Капитан Риччи

– К нам шлюпка с «Укуса змеи»! – объявил впередсмотрящий. Внутри Риччи поднялась паника, но она справилась с собой и спокойным голосом приказала принять пассажиров на борт. Когда она поняла, что к ней пожаловал сам Бехельф в сопровождении Эмилиу, ее внутренний тревожный барометр зашкалил, но она вежливо их поприветствовала. Однако Бехельф не был настроен на учтивые раскланивания. – Нам надо поговорить наедине, – бросил он. Риччи проглотила возмущение вместе с вопросами и пригласила его в свою каюту. – Там есть стол? – только и спросил он. В капитанской каюте он расстелил большую подробную карту перешейка. Куда лучше тех, что были в распоряжении Риччи. – Ее выкрали из Мадрида по моему заказу, – сказал Бехельф, поймав ее взгляд. – Лучше испанских картографов пока еще нет. Риччи кивнула, осознавая, что ради чего бы Бехельф не стремился оказаться с ней с глазу на глаз, он не собирался драться. – Что вы хотели? – осторожно спросила она, когда повисла пауза. – Разве ты сама не понимаешь? – Бехельф выглядел раздраженным. – Объясните, – пожала плечами Риччи. – Такая погода способна сгубить всю операцию! – воскликнул он. – Вы предлагаете ее… изменить? – Ну, разумеется! И прекрати играть в эти игры – ты знаешь, кто я, а я знаю, кто ты. И нам обоим необходимо добраться до Панамы! – Ну, раз мы разговариваем начистоту… Я не умею управлять погодой. – Разве не этим ты известна? – Этим была известна капитан Мэри-Энн, а не я. – И ты не унаследовала ее таланта? Ты когда-нибудь пыталась? – Ну, я, кажется, сумела вызвать бурю один раз, но это немного не то, что нам нужно… – Мы объединим усилия, – сказал Бехельф. Он вытащил изящный кинжал с серебряной рукоятью и провел лезвием по правой ладони. Риччи достала свой нож и тоже рассекла кожу. Бехельф схватил своей окровавленной рукой ее кровоточащую кисть и вытянул их над картой. Их смешавшаяся кровь закапала на карту. Риччи смотрела, как красные пятна покрывают материки, острова и моря. Внезапно, они стали казаться ей гораздо более рельефными и реалистичными, а стены и пол каюты растворились в странном тумане. Она обнаружила себя, как будто летящей в облаках в километрах над землей. Где-то перед ней лежала Панама. «Чего ты ждешь?» – услышала она голос Бехельфа. – «Направь ветер в нужную сторону». «Как?» Она не получила ответа. Как сдвинуть то, что не можешь взять в руки? Риччи глянула вниз и увидела бегущие по поверхности моря голубые стрелочки. «Так на картах обозначают течения», – вспомнила она. – «И так я могу обозначить ветер». После нескольких мысленных усилий воздух вокруг заполнился такими же стрелочками. Риччи протянула руку к самой толстой и крутанула ее так, что острие стало указывать на Панаму. На это ушли все силы, что у нее были. Панорама Карибского моря развеялась, и Риччи обнаружила себя в своей каюте вымотанной, как после тяжелой схватки. Рядом судорожно переводил дыхание Бехельф. – Нельзя было так тянуть! – заявил он, как только смог. – Я сделала это так быстро, как только можно! По мнению Риччи она неплохо справилась для первого раза. – Я думал, ты гораздо сильнее, – сказал он, пристально глядя на нее. – Ведь ты сумела убить Мэри-Энн Уайтсноу. – Я не в форме, – буркнула Риччи. – Надеюсь, теперь мы не встретимся до самой Панамы, – сказал Бехельф, ковыляя к дверям. «Я тоже на это надеюсь», – подумала Риччи, оседая на пол после того, как за ним закрылась дверь. Но в обязанности капитана входит провожать гостей, потому Риччи несколько раз глубоко вздохнула, чтобы в голове прояснилось, и поднялась, догоняя Бехельфа. – Мы закончили, – бросил тот ожидавшему его Эмилиу и пошел к шлюпке, выглядя как человек, потерявший много крови и готовый лишиться сознания. – У меня еще одно дело к вам, капитан Рейнер, – сказал Коста. – Вы, кажется, идете под неполными парусами? – Иначе мы сразу вырвемся вперед, – кивнула Риччи. – Капитан Айриш велел передать, что вам следует поднять все паруса, произвести разведку и ждать нас в устье реки Шагр. «Так и знала, что нас ждет еще какая-нибудь неприятность». – Передай Айришу, что я все сделаю, – сказала она, прислоняясь к стене рубки. – Это может вам понадобится, – добавил Эмилиу, кивая на поднятый из шлюпки увесистый тюк. В нем оказался полный испанский