В лесу, где сжигают ведьм

Ханджи Зое решила перестраховаться и отвезти Петру в госпиталь ближайшего города, считая, что дорогу до штаба жертва шабаша не переживёт. Ощущение, что Гюнтер умер зазря, нарастало и откладывалось в тёмном местечке под сердцем, стократно утяжеляя вес принятых решений. Но я не боялась, что сломаюсь или разойдусь по швам. Ужасы Вальпургиевой ночи только укрепили дух, заделав просветы прочным виниловым герметиком. Подобранные Смитом разведчики перенесли произошедшее много спокойнее меня. Хотя, вспоминая их речи во время поездки, диву даёшься, откуда столько уверенности в превосходстве над ведьмами. Но, стоит отдать должное, перерезали их живенько. В штабе нас встретили как с обычной вылазки. И поначалу солдаты испугались, не заприметив второй повозки. Меня не трогали, и вставшая на пути троица легионеров не успели обратиться ко мне, молча дали пройти. Проще было расспросить других вернувшихся, которые активно продвигали лже-историю об экстренно свернувшейся операции. Диву даёшься, скольких людей подговорил (подкупил?) Эрвин, чтобы скрыть информацию о шабаше. Разве командор разведки столько зарабатывает? Наотрез вылетело из головы, что живу я не одна, поэтому перепугалась, завидев в комнате постороннего. Сэйгена, Бафомета — или кем бы он там ни был, я хотела выставить за дверь. У меня не было настроения играть в друзей, как и притворяться, что всё прошло хорошо. Особенно после встречи с ещё одним исчадием. — А не рановато вы вернулись? — повседневно спросил сосед. Я прошла внутрь и прилегла на кровать. — Чёрт возьми, ты вся чумазая, что это вообще… Ещё и на белую простынь, хотя бы разденься, Гесс. Бафомет совсем не старался. То есть, когда сын пастора произносит «чёрт возьми», у меня закрадываются сомнения. Сэйген никогда бы так не сказал, но я проглотила. Он не выбирал, кого играть, а лишь последовал моей эгоистичной просьбе. Я хотела увидеть Сэйгена, и теперь вижу его достаточно часто — в какое бюро пожаловаться на качество оказанной услуги? — Мне нужно поспать, — просипела я и наклонилась расшнуровать сапоги. Он мнительно замолчал, и мне подумалось, что таким отношением я запорю весь маскарад. Нервы сами нажмут на курок, если всплывёт конфликт с Бафометом. В прошлый раз плохо закончилось. И я натянуто улыбнулась. — Титан схватил Гюнтера, ну, в общем… мы не успели. — Ты из-за этого так убиваешься? Для него прозвучавшее имя — пустое сотрясание воздуха. Но я знала, чем всколыхнуть чувства долгожителя. — Петра сильно ранена. Возможно, не выживет. Или… Нет, скорее всего, умрёт. — Паршивые новости, — он лишь слегка взгрустнул, не больше. — Ну, ты ложись, не буду тебя и дальше травмировать. Расскажешь всё, как отойдёшь от вылазки. Мудрое решение. Сознание витало в зените кратковременного сна, но не вошло в следующую глубокую стадию. Как дура, я открывала глаза, убеждаясь, что всё ещё светло, пока не потеряла всякий интерес ко сну. Сэйген не преувеличил, обзывая меня чумазой. В смыв душа вода стекала чёрной. Грязь и копоть нехотя поддались мылу, но смыть сожаления оказалось нелегко. Они где-то под кожей, копошатся, как черви. Не удивительно, что после душа я всё ещё чувствовала себя грязной. Едва успев до комендантского часа, я закрылась в комнате и скормила Сэйгену лживую сказку о походе за стены. И для правдоподобности раскрыла свою роль эспера, как если бы вылазка была не только не бумаге. Сэйген проявил чуткость, давая мне время, чтобы высказаться, и долю терпения. Я часто теряла мысль и переспрашивала, на чём остановилась. В основном, из-за тотального недосыпа. — Тогда почему ты всё ещё здесь? — первое, что он спросил у меня. — Я уже думала о том, чтобы сбежать накануне, — созналась я. — Но Эрвин заставил меня поверить в то, что от меня зависит чья-то жизнь. Как будто достаточно подкинуть руны, и это всех спасёт. Ну и… — … глупо, — осудил подобный мне недочеловек. Как раз на этом я и хотела закончить свою исповедь. — Зато теперь я более чем понимаю Эрвина. Он не грезит спасением всех и не знает, скольких ещё придётся принести в жертву ради мира. Но не бежит от этого. Это заслуживает восхищения, ты так не считаешь? — Меньшее зло — всё равно зло, — мудро ответил Сэйген, словно из его уст это уместно. Подставляя на своё место любого другого из нашего отряда, я понимала, что они бы не оставили Гюнтера. Подоспей капрал к его распятию, и мы вернулись бы обратно в том же составе. Однако в том проклятом лесу во мне возобладала ведьма. Принцип сохранения баланса, который нигде не прописан, но я