Капитан Риччи

Над океаном сгустился густой туман: настолько, что, стоя на палубе, нельзя было увидеть верхушки мачт. Не будь они единственным кораблем в этой части Атлантического океана, и не иди они достаточно далеко от береговых скал, им угрожала бы нешуточная опасность. Но, даже зная, что они не во что не врежутся, Риччи все равно мерзла на палубе. Этого требовал ее долг капитана. И карточный проигрыш. Какое-то движение в тумане она разглядела раньше впередсмотрящих и несколько секунд пыталась понять, не чудится ли оно ей прежде, чем услышала: – Корабль слева по борту! Он промелькнул мимо них очень быстро, но Риччи успела разглядеть очертания кормы и мачт. Три мачты, три ряда пушечных портов, и он прошел так близко, что Риччи могла бы вытянуть руку, стоя на краю палубы, и достать до его борта. Какова вероятность не просто встретить еще одно судно в пустынной части океана, но и почти столкнуться с ним нос к носу? Она задала этот вопрос примчавшемуся на звук тревожного колокола Берту. – Нулевая, – ответил тот. Риччи прикидывала долю процента, но если округлить, получала тот же результат. На палубе появились Стеф и Юлиана, встрепанные и сонные. – Что случилось? – спросила О’Брайт. – Мы видели корабль, – ответила Риччи. – Корабль? – их лица оживились. Они не видели новых лиц уже больше месяца, и перспектива поговорить с кем-то не из команды согревала. – Торговое судно? – Судя по словам капитана, военный корабль, – разбил их надежды Берт. – Откуда здесь взяться военному кораблю? – насторожился Стеф. – Понятия не имею. – Надеюсь, у него достаточно важное дело, чтобы не интересоваться нами, – сказала Риччи. – Под каким флагом он шел? – спросил Берт. Риччи восстановила в памяти облик корабля. – Ни под каким, – уверенно ответила она. – На мачте не было флага. – Военный корабль в этих водах – уже странно, – сказал Берт. – Но военный корабль без флага? – Может, вам почудилось? – предположил Стеф. – Как мираж в пустыне? В этом тумане при доле воображения можно много чего увидеть. – Всем троим сразу? – фыркнула Риччи. – Корабль был. Странный корабль. – Вот такой? – произнес Стеф изменившимся голосом, глядя ей за спину. Они втроем развернулись, чтобы посмотреть на то, что он увидел и замерли. – Корабль по правому борту! – донесся запоздалый крик впередсмотрящих. – Он сделал разворот, – прошептал Берт. – А я то надеялась, что он нас не заметил, – вздохнула Риччи. Незнакомый корабль поравнялся с ними и шел опасно близко. Теперь Риччи могла разглядеть, и то, что она видела, все больше поражало ее: доски бортов позеленели от плесени, густо обросли ракушками и водорослями, а кое-где в них виднелись прорехи, мачты покосились, и паруса свисали с них грязными клочьями. Но самым жутким открытием, после которого ее волосы встали дыбом, была полнейшая тишина – ни одной команды, ни единого окрика, ни коротенького ругательства не доносилось с чужой палубы, хотя он выполнял сложные маневры. На его борту когда-то были выведены буквы, но Риччи могла только гадать, какие. Ей очень хотелось увидеть, что происходит на его палубе, но разница в высоте бортов этому мешала. Она оглянулась и увидела, что наверху столпилась вся команда: они оставили свои посты и забыли свои дела, чтобы с вытаращенными глазами и приоткрытым ртом глазеть на корабль. Риччи поняла, что чего-то не знает. – Что такое? – шепотом спросила она Берта, стоящего ближе всех к ней. Ближе всех к кораблю. Несмотря на очевидную заинтересованность, вся команда старательно держалась дальней стороны палубы. – Что это за корабль? Во взгляде Фарески мелькнуло недоверие, но он сразу сообразил, что его капитан не ломает комедию. – «Летучий голландец», – произнес он так тихо, что даже Риччи с трудом расслышала его. – Проклятый корабль-призрак. – Ох, ты ж! Как она могла забыть эту легенду? Ее знают даже те, кто путает Колумба с Магелланом. Риччи снова перевела взгляд на появившееся из ниоткуда судно. Для призрака, на ее взгляд, оно было чересчур материально. Она