доспех, включая шлем – весь в царапинах, вмятинах и пятнах крови. Риччи снова замутило, но она невозмутимо кивнула. – Благодарю. – Стеф, – позвала она, когда гости покинули «Барракуду». – Прикажи поднять все паруса. Мне надоело с черепашьей скоростью тащиться в этой компании. Она чувствовала, что обязана быть на палубе вместе с командой, но голова кружилась, и все мышцы болели, поэтому она ввалилась в рубку, рухнула на стул и закрыла глаза – на секунду, как она себя уверила. Берт нашел ее, спавшую лбом в стол, через полчаса, но не смог разбудить, поэтому вызвал Малкольма, который отнес капитана в ее каюту, где она проспала двенадцать часов. *** Их паруса наполнял сильный ровный ветер, дувший в нужном им направлении. Море расстилалось вокруг них, безупречно синие и пустое – пиратский флот остался позади, и пока они не встретили испанских судов. К счастью, потому что ради сохранения секретности им пришлось бы напасть и пустить ко дну всех, кто шел бы встречным или параллельным курсом. «Может быть, капитан Мэри-Энн была неправа в том, что двое Вернувшиеся при встрече обречены убить один другого?» – размышляла Риччи, стоя на палубе. – «Бехельф повел себя не слишком дружелюбно при нашем знакомстве, но он ведь знал, что ни яд, ни клинки наемников не справится со мной. А теперь мы вроде как делаем общее дело и при этом неплохо. Кажется, теперь я знаю, как управлять погодой. Из нас…», – думать об этом было совершенно дико, но она все же додумала. – «Из нас получилась бы отличная команда. Если только нет какой-то причины, по которой Вернувшиеся убивают друг друга». Но Риччи понимала, что команды из них с Бехельфом не случится никогда – при сложившийся традиции взаимного истребления ни один из них не смог бы поверить другому достаточно для чего-то большего, чем кратковременное вынужденное сотрудничество. От попыток просчитать его мотивы и дальнейшие действия снова заболела голова, и вертящийся рядом с кульком какой-то разновидности местных слив Томпсон неимоверно раздражал. – Прекрати это делать, – не выдержала она. Стеф снова плюнул косточкой в сторону Берта – та на дюйм разминулась с рукавом испанского камзола и улетела за борт. – Делать что? – уточнил он. – Прекрати дразнить Берта. – Не могу, – сказал Стеф, кладя в рот еще одну сливу. – Почему? – Потому что он меня игнорирует. – Он игнорирует тебя потому, что я попросила вас обоих научиться ладить друг с другом, и он считает, что игнорировать тебя – лучший выход. – Я не могу жить спокойно, если меня кто-то игнорирует! Это вообще не по-джентльменски игнорировать кого-то. – А ты считаешь себя джентльменом? – Конечно. – Тогда как ты можешь быть шулером? Разве джентльмен может врать и подменивать карты? – Блеф не является ложью. А про подлог карт в джентльменском кодексе ничего не говорится. – Ладно, джентльмен, не мог бы ты в качестве личного одолжения мне прекратить свои попытки вывести Берта из себя? – Не могу, – улыбнулся Стефан. – На этом корабле очень скучно. Ты запретила мне обыгрывать матросов в карты, видите ли, это «порочит образ офицера», и мне осталось только одно развлечение. – Ты пользуешься тем, что он не может вызвать тебя на дуэль. – Пользуюсь. Но, раз уж мы вынуждены работать вместе, должен же я получить хоть какое-то удовольствие от этого? «Как мы с Бехельфом», – неожиданно пришло ей в голову. – «Каждый из нас всадит другому нож в спину при первой же возможности, но до поры до времени мы вынуждены сотрудничать. И лучше бы мне ни на секунду не забывать об этом». – Ты, конечно, можешь вести себя как обезьяна, но помни, что настанет время, когда вы уже не будете в одной команде, и его не будет сдерживать мой запрет. – Он сам виноват, что не умеет унижать людей словами, – сказал Стеф, но задумался. *** За иллюминаторами небо постепенно потемнело, потом стало угольно черным, а Риччи все сидела над расстеленными на столе картами с карандашом в зубах. Но сколько она не смотрела на листы пергамента и бумаги, до того, что береговые линии и слова начали сливаться перед глазами, а память не поделилась ни крохой тех ценных сведений, которые, как Риччи подозревала, хранятся в ее закромах. Она не слышала, как вошел Берт, и подскочила на стуле, когда он заговорил: – Ты слишком усердствуешь. – Нам