Капитан Риччи

Со дня, когда спал ветер, прошло десять дней. Липкая духота не спадала и по ночам. Запахи становились все удушливее, а люди – все беспокойнее. Их корабль превратился в тесный душный ящик, в котором они были заперты, как в ловушке. Риччи понимала, что если штиль затянется еще на неделю, вспыхнет бунт. Оброненная Тью фраза постоянно крутилась в ее голове: «в парусах Мэри-Энн не стихал попутный ветер». «Про Вернувшихся рассказывают, что они колдуны», – думала Риччи. – «Но про них много чего рассказывают, а смогу ли я вправду вызвать ветер?» Ночью она поднялась на палубу, чтобы проверить. Среди вещей Уайтсноу не нашлось никакой подсказки: ни книг с пентаграммами, ни испачканного в крови ритуального ножа, ни костей черного петуха, ничего подобного. Если Мэри-Энн и знала какие-то тайные слова, она унесла их в могилу. Заход солнца не принесла много прохлады. Казалось, море нагревалось днем до закипания и не успевало остывать. Риччи вдыхала воздух, пахнущий солью и смолой. Какие усилия ей нужно приложить, чтобы изменить это? «Или… никаких?» – вдруг осенило Риччи. – «Я ничего не предпринимаю для того, чтобы мои раны затягивались. И могу понимать чужую речь или текст, хотя я никогда не изучала языков. Так, может, вызвать ветер не намного сложнее, чем поговорить с Юлианой или прочесть записку?» Она поднялась на ноги, задумчиво поправила шляпу, достала из ножен шпагу Уайтсноу и, указав ею в море, зашептала: – Я повелеваю ветру подняться! Чувствовала себя при этом Риччи глупейшим образом, так сразу оглянулась по сторонам в поисках случайных свидетелей, но никого не обнаружила. «Не помогло», – подумала она. – «Неудивительно. Все эти россказни про колдовство – просто чушь. Придется ждать, пока ветер поднимется сам». Она почти дошла до каюты, когда услышала звук, от которого у нее волосы встали дыбом и по спине пробежали мурашки. Начавший забываться звук хлопающих на ветру парусов. Не веря своим ушам, Риччи запрокинула голову и почувствовала, как прохладное дыхание ветра омывает ее лицо. Риччи рассмеялась. «У меня получилось! Я могу управлять стихией!» Или это было счастливым совпадением. Корабль крепко спал, и Риччи ударила в кухонный гонг, чтобы поднять всех на ноги. *** Радость их продлилась недолго. Ласковое дуновение быстро сменилось шквалистыми порывами, усиливающими с каждой минутой. Под руководством Риччи, Фарески и Малкольма матросы убирали паруса. – Разве не должно уже рассвести? – спохватилась Риччи через несколько часов. Небо было так плотно затянуто облаками, что солнце не пробивалось сквозь них ни единым лучом. Когда пробило восемь склянок, выдали завтрак. Так как из-за ветра и качки опасно было разводить огонь, он состоял из сухарей и чашки затхлой воды. В рубке с потолка текло так, что стоять там было не лучше, чем на улице. Риччи поняла, почему карты хранились в отдельном просмоленном ларце. Все оставленные на столе бумаги превратились в кашу. На палубе она отыскала унылого, промокшего насквозь штурмана. – Фареска! – выкрикнула она, но из-за ливня и ветра он не услышал ее. Пришлось подойти ближе и тронуть его за плечо. – Альберто! Он вздрогнул и обернулся. Риччи знаком велела ему следовать за ней. Она привела его в капитанскую – пока еще ее – каюту. Там, по крайней мере, не протекал потолок. – Доложи обстановку, – велела она, когда за закрытой дверью, наконец, получила возможность не перекрикивать шторм. – Нас несет на рифы, – устало ответил Фареска, с которого на пол за пять секунд натекла огромная лужа. – И если ветер не стихнет в ближайшие часы или рифы не