не успела озвучить последнюю мысль. Раздался скрип и через фальшборт «Летучего голландца» перелетела веревочная лестница. Ее конец закачался над водой в нескольких футах от фальшборта «Барракуды». Команда отошла от оцепенения и впала в панику. Одни пытались укрыться внизу, другие хватались за оружие – как будто пушки могли помочь против корабля-призрака, третьи начали спускать шлюпки, и все они мешали друг другу, сталкивались и ругались. – Мы все погибли? – вопрошала, всхлипывая, Юлиана. – Конечно, не все, моя дорогая, – успокоил ее Стеф. – Кто-то выживет, чтобы рассказать о том, что наш корабль потопил «Летучий голландец», а не какие-нибудь пираты или шторма. – Никогда не верил рассказам этих «очевидцев», – заметил Берт. – Да что он может нам сделать? – хмыкнула Риччи. – Мэл, приведи этих трусов к порядку. Порты верхнего ряда распахнулись с душераздирающим скрипом и из них показались стволы пушек – позеленевших и очень древних на вид, но внушительных. «Эти могут лишь продырявить нам паруса», – подумала Риччи. – «Но вот пушки самого нижнего ряда превратят в щепки все, что на уровне фальшборта». – Все к пушкам! – крикнула она. – Пустим его ко дну! Никто из прячущихся или бегущих не послушал ее, и Риччи в бешенстве потянулась за мечом, чтобы угрозами заставить их спасти свои жизни, вспомнила, что оставила его в каюте, и собралась рвануть за ним. – Это не обычный корабль, – остановил ее Берт. – У нас нет шансов. Не было бы… Но вы можете не только отправиться на этот корабль, но и вернуться. Возможно. Риччи нашла взглядом сброшенный трап. Второй ряд портов распахнулся, издав новую порцию ужасающих звуков. Трап выглядел материальным, корабль выглядел материальным, пушки выглядели материальным, и ядра, скорее всего, тоже окажутся материальными. Этот корабль мог быть создан Вернувшимся ради уничтожения других, как храм в джунглях, или являлся другим сортом колдовства – порождением этого мира, избавляющим его от пришельцев. Как ни крути, он точно был опасен, но Риччи предпочла встретить опасность лицом к лицу. – Дай мне свой меч, – сказала она Берту. – Я пойду туда. Ее голос разнесся по кораблю, и взгляды один за другим обращались к ней. Под прицелом всех этих глаз Риччи уже не могла пойти на попятный. Застегнув перевязь, она поставила ногу на фальшборт, прыгнула, преодолев разделявшее корабли расстояние, и повисла на трапе. Риччи бросила последний взгляд на команду и своих офицеров, смотрящих на нее со смесью восхищения и настороженности. Как на опасного непредсказуемого зверя, который пока сражается на их стороне. «Они мои друзья», – сказала себе Риччи, карабкаясь вверх. – «Именно поэтому я здесь, а не потому, что хочу избежать холодной ванны». *** «Надо было все-таки взять меч Океана», – подумала Риччи на полпути, но возвращаться было уже поздно. Чем больше она смотрела на «Летучий голландец», тем больше удивления у нее вызывал тот факт, что он еще не развалился на части. Это однозначно указывало на сильное колдовство, а значит – опасность, но Риччи почему-то не боялась. Словно не забиралась на борт корабля-призрака, а шла в дешевую Комнату Ужаса на городской ярмарке. Оказавшись на палубе, она огляделась, ожидая увидеть в качестве матросов каких-нибудь жутковатых чудовищ: скелетов, зомби, призраков. Она не увидела никого – но на корабле делалось все, что должны делать люди, словно само по себе: брались рифы, крутился штурвал, скрутился и лег на палубу трап. По спине Риччи пробежал холодок, но она взяла себя в руки и направилась к корме – если не в рубке, так в капитанской каюте она ожидала найти кого-то, с кем можно вести переговоры. «В худшем случае я спалю эту плавучую помойку», – думала она. – «Мне даже меч для этого не понадобится». Нервы Риччи сдали, когда она вошла в рубку и обнаружила все ту же пустоту – только карты шелестели на столе. – Я хочу видеть капитана! – выкрикнула она, повернувшись к пустой палубе. Ни звука, ни движения в ответ. – Добро пожаловать на борт, Риччи