предстоит нелегкое дело, и я хочу, чтобы оно прошло хорошо, – огрызнулась Риччи, досадуя на себя за то, что ее поймали врасплох. Фареска обошел стол и уселся напротив, расправил ладонями испещренную пометками карту Мексиканского залива. – Проблема с картами в том, что они устаревают зачастую еще до того, как бывают напечатаны, – произнес он. – Реки меняют русла. Обвалы засыпают тропы. Меняются течения. Все в движении. Риччи ошеломленно замерла на мгновение, придавленная осознанием. – Значит, когда мы высадимся, увиденное нами будет иметь мало общего с картой. Берт кивнул. – Не стоит удивляться тому, что мы не найдем того, что ожидали, – добавил он после паузы. – Или найдем то, что не ожидали – Не слишком обнадеживающе, – пробормотала Риччи. – На этих землях можно полагаться только на свои глаза, – закончил Фареска. Риччи вспомнила о том, что имитирует хорошее воспитание, и промолчала. – Не волнуйся, – добавил Берт, видимо, уловив отголоски непроизнесенных слов в ее глазах. – Мы дойдем до Панамы. Будет сложно потеряться. Сильно потеряться. – Потрясающе, – процедила Риччи, сворачивая бесполезные карты. – Я, знаешь ли, сильно рассчитываю на то, что мы попадем туда. Тут Фареска посмотрел на нее фирменным нечитаемым взглядом и спросил, второй раз за четверть часа, застав ее врасплох: – Что ты надеешься там найти? На этот раз Риччи пришла в замешательство всего на секунду. – Деньги, что же еще, – хмыкнула она. Губы Берта дрогнули, и Риччи с удивлением поняла, что он улыбается. – Те люди из Сент-Джонса и Тортуги идут за золотом, – сказал он. – Их не интересует ничего, кроме рома и доступных женщин, которые они на него купят. Но тогда, на пляже ты обещала не просто золото – ты обещала каждому из нас его мечту. И с тех пор я думал, за какой мечтой гонишься ты? На этот раз Риччи не удалось оправиться так же быстро. Она не ожидала такой проницательности от Берта. Не ожидала, что он заглянет ей в душу глубже, чем она сама. «Просто со стороны некоторые вещи виднее», – успокоила она себя. К сожалению, она не могла быть откровенна с Фареской. Особенно после того, как выяснила, что он умнее, чем кажется. – Я хочу сделать себе имя, – сказала она, не солгав, но открыв только кусочек правды. – Я хочу… кое-что доказать своим родителям. Берт кивнул, глядя с пониманием. Риччи поблагодарила свою интуицию, позволившую ей сделать вывод из той интонации, с которой штурман называл свою фамилию. Теперь Фареска испытывал к ней невольную симпатию, как к товарищу по несчастью. Пусть она не слишком много помнила о своих родителях, почему-то ей казалось, что даже будь они живы, имей они возможность когда-нибудь узнать о ее судьбе, ее поступки их бы не впечатлили. – Доброй ночи, – сказал Берт, выходя. Риччи рассеянно кивнула, поглощенная новой мыслью: для нее самой Панама являлась шагом к выполнению ее планов по поиску других Вернувшихся и города Экон, но что такого ищет в Панаме Бехельф, что ради этого пересек Атлантический океан? Уж точно не банальное золото! *** – Кого из них ты бы выбрала для того, чтобы поручить убийство губернатора? – спросила Юлиана, когда они готовились ко сну. – Стефи или Берти? – Если бы я хотела кого-то убить, то сделала бы это сама, – ответила Риччи, не прекращая расчесывать волосы. – Или с другом, которому доверяю. На самом деле она предпочла бы никого не убивать. Риччи была способна на убийство в бою, на убийство человека, зажавшего ее в угол и не оставившего выбора, но планировать чью-то смерть месяцами не чувствовала в себе способности. Однако ей требовалось держать лицо перед всеми членами команды, и по восхищенному и слегка завистливому взгляду Юлианы Риччи поняла, что это ей удалось. – Ты будешь таким другом для меня? – спросила Юлиана, глядя на нее с надеждой и мольбой в огромных зеленых глазах. Риччи следовало отправить ее подбивать таким образом на преступление кого-нибудь из парней, а не пытаться купить ее трогательным хлопаньем ресниц. – Конечно, – услышала она собственный голос. «А ведь я солгала», – думала она, когда Юлиана со слезами благодарности на глазах обнимала ее. – «У меня кишка тонка для такого дела. Я разобью ей сердце. И чем я в таком случае лучше Стефа?» – Я так счастлива, что встретила тебя, – сказала