много раз видела его в действии. Вряд ли Гюнтер хотел бы умереть ради призрачной надежды спасти Петру. Сэйген потянулся и дружелюбно пригладил влажные после душа волосы. — Сейчас важнее определиться с тем, где ты будешь спать. — Как это где? — я указала на свою кровать, но поняла, о чём речь. Всё от простыни до наволочки серо-бурое. Следовало отдать его на стирку или не пачкать до безобразия. — Эх, ладно, — протянул Сэйген, как если бы я его о чём-то попросила. — Сегодня поспим вместе. Самоотверженностью даже не пахло, как и чистыми намерениями. Едва ли посреди ночи его руки окажутся не там, где нужно, но от такой близости я решительно отказываюсь. — Я, наверное, не хочу спать, — он ухмыльнулся, и не собирался настаивать. Его предложение звучало безобиднее, чем я себе напридумывала. Но всю ночь я бодрствовала, гадая по звёздам, когда вернётся Эрвин и с какими новостями. Я проклинала себя, что не села в первую повозку. Потому что должна была быть там же, где они сейчас. Поддерживать Петру до последнего её вздоха. Хотя уже сделала больше, чем кто бы то ни было. На утро не было никаких новостей из Форнстеда. Вместо этого во внутреннем дворе стояла повозка. Они вернулись, намного быстрее, чем мне думалось. Мы не виделись всего сутки, но эта встреча была такой же волнительной, как моё двухлетнее отсутствие. Только с ними я могла обсудить случившееся на шабаше и узнать о состоянии Петры. Но я не побежала в кабинет Эрвина в ту же секунду. Ждала, когда он сам пошлёт за мной. И совсем недолго. В тот же день в середине дня, разведчик, состоявший в тайной экспедиции, сообщил, что я должна зайти к командору Смиту. Тогда же я поняла, что мне не в чем идти. Одежда старого образца слишком грязная, от неё сильно воняло. А новая форма, выданная мне как новобранцу, где угодно, но не в моей комнате. Уж не толкнул ли её на рынке Сэйген, чтобы купить очередную дрянь… Я косо поглядывала на сожителя, когда он странным образом решил мою проблему. Вызвался пойти к Эрвину вместо меня. Я же очень уставшая, вон, какие у меня синяки под глазами. И вообще, я, кажется, простыла. Стиснув зубы, я согласилась. Всё выглядело так, будто я избегаю встречи с ними, посылая вместо себя братца. Но я сказала Сэйгену соврать, лишь бы не вскрылась эта тупая причина. В это время я сложила грязное постельное и в вонючей форме отправилась прямиком в прачечную. Не хотела, чтобы прачка лично увидела, насколько я испоганила бельё. Поэтому самолично набрала тёплую водичку в таз и полоскала, пока вода не посерела. Затем зашла прачка с каким-то ведром, и мы обменялись приветствиями. К тому времени я уже отмучилась с простынею, и женщина изъявила желание помочь мне с остальным. В том числе с формой. У неё была в распоряжении машинка, которую крутишь за ручку, и барабан вращается. Пока она не показала, я не знала, как это работает. И после такой процедуры всё равно приходилось вручную ополаскивать. В моём случае ещё и достирывать. Не долго я стояла в нижнем белье. Мне предложили халатик, идентичный тому, в котором убиралась женщина. И я, конечно, согласилась. В шикарном хлопковом балахоне и стильных армейских сапогах на тугой шнуровке я чувствовала себя законодателем новой деревенской моды. Мне захотелось помочь этой женщине, хоть чем-нибудь за доставленные хлопоты. Мы вместе развешивали бельё во дворе и неизбежно разговорились. С ней у меня нашлось больше тем для обсуждения, нежели с Сэйгеном. Наверное, потому что она не притворялась дорогим мне человеком. А когда она узнала, что я была в последней экспедиции, то тут же высказала сожаления о юном Гюнтере. По сравнению с ней, он, конечно, был молод. — Уверена, его товарищи проводят его, как положено… — Это как? — поинтересовалась я. — Ну, соберут древесину, соломы побольше, а когда разгорится, бросят в огонь собранные цветы. Может, священника пригласят. Хотя местный дороговато берёт, но, говорят, оно того стоит. Тогда его душа точно упокоится. — Мм, священник, говорите нужен, — нельзя пренебрегать возможностью подставить сожителя. Я взяла это на заметочку и вернулась к себе. Заценив мой прикид, Сэйген не ходил вокруг да около и выложил всё, что ему удалось узнать. И начал с того, что, оказывается, меня разыскивали. Пока я возилась со стиркой, нашу комнату посетил разъярённый капрал, чтобы убедиться, что я в полном порядке и просто выделываюсь, посылая в кабинет Эрвина Сэйгена. От этой встречи меня сам Боженька уберёг. Вторая новость перекрывала радость от первой: Петра шла на поправку, всё оказалось не так худо, как