***
Холод темницы Кёрмата выбивал дрожь из тел заключённых. В какие-то моменты им казалось, что на вершине хребта было намного теплее, несмотря на вечные снега и ветра: в камерах даже вода в миске поддалась корке и уже медленно превращалась в лёд. — Холдер, эй… — слабый голос Эйнара разнёсся по каменному подземелью, проверяя, пришёл ли в себя друг после очередного «воспитания» стражников, вооружённых палками, алибардами и рапирами. — Я тут подумал, что жилось нам без магии куда лучше, чем имея хоть какое-то отношение к ней, — его разбитые губы слегка дрогнули, сложившись в усмешке, а почерневшие от холода пальцы коснулись разбитой, опухшей щеки. Но из соседней камеры ответом ему звучала тишина. Вместо голоса друга Хансен услышал другой, чуть хриплый: — Болваны! — выплюнул он, — Вам даровали лучшее, что могло с вами случиться! — захохотал он так громко, что парню казалось, камень темницы вот-вот даст трещину и завалит тяжёлыми обломками. — Слава королю Роальду! — Эйнар видел его сквозь решетку своей камеры, тот был заточен напротив. Тощий паренёк с рисунком крылатого змея на голом черепе, всем своим костлявым, избитым телом подался вперёд, гремя цепями на шее, руках и ногах. — Слава! Королю! Роальду! — и широко улыбался окровавленным ртом, сверкая безумными, широко распахнутыми глазами. — Боги! Храните короля Роальда! — кричал он надрывно и смеялся, смеялся так, будто в него вселились бесы и раздирали его тело изнутри. — Замолчи! — оборвал его другой голос, не такой громкий и смелый, не такой крепкий. Эйнар уже не смог видеть его обладателя: его камера находилась напротив камеры Холдера. — Хватит, Рагне! — взмолился он, всхлипнув. — Ты только сделаешь хуже! Они вернутся и убьют тебя! — Значит, я погибну во славу короля! — громогласно прокричал тот, дернувшись всем телом, и цепи лязгом отозвались на его движение. — Слава! Королю! Роальду! — он плевался слюной и кровью, извиваясь в цепях, подобно змею, пока силы его не покинули. Он тронулся умом, терпя и выживая в этих казематах. Парень прежним был совсем другим — слегка надменным и высокомерным, строгим и уравновешенным. В прошлом, до всего этого кошмара, он был одним из приближенных короля, одним из его страж. Пожалуй, он один был рад и горд тем, что оказался здесь. Рагне сам об этом рассказывал, когда подставлял руки, чтобы его заковали. Возможно, Роальд ждал от своих детищ такой же слепой верности. Возможно, именно так и будут выглядеть Хансен и Уиллоу, когда их «я» дадут трещину и в конце-концов разобьются о ноги его величества. — Эй, Холдер… — снова попробовал позвать друга Эйнар, когда в казематах вновь стало тихо. — Я сто раз уже об этом думал… Лучше бы мы вообще не ходили ни на какую площадь. Может быть, и не было бы того, что есть сейчас, — согревая в ледяных руках кольцо его Вивьен, негромко произнёс он, надеясь, что приятель пришёл в себя и с ним всё в относительном порядке. Но ответа не последовало. Как никогда раньше, Эйнар больше всего на свете хотел вновь оказаться в невыносимо-жаркой кузнице отца, устроиться возле печи и позволить обжигающим языкам пламени касаться его кожи, а не сидеть на мёрзлом полу с ржавой цепью вокруг шеи. Эта мысль не выходила у него из головы, повторялась вновь и вновь, и даже в коротких, тревожных снах он мечтал о тепле и прежнем уюте. Он мечтал о тепле больше, чем набить брюхо мясом и элем. Он мечтал согреться в разы сильнее, чем руками отрывать куски мяса от сочного, зажаренного на костре вепря и заедать его запечёнными в углях яблоками. Он хотел укутаться в меха больше, чем хотя бы съесть объедки за скотом… Мысли о еде заставили живот заурчать, а рот тут же наполнился слюной. Желудок заныл и единственное, что парню оставалось — взять небольшой кусочек льда из кувшина и положить его в рот, вздрогнуть и скривиться от его холода и в очередной раз прокрутить в голове последнюю встречу с королём. Роальд редко спускался в казематы и каждый свой визит он громко называл «воспитанием». Он грезил целью полностью взять власть над разумом его драконов, сломить их волю и превратить в послушных машин