Рейнар, – произнес голос за ее спиной. Она вздрогнула, едва не подпрыгнув на месте, и резко развернулась на каблуках. Секунду назад помещение пустовало, но сейчас у стола с картами стоял человек и выглядел так, словно она оторвала его от прокладки курса. – Спасибо, – произнесла Риччи. – А могу я узнать ваше имя? Она не помнила имя капитана из легенды о «Летучем голландце», если оно вообще называлось. К тому же, он очень сильно ей кого-то напоминал. Если бы не борода и не деревянная нога, он был бы крайне похож на портрет Френсиса Дрейка из учебника истории. – Имена не имеют значения, тебе ли не знать, – сказал он, ухмыльнувшись. – Ладно, – не стала настаивать Риччи. – Что тебе нужно от нас? – Мне нужно? – капитан казался позабавленным. – Разве это не ты постоянно чего-то ищешь? Дорогу. Или ответы. – А что вы можете предложить? – Я знаю все ответы. Но, в конце концов, я капитан, который занимается тем, что доставляет по назначению грузы и людей. Риччи сглотнула. Невозможно, немыслимо, невероятно… ей все-таки повезло! – Вы можете отвезти меня домой? Она затаила дыхание в ожидании ответа. – Твоего дома больше не существует, – ответил капитан. – Как и твоего мира. И тебя, по большей части. Голова Риччи закружилась. У нее имелось множество вопросов к тому, кто знал все ответы. Но какой толк узнавать дорогу, если больше некуда возвращаться? Теперь она поняла, что никогда не переставала надеяться не только на то, что к ней вернется память, но и на то, что она вернется в мир, который так плохо, но все же помнит. – Но… зачем тогда я… здесь? – это был единственный вопрос, который она смогла сформулировать. «Не думаю, что он сможет на него ответить», – хмыкнула она мысленно. – «Есть ли у моего существования вообще смысл?» – Это легкий вопрос, придумала бы что-нибудь посложнее, – поморщился капитан. – Но я отвечу. Ты здесь потому, что отсюда начинается твой путь в Экон. А твоя судьба – пройти его весь, обрести по пути кое-что важное, кое-что бесполезное, кое-что мешающее, кое-что мало тобой ценимое до того момента, когда ты достигнешь Экона, где потеряешь все. – Тогда зачем мне туда идти? – нахмурилась Риччи. – Потому что это твоя судьба, – ответил капитан с видом человека, утомленного глупыми вопросами. – Теперь моя очередь спрашивать? Что ты видишь вокруг? У тебя три попытки. Риччи растерянно огляделась. – Корабль? Море? – капитан покачал головой. – Хаос? – Ты видишь сон, – сказал он, делая шаг и внезапно оказываясь в нескольких дюймах от отшатнувшейся Риччи. – И сейчас ты проснешься. Ноги перестали слушаться ее, поэтому уклониться от опускающейся на лоб ладони она не смогла. И погрузилась в темноту, пахнущую солью. *** Риччи открыла глаза в полной темноте, и в нос ей ударил запах гниения и мокрой соломы – так пахло только в одном из известных ей мест. В картахенской тюрьме. Подтверждая ее догадку, запястья заломило опостылевшей болью. Риччи тряхнула головой, укусила себя за внутреннюю часть щеки, но обстановка не изменилась ничуть – все та же мокрая каменная промозглая камера. – Проснись, – сказала она себе. Ничего не изменилось. «Что произошло?», – спросила она себя. Последним, что она помнила, было утреннее дежурство на палубе, которое вообще-то было не ее, но она проиграла в карты. Реалистичный кошмар? Какое-то колдовство? Временная петля? Она услышала в коридоре знакомые шаги. Дверь открылась, и адмирал де Седонья вошел в камеру с легкой гримасой отвращения, но без признаков страха, который сквозил во всех движениях охранников. – Все еще не передумала? – спросил он ее. Риччи разглядела у него в руках мешок, остро пахнущий кровью. «Это не второй его визит ко мне», – поняла она. – «Это третий. Которого не было». – Я никогда не передумаю, – ответила она. «Особенно теперь, когда я знаю, что выберусь отсюда. Что мои ребята вытащат меня отсюда». – Надеетесь на своих людей? – спросил де Седонья, как будто прочитав ее мысли. – Зря. Он дернул завязку мешка и вытряхнул перед Риччи его содержимое. Ее