Запах солнца

— Правду о чём? — с серьёзным выражением лица спросил Пак. — Правду о нашем настоящем сыне. Брови Чанёля сползли низко к переносице. В каком-то роде он бы готов к подобному разговору, если бы это произошло около десяти лет назад. Однако такой поворот событий не вписывался в представления альфы. Разве его усыновили не потому, что пара была бездетной? Ведь именно поэтому они так старательно избегали подобных бесед? — Что? — спросил брюнет, будто не расслышав. — О каком, к чёрту, сыне? — Давай сядем, — взмолился мужчина, растирая слёзы по щекам. — Я всё расскажу, просто дай мне собраться. — Ладно, — твёрдо кивнул Пак. — Я должен узнать об этом в любом случае. — Да, ты должен знать, пока не стало слишком поздно… — понурив голову, проговорил омега и, пройдя в гостиную, сел на диван, прижав повреждённую руку к груди. Некоторое время Чанёль собирался с мыслями, прежде, чем сделать что-либо. Нет, ему не было страшно узнавать правду, какой бы она ни была. Но поведение его приёмного папы настораживало, заставляя сердце бешено биться о каркас рёбер. Всё было слишком странным. Альфа достал домашнюю аптечку из шкафчика, прервав свои размышления. — Дай руку, — тихо скомандовал он, принимаясь втирать в ожог заживляющую мазь. Брюнет не хотел торопить Юнджи. Пусть начнёт, когда будет готов. — Я, правда, всегда любил тебя… — прошептал омега. — Всем сердцем. Ты для меня — намного ближе, чем он. Тяжёлый вздох послужил началом продолжительной тишины, за время которой Пак успел перебинтовать рану, вернуть лекарства на место и встать перед папой. Вдруг в кармане брюнета зазвонил телефон. Юнджи резко поднял голову на звук, а глазами забегал по телу приёмного сына. — Ответишь потом? После того как я расскажу всё? Чанёль кивнул, сбрасывая вызов, даже не посмотрев на имя звонившего. Он отключил мобильный и вернул его в карман. — Можешь говорить. Всё нормально. Я готов слушать. Брюнет присел на корточки и взял здоровую руку омеги в свою. — Спасибо, Чанни… — Юнджи громко сглотнул ком, образовавшийся в горле и мешавший говорить. — Я, на самом деле, сам боялся себе признаться в том, что в произошедшем была только моя вина. Когда я вышел замуж за твоего отца… Мы были молоды… Любили друг друга до безумия. Мы с самого первого дня нашей совместной жизни мечтали о ребёнке, но у нас ничего не получалось… — долгая пауза, заполненная лишь прерывистым дыханием старшего. — Потом твой отец прошёл службу и открыл бизнес. А через некоторое время начал заниматься «этим»… — под «этим» мужчина принимал нелегальную торговлю наркотиками своего супруга. — Ты же знаешь, я никогда этого не поддерживал… Но так было лучше. Когда муж стал одним из четырёх глав, у меня получилось забеременеть. Тогда у нас было много возможностей и денег. В то время все уже знали нас как успешную молодую семью с идеальной жизнью. Это привлекло слишком много конкурентов и, когда я был на седьмом месяце, произошло кое-что плохое… После чего Чанёль родился недоношенным. — Стой. Что ты сказал? — Его тоже звали Чанёль… Вы родились в один день. Только он на несколько месяцев раньше, чем надо было. Невероятное совпадение… Пак некоторое время пытался осознать информацию, невидящим взглядом блуждая по комнате. — Он рос странным… Это настораживало и немного пугало меня, — омега закатил покрасневшие глаза к потолку, стараясь сделать так, чтобы не проронить слёзы. — Когда ему было три, нам поставили диагноз: расстройство аутистического спектра. Я старался, чтобы он рос нормальным… Я очень старался… Но… Чанёль был отпугивающим. Он почти не говорил с нами, но постоянно рисовал. Это было что-то жуткое. Мёртвые животные и… люди, — мужчина прижал ладони ко рту и сделал глубокий вдох сквозь пальцы. Брюнет протянул руку к спине приёмного папы, но тот отстранился. — Не надо меня жалеть. Я не заслуживаю… — Юнджи дрожащей рукой коснулся нижних ресниц, сбивая навернувшиеся слёзы. — Мы никуда с ним не выходили и нигде не афишировали то, что происходит с нашим сыном. Все знали, что его зовут Чанёль и когда он родился, но это всё… С ним работали психиатры и к шести годам нам начало казаться, что он становится обычным ребёнком. В тот год на заднем дворе мы нашли беременную кошку, и он сам попросил помогать ей. Я был так счастлив… Одним вечером, через