исчезнут, мы разобьемся в щепки. Риччи поежилась. – Можно хоть что-то сделать? – У нас нет ни единого бочонка с жиром, а даже если бы и был, поблизости нет безопасной гавани, где мы могли бы переждать шторм. – Значит, мы погибли? – уточнила она. Понимание того, что ей в любом случае удастся выжить, помогло Риччи сохранить хладнокровие и спокойный тон. – Корабль погиб, – поправил ее Фареска. – Люди еще могут взять шлюпки и попытаться… Дверь каюты распахнулась с шумом, заставив их обоих вздрогнуть. На пороге стоял Малкольм с перекошенным лицом. Рубашка его окрасилась в розовый от стекающий из большой ссадины за ухом крови. – Риччи! Они бросили мачты и грузятся в шлюпки! – Значит, что корабль сгинет еще быстрее, – сказал Фареска. Уайтсноу смогла бы успокоить людей и что-нибудь придумать, чтобы спасти корабль. Но Риччи не была Уайтсноу. Она не стала даже подниматься на палубу. – Сядь, Мэл, – сказала она, отыскивая уцелевшую бутылку из запасов Мэри-Энн. – Мне жаль, что я оказалась плохим капитаном… Проклятая буря! За дверью ванной послышалось громкое шуршание. Насторожившись, Риччи распахнула дверь и при свете лампы разглядела забившуюся в угол, обхватившую колени и дрожащую Юлиану. – Что ты тут делаешь? Юлиана подняла голову и прошептала: – Я боюсь их. – Вылезай, – сказала Риччи, протягивая руку. – Никого нет. Всем им не до тебя. Корабль раскачивался так сильно, что просто стояние на ногах требовало немалых усилий. Риччи отхлебнула из бутылки, облила ромом голову боцмана и протянула ее Фареске. Тот сделал большой глоток и подал ее Малкольму, но Юлиана перехватила бутылку и присосалась к ней, словно умирающий к источнику живой воды. – Ваша команда, капитан, бросает места и грузится в шлюпки, – объявил Томпсон, нарисовавшись в дверях. – Собираетесь что-нибудь с этим поделать? – А ты что тут делаешь? – спросила Риччи. – Неужели тебе не нашлось места? Томпсон порадовал их ругательствами на двух языках. – Грязные свиньи! Выставили меня из всех трех посудин, чтоб им потонуть! – Из трех? – Риччи наконец-то, отвоевавшая у Юлианы бутылку, замерла. – Ты не попросился в четвертую или… – Их было три. Думаешь, я не умею считать? – буркнул Томпсон, протягивая руку за бутылкой. – На корабле четыре шлюпки, – сказала она. – Капитанский ялик! – Малкольм подскочил со стула. – Быстрее идемте, пока о нем никто не вспомнил. – Лучше бы им этого не делать, – заметил Томпсон мрачно, опуская руку на эфес шпаги. – Может, я и сглупил, но из этой шлюпки выставить себя не дам. Риччи увидела надежду на их лицах и сама почувствовала нежелание сдаваться. – Я вас догоню, – сказала она, спохватившись на пороге. – Сейчас не время собирать пожитки, – заявил Томпсон. – Фареска, забери карты, – распорядилась Риччи. – Юлиана, добудь что-нибудь из кладовой. Мэл, иди со Стефом к ялику, и начинайте спускать его на воду. Оставшись в каюте одна, Риччи сорвала зеркало, выгребла украшения из шкатулки и распихала по карманам. Дополнив их монетами из корабельной кассы и . прихватив саблю, она отправилась к месту сбора офицеров «Ночи» – можно сказать, что уже бывших офицеров. *** – При других обстоятельствах, я не рискнул бы выйти на нем в залив, не то, что в открытое море, – сказал Фареска. – Заткнись и тяни чертову веревку! – ответил Томпсон. Риччи мысленно с ним согласилась. Они не могли позволить себе выбирать. Но Фареска не замолчал. – Даже… спускать… его на воду… опасно… – продолжил он между рывками. – Но если удастся… держать его… подальше от борта… отгрести в сторону… избегать пенных мест… вода пенится на рифах… – Ясно, – выдохнула