подвальчик, а огонь перекинулся на бочки и ящики, расставленные вокруг. Я очень быстро очутилась в аду, где запах копчёной человеческой плоти — как кислород. «Тогда отдавай». Голос прозвучал в моей голове. И это не тот мужчина, озвучивающий сериальчики в моём мире. Он был незнаком, но звучал громче моих мыслей. Перекрывал их. «Забирай всё, что мне принадлежит! — так? Отдавай». Ему удалось спародировать меня, даже интонацию повторил. «Типичный демон, — подумала я, — хочет забрать душу, прежде чем до меня доберётся огонь. Прожжённая душа, наверное, дешевле в цене». «Не нуждаюсь, кому нужна эта бесполезность». В дыму я почти не видела его козью морду, но не обнаглел ли он часом? Что не так с моей душой, что он не хочет её забрать? Ты лучше бери, пока дают! Я могу захотеть жить и найти силы взобраться по канату. Однако я противоречила себе. Сил стоять больше не было, или это угарный газ выжигал лёгкие изнутри. Я прижалась к стене, чтобы не упасть. Время пошло на минуты, а я старательно прислушивалась к внутреннему диалогу. «Тогда что я должна отдать? Есть что-то ценнее души?» Ответ пришёл быстро. И я почувствовала себя обманутой. Все книги и фильмы из года в год внушали, что плата за сделку с Дьяволом — душа. А что ещё я могла предложить? Погонять тело на недельку? Или пойти ему в услужение, поклявшись в верности и в жизнь, и в после жизнь? Дышать становилось тяжелее. Я склонилась вниз, до потери сознания оставались секунды, а он требовал от меня согласия. Хотя бы мысленного. Этого, видимо, хватило бы для сделки. И ни капли крови, никакого старинного свитка с обманчивыми приписками мелким шрифтом. Нечестная сделка, как ни посмотри. На одних весах — все многочисленные грехи, прилипшие к его душе, как грязь. На другой — моя человечность. Да кто на такое согласится?! «Безграничная сила. Ты станешь сильнейшей ведьмой из существующих. А после смерти займёшь моё место». Его голос звучал не так отчётливо. Но смысл я понимала. Он очистит душу и снова станет человеком. А я, перенявшая его грехи, сначала стану ведьмой, а затем обращусь в такого же мерзкого демона. Я должна была умереть человеком, пока была такая возможность. Но перебрала руками по стене и подошла к нему вплотную. Происходящее вокруг не сильно волновало Бафомета, а я повисла на нём как на вешалке. Почти сползла, кланяясь в ноги. Всегда ли человек был так слаб перед лицом смерти? Всегда ли те, кто так же стояли перед этим решением, выбирали сделку с демоном? «Всегда». Он легонько обхватил меня за талию, не давая упасть окончательно. Но не торопил, позволяя самой решить, умереть человеком или выжить, но потерять себя. «Забирай». Ни торжества победы, ни довольной ухмылки. Он знал, что я соглашусь. И только выжидал, когда отчаяние захватит все участки мозга, даже те, в которых я сильнее всего на свете презирала ведьм. Сам процесс остался для меня тайной. Я не осознавала, в подвале мы или уже снаружи. «Но тогда выполни ещё одну просьбу». Наглеть я могла хоть до бесконечности. Всё-таки ему эта сделка выгоднее. Но его злобное сиятельство легко мог и отказаться, так как самое главное — моё «да» — он уже получил. Поздновато я спохватилась, собираясь запрыгнуть в уходящий поезд. «Позволь мне увидеться с Сэйгеном».