Капитан Риччи

– Как проходят тренировки? – спросил Эндрю, когда Риччи ввалилась в его кабинет. – Неплохо, – ответила она. «По крайней мере, я никого не убила за неповоротливость и тупость» – значили ее слова. – Я должна сказать тебе кое-что важное, – начала Риччи. Будь ее воля, она бы отложила разговор где-то на месяц, чтобы закончить сборы. А лучше – до того, как они перенесут на судно вещи. Но Юли и Стеф настаивали, чтобы она предупредила Эндрю как можно раньше. Якобы для того, чтобы он нашел замену на ее место. Может быть, они надеялись, что он как-то сумеет отговорить ее от ухода? Но разговора у них не вышло – как всегда, твари появлялись в самое неподходящее время. Тревожный звон колоколов заглушил все звуки. Риччи никогда не слышала их в таком количестве и похолодела при мысли, какой величины прорыв он означает. «Мы не переехали!» – вот все, о чем она могла думать. Прямо сейчас ее друзья собирали вещи в их старом доме. Доме, который так близко к Туманному морю и в очередной раз оказавшимися бесполезными заграждениям. Сколько времени ей потребуется, чтобы добраться до Аптекарской улицы, не пользуясь каналом и избегая заполненных паникующими людьми мостовых? Она никогда не устраивала забегов на скорость от Арсенала, но сегодня ей придется выяснить это. Риччи поняла, что Эндрю уже несколько секунд говорит ей что-то лишь тогда, когда он схватил ее за руку. – Я отправляюсь! – бросила она. – Ты должна возглавить отряд! – крикнул он в ответ. Риччи разозлилась на него за задержку. – Просто пошли их туда, – ответила она. – Пусть убивают Тварей, если могут, или не мешаются под ногами. – Мы должны защищать второй рубеж! – заявил Эндрю. – Их слишком много, ты лишь глупо умрешь! Возглавь отряд… – Мои люди за вторым рубежом! Я иду к ним. – Подумай о других! О городе! Мы не спасем его так! – Мне плевать на город! – выкрикнула Риччи, вырывая рукав из пальцев Эндрю. – Я все равно собиралась валить отсюда! Пользуясь секундным замешательством Лефницки, она вскочила на подоконник распахнутого окна, откуда можно было спрыгнуть на крышу соседнего дома. Отсюда начиналась ее гонка наперегонки со смертью. Ее дорога была в четыре раза длиннее пути Тварей, а те едва ли теряли время на бессмысленные разговоры. Герой бы остался, чтобы спасти – хотя бы попытаться – всех. Но Риччи, несмотря на все попытки предстать кем-то другим, осталась пиратом, а пираты заботятся лишь о своей команде. «Я успею», – повторяла она себе. – «Мы что-нибудь придумаем, выкрутимся и выживем. Мы всегда побеждаем». И она, оттолкнувшись изо всех сил, прыгнула, так что взвыли разорванные связки, направляясь в ту сторону, где мир прекращал существовать. *** Твари приближались – их холодное, чуждое самой идее реальности присутствие ощущалось все явственней. Риччи бы уже лихорадило, но даже они чувствовали неправильность атмосферы – и это означало, что дела совсем плохи. Улицы пустовали – те, кто не успели в Верхний город или в убежище, забились в свои дома и сидели тихо ниже уровня земли. Барракудцы не могли последовать их примеру. И не только потому, что в их доме непредусмотрительно отсутствовал подвал, но главным образом потому, что твари могли пройти мимо них, но ни за что не прошли бы мимо Риччи. Которая непременно придет за ними, какие бы полчища тварей не бродили по городу. – Мы должны идти ей навстречу, – сказал Стеф. – Нельзя просто забиться в угол и ждать капитана, – поддержал его Берт. – Поспешим, – обронил Мэл. – Мы и так задержались. – Надеюсь, вы знаете, что делаете, – вздохнула Юли. У них было не слишком много вещей, но и те пришлось бросить. Они взяли только оружие, и когда Стеф привешивал шпагу к поясу, у него появилось тягостное предчувствие, будто они никогда