Риччи. Они сбросили ялик на воду, чудом не разбив его о борт и не перевернув. Захлестнувшая волна тут же наполовину наполнила его водой. Томпсон прыгнул первым, Фареска бросил ему ящик с картами и последовал за ним. Малкольм промахнулся и оказался в воде, пришлось втягивать его в ялик. Риччи бросила мешок с провизией в руки Малкольму и легонько подтолкнула Юлиану. Та зажмурилась, прыгая, и, вероятно, сломала бы себе что-нибудь, не умея группироваться, если бы ее не поймали. Риччи замешкалась на секунду. «Нелепая смерть – раскроить себе голову о борт», – мелькнуло в ее голове. – «Я, может, и не умру, но все полюбуются моими мозгами, а потом зададутся понятным вопросом». Отогнав несвоевременную мысль, Риччи прыгнула, в полете подтянув ноги к груди и обхватив их руками. Она нарочно целила мимо ялика – тот был рассчитан на четырех человек, так что совершила посадку она, скорее всего, кому-нибудь на голову. Вынырнув из воды, Риччи нащупала борт и подтянулась в лодку. Фареска тут же вручил ей рулевое весло. – Держи курс! – крикнул он. Они схватил одно из боковых весел, оставив Малкольму другое. Юлиана съежилась на месте пассажира, прижав к груди мешок с провизией. Томпсон, ругаясь, вычерпывал воду, сталкиваясь локтями с другими и с трудом держа равновесие. «Ночь» возвышалась над ними темной, жалобно скрипящей громадой. «Прощай», – мысленно сказала ей Риччи. – «Мне жаль, что я не уберегла тебя. Прости меня, Мэри-Энн, я знаю, что ты любила этот корабль». Попытки Томпсона справиться с водой были безуспешны – каждая большая волна добавляла в ялик больше воды, чем он успевал вычерпывать в промежутках между ними, и ялик просел так низко, что начал черпать воду бортами. В темноте они не видели берега и могли определить лишь примерное направление, в котором гребли. Ушедшие на больших корабельных шлюпках держали курс в море, чтобы не наткнуться на рифы, но ялик не годился для открытого моря, и их единственная надежда заключилась в том, чтобы достичь берега. Очередная волна оказалась больше всех предыдущих. Она подбросила лодку, словно щепку, и Риччи почувствовала на мгновение, что они летят, а потом все перевернулась. Что-то ударило ее по голове, и она потеряла сознание. *** Когда ялик налетел на что-то и перевернулся, меньше всего повезло сидящей на носу Риччи – она ушла ко дну вместе с лодкой. Остальные были слишком заняты собственным спасением, чтобы помочь ей. Берег был очень близко, но из-за волн добраться до него было нелегкой задачей. Даже для тех, кто умел плавать, в отличие от Стефа. Он старался удержать голову над водой, но проигрывал морю. Когда у него почти закончился воздух, чья-то рука ухватила его за шиворот и выволокла на мелководье, где можно было хоть и с трудом стоять на ногах, борясь с нахлестывающими волнами. – Спасибо, как тебя там… Майк? Мэт? – Стеф пытался вспомнить, как зовут боцмана, протирая от морской воды глаза. Солнце проглянуло через тучи на секунду, и Стеф смог разглядеть своего спасителя. Он встретился глазами не с Мэлом – вот как его звали – а с Фареской. Испанец тут же отвернулся и зашагал к берегу, спотыкаясь о камни и то и дело почти сбиваемый с ног волнами. Стеф не стал дожидаться, пока его уволочет в море, и двинулся следом. На его глазах Фареска внезапно с головой ушел под воду. «Подводная яма», – догадался Стеф, начиная еще осторожнее проверять, если ли земля в том месте, куда он собирается наступить. Через пару секунд голова испанца, фыркающего и отплевывающегося, показалась над водой. Стеф наклонился и протянул ему руку. Тот молча сверкнул