самая жуткая, самая неправдоподобная догадка подтвердилась: мертвыми глазами на нее смотрели головы Стефа и Берта. – Твой корабль затонул, капитан, – произнес де Седонья. – Ваш великолепный меч лежит на дне залива. Но с некоторыми твоими людьми ты еще увидишься, – он широко усмехнулся. Риччи промолчала, глядя в глаза своих офицеров, погибших в попытке спасти ее. Внезапно она вскочила, схватила принесенный адмиралом фонарь с крючка, на котором тот висел, и замахнулась им. Осколки стекла и горячее масло могли бы сильно изменить его лицо, но де Седонья успел выхватить меч и парировать удар – фонарь разбился, погрузив камеру в темноту. Риччи отбросила обломки и, не обращая внимания на боль от ожогов, попыталась наброситься на адмирала с голыми руками, но тот отступил в противоположный угол, куда ее не пускала цепь от наручников, прикованная к вбитому в каменный пол кольцу. На крик де Седоньи примчались охранники и с помощью алебард заставили уже Риччи забиться в угол. Адмирал ушел очень раздраженным и злым. «Этого не может быть», – повторяла себе Риччи, свернувшись в комок на грязной подстилке. – «Этого всего не может быть. Но оно так похоже на реальность… Тогда чем же было мое освобождение и наше плаванье?» Она не знала ответа. Она узнала много нового и сверхъестественного за последнее время, но даже краем уха не слышала о чем-то подобном. «Может быть, это был всего лишь сон?» – шепнул в ее голове предательский голос. *** На следующий день ее выставили на арену. Риччи убила бандита-здоровяка, разделалась со следующим противником, который перед смертью успел раздробить ей колено, но вместо Стефа против нее выставили здоровенного негра с множеством шрамов, белеющих на его антрацитовой коже, и узкой набедренной повязке. Несмотря на то, что Риччи не просто видела голову Стефа, а провела с ней в одной камере всю ночь, она до последнего мгновения надеялась, что он выйдет против нее на арене. Теперь и эта надежда была разрушена появлением раба-бунтовщика. Тесаком с зазубренным лезвием он вытащил из Риччи несколько метров кишок прежде, чем она, свалившись на песок, нанесла несколько глубоких ударов снизу вверх в область его паха, и оставила его медленно умирать от кровотечения. Даже от столь ужасающе выглядящих ран она не могла умереть, но болели они адски и заживали из-за кандалов крайне медленно. Но и со вскрытой брюшной полостью, неспособная наступить на левую ногу, она продолжала сражаться. – Капитан Рейнер? – окрикнул ее тот, кто вышел на арену, и Риччи, не поднимая головы, узнавая этот голос. – Привет, Джозеф, – сказала она без всякого выражения. Она испытывала слишком много боли, чтобы испытывать еще и эмоции. – «Привет, Джозеф»?! Это все, что ты можешь сказать после того, когда мы по твоей вине очутилась в полной заднице? Они потопили «Барракуду», ты об этом знаешь? – Знаю, – кивнул Риччи. – Адмирал мне сказал. – А ты знаешь, что мы сами сдались? Что испашек было в десять раз больше? Что половину из нас они все равно перебили для веселья, а остальных притащили сюда, чтобы мы разбивали головы друг другу им на потеху? Что я последний живой из твоей команды? Что я убил твоего приятеля-боцмана на арене, и он даже не сопротивлялся? А что они сделали с нашей красоткой-квартирмейстером перед тем, как убить ее, ты знаешь? Все твои друзья-офицеры мертвы, и кто в этом виноват?! Во всем этом?! Ты! Ты и только ты! – Замолчи, – шепнула Риччи, проводя по потрескавшимся губам сухим языком. Он подходил все ближе и ближе, выкрикивая обвинения и ругательства, ругательства и обвинения. Очевидно, состояние Риччи ввело его в заблуждение, он не знал, насколько живучи и выносливы Вернувшиеся. – Если бы не ты, все они жили бы себе припеваючи. Но ты ведьма, ты несешь смерть. Знал бы, держался от тебя подальше! На твоей совести смерти двадцати пяти отличных парней! Только на твоей! Риччи ударила его мечом, желая лишь того, чтобы он замолчал. Но даже корчась на песке в смертельной агонии, Джозеф продолжал шептать: – Это все твоя вина. Она молча слушала, как адмирал де Седонья объявляет ее победительницей и неискренне жалеет о том, что не может отпустить ее, поскольку Святая Инквизиция имеет к ней вопросы. Риччи без протестов позволила отвести себя обратно в камеру. Де Седонья оставил ей молитвенник Берта, то ли не обнаружив стилет, то ли нарочно. Риччи удалось с его помощью освободиться от цепи, приковывающей ее к полу, и напасть на принесшего еду охранника. Но другие подоспевшие солдаты обезоружили ее и загнали обратно в камеру. Джозеф Кинн нанес ей самую страшную рану – прямо в сердце. Но вопреки всему, даже полному отсутствию надежды, она продолжала жить. *** Проведенные с представителями Святой Инквизиции дни запомнились ей калейдоскопом боли. Они не пытались развязать ей язык – по-видимому, она не знала ничего, что их интересовало. Они пытались убить ее всеми способами, которые знали. У них не получилось. – Жизнь ведьмы зависит лишь от воли демона, давшего ей силу, и от нее самой, – сказала одна из безликих фигур в черных капюшонах. – Почему ты так цепляешься за этот мир, ведьма? – спросил он Риччи. – Мы больше не дадим тебе разгуливать по нему безнаказанно. Риччи не ответила ему – язык для разговоров слишком болел. «Я должна отомстить тому, из-за кого все это произошло», – думала она. – «Я выберусь отсюда, и перегрызу глотку адмиралу де Седонья. Или, по крайней мере, не дам ему испытать торжество над моим бездыханным телом». Ее больше не водили в пыточную. Через пару недель, когда раны Риччи затянулись, к ней пришел незнакомый человек в адмиральском мундире. Его сопровождали двое солдат с алебардами. – Значит, ты и есть пойманная адмиралом де Седонья ведьма? – спросил он, смотря на нее со смесью брезгливости и ужаса. – Да. А где же сам де Седонья? – хмыкнула Риччи хрипло. – Почему не проводит для вас экскурсию? – Адмирал де Седонья героически погиб в сражении с английским отродьем, капитаном Айришем. «Можно поздравить Айриша», – подумала Риччи без радости или ярости. – «Или убить его за то, что он убил моего врага». – Но его вице-адмирал привез в Картахену головы и самого капитана Айриша, и его предателя-старпома, – продолжил новый адмирал. – Кажется, ты их знала. Риччи кивнула. Теперь не осталось ни одного человека, чья судьба была бы ей не безразлична. Риччи могла кинуться на ближнего солдата – длина цепи позволяла – выхватить у него из рук алебарду и раздробить ею себе голову, покончив со всем этим разом. Но она осталась сидеть в своих цепях смирно. *** Больше к ней никто не приходил. Никого не пугали ее видом, и даже инквизиторы забыли про ее существование. Только раз в сутки охранник приносил ей миску мерзкой похлебки. Никто не оставлял больше оружия в ее камере и не предлагал легкого выхода из положения, но Риччи не нуждалась в этом: она осознала, что даже ее практически купированных сил хватит для того, чтобы остановить собственное сердце. На двухтысячный или двадцатитысячный, или – с большей вероятностью – не имеющий круглого числа день ее заключения вошедший в камеру стражник с миской баланды обнаружил глиняные осколки на полу и засохшую кровь на запястьях узницы. – Ты все-таки решила взять грех на свою отсутствующую душу? – заговорил он, впервые за все время службы. – Чего же тебе не хватило? Решимости? – Реальности, – ответила Риччи, подняв голову. В ясных ее глазах хватило бы безумия на целую психическую больницу. – Но я не собираюсь разговаривать с человеком, который существует лишь в моем воображении. – Ты сошла с ума, – хмыкнул охранник. – Пожалуй, стоит кого-нибудь позвать. – Ты допустил несколько ошибок, – продолжила Риччи, глядя сквозь него. – Во-первых, ты показал мне головы именно Стефа и Берта. Если мое освобождение было лишь сном, то почему оно совпало в этой не слишком очевидной детали с якобы-реальностью? Охранник остановился, глядя на нее, как на сумасшедшую и не слишком, по-видимому, ее понимая. – Во-вторых, ты сказал мне, что мой меч пошел ко дну. Мой «замечательный» меч. Де Седонья не знал о том, что мое оружие необычно. И если уж он захватил мой корабль, то почему не похвастался им передо мной? – Прекрати нести чушь! – Ты знаешь, о чем я говорю. В-третьих, Джозеф Кинн на арене говорил слишком много и о многом. В-четвертых, ты схалтурил с охранником. Я плохо запоминаю лица, но не голоса. Это один из тех стражников, что посадили меня в эту тюрьму. И за все эти годы он ничуть не изменился. Охранник занес руку, чтобы ударить ее по щеке. – В-пятых, ты плохо управляешь временем, – закончила Риччи, не пытаясь уклониться. Солдат застыл с занесенной рукой и внезапно растаял в воздухе. Риччи оглянулась и обнаружила, что ее камера растворилась в туманной дымке, потеряв четкость, словно на размытом фотоснимке. Она снова посмотрела на место, где стоял стражник. Теперь на этом месте возникла женщина – очень красивая, с длинными темными волосами. – Ты догадлива, капитан Рейнер, – произнесла она. – И очень любишь жизнь. Большинство заключивших адскую сделку уже сдались бы. – Я знала, что все вокруг подделка, – усмехнулась Риччи, освобождаясь из кандалов так легко, словно они были сделаны из бумаги. – Просто мне потребовалось время, чтобы в это поверить. Кто ты? – Лилиас. – Как ты выглядишь? – Так, как ты меня видишь. – Не пытайся меня обмануть. Не теперь. У тебя тело Юлианы, волосы Мэри-Энн, глаза цыганки из Порто-Бельо и голос… мой голос! И ты утверждаешь, что такова ты в реальности? – Так называемая «реальность» – лишь творение твоего разума. Не больше. Твой разум создал меня такой, и это тоже реальность. – Подозреваю, мой разум сильно сбоит в последнее время. Лилиас развела руками. – Я создала для тебя прекрасную иллюзию. Ты очень сильна и очень удачлива… что в принципе одно и то же, раз сумела разрушить ее. – Чего ты хотела достичь, создавая ее? – Твоей смерти, конечно. – У тебя было множество возможностей убить меня. – Насильственная смерть в иллюзии заставила бы тебя лишь покинуть ее. Для того, чтобы отправиться в Темноту, нужна была твоя воля, раз я не могла использовать свою. – Моя… воля? И многих твои дешевые фокусы заставили покончить с жизнью? – Многих. Отчаянье и горе привело их прямо в Темноту. – И теперь, насколько я помню фильмы, осознав нереальность этого мира я получу способность управлять им, и мы сойдемся в схватке, из которой выйдет только один. И по закону жанра выиграть должна я, чтобы до конца своих дней сомневаться в том, что я вижу вокруг не иллюзию. – Ты отлично знакома с жанром, – усмехнулась Лилиас. – Вот только в моей реальности все произойдет по-другому. – Я не могу создать себе оружие, – разочарованно вздохнула Риччи. – Не внутри иллюзии. И уж точно не меч из осколка Орудия Создания. Он существует на нескольких уровнях реальности и слишком сложен. Внутри иллюзии можно получить только никуда не годную подделку. – Тогда что же будет? – Сейчас ты очнешься в реальности. Ты осознала иллюзию, и у меня нет больше власти над твоим сном. Но в скором времени мы встретимся снова, и я тебя уничтожу. – Посмотрим, кто кого, – пробормотала Риччи, наблюдая, как темнота сгущается вокруг них. – Посмотрим. *** Риччи проснулась с отчетливым ощущением длинного, ужасающего и чрезвычайно реалистичного сна. В комнате было темно, она не видела, где находится, не могла рассмотреть ни одного знакомого предмета, но она чувствовала, что лежит на чем-то мягком, мягче соломы, и в воздухе не пахнет плесенью, сыростью, кровью и испражнениями – не пахнет тюрьмой. Ей потребовалось несколько долгих минут, чтобы отделить воспоминания о том, что происходило на самом деле, от навеянной Лилиас иллюзии. Риччи села в кровати и поняла, что не помнит, как она ложилась. Что не может понять, где закончилась реальность и началась иллюзия. Она стукнула рукоятью нашаренного под подушкой пистолета по стене, не дождалась никакой реакции и запустила им в сторону двери. – Капитан! – крикнул Стеф, распахивая дверь. – Риччи, ты очнулась! – Что со мной произошло? – спросила