не вернутся в этот дом. «Все равно он мне не слишком нравился», – успокоил себя Стеф. – «Мы найдем получше, когда эта катавасия закончится». *** Стеф шел последним, поскольку именно с тыла они ожидали появления тварей, и оглядывался, когда чувство тревоги становилось безмерным. Они шли быстрым шагом, стараясь не производить много шума и не выдохнуться через два квартала. Несмотря на все усиливающуюся атмосферу опасности, на порывы холодного ветра, пробирающего до костей, и с каждым шагом сгущающуюся темноту, словно солнце что-то пожирало, Стеф продолжал думать, что они вот-вот встретят Риччи – и под ее прикрытием быстро окажутся в Верхнем городе, в безопасности, все вместе. «Мы справлялись с кое-чем страшнее, чем стая уродливых жуков», – повторял себе Стеф, глядя в надежную спину идущего перед ним Берта. – «Риччи где-то поблизости, она успеет придти нам на помощь». Внезапно не из-за поворота, а прямо из дома навстречу им вывалилось, полностью загородив дорогу, самая уродливая, жирная и близкая тварь, которую они когда-либо встречали. И самое логичное до этого мгновения решение – отправить Мэла первым – стало их первой ошибкой. Юли обеими руками зажала рот, но еле слышный писк пробился через ладони. Стеф перенес вес на другую ногу, и набойка каблука стукнула о камень. Мэл шумно выдохнул, а Берт дернул рукой и задел рукоять меча. Какой-то из этих звуков – или все они в сочетании – привлекли внимание твари. Она повернула свою несуразную голову и уставилась на них. – Бегите, – шепнул Мэл, вытягивая меч из ножен. Стратегия «замереть и ждать» провалилась. Тварь подняла одну из лап и невероятно быстро для столь грузного существа выбросила ее вперед. Конечность размером и толщиной с фонарный столб прошла сквозь тело Мэла, словно багор сквозь трухлявую древесину, и отшвырнула их с Юли в сторону, как ненужный мусор. В одно мгновение произошло немыслимое – они лишились половины команды. Они потеряли друзей, с которыми бок о бок прошли сквозь бесконечные опасности и миры. Стеф отказывался верить, что Мэл и Юли больше не с ними, хоть его разум и говорил, что их уже не сможет спасти даже Риччи. Берт с диким животным воплем занес меч и со всей яростью обрушился на ближайшую конечность чудовища. Лезвие разлетелось вдребезги, словно стеклянное. Еще одно движение твари – и Берт рухнул с пробитой насквозь грудной клеткой, как будто ядро мелкой пушки ударило ему прямо в грудь. Тело его отбросило назад, голова запрокинулась, и на мгновение – последние мгновение своей жизни – он встретился взглядом со Стефом. Губы его шевельнулось, но что он хотел сказать – «люблю тебя»? «береги Риччи»? «отомсти за меня»? – осталось известно лишь самому Берту. Стеф не успел даже сдвинуться с места, как остался один на один с тварью. Чудовище как будто не замечало его, окаменевшего от шока, и потеряло интерес к этому куску улицы. Стеф мог дождаться, пока оно вернется к уничтожению окружающей реальности, и сбежать. Идти в верхнюю часть Экона или забиться в какую-нибудь дыру и пересидеть там до ухода Тварей или полного уничтожения города. Но мысль о возможности остаться в живых лишь посетила его голову и исчезла. Он не мог бежать после того, как Мэл, Юли и Берт расстались с жизнью, бросив их тела, как падаль, на улице. Стеф нащупал за поясом кинжал Джея, отданный ему Риччи – ничтожное оружие по сравнению с размером Твари, но могущее стать смертельным. «Если только у меня получится правильно применить его», – сказал он себе, собирая волю и силы, в то время, как все его существо требовало бежать как можно дальше и быстрее. Он помнил, что смертоносные удары Риччи приходились тварям в головы или около, но он не мог подпрыгнуть так же высоко, как она, а поблизости не было