черными глазами из-под намокшей челки, и вложил свою ладонь в ладонь Стефана, позволяя вытащить себя на риф. Они пошли дальше, страхуя друг друга, но не разговаривая. Оба прекрасно помнили, чем обычно заканчивались их разговоры. Первым, что они увидели через стену ливня, наконец-то, добравшись до пляжа, были два человеческих силуэта. Думая об аборигенах-каннибалах, Стеф схватился за саблю, но его окрикнули по-английски. – Малкольм! – искренне обрадовался он. – Юлиана! Вы живы! – Не с вашей помощью, – заметила та. Стеф развел руками. – Вас сам Бог хранил. Я и сам чудом спасся. – Кто-нибудь видел Риччи? – спросила с беспокойством Юлиана. – Мне жаль, но капитан, скорее всего, ушла под воду вместе с лодкой, и если ее нет среди нас… – Надо прочесать берег. – Когда погода улучшиться, так и сделаем, – сказал Фареска. – Может, найдем шлюпку. На ней можно будет добраться до Картахены куда быстрее. – Такая буря быстро не стихнет, – заметил Малкольм. – А мне кажется, дождь уже стихает. Они одновременно вскинули головы к небу. Разрывов среди туч становилась все больше, а ветер и дождь утратили напор и постепенно затихали. – Чтоб мне провалиться, – пробормотал Фареска, вглядывающийся в горизонте, – «Ночь» пошла ко дню, а шторм пошел на убыль. – Слава Богу, – сказал Стеф, не задумываясь о странностях природных явлений. – Сколько у нас провизии? – спросил Фареска, глядя на Юлиану, которая все еще держала мешок. – Нисколько, – ответила та, развязыв его. – Сухари размокли, а бутылки разбились. И мое платье окончательно испорчено! И как же я покажусь в нем в Картахене? Надеюсь, это пятно отстирается, если взять песок… – Платье? – изумленно пробормотал Фареска. – Женщины, – хмыкнул Томпсон. – Лучше подумай о том, что мы будем есть. – Я морской офицер, а не охотник. – Вот совпадение, я тоже ничего не смыслю в охоте. Эй, Малкольм! – окрикнул он бывшего боцмана. – Ты что-нибудь смыслишь про то, как добыть еду? – Не особо, – покачал головой тот. – Мне случалось участвовать в охоте, но ведь у нас нет ружей. – А вы, мисс Юлиана? – Если только здесь поблизости нет лавки… – Что ж, – подвел Стефан итог. – Нам надо добраться до Картахены до того, как мы помрем с голоду. *** Риччи пришла в себя от криков чаек, поедающих выброшенную на берег рыбу и других невезучих обитателей моря. Она лежала на берегу с ногами в воде, и в одной туфле. Держась за гудящую голову, Риччи поднялась и оглянулась по сторонам в поисках потери. Она не нашла обуви, но чуть выше линии воды нашлась шляпа Уайтсноу. Щегольская красная ткань полиняла, а перья изрядно потрепались и поредели. Риччи отряхнула ее от мусора, отжала от воды, насколько могла, и надела – не в качестве символ власти над кораблем, но ради защиты от палящего солнца. В морской воде шляпа, кажется, слегка села и стала ей впору. Следующим делом Риччи проверила карманы. Часть монет и украшений усеяла морское дно, но кое-что сохранилось, внушая некоторую уверенность в будущем. На ровной морской глади не виднелось ни одного предмета, за который мог бы зацепиться взгляд. «Ночь», очевидно, отправилась к морскому дьяволу целиком. Повсюду, куда хватало глаз, не виднелось ни малейшего признака цивилизации. В мокрой одежде было холодно, а идти в одной туфле очень неудобно, но Риччи упорно продвигалась в том направлении, где, как ей казалась, должна была находиться Картахена. Чтобы не распороть ногу острым краем ракушки или камня она отрезала длинный кусок коры и обмотала им ногу, закрепив водорослями вместо веревки. Существовал большой шанс, что они либо идет не в том