Юлиана. «Посмотрим», – сказала себе Риччи. – «Еще много воды утечет. Она передумает, влюбится или найдет себе другого «лучшего друга». Или умрет. Или умру я. Что угодно может случиться». Это всегда помогало. Самые страшные вещи издалека кажутся мелкими, главное смотреть на них с правильной стороны бинокля. «Если бы мне требовалось убить кого-то, с кем мне в одиночку точно не справиться, я бы взяла того, с кем у меня были бы шансы», – думала она, лежа в темноте без сна. – «Как Бехельф взял меня. Что бы он не искал в Панаме, он ожидает, что отобрать это у нынешнего владельца будет сложно». *** Хоть Риччи и запретила Томпсону играть в карты с матросами, это не мешало им собираться втроем или вчетвером в кают-компании и играть на завалявшуюся в кармане мелочь, которая кочевала из рук в руки каждый вечер. Среди команды распространено было обыкновение играть на те деньги, что еще предстояло добыть в Панаме, но в своей офицерском компании они установили правило ставить только имеющиеся на руках монеты и давать отыгрываться не больше, чем на пять реалов. Связано это было не столько с суевериями, сколько с тем, что они видели Стефана Томпсона в деле. Собирались они не столько ради игры, сколько ради разговора – так уж заведено, что люди не могут собраться, чтобы рассказывать друг другу истории и байки, без какого-нибудь повода, и для них таким поводом была игра. Поначалу они соблюдали приличия, и при Юлиане – Риччи, носящую штаны и саблю, никто и не думал стесняться – говорили только на самые невинные темы, но Юлиана присутствовала практически на каждой игре, а нейтральные темы закончились быстро, так что намеки Стефа становились все толще, а шутки все площе. И постепенно при квартирмейстере стали изъясняться так же свободно, как при капитане. – Мне однажды выпал случай соблазнить королеву, – сказал как-то Стеф, где-то ближе к концу вечера и донышку второй бутылки. – Хотя она тогда еще не была королевой. Но случай был замечательный. Один из тех, что упустил и потом всю жизнь вспоминаешь. – Ты все равно не был бы верен ей больше недели, – заметил Фареска, разглядывающий собственные карты с почти идеально непроницательным лицом. Его выдавала лишь едва заметная морщинка между бровей. Риччи вычеркнула его из списка противников. – Ты просто идеальный беглец, – сказала Юлиана Стефу. – Хоть одна женщина на свете могла положиться на тебя? Юлиана была противником посильнее Берта. В основном потому, что игра ее интересовала мало, а потому по лицу ее сложно было прочитать, какие карты ей пришли. Вот как сейчас, когда она увлеклась перепалкой с Томпсоном, и вероятно сама не могла сказать, что у нее на руках. – Множество из них могли довериться мне во всем, но только на одну ночь, – улыбнулся тот. – Никакой ответственности! – Никаких бытовых дрязг, никаких мелочных споров из-за денег, никаких детских криков и родительских нотаций. Только чистая страсть. – Превосходная жизненная позиция, – заметила Риччи. – Но мы собираемся открываться или нет? – Разумеется, капитан! – откликнулся Стеф и положил свои карты на стол рубашками вниз. Разумеется, самая старшая комбинация оказалась у него. Хотя по общему соглашению Томпсон играл с закатанными рукавами, и в целом был лишен возможности устроить какой-нибудь подлог, везло ему чаще всех. Риччи каждый вечер задавалась вопросом, действительно ли фортуна благоволит ему или карты помечены таким образом, что ей этого не заметить? *** В хранящейся на «Укусе змеи» коллекции розыскных плакатов была и листовка, объявляющая награду за Мэри-Энн Уайтсноу. Годфри Айриш вытащил ее из пачки, секунду посмотрел на дьявольски красивое лица, сведшее с праведного пути немало мужчин еще до губернатора Сент-Джонса, и разорвал ее на клочки. – Снежная Ведьма, – произнес он, глядя в темный иллюминатор. – Не верится, что она мертва. Выпьем за упокой ее души, Эмилиу! – У Вернувшихся нет душ. Они продают их демону. – Была у нее душа или нет, чертовка была славным пиратом, потрепала немало испашек, хоть и не хотела честно плавать под черным флагом. Пряталась за спину надутого труса в парике, пока он не позарился на награду, – Айриш отхлебнул из бокала, не дожидаясь, пока помощник нальет себе, и улыбнулся довольно. На «Укусе змеи» держали отменное вино, Эмилиу