подходящего трамплина. Поэтому Стеф замахнулся и метнул кинжал, целясь между выпученных глаз тошнотворного цвета и поставив все на этот бросок. Ни другого оружия, ни возможности подобрать свой снаряд, если он промахнется. Стеф не взялся бы сбить яблоко с чужой головы, но попасть по такой цели было едва ли не легче, чем промахнуться. Костяной кинжал вошел в плоть Туманной твари, словно пуля в песок, погрузившись с рукоятью. Стеф наблюдал, как чудище теряет равновесие и падает, без малейшей радости от победы. Месть вышла совершенно безвкусной. Отрешенно он наблюдал, как безжизненная туша валится на остатки дома, как взметаются вверх пыль и камни. В голове его не было ни единой мысли о будущем, даже инстинкты замолчали. Стеф походил на машину, в которой кончился бензин. Из этого состояния его вывело чувство острой боли в груди. Стеф прижал к этому месту руки и почувствовал липкую влагу на пальцах. Несколько камней вошли в его тело, как дробины. «Оно достало и меня», – подумал он, оседая на землю. – «Пришла и моя очередь. Мэл… Юли… Берти… Риччи? Риччи, где ты? Не дай мне умереть в одиночестве…» *** Она опаздывала. Ее задерживали мечущиеся в панике люди, ее задержала закрытая стена Верхнего города, ее задержали две попавшиеся на пути Твари, ее задерживали скользкие от черной крови подошвы. С момента, когда она услышала звон колоколов, прошло непозволительно, безнадежно много времени. Но она верила. До той секунды, в которую своими глазами не увидела тела. Риччи шла на ослабевших ногах, ведомая уже не стремлением к цели, а инерцией. Она старалась не смотреть на лица друзей, чтобы не задумываться о том, о чем они думали перед смертью. Она и так знала, кого они звали, кого они ждали и не дождались. Ее зрение милосердно затуманилось. Риччи дотронулась до щеки и ощутила на пальцах влагу. Она не плакала, когда оказалась на острове без воспоминаний и представления о будущем, она не плакала под пытками Инквизиции, но сейчас слезы текли сами, и ничто не могло их осушить. Но и не смотреть она тоже не могла. Изломанные тела Юли и Мэла отбросило к стенам лицами вниз. Берт лежал на спине, глядя в небо с тем решительным выражением лица, с которым всегда шел в бой. Остался только Стеф, и Риччи замедлила шаг, всем сердцем не желая видеть искалеченное тело. Она хотела бы запомнить всех их живыми, но кроме нее, некому было похоронить их. Риччи неотрывно смотрела на безжизненную руку в знакомой синей куртке, не решаясь перевести глаза дальше. Когда она увидела, как еле заметно дернулись пальцы, то рванула вперед так стремительно, словно у нее крылья выросли. – Стеф! – крикнула она, падая на колени прямо в вязкую бурую лужу. – Стефи! Это я! Может быть, она все-таки не совсем опоздала. Но хотя Стеф и открыл глаза, медленно и с усилием, Риччи сразу поняла, что ей удастся лишь попрощаться. Слишком много ран, слишком глубоких, и никакой медицинской помощи в Эконе нет. Больше всего на свете Риччи сейчас хотела, чтобы Стеф не был связан с ней – тогда ее кровь могла бы его спасти – или чтобы он был Вернувшимся – тогда черная вода Туманного моря могла бы вернуть его. Но Стеф был тем, кем он был, она не смогла его защитить, и не существовало способа сохранить ему жизнь. Стеф смотрел на нее единственным уцелевшим глазом так спокойно, словно они были на «Барракуде» и не существовало ни проигранной битвы, ни смертей. – Не плачь, Ри, – произнес он так тихо, что она с трудом разобрала его слова. Риччи хотела бы сказать, что не плачет, но ее слезы мочили куртку Стефа. – Прости меня, – прошептала она, склоняясь над ним. – Прости, прости, прости… Стеф чуть сжал ее пальцы, прерывая поток бессмысленных извинений. – Все хорошо, – сказал он, пытаясь улыбнуться, но его усилия