направлении, либо движется слишком медленно, и тогда ей суждено выживать на этом берегу в одиночку. Самой придумать, как добыть огонь и какую-нибудь еду. «Может, я и не могу умереть от голода, но желудок все же сводит», – думала она. – «И я не умру, съев что-нибудь ядовитое или сырое, но в желудочных коликах тоже мало приятного». Солнце уже клонилось к закату, когда она увидела где-то в полумиле по берегу четыре удаляющихся силуэта. – Эй-эй! – крикнула она. – Эй, подождите меня! Они остановились. – Крысы трюмные, – пробормотала она. – Вы и не подумали искать своего капитана, да? *** – Мы думали, ты мертва, – сказал Томпсон. – Тебя же накрыло лодкой, когда она перевернулась! – Воздушный купол, – нашел объяснение Фареска. – Воздух под днищем. Иногда он спасает людям жизни. Жизнь Риччи спасло не это, но она, разумеется, не стала опровергать слова штурмана. – Ничего не помню до того, как очнулась на берегу, – сказала она. – Кажется, у меня снова отшибло память. – Хорошо, что на этот раз не полностью, – улыбнулся Малкольм. – Точно, – ответила Риччи. – Куда нас занесло? – Карты и навигационные инструменты пропали, – ответил Фареска. – Но с того момента, когда я определил местоположение «Ночи» на ее борту, нас не могло снести далеко. – Какая разница, милей восточнее, милей южнее, – пробурчал Малкольм. – Все равно это испанский берег, и чтобы добраться до любой английской колонии, нам понадобится корабль. – Тогда нам придется его добыть, – сказала Риччи. – Ты сошла с ума! – воскликнул он. – Нас пятеро, что мы можем сделать? – По правде говоря, я не собирался становиться пиратом, – вступил в разговор Томпсон. – И предпочту вернуться к своему старому ремеслу, так что меня вычеркивайте. – А вы? – обратилась Риччи к Малкольму и Юлиане. – Чем планируете заняться? – Наймусь на какой-нибудь корабль, – ответил Малкольм. – На кораблях всегда нужны люди. – Я собираюсь вернуться в Сент-Джонс, – сказала Юлиана. – Если не могу убить Сэлдона сама, попытаюсь найти того, кто сделает это ради меня. Риччи отметила, что Томпсон не поспешил предложить свои услуги и вообще отвел глаза, словно надеялся увидеть на водной глади что-то интересное. В этих краях жизнь стоила дешево, но смерть губернатора колонии дорого обошлась бы и убийце и тому, кто его наймет. – Вы ведь понимаете, что я оказался среди своих сограждан? – сказал Фареска. Остальные посмотрели на него с плохо скрываемой враждебностью. – Я не собираюсь вас выдавать, – поспешил добавить он. – Это помешает моему замыслу выдать себя за спасшегося вплавь. – Впятером у нас всяко больше шансов добраться до города, – сказал Томпсон. – Конечно, хорошо бы это был не испанский город, но войны нет, и в порту мы сможем сесть на какое-нибудь голландское судно. – Я пойду с вами до города, – произнес в ответ Фареска. – Но больше ни на какую помощь от меня не рассчитывайте. «Вот и все», – подумала Риччи. – «Наша компания достаточно странная, у нас нет никаких общих интересов, кроме временно связавшей нас необходимости добраться до города, и по прибытии туда каждый из нас пойдет своим путем». Она не могла сказать, что дорожит этими людьми, которые волей случая оказались под ее началом. Но ей не хотелась начинать с абсолютного ничего. – Ты уверен, что хочешь пойти к властям? – спросила Риччи Фареску. – Даже если о тебе не проболтается один из нас, и слух не дойдет до нужных ушей… Уайтсноу рассказала о тебе губернатору Сэлдону, так что весь Сент-Джонс слышал об испанце-предателе, и с каждым вышедшим из порта кораблем эта новость уходит все дальше. – Она назвала мое