Запах солнца

Сознание Бэкхёна вернулось вместе с тупой болью по всему телу. На рёбра давила тугая повязка, фиксирующая сломанные кости, пересохшие бескровные губы растрескались и стали напоминать незаживающую открытую рану на лице, множество синяков расплывалось на руках и ногах. Омега выронил глухой стон, стараясь приподняться на локтях. Приглушённый свет мигающей лампы резал глаза, и Бэку с трудом удалось рассмотреть пространство вокруг себя. Это была комната в несколько раз меньшая, чем та, в которой он был до этого (размером примерно два на два метра). У бетонной стены, ничем не выкрашенной, стояла железная кровать с сидящем на ней омегой, возле выхода — кресло, а в одной из стен был закуток с унитазом, умывальником и мутным от разводов зеркалом, у которого стоял крупный мужчина, перевязанной рукой поправляющий тёмные волосы. Скрипнув пружинами на кровати, Бён привлёк чужое внимание. Ван Юн развернулся, криво улыбаясь. — Наконец-то ты пришёл в себя! Я думал, что переусердствовал, — глупо поведя плечами сказал мужчина, выглядя при этом как ребёнок, который разбил чашку. В пару шагов преодолев расстояние их разделяющее, сын Паков уселся на кровати рядом с ногами Бёна, опустив здоровую левую руку на колено парня. Брезгливо отдёрнув ногу, Бэкхён сжался, вспоминая, как невменяемый мужчина со злостью швырял его в стены, душил окровавленными руками и едва не убил, ломая ногами хрупкие рёбра. Если бы охранники не оттащили безумца от бессознательного омеги, то тот наверняка прикончил бы сероволосого. — Ты сам виноват, — вскинул брови мужчина, удивляясь реакции Бэкхёна. — Если бы не это, — он поднял простреленную Бэкхёном руку, — я бы не разозлился так. Честно. Хмыкнув, омега упал на бок, разворачиваясь к стене. Это называется не злиться, это называется быть совершенно слетевшим с катушек. С-У-М-А-С-Ш-Е-Д-Ш-И-М. Перед глазами у Бёна стояло побагровевшее от злости лицо пугающего мужчины, шея, покрытая сетью вздувшихся вен, абсолютно безумные глаза, готовые вот-вот выкатиться из орбит. — Ладно, можешь ещё немножко пообижаться. Всё равно скоро ты окончательно станешь моим, — нараспев проговорил он, закатывая глаза собственных мыслей. — Никогда. Я не буду твоим, — в пол голоса проговорил сероволосый, по-прежнему устремляя взгляд к невзрачной стене. — Узнаем сегодня вечером, — хмыкнул тот, поднимаясь на ноги и отходя к выходу. — А ещё, запомни, пожалуйста, загнанных лошадей пристреливают. Остановив взор на хлопнувшей двери, Бэхёкн зло стукнул кулаком о стену, вызывая вспышку резкой боли в рёбрах. Если он загнанная лошадь, то он предпочёл бы смерть такой жизни. Чанёль спасёт его, он уверен. Не может не спасти. Что бы ни произошло, всё будет хорошо. Несмотря на то, что Бён почти не верил в то, что он сможет сбежать в таком состоянии, он всё ещё не терял надежду на побег. Парень, с трудом передвигая налитыми свинцом ногами, едва добрался до «уборной». Двери в комнате не было, а свет, пробиравшийся с основного помещения, почти не позволял омеге рассмотреть иллюзорное пространство в отражении. Однако кого-то что-то он сумел увидеть: осунувшийся, бледный и непривлекательный парень стоял по ту сторону зеркала. Глаза-полумесяцы этого человека сверкали оголодавшим блеском, какой бывает только после продолжительной голодовки. Волосы грязные и спутавшиеся, с почти полностью выцветшим серым пигментом, бесформенной копной застыли на голове. Бэкхён устало покачал головой своему отражению и, включив воду, припал к крану. Вода хотя бы как-то утоляла голод и освежала изнеможённое тело. Ополоснув исхудавшее лицо прохладной водой, омега обречённо вздохнул. Всё, что происходило в его жизни, было больше похоже на сон, от которого хочется поскорее проснуться и очнуться в объятиях любимого человека с пониманием, что это не реальность. Однако проснуться у Бэкхёна вряд ли получилось бы, даже если бы он приложил к этому все усилия. Вернувшись на кровать, омега с трудом подтянул колени к груди, щурясь от кратковременных вспышек боли. В таком положении он, почему-то, чувствовал себя более защищённым. Тишина, занимаемая только гулким стуком сердца о рёбра, долгое время не прерывалась. Было такое ощущение, что время остановилось и воздух вместе с ним