привели лишь к подобию судороги. – Ты прости… мы оставили тебя одну… – Не оставите! – выкрикнула Риччи со злым упрямством. – Я обязательно что-нибудь придумаю. – Невозможно, – это слово она не услышала, а прочитала по губам. Но она не собиралась подчиниться этому слову. – Я всегда творю невозможное, помнишь, – быстро заговорила она, потому что небесный цвет глаз Стефа тускнел. – Я всегда нахожу выход, даже в том подземном храме нашла… и сейчас найду, – воспоминание о храме ударило ее, словно пулей в голову. – «Человек, прошедший через пустыню, совершит невозможное»… или как там сказано? И кто этот человек, если не я? Стеф все-таки сумел улыбнуться своей невероятной улыбкой, пусть и лишь половиной лица. – Ри, ты как всегда… Риччи наконец-то поняла простую истину, декларируемую, наверное, в каждом любовном романчике, которые она должна была читать в прошлой жизни хотя бы из любопытства: все проблемы начинались и заканчивались в ее голове. Никакие внешние обстоятельства, ничья чужая воля не могли испортить все так, как испортила она сама. И она осознала свою ошибку слишком поздно, чтобы что-то исправить, но как раз вовремя для того, чтобы прожить долгую жизнь с ее последствиями. У нее больше не было ни единой самой незначительной причины, чтобы не говорить того, что она бесконечно давно хотела сказать. – Я люблю тебя, Стеф! – выпалила она. – Я… тоже, – произнес Стеф тихо и медленно, борясь с собственным телом за возможность дышать. – Так поздно… Ри… я лю… Он не договорил. Его невозможно голубые глаза закрылись. Он больше не мог ее слышать, но Риччи все равно сказала. – Я всех вас спасу. *** Им удалось отбиться от Тварей, и даже потери оказались не слишком велики. Как бы не повела себя Риччи в отчаянный момент, как бы она не жаловалась на своих учеников все время, она сумела привить им базовые навыки. Если бы Риччи передала им все, что умела сама, их отряд стал бы огромной силой – мощным щитом города. Поэтому, несмотря на то, что ее поступок был, как ни посмотри, дезертирством и предательством, Эндрю искал ее на разоренных улицах не для того, чтобы предать суду. Он собирался образумить ее и вернуть в строй. Сегодняшняя ужасная атака будет лишь первой – и слабейшей – из многих – вот что поведали ему городские хроники, найденные в кабинете Грейвинда. Но им некуда отступать, и он не мог пренебречь таким талантом, как Риччи. Эндрю обошел все убежища, но ни в одном из них не видели никого похожего, и он начал отчаиваться. Возможно, Риччи просто бессмысленно погибла в самом начале войны? После Тварей он не найдет даже ее трупа. Куда еще она могла пойти? Он знал лишь о двух ее друзьях, но Деймон Девис остался в подземельях, а у зеленокожей пронырливой девчонки не было дома. Он расспрашивал прохожих, описывая им Риччи. Может быть, кто-то видел, в каком месте она сражалась? – Это не та девушка, которая плачет на Аптекарской улице? – сказал кто-то в ответ. Эндрю понял, что совершенно упустил из виду сам ее дом – он был так уверен, что Риччи и ее друзья при первой возможности покинули столь ненадежное убежище, что не потрудился удостовериться в этом. Он поспешил на Аптекарскую улицу, впервые в жизни взывая к Искателю – никогда до этого он не прибегал к столь крайней мере: «пусть при этом прорыве погибла не вся ее команда, пусть это будет кто-то, чью смерть она сможет не забыть, но пережить». Отчаянье в глазах Риччи, поднявшей голову лишь тогда, когда он подошел вплотную к ней и к телу Стефа на ее коленях, известило его, что Искатель не услышал его мольбы. Риччи потеряла все, ради чего жила. Но он все же попытался вернуть ее. *** Никогда – это слово свалилось на Риччи весом более тяжелым, чем самая большая бетонная плита. Неважно, насколько