имя? – Да, – солгала Риччи. – Что ж, – он опустил глаза. – Значит, меня будут судить и, вероятно, повесят. Или оправят в рудники, чтобы не терять рабочие руки. Значит, такова моя судьба. – Она рассказала о тебе, но не о своем плане, – сказала Риччи. – И ты все еще хочешь вернуться? – Ты же не настолько глупа, что попытаться осуществить ее безумный план? – Он не такой уж безумный. – Что за план? – заинтересовался Томпсон. – Ерунда, – отмахнулся от него Фареска. – Ерунда? – фыркнула Риччи, вскочив. – План завладеть всем золотом испанцев, добытым за год. План взятия Панамы. Риччи ожидала восклицаний «Это невозможно!», но они молчали и только смотрели на нее, словно на сумасшедшую. – Это возможно, – ответила она на так и не прозвучавшую реплику. – Нужно только взять Порто-Бельо и подойти к городу с суши. Испанцы не будут этого ожидать, и не окажут большого сопротивления. Самая богатая добыча во всем Новом Свете! – Это потребует огромного количества людей, – попытался образумить ее Фареска. – Не меньше тысячи клинков, то есть всех пиратов Тортуги. А за тобой не пойдет и десятка. – Верно, – согласилась Риччи. – Но я знаю того, кто подходит на роль предводителя. И я подарю ему идею ради участия в походе и доли добычи. Я добуду корабль и наберу команду, и вы можете пойти со мной. – Ты спятила, – сказал Томпсон. – Это очень опасно! – воскликнула Юлиана. – И очень сложно, – добавил Малькольм. – Я не собираюсь предавать свою страну снова, – сказал Фареска. – Просто подумайте о том, сколько денег это вам принесет. Да, это рискованно, но чем вы собираетесь заниматься вместо этого? Загреметь в шахты? Мыть палубы? Мухлевать в карты, чтобы заполучить последние гроши моряков, пытающихся временами от досады разбить тебе лицо? Искать идиота, который согласится перерезать глотку губернатору? Подумайте о том, что вы сможете сделать со своей долей золота из Панамы! Начать новую, обеспеченную жизнь! Вернуться домой! Восстановить справедливость! Деньги откроют все двери, все дороги перед вами! Они смотрели на нее, не мигая, завороженные открывающимися перед ними картинами. – Ты говоришь так, словно испанское золото уже у нас в руках, – первым опомнился Томпсон. – А дело выглядит хлопотным, и как бы нам не лишится голов еще до того, как мы увидит его блеск. По глазам Малкольма и Юлианы Риччи прочитала, что они более склонны согласиться с ним, чем с ней. – Вам решать, – отступила Риччи, – какую жизнь вы выберите. Думайте, пока мы не вошли в Картахену, со мной вы или нет. Потому что с вами или без вас я собираюсь добраться до Панамы. Риччи влекло к этому городу стремление не только поучаствовать в исторических событиях, но и возможность разом обзавестись и богатством, и именем. «Что толку быть Вернувшейся, если сидеть в углу и не участвовать ни в чем интересном?» – думала она. Риччи ценила комфорт, но вкусной еды и мягкой постели мало для того, чтобы чувствовать себя живой. Кто-нибудь мог посвятить вечную молодость тому, чтобы напиваться каждый вечер, чтобы нарисовать лучшую картину или чтобы прочитать все книги на свете, но Риччи хотелось приключений. К тому же она не любила работать, а жизнь пирата предоставляла возможность трудиться гораздо меньше, чем большинство профессий этого времени. Риччи понимала, что ей нужны помощники. В одиночку ей не добраться до Тортуги и не заставить Айриша выслушать себя. «Но если кто-то из них не пойдет за мной», – сказала она себе, – «придется его убить. Нельзя позволить идее о взятии Панамы остаться у кого-то еще, потому что эта идея – моя единственная ценность сейчас».