тоже. Помещение, казалось, заполнилось субстанцией, похожей на густую патоку, однако вместо сладкого вкуса во рту оседала горечь. В голове Бёна не было ничего, кроме шумевшей в ушах крови. Отчего-то, чем больше проходило времени в этой комнате, тем сильнее разрасталось гнетущее чувство тревоги в груди у Бэка. Он кусал длинные, узловатые пальцы, за последнее время ставшие ещё более тонкими. Неизвестно сколько ещё он ждал, когда дверь распахнулась и в проходе замер его палач. Он, как всегда, был одет в дорогие отутюженные брюки, заправленную в них рубаху и отполированные чёрные ботинки, блестящие на свету. Левая здоровая рука держала ноутбук, постоянно содрогаясь. Волосы с укладкой, лёгкая щетина и глупые, детские глаза. Бэкхён ненавидел этого человека всей душой и не смог удержаться от комментария в сторону своего мучителя: — Зачем тебе омега, если ты сам всего лишь фригидная бета? На лице Ван Юна проскользнуло что-то беззащитное и слабое, Бён задел его за живое. Садистски улыбнувшись переменам во взгляде мужчины, омега уже хотел хрипло рассмеяться, но его прервал сиплый голос. — Я альфа и всегда им был, — сухо ответил он, давя в себе желание закричать. — Если ты не чувствуешь моего запаха — проблемы только у тебя. Бэкхён растянул побелевшие сухие губы в широкой, почти болезненной для него улыбке. — Со мной как раз-таки всё хорошо. Ты просто неполноценный. Не такой, как Чанёль, — ухмыльнулся парень, замечая, как в тёмных глазах Ван Юна вспыхивает огонь, а желваки перекатываются под скулами. — Я говорил тебе не называть этого человека моим именем, — сдавленно выплюнул он. — Ты всегда принадлежал мне, — усаживаясь на кресло у входа, мужчина распахнул крышку ноутбука. — Да иди ты! — не утихал Бён, стараясь кольнуть как можно сильнее. — Моя жизнь никак не относится к твоей! Я с Чанёлем с детдома, так что ты ошибся, я никогда не был и не буду твоим, — замерев на кровати, Бэкхён успел пожалеть о сказанном. Ван Юн скинул компьютер на пол, поднявшись на ноги, и закричал: — Ты врёшь! Ненавижу лгунов! — рука, и до этого содрогавшаяся, сейчас, казалось, оторвётся в конвульсиях от тела. Подлетев к Бёну, мужчина дал тому такую пощёчину, что омега от силы удара влетел в стену. Через несколько мгновений так называемый альфа, схватил Бэкхёна за подбородок и притянул к своим узким губам. Неумело попытавшись всунуть свой гадкий язык в рот Бёна, он поплатился прокушенной до крови губой. Резко оторвавшись от парня, Ван Юн пальцем провёл по губам, растирая выступившую кровь, а потом он рассмеялся, обнажая ряд залитых кровью зубов. От такого смеха Бэкхён сжался, стараясь привести чувства в порядок и в очередной раз не упасть в обморок. В уголках глаз заблестели слёзы от вновь накатившей боли, прожигающей всё тело. — Знаешь, мне почти надоело быть хорошим, — прошипел мужчина, угрожающе надвигаясь на Бэкхёна. Схватив парня за волосы, он поволок его к тому самому креслу, на котором он устроился пару минут назад. Бён старался отбиться, царапал чужую руку, но она мёртвой хваткой застыла в его волосах. Не обращая никакого внимания на омегу, брошенного на полу, он поднял ноутбук, театрально откидывая волосы назад. — Вообще-то я хотел показать тебе кое-что, надеюсь, мы не пропустили самое интересное, — мерзко проговорил он, тыкая ослабшего Бэкхёна лицом в экран. На мониторе белело здание какого-то склада, совсем не казавшееся Бёну знакомым. Когда возле этой постройки замельтешили люди, парню пришлось напрячь взгляд, чтобы суметь различить хоть что-нибудь. Узнав в одном из бегающих по экрану точек своего альфу, Бэкхён с удивлённо вытянутым лицом придвинулся ближе к экрану и хрипло позвал Чанёля по имени, будто это могло дать результат. — Совсем скоро тебе не придётся звать его. Наслаждайся тем, как он выглядит в последние минуты его жизни. — Что? — почти беззвучно спросил Бэк, не отрывая взволнованного взгляда от экрана. — Мы намеренно отправляли ему твои фотографии с «засекреченного» адреса того склада. Я продумал всё идеально и, как видишь, этот дурак сразу же ринулся спасать тебя, поведясь на первую же уловку. Бэкхён молча замотал головой, стараясь справиться с подступающими слезами. — Ой, да не переживай так. Возможно, он даже не будет страдать, когда