следил за этим. – И теперь у нас тут девчонка и европейский щеголь. И оба рвутся в Панаму, как будто там медом намазано. – Какие бы у них не были причины туда стремиться, наше дело – прибрать к рукам золото, – высказал свое мнение Эмилиу. – И одного из них. Ценное приобретение, если, конечно, ты не собираешься после Панамы уйти на покой. – Не собираюсь. Я звал Снежную Ведьму, но она, видите ли, не хотела якшаться с флибустьерами. А почему только одного? – Я мало знаю о Вернувшихся, – ответил Эмилиу. – Никто не знает о них ничего толком, даже они сами, похоже. Но я знаю, что если встречаются двое Вернувшихся, то в скором времени их становится один. Священников учат, что так повелел им Господь, чтобы сократить их число. Но я всегда думал, что так захотел демон, который их создал. – Церковь всегда врет, – отмахнулся Айриш. – Но если они затеют свару, выиграет щеголь. Он та еще змея, девчонка ему не чета. – Ставлю на Рейнер, – улыбнулся Эмилиу. – Может, она и выглядит заурядной, но о сеньоре Бехельфе нам ничего не известно, а о ней мы точно знаем кое-что – она плавала на одном корабле с капитаном Мэри-Энн, и не Мэри-Энн одним утром приплыла на Тортугу. – Ты думаешь, это девчонка уложила Снежную Ведьму? Она погибла при абордаже! – Простые пули и клинки Вернувшихся не берут, сам знаешь. – Я слышал, корабль взлетел на воздух – крюйт-камера полыхнула. Может, этого ей хватило. Или на том корабле плыл кто-то непростой. Или этой Рейнер просто-напросто повезло. – И все же я ставлю на нее. Хотя на ее поступках сказывается недостаток опыта, зато она с лихвой восполняет его энтузиазмом. *** Реку Шагр они нашли на том месте, которое указывала карта, что было не так уж и плохо. Найти Порто-Бельо было не так уж сложно – надо было всего лишь идти вдоль побережья залива на север. Поскольку в их обязанности входила разведка, то едва они бросили якорь, Риччи объявила, что отправляется в город. – Вы уверены, что хотите пойти в одиночку? – спросил ее Берт. – Уверена, – кивнула Риччи. – Так будет легче остаться незамеченной, а если нас все-таки обнаружат, то одна я или в компании с кем-то, значения иметь не будет. Она рассчитывала, что одной ей будет проще выдать себя за испанца, и не придется объяснять безупречный выговор. И не придется беспокоиться о том, не взыграет ли в последний момент у Фарески совесть. Свое отражение Риччи разглядывала со смесью удовлетворения и недоумения. Она не могла узнать себя в том человеке, что смотрел на нее с водной поверхности. Волосы, выкрашенные каким-то алхимическим составом, смешанным Юлианой, потемнели до угольного цвета и стали жесткими. Шлем скрывал большую часть лица, намазанного соком какого-то дерева, принесенным Стефом, и выглядящего гораздо смуглее, чем обычно. Кираса скрывала фигуру, так что никто бы не засомневался, глядя на нее, что видит перед собой молодого испанца. – Отлично выглядите, капитан, – констатировал Стеф. – Как самый настоящий кабальеро. Только говорите голосом пониже. И вообще говорите поменьше. – В отличие от тебя, я умею держать язык за зубами, – хмыкнула Риччи. Носить такое количество металла на себе оказалось тяжело и неудобно. Она чувствовала себя словно черепаха в панцире. Особое неудобство вызывал шлем – он нагревался на солнце так сильно, что Риччи всерьез опасалась получить тепловой удар. Далеко уйти в таком облачении она, конечно, не могла, поэтому Мэл с парой матросов ночью на шлюпке отвезли ее так близко к городу, как только могли. Но ждать ее было слишком рискованно, и поскольку Риччи не могла сказать, уложится ли ее деятельность в сутки, было решено, что обратно до корабля она доберется самостоятельно. *** Риччи сама поражалась тому, насколько просто оказалось сбросить личину англичанки-авантюристки и преобразиться в молодого испанского солдата. «Одна маска на другую. Не могу припомнить, чтобы в прошлой жизни за мной отмечалась такая способность. Видимо, правда, что в критических ситуация в людях просыпаются новые неожиданные таланты… Или после того, о чем я не помню, во мне что-то изменилось?» Она плелась по аккуратным и чистым улочкам с побеленными симпатичными домиками, которые как лучи вели к большой площади с фонтаном перед величественным зданием городской ратуши, соседствующей