Запах солнца

Многие люди борются с неизлечимыми болезнями, в жажде прожить хотя бы на день больше, чем им отведено. Но есть и те, кто жалеет о том, что они застали наступивший день. Как бы жестоко это не звучало, но они хотят умереть, не медля ни секунды. Распахнув веки и поняв, что он всё ещё жив, Бэкхён едва не взвыл от досады. Низкий закопчённый потолок навис над парнем, в который раз напоминая о его приземлённости. Воздух с трудом вырывался из лёгких, во рту было сухо, отчего слишком сильно хотелось пить. Прилагая усилия, омега поднёс казавшуюся безумно тяжёлой, правую руку к лицу, осматривая запястье. Вместо рваной продольной раны на запястье красовалась белая повязка, плотно прилегающая к коже. Ко второй конечности вёл тонкий провод капельницы, стоящей рядом. Его спасли. Из пересохших губ выскользнул рваный стон, на что среагировал взявшийся из ниоткуда человек в белом халате. Он подскочил к кровати и заголосил о чём-то, но не понимающий ни слова Бэкхён даже не удосужился посмотреть на бету. Пока тот осматривал его руки, безвольно лежащие вдоль тела, омега прикрыл глаза, пряча подступающие слёзы. Он не умер. Он жив и ему снова придётся бороться. Бороться, чтобы повторить попытку умереть через некоторое время. Доктор или кем бы он ни являлся, на удивление, мягко обращался с Бэком и даже поднёс к бёновым губам чашку с тёплой водой. У этого мужчины были добрые карие глаза, и, хоть сероволосый совсем не знал китайского, он понял, что тот просит его попить. Сделав несколько глотков, Бэкхён бессильно уронил голову на подушку, а потом почувствовал, как бета трепетно гладит ноги парня, прежде чем покинуть помещение. Произошло бы что-то невероятно странное, если бы в комнату не ворвался всклокоченный Ван Юн, выглядящий ещё болезненнее, чем обычно. На бледном лице сверкали капли пота, а тёмные синяки под глазами почти достигали половины лица. — Я так рад, что ты наконец-то очнулся! — подлетел он к Бэкхёну. — Ты не приходил в себя столько дней! Значит, не сутки. Взгляд Бёна был вымочен в ненависти, но он не стал ничего говорить. Только молча смотрел в противное лицо мужчины, мысленно желая ему смерти. — Зачем ты сделал это? Омега отвернул голову к стене. Чанёля больше нет, и теперь, кажется, что существование Бёна потеряло смысл. Пак был основанием в карточном домике жизни парня и, потеряв опору, он в раз лишился всего остального. — Бэкхён! — парень не реагировал, продолжая безжизненным телом занимать кровать. Вязкая тишина стекала со стен, заполняя комнату. — Ты ответишь мне или нет?! — уже истерично крикнул стоявший рядом мужчина. Бэкхён не ответит. Вряд ли он скажет что-либо снова. Пустота, заполнившая грудную клетку, не позволяла вымолвить ни слова. Ван Юн сжал дрожащие руки в кулаки, с трудом сдерживая шипение, готовое вырваться из глотки. Мужчина рывком за острые плечи привёл Бэкхёна в сидячее положение. На что омега только лишь кольнул взглядом своего мучителя. На презрение он ответил тем, что прижался слишком мокрыми от слюны губами к пересохшим губам Бёна. Скользкие прикосновения чужого рта начали покрывать лицо и шею. А Бэкхён просто сидел, совсем ничего не делая. Он не пытался отбиться или увернуться, ругаться или кричать. Ему было плевать. Совершенно без разницы, что с ним делают, что будут делать потом. Искалеченные руки продолжали висеть вдоль худого тела, а раскрасневшиеся глаза бездвижно застыли. Такое поведение, что весьма удивительно, разозлило требовавшего раньше покорности Ван Юна. — Эй! — заверещал он, со всех сил ударив ладонью бледное лицо омеги. — Веди себе нормально! Мне не нужно твоё тело! Я бы мог оставить тебя мёртвым для таких целей! Бэкхён, в свою очередь, безвольно повалился на кровать. — Ладно… — протянул мужчина, вылетая из комнаты. Сероволосый, прикрыл слезящиеся глаза и с трудом притянул руку к лицу, стирая с уст ощущение липких губ на коже. Противно. Грязно и неправильно. Почему же он всё-таки выжил? Зачем Господь или сам Дьявол отказался от его несчастной покалеченной души? Для Бэкхёна не было ничего страшнее той жизни, которая его ждала. Ни смерть, ни вечные муки. Давление в груди разрывало органы, перебивая собой даже голод, плач разрывал глотку, а пересохшие уже давно стали напоминать прорезь в куске мяса.