просто или сложно было что-то исправить в отношениях с ее командой, теперь она не сможет предпринять даже попытки. Она не сможет открыться Стефу, извиниться перед Бертом и Юли, признать правоту Мэла. И стереть всем им память, установив единственно правильный – желаемый Риччи – порядок вещей, тоже не сможет. Она никогда больше не сможет даже просто посмотреть в глаза кому-то из них. «Нет», – Риччи сжала кулаки. – «Я не собираюсь мириться с «никогда»! Я – Вернувшаяся, мне удавалось получить все, что я хочу. Я верну мою команду, даже если это будет последним, что я получу!» Но ее уверенность шла в разрез с ее возможностями. Риччи стояла посреди трупов – огромного их количества, не ограничивающегося лишь ее друзьями – посреди разрушенного города, оказавшегося на краю гибели. В этот момент осознания полнейшего бессилия и полной растерянности ее меч заговорил с ней. В третий раз на ее памяти. «То, что ты хочешь, лежит за пределами твоих способностей сейчас», – произнес голос в ее голове. Как будто Риччи без него этого не знала. – Но что я могу сделать?! – выкрикнула она с бессильной злостью, не заботясь о том, как выглядит со стороны. «Но ты можешь перейти Пустыню», – ответил ей меч. – «Тот, кто пересечет Пустыню, сможет совершить невозможное». Риччи уже слышала эти слова. Она чувствовала в предложении меча какое-то непроизнесенное скрытое обстоятельство, и Деймон Девис предупреждал ее об опасности любых дел с пустыней – не было причин не доверять его, но в этом путешествии для нее остался единственный, негарантированный и нелегкий шанс. Она никогда не простила бы себе отказ от него. Конечно, разумно было бы забыть о мести и отправиться дальше в одиночку, но Риччи не хотела приключений без своих друзей. Ни богатство, ни слава, ни сытая спокойная жизнь не могли заменить ее команды. – Я отправлюсь в Пустыню, – объявила Риччи. Деймон Девис сказал: «никто не возвращался из пустыни». Но это не означало «никто не получил того, к чему стремился». – Ты не можешь бросить город в таком положении, – услышала она голос Эндрю, и поняла, что перед тем, как выиграть схватку с пустыней, ей предстоит разобраться с еще одной проблемой. *** – Мне жаль, – сказал Эндрю. – Но они мертвы. Точнее, он говорил много, и это были хорошие правильные слова, но ее перегоревший от обрушившихся эмоций мозг деловито отделил от словесной шелухи суть его речи. Еще он пытался поднять ее с мостовой и куда-то увести, но оставил эту затею. – Я его люблю, – сказала она. – Я люблю Стефа. Всегда любила. – Но он… – начал Эндрю. – Я его верну, – у Лефницки были на нее большие виды, это было видно, но ее это больше не волновало. Дела Гильдии отныне ее не касались. – Я пересеку пустыню и верну их всех. Она не имела права сдаться. Только не после того, как узнала о том, что ее любовь не безнадежный проигрышный номер. Оставалось неизвестно, что за «невозможное» окажется ей по силам, но это был единственный шанс, которой у нее был. – Он мог солгать, – сказал Эндрю. Она даже не обиделась на него – он просто делал то, что, по его мнению, могло спасти город. – Стеф умирал. Может, он не хотел тебя расстраивать? Или просто не хотел умирать в одиночестве? – Я не узнаю этого, если не спасу их, – ответила она. Она аккуратно, словно боясь разбудить, переложила тело Стефа со своих колен на мостовую. Ей надо было похоронить их – в этом заключалась обязанность как капитана, так и друга, но половина города лежала в руинах, оставшиеся в живых люди занимались попытками спастись, а мертвые… мертвые стали естественной частью пейзажа – они встречались повсюду. У нее не было ни сил, ни инструментов, ни даже возможности затащить их в дом, чтобы устроить склеп – их дом тоже превратился в обломки. «Мертвецам