с внушающим уважение храмом. По пути Риччи останавливалась почесать языком с торговцами, соседями за столом в таверне, зеваками на площади и просто случайными прохожими, стремясь ненавязчиво выяснить как можно больше о Панаме, о пути до нее, о количестве солдат на перешейке, о крепости Сан-Лоренцо, о кораблях стоящих в гавани и ожидающихся, о собранном урожае, об индейцах в ближайших лесах, о рудниках и о последнем ушедшем Золотом Караване. Обо всем, что могло пригодиться в их отчаянном вояже. Когда все обрывки сведений, добытых из чужой подчас утомительной, невнятной и пустой болтовни, сложились в не самую радужную, но и не слишком мрачную картину, и Риччи начала оглядываться в поисках таверны, чтобы набить живот перед броском через джунгли, она встретила гадалку. Сначала Риччи приняла ее за старую индианку, но, несмотря на причудливую одежду, смуглую кожу и множество ярких дешевых побрякушек, у нее было европейское лицо, и она обратилась к Риччи по-испански. – Подойди ко мне, умершая-однажды, – сказала она. – Я приоткрою тебе твою судьбу. Риччи бросила быстрый взгляд по сторонам – не достигли ли слова выжившей из ума старухи лишних ушей. Никого больше на улице не наблюдалось, и Риччи слегка расслабилась. «Хоть я и против бесполезных смертей», – подумала она, – «отсутствие свидетелей крайне удачно». – Я не верю в гадания, – ответила она, надеясь отделаться от гадалки малой кровью и нашаривая в кармане монету поменьше. – Лишь я сама могу решить свою судьбу. Старуха растянула беззубый рот в устрашающей улыбке. – Веришь, – произнесла она. Не дожидаясь ответа, гадалка расстелила на земле платок и вытащила колоду истрепанных засаленных карт с заломанными уголками. «Мухлевать с такими может и полуслепая старуха», – подумала Риччи, но почему-то осталась стоять. Старуха тасовала колоду. – Дама бубен, – пробормотала она. – Хоть ты и похожа на трефового валета. Риччи решила пропустить эти слова мимо ушей. Она призналась себе, что ей действительно любопытно, что покажет гадание. Дама бубен, наконец, отыскалась в колоде, и старуха с удовлетворенным кряканьем принялась вытаскивать следующие карты. Первой оказалась шестерка пик. – Дальняя дорога, – почти пропела гадалка. – Дорога трудная. Риччи вздрогнула и поспешила успокоить себя тем, что совпадение случайно. Следующей оказалась девятка пик. – Любовь твоя будет без ответа, – сказала старуха. Риччи криво усмехнулась. – Мне в ближайшие годы будет не до любви, – сказала она. За девяткой открылся король бубен. Нарисован он был не таким, как на их корабельной колоде, и немного напоминал Стефа. Старуха ничего не сказала про него и перевернула даму червей и валета пик. – С твоей соперницей у него тоже не сложится. Риччи пожала плечами. «Чужие любовные дрязги меня тем более не касаются», – подумала она. – «Если это только не треугольник из Стефа, Берта и Юлианы. Он предвещает неприятности». Гадалка открыла еще две карты – даму и семерку пик. – У тебя будут неприятности с молодой женщиной, – сказала она. Риччи не придала ее словам большого значения. Она вытащила из кармана монету, но задержала ее в пальцах. – Как я умру? – спросила она. Вопрос, который ее действительно живо интересовал, хотя она мало верила в способности старухи на него ответить. Та издала булькающий звук, похожий на смех. – Ты уже один раз смотрела в лицо смерти, – сказала она. – Карты больше ничего не скажут. – Но я ничего не помню, – растерянно обронила Риччи. – Я даже не знаю, кто я! Внезапно ей стало казаться, что эта грязная, вероятно полубезумная старуха знает ответы на все вопросы. – Ты та, кто водит смерть и ужас за собой, – ответила гадалка, словно это было очевидно. – Уходи из города, пока она не пришла за тобой и сюда! Лицо ее жутко исказилось, изо рта брызнула слюна, и Риччи отшатнулась назад, швырнула монету под ноги старухе и быстрыми шагами направилась к городским воротам. «Я уже узнала достаточно», – сказала она себе. – «Не стоит дальше испытывать судьбу». Старуха могла кому-нибудь рассказать о том, что встретила Вернувшуюся, а тот мог и поверить, и поднять на розыски «ведьмы» Церковь и солдат. *** На полпути охватившая ее паника разжала ледяную хватку на сердце, и Риччи вспомнила о том, что раньше пришла к мысли, что