выглядело. Ханджи зуб ставила на то, что сегодня ночью она откроет глаза. Я не могла скрыть улыбку. Заключительной новостью стало то, что, когда я «поправлюсь», Эрвин ждёт меня у себя на какой-то там разговор. У себя — это не в кабинете. У себя — это в его комнате. Я заведомо знаю, что это ничего не значит, но всякий раз, оказываясь на том пурпурном диване, сердцу неспокойно. А в контексте важного разговора я перед дверью коньки отброшу. В разгар дня Сэйген не спешил предоставить меня самой себе. Солдатская жизнь не особенно ему нравилась, но он нагрел себе местечко среди отбросов. Точнее, были и такие солдаты, кто вступил в легион от безысходности. Ради тёплой еды, чистой одежды и койки. Низменные желания привлекали демона больше возвышенных речей о спасении человечества. В какой-то степени я пропиталась жалостью к существу, лишённому потребности в пище и сне. Сколько веков он провёл в одиночестве? Конечно, первым делом, он хорошенько выспится и обдолбается в человеческом теле. Он чувствует, значит, способен насладиться. На голый разноцветный матрас в латках и разводах страшно было присесть. К несчастью, матрасы совсем не стирались. Да и прачка появилась относительно недавно, вроде с приходом к руководящей должности Эрвина, раньше служивые ручками стирали... Солнце ни разу не вышло из-за туч. Я боялась, что к вечеру постиранное не высохнет, и придётся всерьёз задуматься над предложением Сэйгена. Он немного помялся в дверях и присел рядом со мной. Видать, выглядела я замученной. Не помешало бы развеяться или поболтать о чём-то кроме прошлой ночи. И Сэйген, разумеется, услужливо подкинул дровишек в печь, из которой я пыталась вылезти. — Я слышал, сегодня вечером собираются проститься с Гюнтером. Если хочешь, я схожу с тобой. — Так скоро? — удивилась я. — Они предложили тебе побыть священником? — Что? Нет, — он явно не ожидал, что его могут привлечь. — У них уже был кто-то на примете... На прощание с членом элитного отряда — к которому я как-никак относилась, стоило бы сходить. Не разводить почву для подозрений, если таковые имелись. Но прошло всего-ничего, полтора дня. Его разорвали на части, растащили по лесу останки, разделали как тушку зверька. Если капрал приближался к нам со скоростью ночного экспресса, мог ли он слышать, как Гюнтер звал меня? Или треск горящей древесины перекрыл его мольбу? Сэйген не ведал, почему я не в духе. Наверняка, списывал на физический недуг, слишком долго прожил без способности сопереживать. Но остался рядом. Потому что так поступил бы человек, которым он притворялся? Или по собственной воле? Я задавала неправильные вопросы, поэтому ответы не падали с неба. Но вот если Петра выживет, можно же считать, что жертва оправдана? Можно, если забыть слова Сэйгена о "меньшем зле". Что я и сделала. * * * В преддверии ночи у главного корпуса гудел погребальный костёр. Священник не пробыл на месте и получаса. Освятил кадилом огонь, объявил его священным и помолился за душу. Затем собрал уже влажным платком крапинки пота со лба и поспешил в помещение промочить горло. Иногда на самодельную плиту подкладывали дрова, в основном за этим следил Оруо. Присев на корточки, Эрд грел косточки у самого костра. Его руки пахли дикими флоксами; на рынке особую популярность сыскали фиолетовые, но белые встречались не реже. Любимые цветы Петры. Ханджи слишком сильно сдавила стебельки в руке, отчего они дали сок, липкий и неприятный на запах. В простонародье растение прозвали желтушником из-за тёмно-жёлтых семян. Его выращивали в прикладном саду для лечебных целей. Концентрат использовался при нарушении кровообращения и гипертонии. Ханджи сама нарвала их, фактически своровала у себя же, чтобы бросить в костёр. Но засмотрелась и упустила возможность. Леви напомнил ей, и она ойкнула, уставившись на полуживое растение. В конечном счёте, она бросила их гореть, вытирая руку об штаны. Лучше поздно, чем никогда. Вернулась на прежнее место и ещё немного постояла. Прошептав капралу о нужде, она отлучилась и уже не возвращалась. Вслед за ней готов был отправиться Леви, но его вовлекли в разговор. Я наотрез отказалась приходить на похороны. Но не удержала себя в комнате и вышла посмотреть на костёр. Но так, чтобы меня не увидели, отошла подальше. Размытое оранжевое пятно рябило в глазах, а запаса дров хватило бы на целую ночь. Я до последнего надеялась, что мне хватит благоразумия не высовываться, поэтому не подготовила прощальные цветы. Но вырвала травинки под ногами и развеяла, только ни одна не долетела до костра. Сэйген