уже все равно», – подумала она. Фразу, которая могла бы стать девизом Экона, где кости шли на оружие, а тела отправляли на водорослевые фермы. «Если у меня получится все исправить, то не будет иметь значения, как я поступлю сейчас», – сказала она себе. – «Если у меня не получится – тем более». У нее был один шанс из миллиона что-то изменить – а, может, и его не было. – Нам надо сражаться, – сказал Эндрю. – Экон все еще в опасности. – В этом городе мне больше не за что сражаться, – произнесла Риччи, раздраженная тем, что он никак не мог понять этого. Но Лефницки был невероятно упрям. – Все эти люди погибнут, – настаивал он. – Если не найдется тот, кто встанет на их защиту. – Извини, – сказала она, как говорила всегда, когда не испытывала сожалений. – Я хотела бы стать героем, но я не гожусь. – Ты не должна входить в Ворота! – воскликнул Эндрю. – Это ловушка Искателя! Никто не возвращается из пустыни! «Это было бы даже мило», – подумала Риччи отстраненно. У нее не осталось эмоций, чтобы умиляться по какому-либо поводу. – «Если бы он беспокоился о друге, которого потеряет, а не об оружии, которого лишится». – Это не тебе решать, – ответила она равнодушно. – Ворота – мой шанс вернуть мою команду, – «единственный шанс» шептал голос в ее голове, – и я пойду в пустыню. – Ты не в себе, – произнес Эндрю мягче. – Я должен остановить тебя ради тебя самой. «И ради своих амбиций», – закончила за ним Риччи мысленно. Она сама подтолкнула его на путь возвышения – ради собственных преимуществ, получаемых за его спиной. Но Риччи сейчас было не до того, чтобы быть справедливой и рассуждающей. – Из этого не выйдет ничего хорошего, – предупредила она честно. Она чувствовала в себе силы уничтожить любое препятствие на своем пути к Воротам. И знала, что нечто куда более сильное, чем они оба вместе взятые, на ее стороне – многие назвали бы эту силу судьбой или богом. Вернувшиеся называли ее Искателем. Эндрю выхватил меч – движение вышло совершенно не стремительным, не эффективным, потому что клинок за что-то зацепился. Человек, и гораздо более медлительный, чем Риччи, успел бы подготовиться к нападению. – Откажись от своей идеи, – произнес он. – Я убью тебя, если потребуется. И пойду в пустыню, – ответила Риччи. Она прекрасно выучилась блефовать: Стеф был прекрасным учителем, а жизнь предоставила много возможностей для практики, но на этот раз в ее словах не было и тени блефа. Эндрю являлся опасным противником. Но за его спиной Риччи чувствовала Ворота – они притягивали ее к себе, как полюс стрелку компаса, как кабак вернувшегося из плаванья моряка – и нашла бы силы сразиться хоть с Хранителем Времен, если бы он встал на ее пути. Когда их мечи скрестились, Риччи показалось, будто бы знакомые легкие пальцы легли поверх ее ладони. На ее глазах выступили бы слезы, не выплачь она все их чуть раньше. Эндрю стал хорошим бойцом – небо и земля по сравнению с тем, как он фехтовал в роли лесного разбойника. Но Риччи сражалась как пират в последней попытке избежать виселицы. Она продолжила бы сражаться, даже проткни он ее мечом насквозь, а он все еще считал ее своим другом, все еще верил, что она окажется на его стороне, и пытался не нанести ей серьезных повреждений. Он слишком поздно понял, что с таким настроем ему не победить. Но в решающий момент Эндрю подвели не руки и не решимость, а ноги. Они заскользили в луже черной жидкости, оставшейся от Твари, и Эндрю распластался по брусчатке с такой силой приложившись о покрытие, что перед глазами на несколько секунд потемнело. Риччи носком ботинка отпихнула подальше его меч и занесла свой, но передумала еще до того, как замах начал представлять угрозу. В ней не проснулась жалость. И не всколыхнулись