***

— Ладно, давай попробуем ещё раз. По-хорошему, — в очередной раз ворвался в комнату сын Паков, пялясь на почти безжизненного омегу. Слащаво-ласковый голос без спросу заливается в уши Бэка, полосуя своей гнусавостью слух. — Бэкхённи, будь хорошим мальчиком, а? — скрипит мужчина, присевший на корточки перед кроватью. — Мне правда не нравится смотреть на тебя такого… — молчание, — почти мёртвого, — Заканчивает он, но Бэкхён по-прежнему не реагирует. Только что-то живое, горячее бьётся в груди, выражая протест, но омега упрямо давит это. Если единственный шанс умереть — это стать безэмоциональным мешком с костями, то он будет только рад этому. Избавление от чужих касаний придёт вместе со смертью. Доброй и такой долгожданной сейчас. — Ну же? — шепчет мужчина нарочито нежно, стараясь мягко касаться дрожащей рукой бледной кисти парня. — Знаешь, вот сейчас ты можешь сказать, чего ты хочешь. Я обещаю, что сделаю. Только если ты заговоришь. Мысли ворвались в голову Бэка свежим потоком. Желание. Всё, что он пожелает, всё, что покажется ему нужным, станет доступным. Бэкхён молчит, направляя испытующий взгляд янтарных глаз на безобразное лицо Ван Юна. Заметив заинтересованность в глазах сероволосого, тот трясёт головой, прижимая, будто тряпичную, руку к губам. — Слушай, честно… Я всё сделаю, что захочешь. Просто стань моим. Где-то внутри себя Бэкхён улыбается. Своим мыслям. Человек абсолютно точно безумный. Ненормальный и пугающий. Все его мысли и слова, что вырываются из поганого рта, напрочь лишены здравомыслия. Но омега рад, хоть где-то учитываются его желания. И это станет последним. Желание смерти. — Я хо… — голос непослушно дрожит после продолжительного молчания, но сероволосый переступает это, наблюдая за прояснившимся взглядом Ван Юна. — Я хочу больше никогда… никогда не видеть тебя, — заканчивает Бэк, не пряча ухмылку. Лицо сына Паков вмиг изменяет своё выражение. Нет. У нормальных не бывает такого быстрого разгона от счастья до полной всепоглощающей ненависти. — Видеть меня, сука, не хочешь? — кричит мужчина, вскочив на ноги и железной хваткой вцепившись в волосы Бёна. — Я тебе это устрою! Дальше — неизвестные слова на китайском. Таким же истеричным, надрывным тоном, какой был до этого. Бэкхён не чувствует боли. Только радость. Сейчас он умрёт и всё закончится. Через пару минут в комнате оказалось уже около десяти человек, шестеро из которых крепко начали держать брыкающегося омегу по рукам и ногам. Седьмой будто тисками сжал голову. Страх подступает к горлу. Это не смерть, это что-то, вселяющее ужас в грудную клетку Бэка. Он просил смерть, а не очередную пытку. Крики бесполезны, но Бэкхён кричит. От страха, от безысходности, от прозрачной жидкости в небольшой бутылочке, зажатой в узловатых пальцах у Ван Юна. — Ты меня больше не увидишь, но я стану последним, что ты запомнишь! — выплёвывает он для Бэкхёна, стремительно и угрожающе на него надвигаясь. Если ему в глотку зальют яд, то он даже не будет сопротивляться, но тут другое. Не смерть. Содрогающаяся рука с трудом разлепляет веки на правом глазу. Бэкхён пытается его закрыть, но капля жидкости касается его роговицы раньше, чем у него получается это сделать. Тело парня передёргивает от дикой боли, он извивается, пытаясь коснуться рукой будто горящего огнём глаза. Во второй глаз тоже капает жидкость. В этот момент все руки разжимаются, а люди расходятся по углам. Бэкхён кричит, не в силах распахнуть веки. Кожу бархатистых щёк рассекают извилистые ручейки слёз. Кровавые. Сквозь собственные крики и шум в ушах омега слышит: — Доволен?! Теперь ты доволен?! Омега старается найти взглядом источник звука, но перед глазами только темнота, усиливающаяся с каждой секундой. Мужчина кричит что-то на