увязался со мной, скорее, из любопытства. Ритуал не относился к христианству, но и Гюнтер никогда не был христианином. Он не верил во что-то определённое, но находил сожжение зрелищным и запоминающимся. Поэтому говорил, что хотел бы, чтобы с ним простились либо так, либо уж лучше никак. Но в шутку, ничего не требуя. По сути, его желание исполнилось ещё в лесу, но товарищи по отряду посчитали правильным следовать его воле. На деле, хотели проститься с другом не только на словах, но и символически. Обряд корнями уходил в буддизм, напомнил Сэйгену город пепла, Варанаси, где погребальные костры освещали ночь двадцать четыре на семь, возвращая души в исходную. А я гадала, чьи же это познания — Сэйгена или Бафомета? Он говорил так, будто не раз видел, как индусы сбрасывают в Ганг пепел с костями. Можно сказать, я досушивала старую чёрную форму на себе. В застёгнутом плаще было жарковато, но так я не светила белой рубашкой. — Вы что, поссорились? — недоумевал мой сожитель. — Не вижу смысла приходить втихую, если тебя звали официально. — Разве отсюда не лучший вид? — отойди мы ещё на пару метров, и костёр превратится в яркую точку на тёмном фоне. Не могла же я заявить о спонтанности большинства принятых решений. И о вине перед покойным, которую практически не ощущала. — Не находишь это чересчур высокомерным? — я отвлеклась от картины внизу и изобразила интерес, а он и рад продолжить. — Ну, мы забрались сюда, хотя могли бы стоять там. Но ты считаешь себя лучше них, хоть это и не так. Я не прав? — Конечно, нет, — посмеялась я. — Разве возможно смотреть на кого-то сверху вниз не снисходительно? Его вопросы всё чаще заводили меня в тупик. Мне нравилось, когда Бафомет играл словами, обличая не самые лучшие человеческие качества. Но когда это направлено на меня, я готова кинуть его в священное пламя, чтобы почтить память Гюнтера. Вот это я понимаю — жертва. Не то, что полевые цветочки — пшик, и обуглились. Когда капрал Леви повернул в сторону штаба, я безотрывно провожала его поредевший отряд. К тому времени начинало светало. Я не ожидала, что возвращаться мы будем по утру. И что караульные у двери так бестактно спалят нас перед капралом одним тупым вопросом. «Сэр, нам скоро пост сдавать, остальные скоро вернутся»? «Какие остальные»? — потупил взгляд Леви. Оруо и Эрд вошли следом, остальные разведчики ушли много раньше. Мы, как умные люди, выходили с того же входа. Нас спокойно пропустили, хоть и в комендантский час. Проститься с Гюнтером никому не воспрещалось. Капрал узнал имена покинувших часть и сразу ушёл к себе. Мы вошли следом и узнали об этом у караульного. Как будто могло быть иначе… Два дня миновали с Вальпургиевой ночи, для меня закончились вторые сутки без сна. Я не чувствовала, что всё уже позади, просто последствия ещё не проявились. Поэтому я ждала, когда Ханджи дойдёт до моей комнаты и принесёт дурные новости. На иные я уже не уповала. И после полудня раздался стук в дверь, бросивший меня в секундную панику. Я слишком давно не слышала о Петре, так что, должно быть, это оно и есть. Удобно совпало, что Сэйген где-то шатался. Мы присели на моей заправленной кровати, и я согнулась, свесив руки замком. От слов Ханджи зависит, буду ли я сегодня спать, как младенец, или сломаю лопату об дно ямы. — Переливание сделали вовремя, отторжения не было, — словно начала она издалека, подводя к чему-то ужасному. — Рана уже затягивается, она должна очнуться. Хотя новости были хорошими, Ханджи не выказывала радости. Я чувствовала подвох и не спешила расслабляться. Может, Петра проснётся инвалидом или что-то в этом роде? — Значит, с ней всё хорошо? — подгоняла я учёную к обратной стороне медали. — Выходит, что так, — неохотно признала капитан. С большой натяжкой. Меня начинало потрушивать от незнания. Но Ханджи сама не понимала, стоит ли переживать о состоянии Петры. Со стороны оно и не плохое, и не хорошее. Но сколько раз такие пациенты банально не просыпались. Она решила быть честной хотя бы с самой собой. — Она находится в летаргическом сне, и это никак не связано с ранением. Так что физически она здорова, — Ханджи замолчала, но этого было достаточно. На самом деле, всё было написано у неё на лице, когда она вошла с натянутой до ушей улыбкой. Нам впору устраивать соревнование по спектру синего под глазами. — Что ж, пошли посмотрим, — я встала перед зеркалом, приводя волосы в надлежащий вид. — В смысле? Сейчас? — Ну да, — как человек не обременённый солдатской жизнью, я свободна каждую минуту. — У тебя другие