для похода через перешеек им жизненно необходимы мулы. Она прикинула, что их потребуется около полусотни, но ее денег едва хватило бы на десяток. К тому же купить и пригнать в Шагрскую бухту такое количество скота совершенно невозможно скрытно, ей начали бы задавать неудобные вопросы. Решив купить хотя бы несколько мулов, она отправилась на поиски рынка, где продают скот, и таким образом оказалась на рынке рабов. Можно сказать, что ее подвел нос. Риччи ориентировалась на запах, но не могла предположить, что самым мерзко пахнущим будет барак для выставленных на продажу людей. Аукционы устраивались нечасто, но Риччи попала как раз на этот день. Однако, большую часть партии индейцев к этому времени уже разобрали и изрядно поредевшая толпа глазела на остатки товара, который устроитель не рассчитывал продать за достойную цену. «Это просто часть здешней жизни», – сказала она себе, подавляя отвращение. Испанцу подобное не пристало, а ей только сейчас не хватало попасть в руки солдат или Церкви. Риччи огляделась в поисках человека, у которого можно было бы спросить про место покупки четвероногих, и взгляд ее случайно упал на трибуну. На ней стояла девочка едва ли семи лет, такая тощая, что можно было пересчитать ребра в обрывках тряпок цвета грязи. Распорядитель в третий раз спрашивал, готов ли кто-то дать первоначальную цену. «Ты не можешь спасти всех», – напомнила Риччи себе. – «Что толку в том, чтобы спасти кого-то одного, оставив всех остальных умирать? Даже если я потрачу все деньги, ничего не изменится в масштабе этого века». «Но для нее изменится многое», – возразила она сама себе и подняла руку. *** – Как тебя зовут? – спросила Риччи свою новую собственность по-испански. – Уа, – произнесла так тихо, что даже Риччи еле расслышала ее, глядя на нее большими и печальными темными глазами. – Хорошо, – кивнула она. – А я Риччи. – Сеньор? – спросила та непонимающе. – Просто Риччи. – Ри-ти, – повторила Уа. – Сойдет. Покупка мулов откладывалась. Впрочем, рынок все равно уже почти свернулся. В ближайшей к рынку таверне Риччи сняла крошечную комнатку с одной кроватью и выходящим в стену соседнего дома окном. О горячей ванне не стоило и мечтать. Использовав два ведра холодной воды, Риччи не столько отмыла индианку, сколько немного отбила запах барака. Она вытащила из заплечного мешка запасную рубашку и обрядила в нее девочку, которая в нем выглядела как в платье. Уа уплела две тарелки маисовой каши и протянула миску, требуя добавки, но Риччи покачала головой. – Тебе станет плохо, – сказала она. И только по округлившимся и бесконечно удивленным глазам Уа поняла, что незаметно для себя перешла на индейский. Риччи выругалась на себя – надо было тщательней следить за тем, чтобы говорить по-испански. Лингвистический дар так и стремился проявить себя, выдавая ее с головой. – Ты говоришь на языке племени? – спросила Уа. Бросив по сторонам быстрые взгляды и убедившись, что в полупустой таверне они не привлекли еще ничьего внимания, Риччи ответила: – Я на многих языках говорю. Но это… – в языке народа Уа, не было слова «секрет», и Риччи пришлось сформулировать его, – то, о чем нельзя никому говорить. Уа не спросила, почему. – Сколько лет тебе лет? – спросила Риччи. – Восьмая весна, – ответила та. – Ты помнишь земли, где жило твое племя? Уа вздрогнула, съежилась и не говорила, пока Риччи не прошептала ей: – Бояться больше нечего, никто не обидит Уа, пока она со мной. Ты можешь найти земли, где живет твое племя? – Меня везли в большом темном ящике. – А ты знаешь о городе белых, который у другого моря? – спросила Риччи, рассчитывая, что девочку едва ли увезли далеко от тех мест, где поймали. – Они называют его «Панама». Уа неуверенно кивнула. В качестве проводника она была бесполезна, по всей видимости. – Пойдем спать, – сказала Риччи, поднимаясь. – Завтра надо встать с рассветом, чтобы успеть на рынок. – Ты вернешь меня домой? – спросила Уа. – Постараюсь, – ответила Риччи. – Но у меня дело в том городе. *** Риччи ладила с мулами куда хуже Стефа, и наверняка растеряла бы половину по дороге, если бы не Уа, которую те на удивление отлично слушались. Но даже так им понадобился целый день, чтобы добраться до устья реки Шагр, где бросила якорь «Барракуда». Со свернутыми