она, хватаясь за голову, которую от крика прошило болью. – Ты свалилась с мачты. – С мачты? – в голове ничего не щелкнуло. – Зачем я туда полезла? – Кажется, хотела получше рассмотреть берег, мимо которого мы шли. Берег Риччи помнила. – И сколько я провалялась? – Два дня. Сегодня третий. – Что-то многовато для сотрясения мозга… То есть для удара головой. – Берт… то есть этот испашка предположил, что вас укусила какая-нибудь пакость… ну вроде паука или сороконожки, которая забралась в снасти на стоянке. – Почему это он так думает? – Потому что у вас была лихорадка и бред. – Я разговаривала? Риччи подскочила на кровати, поймала взгляд Стефа, вспомнила, что на ней лишь тонкая, пропотевшая сорочка, и дернула одеяло вверх. – Да, – кивнул он. – Ты вспоминала об испанской тюрьме. И разговаривала с адмиралом Грозой. – А еще что-нибудь? – Потом тебе стало вроде как легче. Даже если Риччи и разговаривала с Лилиас вслух, этого никто не услышал. «Возможно, меня действительно укусила какая-нибудь ядовитая тварь, и все это, начиная с тюрьмы и кончая Лилиас, мне привиделось в бреду», – подумала она. Это было бы удобным, легким и успокаивающим объяснением. Но даже один из сотни шанс на то, что где-то существует сильный и коварный враг, заставил бы Риччи отодвинуть версию с отравлением в конец списка. Даже если не учитывать того, что яды для Вернувшихся почти не опасны. «Я иду в Южные моря», – напомнила себе Риччи. – «Там меня никто не достанет: ни Церковь, ни де Седонья, ни Айриш, ни Лилиас. Привольная счастливая жизнь ждет меня за мысом Горн… и Тихим океаном». *** Информация – вот чего ей категорически не хватало. Риччи пользовалась любой возможностью, чтобы выудить из подчиненных что-нибудь полезное. Например, из дежурящего в ночную смену Берта. – Ты очень неплохо разбираешься в святом писании для моряка, – заметила она небрежно, чтобы завязать разговор. – Я не собирался вступать во флот, – сказал он. – Мой отец был священником, и он рассчитывал на то, что я пойду по его стопам. – Что же произошло? Тебе захотелось приключений? – Он был не совсем обычным священником. Он читал прихожанам не только Библию. И однажды за ним пришли из Инквизиции. Кто-то написал донос. Кто-то написал донос и на меня, но я успел наняться на корабль, который шел в Новый свет. Риччи уже знала, что отправившиеся в такое путешествие фактически приравниваются властями к мертвым. – А что стало с твоим отцом? – спросила она. – Его сожгли, – ответил Берт спокойно. – Или повесили, если он раскаялся. – Извини, – пробормотала она сочувственно. – Ничего страшного. Риччи не рассчитывала, что разговор зайдет в настолько личное русло, и в качестве новой темы не придумала ничего лучше, чем выпалить наиболее интересующий ее в последнее время вопрос. – Ты слышал что-нибудь о женщине по имени Лилиас? Берт покачал головой задумчиво, но внезапно вспомнил о чем-то. – Может быть, ты имеешь в виду «Лилит»? Риччи пожала плечами. Что-то слабо шевельнулось в ее памяти, не оформившись в картинку. – Лилит – это имя демона, сотворенного Богом, – произнес Берт шепотом, словно боялся подслушивающих. Или собственных слов. – Имя той, что была предначертана в жены Адаму, но отказалась подчиняться ему. Имя ночного чудовища, приходящего за детьми и пожирающего их тела и души. Имя ее не упоминается в Книге Книг, но другие древние записи и предания донесли его до нас. Даже тебе не стоит произносить его всуе. – Та, о ком я говорила, не тянет на демона, – ответила она. – Но спасибо за захватывающую историю на ночь. Риччи хотела уйти с палубы, но Берт удержал ее, положив руку на ее предплечье так осторожно, словно она могла рассыпаться. – Она беспокоит тебя? – спросил он. – Кто она? Риччи не видела причин скрывать от своего штурмана то немногое, что точно знала. – Ведьма, – сказала она. – Еще один мой враг. – У тебя становится много опасных врагов, – заметил Берт. – Я предпочитаю считать это признаком того, что я становлюсь кем-то значительным, – улыбнулась Риччи. Но