дела? — Нет-нет, пойдём, — поддержала Ханджи, воодушевившись. Как будто я своим опытным взглядом выведу бедняжку из этого состояния. Несколько минут мы шли к лазарету, но свернули к казармам, и у меня появились вопросы. Я остановилась, показывая на дверь лазарета, но Ханджи как бы невзначай вспомнила. — Её сняли с больничного учёта и перенесли в комнату. Там о ней лучше позаботятся. Видимо, в госпитале не существовало отделения по уходу за обездвиженными пациентами. Количество коек ограничено и, по большей части, с гастритами и насморком туда не идут. Врачи чаще штопают, нежели лечат. Такая уж специфика у военного госпиталя. А в летаргии можно пролежать и несколько недель, кто ж с ней там будет возиться. Так мы дошли до элитного отряда. Если Ханджи они ожидали увидеть, то вот мне удивились. Я тоже не ожидала увидеть там предвестника всех моих бед. Всё-таки у такого человека не должно быть много свободного времени. С первого взгляда Петра не выглядела здоровой. Бледная, с синючими губами. Катетер не сняли на случай повторного переливания. Я прислонилась к стене у входа; возле спящей и без того превышен лимит людей на квадратный метр, не садиться же мне на головы. — Врачиха сказала — она скоро проснётся, может, даже с минуты на минуту, — любезно сообщил Оруо, да прикусил язык. С ним это иногда случалось. — Ну, что скажешь, она в порядке? — спросил он у меня, как у учёного в области нейронауки и кандидата биологических — да что он вообще ожидал услышать? «Норм, дышит»? — Ей, наверное, снятся кошмары, — добавил Эрд. Да, один нескончаемый кошмар. Не все мы выбрались из того леса, Петра ещё не осознаёт себя спасённой. Возможно, она ищет нас в этом лесу, судорожно перебирает голыми пятками по масляным веткам. Одна искра — и вспыхнет пламя. — Не знаю, — поспешно ответила я. Пока капрал распутывал волосы, зацепившиеся за её амулет, я старательно отводила взгляд. Мне никак не узнать, в порядке она или нет. Я не врач и не маг восьмидесятого уровня. — Так узнай, — приказал Леви, наградив меня суровым взглядом. Я думала, что он тут же оставит нас, но он всего лишь передислоцировался на стул, ожидая от меня танцев с бубном. — Почему ты так волнуешься, Ханджи? Она идёт на поправку, сама же сказала, — расспрашивала я учёную вместо бесполезного осмотра Петры. — Ну, это вроде как летаргия, — с её уст "вроде как" прозвучало не характерно, обычно Ханджи не говорит того, в чём не уверена. Я считала её достаточно компетентной в сфере медицины. — Нет реакции на боль, шум и свет. Пульс едва прослеживается. Это состояние близко к, так называемой, мнимой смерти. — Как было с Мави? — вспомнил Эрд. — Да, вполне возможно. Но не волнуйтесь, я смогу точно определить, жива она или нет, в случае чего. Спокойнее от её слов мне не стало. Она продолжила мысль: — Похоже на обычный сон. А на внешние раздражители не реагирует, очень любопытно. Я бы сделала пару тестов, — она до последнего сомневалась, что видит то, что видит. — Правильно ли я понимаю, — подытожила я, — это похоже на летаргию и не похоже одновременно? — Прецедентов не так много, чтобы изучить настолько редкое явление, поэтому я допускаю, что это возможно. Чёрт возьми, это же сейчас и происходит. Но это определённо хороший знак. — Хороший ли? — вторила я следом, всё ещё не понимая, радоваться или бояться. По факту, убийство Кимериса ничего не значило, лишь отсрочка от неизбежного. Если он забрал её, тело должно погибнуть. Но что-то заставляет её балансировать на грани. Или кто-то, чья кровь побывала в жертвенной чаше, и кто до сих пор не ложился спать. Отсрочить — отсрочили, а что дальше делать? Без сна мне не долго барахтаться. Стоило подумать, что засыпать теперь опасно, как меня резко склонило в сон. По негласному закону отсутствия нужного автобуса, когда торопишься. Я не знаю, кого конкретно назвать подлым, и знает ли эта абстракция, сколько людей ежедневно страдает от её подлянок. Два дня я думать забыла о сне, но сейчас соседа по комнате продам в рабство за час сна. Согласна сторговаться на получасовой сон. Для всего лишь неправдоподобной версии я быстро исключила другие варианты. Когда в Таро раскрылось нечто близкое к тому, что придумало разыгравшееся воображение, меня склонило к подушке с новой силой. Поиски ответов даже не начинались. Я всё ещё была уверена, что способа помочь увядающей на глазах Петре не существует. Она обещана Кимерису, и я всего лишь вписалась ему как дарственное. Два по цене одного. Знала же, что ничего толкового не выйдет, и влезла. Тогда же Сэйген принёс в комнату