парусами ее почти нельзя было обнаружить, не выйдя прямо на берег. На котором, как выяснилось, ее офицеры устроили пикник. Услышав шорох шагов, они вскочили и направили на Риччи пистолеты, не узнав ее сразу, несмотря на то, что кирасу и шлем она бросила, как только потеряла из виду город. – Капитан! – воскликнули они в один голос. – А мы уже начали думать, как будем выбирать нового командира, – добавил Стеф. – Пришлось задержаться на ночь, – ответила Риччи. – Зато смотрите, что я достала. Она махнула рукой в сторону своего стада. – Мулы! – радостно воскликнула Юлиана. – Не придется идти пешком! – Они для поклажи, – осадила ее Риччи. – Ты не багаж, можешь и своими ногами топать. – Для леди Юлианы можно сделать исключение, – вступился за надувшуюся квартирмейстера Стеф. – Только если ты понесешь весь груз, который из-за нее не вместится на мула. – Боюсь, мне столько не потянуть, – пошел на попятную Томпсон. – Мы можем разделить его на троих, – предложил Мэл с убийственным простодушием. Стеф и Берт были вынуждены согласиться, чтобы не выглядеть неблагородными мужланами. – Делайте все, что вам угодно, – пожала плечами Риччи. – Только не свалитесь до того, как мы дойдем до Панамы. Она вытащила вперед прячущуюся за мулами Уа и спросила: – А что скажите о другом моем приобретении? – Какая прелесть! – протянула Юлиана неуверенно. – О господи, ее нужно срочно отмыть, причесать и переодеть! – Какой отменный материнский инстинкт, – усмехнулся Стеф. – Где вы взяли эту милую обезьянку, капитан? – Не называй ее обезьянкой, – поморщилась Риччи. – Она такой же человек, как мы. – Она знает дорогу на Панаму? – спросил Берт прагматичный, как всегда. – Нет, не знает, – ответила Риччи. – Она слишком мала, чтобы стать слугой. По-моему, не слишком полезное приобретение, капитан. – Неважно, – огрызнулась Риччи. – Я просто захотела ее купить, и все! – Иногда даже в вас, капитан, проявляется что-то женское, хмыкнул Стеф. «Иногда?! Что-то?!» – Риччи так возмутилась, что даже не нашла, что сказать. – Пошли, крошка, – проворковала Юлиана, присаживаясь на корточки и протягивая руки к Уа. – Надо тебя искупать и одеть. – Не обращайся с ней, как с куклой, – строго заметила Риччи, но Юлиана не обратила на ее слова внимания. – Или как будто она товар, – пробормотала Риччи ей в спину. Она снова вспомнила невольничий рынок и не смогла сдержать мимолетной дрожи. – Ты купила ее на аукционе? – спросил Мэл. Риччи кивнула. – Страшное место, правда? – Самое жуткое, что я видела в своей жизни, – призналась Риччи. – Нет ничего хуже, когда одни люди лишают других права называться людьми. – Церковь учит, что у негров и индейцев нет души. «Как и у Вернувшихся», – невольно подумала Риччи. – Ты веришь Церкви? – спросила она. – Не знаю, – ответил он растерянно. – Зачем тогда Бог создал их так похожими на людей? «В будущем человечество придумает много других жутких вещей, даже не задаваясь вопросом, у кого есть душа, а у кого ее нет». – Что ты собираешься делать с ней? – спросил Мэл. – Из нее вырастет слуга. Хотя я слышал, что из индейцев плохие слуги. Они слишком умные и ленивые. – Я не собираюсь ее растить, – буркнула Риччи, отвернувшись, чтобы он не видел выражения ее лица. – Просто отдадим ее в какое-нибудь племя. – Тогда надо найти ее племя, – заметил Малкольм. – Иначе ее могут убить и съесть. «Даже после начала вторжения европейцев, индейцы не смогли объединиться. Впрочем, нельзя сказать, что это их погубило. Они бы проиграли все равно. Если только среди них не нашелся какой-нибудь талантливый стратег и великий лидер». – Капитан? – Прости, Мэл, что ты сказал? – Надо взять ее с собой, – повторил тот. – Если нам повезет, мы найдем ее племя. – Скорее, если нам не повезет, – пробормотала Риччи. – Но, разумеется, мы возьмем ее с собой. Разговор их был прерван примчавшейся Уа, которая при виде ванной вывернулась из рук Юлианы и побежала прятаться за Риччи. Пришлось долго успокаивать ее прежде, чем она позволила себя переодеть из грязной капитанской рубашки в наспех подшитое платье. Выяснив, что именно Юлиана заведует запасами еды на корабле, Уа сменила свое отношение к ней, и принялась ходить за квартирмейстером хвостом. Риччи пришлось строго запретить команде закармливать индианку.