китайском, после чего раздаётся топот ног. Бэкхён не видит, но знает, что они уходят. Оставляют его наедине с психом. Парень сжимается, подтягивая ноги к груди, и старается не дрожать так сильно. Глаза уже не видят. Это пугает до тошноты, до боли в груди. — Я всё выполнил! — раздаётся где-то в пространстве. — Теперь ты — мой! Бэкхён зажимает уши ладонями, силясь не кричать от безвыходности. Больно и страшно. Становится только хуже, когда крепкие руки стягивают его с кровати, бросая на пол. Он не знает, куда ползти и в какой стороне выход. Словно слепой котёнок, омега старается убежать в темноте. Но чужая нога, ударяясь о всё ещё болящие рёбра, выбивает очередной рваный вскрик. Если бы не шок, наверное, Бён бы уже потерял сознание или умер. В волосы снова впутываются чужие пальцы, больно оттягивая мягкие пряди. — Тебе не убежать, слышишь? — окончательно обезумевший Ван Юн начинает сдирать футболку с тела Бэкхёна, то и дело царапая кожу. Это ему давалось с трудом и, чтобы не тратить времени, мужчина начал рвать тонкую ткань. — Ненавижу, — хрипит омега, отталкиваясь от чужого тела. Очередной удар головой о поверхность пола. Удар из ниоткуда. То, что парень не может увидеть, а значит, и защититься от этого. Дальше губы по телу. Чужие и липкие. Ненавистные. Почему же его не убили? Распахнувшаяся дверь и взвинченный крик охранника, ворвавшегося внутрь, для Бэкхёна как глоток свежего воздуха. Омега не видит, но чувствует напряжение Ван Юна. Что-то происходит. Что-то, что заставляет мужчину сорваться с места, схватив полубессознательного парня за шею. — Нет… Не может быть… — шепчет он, перехватывая Бэкхёна за изрезанные запястья и волоча его куда-то из комнаты. — Шевели, блять, ногами! — срываясь на истеричный крик, голосит мужчина. Омега не может идти. Ему хочется упасть и больше не вставать. Чернота перед глазами, которые до сих пор жжёт огнём, не прекращает пугать, боль в почти заживших рёбрах вновь отдаётся по всему телу, мешая дышать, а по рукам с пережатых запястий стекают горячие струйки крови. Нет. Больше ни шагу. Бэкхён без сил валится на колени. — Вставай! — шипит мужчина, дёргая сероволосого за руки. Омега не может. Ни встать, ни пошевелиться. Возможно, сейчас он умирает? Понять это стало труднее, когда перед веками воцарилась непроглядная темнота. Сквозь шум в ушах к сознанию парня пробивается его имя. — Бэкхён! — омега улыбается. Это Чанёль. Где-то там, далеко. Там, куда рвётся сознание Бэкхёна, больше не выдерживаюшее телесных и душевных истязаний. Руки, до этого крепко впивающиеся в кожу, резко отпускают запястья, из-за чего омега ничком валится на пол. Шум шагов долетает до Бэкхёна, смиренно лежащего на полу. Выстрелы. Крики людей. Громкий щелчок. Очередной выстрел, но омега не уверен. Он ни в чём больше не может быть уверен. Удар тяжёлого тела о бетонный пол. — Не дайте ему сдохнуть! Я кожу с него сниму! — родной голос звучит по-странному близко, но Бэкхён уже не может разобрать, кому он принадлежит. — Бэкхён! — слышится где-то над ухом, когда твёрдые руки поднимают омегу с пола. — Ты меня слышишь? — Несмотря на, казалось бы, невероятную близость говорящего, до Бёна это доходит будто сквозь стеклянный купол. Голос дрожащий, трепетно взволнованный и почти звенящий от слёз. Сереволосый по привычке распахивает глаза, думая, что вот-вот сможет разобрать силуэт говорящего, но не может. Перед ним плывёт темнота. — Боже, ты живой, — человек, с трясущимся голосом, вдавливает Бэка в своё в плечо. — Всё хорошо, Бэкки, я тут. Всё хорошо… Бэкхён думает это, прикрывая глаза. Он верит, что всё хорошо, потому что слабость, растекающаяся по его телу, говорит только о его скорой смерти. Всё и правда как нельзя лучше. В воздухе пахнет Чанёлем, а значит, конец близок.