шлейф из сигаретного дыма. Я отвлеклась на бессмысленные разговоры и ненадолго отсрочила нависшую проблему. Как тучи с побережья я гнала единственно верное решение из-за собственного эгоизма. И на утро пришлось серьёзно ответить на вопрос «как далеко я готова зайти»? Вернее «спуститься». Инстинкт самосохранения накладывался на остальные голоса, и я слышала лишь «ты сделала достаточно». Нужно знать, когда остановиться. Я ждала момента, когда нечто спонтанное толкнёт меня в нужном направлении. Как в ночь шабаша, когда я выбежала на помост, не отвечая за свои действия. В часы подъёма сосед бодренько влез в форму, навёл красоту на голове, и мы, как и прежде, вместе почесали в ванную. Я чувствовала себя скверно, понимая, что усну сегодня, так или иначе. Проведу остаток жизни в гостях другого демона, пока не покроюсь шерстью и не отращу рога. От размышлений о незавидной участи меня отвлёк приближающийся пол. Мы перешагнули порог комнаты, и я запуталась в ногах. Что было сил, ухватилась за руку Сэйгена и повисла. Сил осталось не так уж много. — Спала она, конечно, — высмеивал меня Чёрный Козёл в обличье человека, возвращая в вертикальное положение. — Если я усну, Петра точно не проснётся, — я зарылась в волосах, спрятала уставшие глаза под полузакрытыми веками и беспомощно сжала последнюю волю в кулаки. — Ты о чём? Я слышал, она идёт на поправку, — спокойно отреагировал Сэйген. — Совсем глаз не сомкнула? У тебя начинается психоз… Я подняла голову и в три коротких шага впечатала Сэйгена в стену коридора. Он сильно перепугался, затаил дыхание, но всмотрелся в лицо и успокоился. Я не впала в ярость, не озверела и близко не разозлилась. Он успел оградиться рукой, придерживая меня на средней дистанции. — Тебе же нравилась Петра, просто скажи, что мне сделать, — в памяти всплыл несуществующий фрагмент, когда так же он прижал меня к двери и окончательно сорвал с себя овечью шкуру. Я была напугана. — Вернись и отдохни, Гесс, — снисходительно взъерошил волосы демон, заодно отодвинув меня от себя. — Сама не своя, как вернулась… Я разрывалась от обиды, но более — от отчаяния. Я должна была предвидеть это и расспросить Мари, раз была возможность. И не только я хочу дальше играть в семью. Сэйгену тоже не горит рушить почти доверительные отношения. Он не захотел слушать или разобраться. Как если бы всё понял, но вовремя прикрыл уши. Мы заигрались в семью, потому что хотели полагаться друг на друга. Сэйген потакал моим желаниям, пользуясь чужой личностью. И эта ложь была гораздо лучше правды. Он мог бы и дальше притворяться моим дорогим воспоминанием, остаться рядом. И чуть погодя фальшивые улыбки сменились бы настоящими. Спектакль должен продолжаться. «Сэйген не может помочь Петре — но Бафомет»? — Её принесли в жертву Кимерису, — он остановился, но не повернулся. Могу представить, как округлились обычно узкие глаза. — Я влила в жертвенную чашу свою кровь, — добавила я и чуть не упала. Он несдержанно чихнул или прыснул от смеха — не распознала, зато я больше не разговаривала со спиной. — Есть же способ отвязать её от Кимериса? Есть или нет, Бафомет? Он с неподдельным интересом сверлил меня взглядом, даже осуждал. Все декорации — наши с ним труды — с грохотом попадали на пол. Занавес оголил пустую сцену, где стояли мы с костюмами в руках.«Когда я поняла»? «Как давно»? «С самого начала»? «И какое это начало по счёту»? — Кимерис, — всерьёз задумался Бафомет, сложив пальцы на подбородке, затем выдал: — А кто это вообще? — Блин, — схватилась я за голову, жалея, что включила режим беса. Обратно рычажок не повернёшь. — Ну, такой, на чёрной лошади, темнокожий, фиолетовые глаза, — описывала я всё подряд, пока не бросила это занятие, — ой, да ну… — Вот, почему ты не спишь, — вслух рассуждал демон о чём угодно, кроме насущной проблемы. Мимо нас прошли солдаты, многие уже возвращались с душа. Когда разведчики скрылись за углом, разговор продолжился. Я заранее отчаялась услышать ответ. И не стала бы настаивать, если бы он молча ушёл. Толку от «такого» Сэйгена? — Способ есть, — самодовольно произнёс демон. — Но после смотровой, — развернулся он, смывшись в душевую. С чего ему приспичило сегодня быть солдатом — я ума не прикладываю. Может, сегодня тот самый вторник, в который он не проёбывается со своими дружками? Или я больше его не увижу? Упускать, возможно, единственный шанс спасти Петру не хочется. Но и ходить за ним шаг в шаг — нет желания. Только спугну. После построения на площадке он не появлялся в комнате. Я не удивилась. «Способ есть, но я