воспоминания. Но она увидела сегодня достаточно крови и не горела желанием видеть ее снова. Человек с глазами, умоляющими ее остановиться, уже умер, хотя она и кончиком лезвия не коснулась его. Эндрю был обречен на смерть, как и весь этот город. Если только она не пересечет пустыню. – Теперь ты видишь? – спросила она. – Не становись у меня на пути. Мне всегда везет. – Ты никогда не думала, чем тебе придется заплатить за всю твою чертову удачу? – задал вопрос Эндрю, благоразумно не пытаясь подняться. – Какая разница? – пожала плечами Риччи и убрала в ножны меч. – Главное, что мне пока везет. Думать, как расплачусь, я буду тогда, когда мне выставят счет. – А если твоя удача закончится? – Плевать. Лишь бы хватило до конца этого пути. Пусть ей удастся вернуть команду с той стороны – и она согласно больше не собрать в жизни ни единой покерной комбинации не выиграть ни одного поединка. Только пусть в пустыне ей повезет. – Я всегда была любимчиком Искателя, – сказала Риччи, убеждая скорее себя, чем его. – Чем же тебе придется заплатить за его любовь? – спросил Эндрю. Риччи снова пожала плечами. Она отогнала от себя лишние мысли, чувствуя нечто, похожее на раздражение. – Я бы поболтала с тобой еще, – ответила она. – Но мне пора идти. Пустыня не будет ждать меня вечно. – Пустыня ждала миллионы лет, – сказал Эндрю, но Риччи уже не слушала его. *** Лефницки шел за ней следом всю дорогу до стены и края пустыни. Он говорил о людях, до которых ей не было дела, о городе, который она почти возненавидела, и об ответственности. С таким же успехом он мог говорить о погоде или зачитывать телефонный справочник. – Что ты попросишь, когда дойдешь туда? – спросил Эндрю, когда понял, что отговаривать ее бесполезно. Они стояли перед Воротами, и это был последний шанс Риччи передумать. – Чтобы все мы могли прожить долгую счастливую жизнь где-нибудь, – ответила Риччи. – А если это окажется невозможно? – Именно «невозможное» и обещает легенда тому, кто дойдет до края пустыни. – Но в этой легенде ничего не говорится о том, сможет ли этот человек вернуться из пустыни, – заметил Эндрю. – Если такова цена за то, чтобы дойти туда, я ее заплачу, – ответила Риччи. – Пусть они проживут долгую жизнь без меня. Ну, или хотя бы пусть проживут те жизни, которые прожили бы, если бы не встретили меня. *** Риччи толкнула створку старых ржавых ворот, и та распахнулась совершенно бесшумно. Тот, кто хотел, чтобы вход в пустыню выглядел как ворота, совершил одну небольшую ошибку, забыв о звуках. Настоящая пустыня начиналась исключительно и только за ними. На пороге она на секунду промедлила, занеся ногу. Вдруг накатили воспоминания: Ильга, которой теперь придется отправиться через Туманное море без профессионального моряка и убийцы Тварей; Грейвинд, произносящий перед смертью «теперь город твой»; Эндрю Лефницки с его бесхитростным «мы должны защищать людей»; Льюис, посоветовавший ей «держаться моря и избегать мест, где твой черный флаг бесполезен». Риччи мысленно извинилась перед всеми ими – может, ее и не зря предостерегали от этого пути, но у нее не осталось другой дороги, кроме как в пустыню. Причина, по которой она отправилась в этот путь, была ужасна, какая-то часть ее радовалась. Крошечная часть ее находила правильным то, что она покинула Экон, этот не заслуживающий столько времени перевалочный пункт, и отправилась за тем, что лежит по ту сторону пустыни. Ее кредит на удачу иссяк, ей выставили счет – и она в один момент превратилась в банкрота. И как внезапно разорившийся человек, не могла смириться с нищетой, отчаянно ища, у кого взять кредит под любой процент. Еще чуть-чуть удачи, хоть каплю. Она отправлялась через пустыню – и ставила все на этот рискованный, опаснейший шаг.