несколько дней после её родов, я заметил, что он играет с котятами, однако, подойдя ближе, я понял… Он убивал их. Он сворачивал им шеи на глазах их матери и улыбался, Чанёль… он наслаждался их страданиями, — омега разорился рыданиями, а Пак шокировано смотрел на папу, не веря тому, что только что услышал. — Я стал бояться его. Мы наняли работников, которые следили за ним, потому что я не мог находиться рядом… А потом… — сдавленный всхлип, — а потом стало ещё хуже… Он ранил одного бету. Это стало слишком тяжело игнорировать… и… ты ведь знаешь своего отца. Муж применял «особые» методы, чтобы его «лечить»… Я знал, что так нельзя, но ничего не мог поделать. Бояться своего собственного сына … Что может быть хуже? Он ещё больше закрылся, но уже не делал ничего «такого»… Но потом… Чан… нет, этот ребёнок хотел убить меня. Он приставил нож к моему горлу, — крупная дрожь колотила тело мужчины, когда он поднёс руку к тонкой шее, — и сказал, что если отец ещё раз поднимет на него руку, то он сделает всё, чтобы я не выжил. Поэтому мы прекратили трогать его, наблюдая только за тем, чтобы он не покидал дом. Ему покупали собак, с которых он сдирал шкуру лишь ради удовольствия, всего в девять лет… Чанёль, не выдержав, схватил приёмного папу в объятия. — Всё хорошо… Я рядом. Всё прошло, — успокаивающе шептал он. Этот человек действительно был дорог для Пака. Все его слова и действия всегда исходили из любви, он будто никогда не думал о себе, делая всё для других. Чистый и непорочный. Самый лучший. — Через некоторое время конкуренты твоего отца его похитили, — тише заговорил мужчина. — Они требовали выкуп… Но это не имело значения. Я боялся это признать, но это стало облегчением для меня. Я был рад, что эти люди избавили нас от него. Мы не стали ничего им давать и, чтобы не было слухов, мы усыновили тебя. Эта была почти правда. Одно имя, одна дата рождения… Но разные люди. Ты был лучиком света. Я даже начал думать, что ты всегда был моим кровным сыном. Мы стали гордо говорить людям «Это наш сын», ни у кого не было сомнений. Потому что ты был такой, каким должен быть наш наследник. Вдруг Чанёлю стало неприятно это слушать и он, глубоко вздохнув, решился спросить. — На этом всё? — Нет… Нет, Чанни, это только начало… Очередная молчаливая пауза, прерываемая тяжёлым дыханием альфы и приглушёнными всхлипами его папы. — Нам его вернули спустя полгода. Полностью изуродованного и не реагирующего ни на что. У нас уже был ты… а он… Было принято решение срочно отправить тебя в Америку, а его… отдать в психиатрическую лечебницу в Китае. Альфа отстранился от Юнджи. В каком-то роде он мог понять мужчину, но, если бы Чанёль стал пугающим, от него бы тоже избавились? Омега, заметив реакцию приёмного сына, начал говорить быстрее, будто оправдываясь. — Мы навещали его! Раз в месяц. Следили за развитием, но ему не становилось лучше. А потом он умер… Нам сказали, что он умер. — будто поправился мужчина, — От пневмонии. У нас было много дел в то время, и мы не могли приехать, чтобы забрать тело. Единственное, о чём я жалел — это то, что меня не было на похоронах. Они проходили там, в Китае. Но то, что Господь избавил нас от этого бремени, было облегчением. Это значило, что мы никого не обманывали. Ты был нашим единственным и настоящим сыном. Я мог любить тебя всем сердцем, но я чувствовал вину. Будто он следит за мной и винит за то, что с ним стало, — горько усмехнулся мужчина. — Но сейчас всё же нормально. — Нет, Чанёль, не нормально. Мы так страшно ошибались. Он был жив всё это время. Сердце в груди у Пака замерло и упало куда-то вниз. Брюнет неподвижным взглядом уставился на приёмного папу, боясь даже дышать. — Он был здесь сегодня. Юнджи посмотрел на руки, сложенные на коленях, и судорожно поджал губы. — Почему ты сразу не позвонил?! — отчего-то разозлился Чанёль. — Мы разговаривали с ним, — будто загипнотизировано ответил он, продолжая пялиться пустым взглядом вниз. — Этот человек и правда ненавидит нас. Всю жизнь ненавидит. Меня, твоего отца, а ещё больше… тебя, — продолжал говорить Юнджи с каждой секундой всё более и более отстранённо. Альфа не смог усидеть на месте и вскочил на ноги. — Что дальше? — крикнул младший в лицо своего приёмного папы. — Что ты ещё должен мне рассказать?! — Всё, что происходило — его рук дело. И он мог убить моего мужа сегодня, но с некоторыми условиями твой отец жив, — безумно улыбнулся омега, смотря почти неживыми стеклянными глазами на шокированного Чанёля. — Какие условия, чёрт возьми?! — вены на шее альфы вздулись, на щеках проявились желваки, казалось, он вот-вот разорвётся. — Ему нужен был Бэкхён. Единственное условие для нашего счастья, — мужчина поднялся на ноги и потянулся руками к Паку. — Нет, — неверяще протянул младший. — Он сказал, что если я тебя отвлеку, то он заберёт его, и всё будет хорошо, — двигался он на Чанёля, который пятился назад. — Отец скоро очнётся, и всё будет как прежде. — Пожалуйста, пап, — взмолился альфа, едва вдохнув в себя воздух. — Прости… Уже слишком поздно… Брюнет ринулся к выходу, не сказав ни слова. Он бежал по рассыпчатому гравию у дома к машине, спотыкаясь, но не замедляясь ни на долю секунды. Оцепеневшие конечности с наполненными свинцом мышцами едва слушались, когда Чанёль заводил машину. Автомобиль, взвизгнув, сорвался места. Паника, захлестнувшая альфу с головой, мешала мыслить здраво. Вдавив педаль газа в пол, он не замечал ничего вокруг. В глазах распространялась чернота, вместо сердца зияла дыра, а лёгкие никак не могли начать вбирать в себя воздух. Наверное, какой-то яд распространился по его телу, парализуя и причиняя невероятную боль. Имя этому яду — страх. Боязнь не успеть. Фобия потерять то, что любишь больше всего. А возможно, так ощущается предательство от того, что самый близкий человек, воткнул нож в спину. Никогда в своей жизни Чанёль не чувствовал такого. Казалось, он вот-вот потеряет сознание, а вместе с ним и смысл жизни. Подъехав к особняку, Пак тут же выпрыгнул из машины. То, что он увидел, будто дало ему пощёчину, которая если не отрезвляла, то точно заставляла действовать. Распахнутые железные ворота усеяны тёмными каплями убитых, лежащих на земле. Десятки трупов были раскиданы по территории его дома. — Нет… Не может быть, — завертел головой Чанёль, торопясь в дом. Он старался надеяться на нечто хорошее, но что-то в его груди болезненно ныло, говоря об обратном. Не думая о том, что могло бы случиться, если в доме кто-то остался, Чанёль влетел внутрь. Альфа пробегал рядом с телами, пачкая подошвы обуви в вязкой крови, он искал среди них Бэкхёна, но радовался тому, что он не был одним из них. Однако, услышав приглушённый голос на втором этаже, альфа выхватил пистолет из неподвижных рук убитого охранника и начал аккуратно ступать наверх. Страха не было. Была только ненависть вперемешку с горем. Пройдя по длинному, неосвещённому коридору, вслушиваясь в монотонную речь, Чанёль начал узнавать, кому принадлежит голос. Ускорив шаг, брюнет ворвался в спальню Бёна. На полу, в растущей луже крови, сидел Сехун, сдерживающий слёзы и прижимающий к себе бледного, почти бессознательного Лухана. — Всё хорошо, скорая уже в пути. Потерпи немного, — твердил альфа, не веря собственным словам. Он прижимал руки, запачканные кровью, к ране на груди блондина, но это не мешало струйкам тёмной густой жидкости просачиваться сквозь дрожащие пальцы. — Лу… — Чанёль выронил оружие из рук, бросаясь на пол. Омега приподнял тяжёлые веки, едва дыша, и попытался сфокусировать взгляд на тёмном силуэте перед собой. — Чанни? — прохрипел он. — Не говори, пожалуйста, молчи… — попросил О, печально смотря на омегу, умирающего в его руках. Чанёль не мог говорить, единственное, что представлялось возможным — это сидеть рядом и растерянно смотреть на ослабшее тело друга. Он придвинулся и мягко вложил тонкую ручку в свою ладонь. — Прости… — прошептал Хань, давясь собственной кровью, — я не смог его защитить… Из уголка глаза выкатилась одинокая слеза, которая значила намного больше, чем можно было представить. — Нет, Лу, всё в порядке, всё нормально. Не сдавайся, слышишь? Однако омега уже не слышал. Он, собрав последние силы, приподнялся и, прикрыв глаза, коснулся губами склонившегося над ним Сехуна. Альфа подхватил его руками, но было уже поздно. Жизнь невероятно быстро покинула хрупкое тело, оставив после себя лишь оболочку. — Лухан?! Лухан! — Сехун прижимал к себе обмякшее, но всё ещё тёплое туловище младшего. Слёзы, которые он прежде ещё сдерживал, ручейками скатывались по щекам, прожигая болезненные борозды на коже.