уёбываю» — очень в его духе. Лучше бы связала и пытала, пока не расколется. После полдника я снова зашла к Петре и посидела с ней, чувствуя, как голова тяготеет к подушке. Специально не позавтракала, чтобы голод перебил сон. Но уже не помогало. Остальные жильцы иногда выходили, но почти не оставляли нас наедине. Ханджи забежала в поисках меня, чтобы я чуть позже проведала Эрвина. Бедный, ждал меня второй день. У него созрел архиважный разговор, но я не волновалась, что придётся рассказывать о связи ведьм с титанами. Абсолютно насрать, когда простой сон может убить. Дальше только неизвестность, но я утешалась, что мы хотя бы делим один котёл. Напоследок капрал интересовался состоянием Петры. Увидев меня внутри, он не стал заходить. Но чуть позже ещё раз заглянул и согласился на предложение Оруо выпить свежезаваренного чаю. Мне бы он уже не помог взбодриться, поэтому я вежливо отказалась. Настенные часы предательски убаюкивали. Я опустила голову на махровый плед, не желая расставаться с уходящим днём, но совсем без сил. Эрд снова попросил меня встать с холодного пола и сесть нормально, но в этот раз я не ответила. — Кажется, уснула, — шепнул Оруо, кивнув в мою сторону. Расселась на полу в непонятной позе, уложив голову на ноги Петры. Их голоса звучали громче, чем есть, отталкивались от стенок черепа, создавая глубокий звук. Словно мы переместились в безлюдное метро. Я не хотела, чтобы меня тут же отнесли в комнату. Да я толком не успела заснуть, как оказалась на руках. Нос защекотал знакомый запах табака. Я недоверчиво продрала глаза, но эти же руки уложили меня рядом с Петрой. — Тебе всё равно придётся вытащить её, — типа объяснил Бафомет, и я едва не пошла у него на поводу. Если он говорит мне заснуть, значит, правильнее будет приклеить веки скотчем. — Ты вытащишь её, а я — тебя, — ещё раз объяснил он, легче мне не стало. Я уверила себя, что это последний прыжок веры в моём исполнении. Слёзы навернулись, но не скатились с потухших глаз. Мне придётся довериться рогатому идолу. — А что тут вообще… — не закончил вопрос Оруо, но очень заинтересовался действиями Сэйгена. Я бы в принципе не пустила к себе постороннего. Они не так уж много общались, чтобы знать друг друга. Но Петра немного больше водилась с нами. Возможно, он серьёзно настроен помочь хотя бы ей. Покрутив в руке мой воротник, Сэйген отстал от рубашки, и воцарилась тишина. Под стук секундной стрелки я провалилась сквозь матрас на несколько этажей вниз. Ржавая дверь за мной наглухо захлопнулась, а лестница уходила глубоко под землю, откуда изредка доносились металлические лязги. «Если ад — очередной подвал, то это мой второй спуск». Мамочка дома. *** — Что-то ты больно не сговорчивый, — сложил руки капрал Леви, наблюдая, как мирно сопят девушки. Пристально следил, как если бы Эрвин лично поручил ему досмотр за одной больной и ещё одной недоношенной. Сэйген раздражал его с самого начала, с первого неформального обращения, равного невоспитанности или грубости. Если в первый раз он списал это на шок, то бесцеремонность, проявленная по отношению к Эрвину, командору разведкорпуса, закрепила за найдёнышем статус невежи. Попавшая в разведку Мави уже не выглядела такой уж дрянной на фоне братца. Хотя их родство было выдумано для истории, многие отметили, что внешне они схожи. Если бы только внешне… Взять все отвратительные качества первой и довести до крайности — на выходе получится один-в-один Сэйген. — Здесь есть ванная? — закатал рукава бесцеремонный парень, испытывая терпение всех членов элитного отряда. — Ну, есть, — не охотно ответил Оруо. — Что, утром не успел ополоснуться? — Наберите холодной воды. — Ничего не попутал? — возмутился Эрд за всех. — Иди-ка ты к себе. Мави останется здесь, если захочет — на ночь. — А я думал, вас натаскали выполнять простые поручения. Ладно, сам наберу, где здесь ванная? Эрд переглянулся с капралом и с одобрительного кивка заехал с правой ноги по обратной части колена. Сэйген так и опустился на колени, не скрывая, что ему больно. Подскочивший Оруо заломил ему руки и почувствовал себя намного лучше, не ощущая сопротивления. За потасовкой никто не обратил внимания на уже бездыханную Петру и не отстающую от неё Мави. — Вы и до этого умом не блистали, но как же это не вовремя, — простонал Бафомет, пока не уткнулся носом в плед. Оруо подумывал, что две руки для месячной уборки конюшен многовато, хватит и одной. Сжал с такой силой, что юноша собакой заскулил. Рука почти вышла из плечевого сустава, как хрипловатый женский голос