умрёт. Просто подлетит на воздух вместе с этим местом, — пожал плечами мужчина, ухмыляясь состоянию почти сломавшегося Бэкхёна. Когда самый крупный из силуэтов ворвался в склад, все остальные ринулись внутрь. Одним из первых был Чанёль. — Нет, — протянул омега, обречённо протягивая руки к экрану. — Давай посчитаем. Десять, — тягучий противный голос почти не доходил до Бёна, звуча как будто откуда-то издалека, — девять, — недлинная пауза, — восемь, — сумасшедшая ухмылка, — семь, — сдавленный скулёж, вырвавшийся из Бэкхёна, — шесть, — узкие щелки глаз Ван Юна заблестели сильнее, — пять, — наклонившись к уху замершего Бёна, проговорил он, — четыре, — голос становился всё более омерзительным, — три, — с наслаждением выпалил он, — два, — словно спусковой крючок. — Бам! — здание изображённое на мониторе, будто по команде выпустило из разбившихся окон клубы огня, рвавшегося наружу. — Его больше нет, — улыбнувшись перед лицом, резюмировал мужчина, отрывая от Бэкхёна ноутбук с пылающим на экране зданием. Омега сидел с остановившимся взглядом, а вместе с ним, кажется, и сердцем. Необъяснимый жар подкатил к его глазам. Веки неожиданно захотелось крепко сжать из-за болезненного жжения. В горле встал тугой ком, такой не проглотить. Он мешает говорить, дышать, и его невозможно игнорировать. Это чувство горя. Это чувство, когда ты больше не можешь сдерживать слёзы, и они тонкими, извилистыми ручейками начинают прожигать борозды на бархатистой коже щёк, затекая в уголки губ и скатываясь с подбородка, чтобы бесшумно разбиться о мягкую поверхность одежды и впитаться в неё. Будто слёз и не было. — Как я вижу, это правильно подействовало, и теперь ты будешь менее строптивым. Я покину тебя, чтобы решить дела с тем, что теперь по праву принадлежит мне. Не медля ни секунды мужчина покинул комнату, оставляя недвижимого Бэкхёна и дальше сидеть на полу. Омега не моргал и почти не дышал. А слёзы, продолжавшие литься из глаз, были единственным, что говорило о том, что он жив. Можно ли не верить своим глазам, думая, что это обман? Можно ли вернуть рухнувшее вниз сердце на его законное место и продолжить бороться? Для Бэкхёна ответ на этот вопрос оставался единым — нет. Без Чанёля в этом мире нет места для Бёна.

***

Парень всё так же сидел на том месте, что и несколько часов назад до тех пор, пока в комнате не погасили свет. Прикрыв глаза, омега с трудом поднялся на ноги, чувствуя, как тело под воздействием горя рассыпается на мелкие частички. Он поплёлся в уборную, едва удерживая равновесие. Пусть тонкие руки дрожат — его переполняет решимость. Если он больше не сможет встретить своего альфу, ему не нужна такая жизнь. В прошлый раз, потеряв Чанёля, омега мог жить, хотя бы надеясь на встречу, сейчас же такой надежды просто нет. Опираясь на край раковины, сероволосый включил горячую воду, подставляя под струю запястья и почти не чувствуя жжения. Простояв так несколько минут, Бэкхён поднял покрасневшие глаза на своё отражение. Это конец. Дальше никак. Дальше некуда. Сжав напряжённую ладонь в кулак, омега, собрав остатки сил, ударил им о зеркальную поверхность, заставляя стекло расплыться сетью трещин. Несколько осколков зеркала повалилось в раковину, вызывая всплески горячей воды, не успевающей стечь в слив. Нащупав один из них, Бэкхён, сжав его в пальцах, пустым взглядом посмотрел на раскрасневшуюся кожу запястья. Сеть вен, которые всё время проступают под тонкой кожей, манила своей доступностью, обещая быструю смерть, если резать вдоль. Поднеся осколок к руке, парень улыбнулся, и, вспоров кожу, раздирая вены под ней, блаженно закатил глаза. Перекинув обломок зеркала в кровоточащую руку, Бэкхён проделал то же самое и со второй. А потом, не в силах стоять на подгибающихся ногах, рухнул на пол. Руки безжизненными тряпками повисли вдоль тела, а тёмная лужа крови под омегой с каждой секундой становилась всё больше. Вместе с кровью из парня вытекали силы, он уже не мог даже сидеть, а кроме темноты в глазах плыли только разноцветные пятна. Тело окутало разительное тепло и спокойствие, которые так рад был принять Бэкхён. Если загнанных лошадей пристреливают, то он лошадь, скинувшаяся в пропасть, дабы избавить наездника от наслаждения в виде убийства.