тревога в глазах Берта не развеялась. – Очень сильная ведьма, – добавила Риччи. Почти единственное, что ей было известно о Лилиас, если забыть о том, что та едва не убила ее. И о том, что все вокруг, включая Берта, может быть еще одной иллюзией. – И она показалась мне… старой. Старой и привыкшей убивать других Вернувшихся. – Звучит очень опасно. – Поэтому не говори пока остальным. – Не говорить им о новой угрозе? – Она не достанет нас в Южных морях… я полагаю. Берт промолчал, но в линии его сжатого рта Риччи чувствовала неодобрение. – Когда ты была в Картахене, кто-нибудь говорил о Святой Инквизиции? – произнес он после полуминуты неловкого молчания. – Адмирал Гроза сказал, что ждет гостей оттуда. – Вернувшиеся приходили с начала веков. Против них собирали армии. Они собирали армии. Но около столетия назад в Ватикане нашли какое-то оружие против Вернувшихся. Никому неизвестно, что оно такое. Но если подумать… Принцип «подобное подобным»… Возможно, оружие Инквизиции это… – У них есть свой Вернувшийся! – осенило Риччи. – Истребляющий других! То есть истребляющая! Она отлично устроилась, черт меня возьми! – Если это так, то она убила десятки подобных себе. Нам следует держаться от нее подальше. Но Риччи не спешила впадать в отчаянье. – Но еще никто не выступал против нее с таким оружием, как у меня, – заметила она. – Возможно, у них были клинки не хуже, – заметил Берт. Риччи хмыкнула. Она не поняла, что значили слова Лилиас о мече Океана, но помнила сквозящие в ее голосе уважение и страх. *** – Я видела тебя с Бертом на палубе, – тоном заговорщицы произнесла Юлиана. – Ну, да, – кивнула Риччи, раздеваясь. Посвящать Юлиану в подробности разговора ей не хотелось. Знание о Лилиас ее только испугает. – Я так рада, что ты выбрала его! – Что? – растерялась Риччи. – Почему? Она пыталась понять, стоит ли произносить «это не то, о чем ты подумала» сейчас или лучше не спешить, чтобы не вызвать еще больше подозрений. – Потому что мне… Мне нравится Стефи! Риччи вздохнула. «Только этого не хватало». – Ты ведь понимаешь, что это слегка… безнадежно. – Да, – вздохнула Юлиана с бесконечной грустью. – Но если бы ты тоже претендовала на его сердце, у меня бы совсем не осталось надежды. – Даже не беря в расчет вредность служебных романов, я бы не стала претендовать на сердце Стефа, – фыркнула Риччи. – У него, думаю, вообще нет сердца. Но если бы и было, я бы не стала участвовать в аукционе за него. Риччи научилась врать слету и без труда. Но до того, чтобы лгать самой себе она еще не дошла. Так что хоть и с опозданием, но Риччи отдала себе отчет в том, что более, чем слукавила, глядя своей подруге в глаза. Она не знала, есть ли у Стефа сердце, но очень хотела выяснить. «Ну и чем ты лучше мужчин, ведущихся на ножки и мордашку?», – укорила она себя. – «Взяла и запала на голубые глаза, золотистые локоны и загадочную душу… Хватит! Если у меня начнет капать слюна, душевно страдающая Юли меня не поймет». Риччи уважала «право первого взгляда» и отдавала должное внешности Юлианы, а также не забывала о том, насколько губительна для коллектива ситуация, когда капитан начинает думать о шашнях вместо своих обязанностей. И это если вычеркнуть из уравнения тот факт, что она – Вернувшаяся, ведьма, а значит – не совсем человек. «Тебе стоит выкинуть мысли о нем из головы и пожелать Юли счастья», – сказала она себе. – Значит, ты хочешь быть с ним? – Я хочу, чтобы он хотел быть со мной. Разница тонкая, но существенная. – Желаю тебе со Стефи удачи, – произнесла Риччи, стараясь вложить в слова побольше искренности. – Она тебе, подозреваю, понадобится. Юлиана не заметила сквозящей во фразе язвительности. – И тебе с Берти, – ответила она. – Я с Берти вовсе не… – начала Риччи запальчиво. Вдохнула, успокаиваясь, и начала снова. – Он хороший парень, но совершенно не в моем вкусе. Кажется, Юлиана ей не поверила. Риччи на ее месте тоже бы усомнилась. Даже не будь у нее причин, по которым она желала услышать ложь в словах капитана.