вопросил: — Который час? — Петра, — благоговейно произнёс Оруо и ослабил хватку. Она осмотрела присутствующих, но ещё толком не проснулась. Последнее, что она запомнила, как сильно в кожу впивались верёвки. Ворса от мешка лезла в глаза, в нос, даже в уши. Не было сил выстоять. После обрывками всплыл страшный сон. Все обрадовались её пробуждению. Кроме разве что Сэйгена. Он перевёл взгляд на лежащее рядом тело, и Петра признала в ней Мави. Несвойственно умиротворённую. Ей она запомнилась другой. — Какого дьявола, так быстро? — возмутился прокажённый, обращаясь к сонной разведчице, как если бы она знала, а затем переключился на остальных. — Либо вы помогаете, либо не мешаете. Мне нужна ванна холодной воды, — разделяя слова, потребовал Бафомет. И никто не сдвинулся с места, пока капрал не спросил: — Ванна воды, что ещё? Тогда уже Эрд и Оруо зашевелились в нужном направлении. Зажурчала вода, а Эрд ещё придумал пустить шланг с раковины, чтобы ускорить процесс наполнения. Сэйген потянулся взять Мави на руки, но Леви одёрнул его. — Нет, говори, что делать, — настоял он. Сэйген выпучил глаза, но не ответил. Более того, полностью проигнорировал капрала. Всё равно взял девушку на руки и пронёс её в дверной проём смежной комнаты размером со спичечный коробок. Оруо и Эрд освободили пространство, в дверях торчали только их головы. Капрал расположился в ванной, смиренно наблюдая за мужскими руками. У него много планов на эти руки. Особо разговорчивые и не знающие своего места неплохо вылизывают офицерскую обувь. И неделями держат опухший язык за зубами. Отличная профилактика дурного воспитания. Измерив рукой глубину, Сэйген недовольно цокнул. Этого может быть недостаточно, но сестрёнка не подождёт. И он предупреждает всех, особенно позади стоящего: — Не вмешивайтесь, — теперь он серьёзен. Осторожно, придерживая голову, опускает тело в воду. Сначала погружается туловище, следом ноги. Последней под воду уходит голова. На поверхности торчит только кончик носа. Волосы струятся под водой, обволакивая стальные стенки. Вода не просто холодная — ледяная, а тело не должно всплыть. Никаких признаков жизни. Рука коченеет и покалывает, но ничего не происходит. Вода продолжает поступать и уже достаёт до локтя, касаясь белых рукавов, когда Мави открывает глаза. И видит не самого желанного человека, но видит же! Неожиданно и приятно, что некто сдержал слово. Хотя мог бы и предупредить, через что ей придётся пройти. Сэйген отвечает ей лёгкой улыбкой, а руку не убирает. Несколько воздушных пузырей вырываются изо рта, едва ли не последних. Она хватается за ледяную руку, но не сдвинет с места. То ли примёрзла, то ли в Сэйгене есть что-то от мужчины. Безрезультатно подёргав вправо-влево, она тянет обе руки к его лицу, барахтается ногами и бьётся в конвульсиях. Вода заливает плитку, обливает с ног до головы потенциального убийцу, попадает на ботинки капрала. И вот это он должен стерпеть? Теперь её убьют на его глазах, а он посмотрит? Капрал подходит поближе и брызги долетают до штанов. Ногой он чувствует, насколько вода вскипела. Всматривается, а с неё даже пар идёт. Агония сходит на нет и руки хватаются за стальной бортик в последней попытке подняться. Водная гладь успокаивается, снова видно лицо, застывшее в ожидании чего-то лучшего. Несколько долгих секунд Сэйген выжидает, затем достаёт тело и кладёт на пол. Его правая рука покраснела, а с ладони пластами слазила кожа. Но он сложил руки и надавил на грудь, запуская сердце. Снова и снова, затем насытил лёгкие воздухом и вернулся к массажу сердца. — Он утопил её, — ужаснулся Оруо, бросая взгляды то на капрала, то на Эрда. Но оба боялись отвести взгляд. Что же такого было с Петрой, что смерть Мави помогла ей очнуться? Кем бы они не считали Сэйгена, все ошибались. Но кто же он тогда? Вода фонтаном полилась через нос и рот, Мави прокашлялась и немощно ударила кулаком в вымокшую до нитки рубашку. Секунду спустя отрубилась без чувств. — Принесите одеяло, — обратился капрал к двум торчащим в проёме мордам. Оруо метнулся и стащил одеяло с кровати Гюнтера. — Сначала сними с неё мокрую одежду. — Одеяла достаточно, — перехватил его Сэйген, криво закутывая тело. Закинул на плечо и поволок гусеницу прочь от любопытных глаз. — Теперь всё позади, шабаш уничтожен, всех ведьм сожгли, — рассказывал Оруо о той страшной ночи Петре, и Сэйген остановился послушать. — Я так и поняла, — просияла она, а щекам вернулся здоровый румянец. Бросив взгляд на порог, она осмотрела завёрнутое тело и помрачнела. — Но с меня хватит.