для убийства, в истинных животных. Он воспитывал в них агрессию и жестокость, морив голодом, холодом и болью, а затем проявлял милосердие — приходил и лично давал каждому кусок хлеба и кружку молока. Тоже воспитывал. Заставлял чувствовать благодарность своему хозяину. Сукин сын! Тот раз — самый первый раз, когда король почтил визитом темницу — запомнился Эйнару больше остальных. — Твоё лицо мне кажется знакомым, — он взмахом руки заставил отвориться решётку камеры Хансена и вошёл к нему, как давний друг. — Могу поспорить, я тебя где-то уже видел, — усмехнулся новый владыка Кёрмата и схватил Эйнара за подбородок, пытаясь внимательнее рассмотреть каждую его чёрточку, а затем взгляд холодных, бледных глаз скользнул ниже и остановился на кольце, висящем на шее парня. — Талисман? — его ухмылка превратилась в хищный, злой оскал. — И как? Работает? Удача так и ходит за тобой по пятам? — Роальд прохладными пальцами подцепил вещицу, читая сокровенную гравировку на металле. — Виви? Виви… — он снова заглянул в глаза Эйнара, пытаясь увидеть в них всё то, что парень испытывал к истинной хозяйке самодельного украшения. — Не та ли это юная особа, которая вспыхнула, как спичка, на главной площади в один из моих визитов к Арвиду? — король иронично приподнял тёмную бровь, мысленно возвращая Хансена в худший день в его жизни. — Забавный был случай… Эйнар непонимающе уставился на его величество и крепко стиснул зубы. — Было очень сложно устоять и не подыграть вам, — Роальд, отпустив пленника, развернул к нему ладонь и в ней тотчас вспыхнул огненный шар, точно такой же, какой когда-то держала в руках малышка Вивьен. Исходящий от него жар Эйнар чувствовал кожей и не мог напитаться этим теплом, хоть и в голове роились ужасные мысли. — Ты убил её?! — глаза Хансена округлились и в них, как и огненный шар в ладони короля, вспыхнула ненависть, а руки невольно стиснули ледяные цепи. Эта новость для парня, как ещё одна дубинка, ударившая по пояснице, как кулак стражника в стальной перчатке, угодивший в челюсть — выбила весь воздух из лёгких, лишила дара речи и способности мыслить. — Во-первых, — король смотрел на маленькое солнце между своих пальцев, говоря ровно и деловито, — не «ты», а «вы», а во-вторых, не убил — а спас себя от потенциальной угрозы. Посуди сам, будь ты на моём месте, когда ты бы предпочёл убить своего врага: когда он слаб и только набирает мощь или когда он уже нахватается опыта и сил? — сжав ладонь в кулак, Роальд избавился от огненного шара, и неуютную камеру снова окутал полумрак и холод. — Она была ребёнком… — всё, что и смог выдавить из себя шокированный парень, не зная, стоит ли верить этому ублюдку? Вдруг это была его очередная уловка? — Вот именно. А могла стать вполне себе сильной ведьмой, — хмыкнул мужчина и стал расхаживать туда-сюда, смотря на стены так, будто на них висели картины известных художников. — Но тем не менее, одним ударом я вывел из игры сразу трёх потенциальных врагов, — намекнул он на отобранную магию парня и его друга. — Я всё ещё в своём уме, и я прекрасно понимаю твоё негодование. Тебе стоит прислушаться к нему, вдруг именно оно сможет освободить тебя? — многозначительно произнёс он и улыбнулся так лукаво, как не смог бы даже сам бог хитрости и обмана. — Чего же ты не убил всех нас? — процедил Эйнар, внимательно следя за каждым движением короля, за тем, как тот практически сливался с темнотой камеры в своём чёрном, строгом наряде. — Мы все для тебя угроза, — выплюнул он, чувствуя, как сковырнули его старую рану, и где-то в области груди неприятно засаднило. — Но ты выбрал её. И убил, — рычал Хансен, и каждая мышца его оледенелого тела была напряжена, проступала под грязной, посиневшей кожей… Сильные руки выкручивали цепи, пытались вырвать их из векового камня, чтобы наброситься на наглого, самоуверенного самозванца и растерзать, как лев косулю. Эйнар настолько не мог принять это откровение, что его тошнило, а в ушах звенело. Он настолько не мог смириться с этим, что даже дышал глубоко и часто, до головокружения. — Если бы я убил всех, то кто бы сейчас вступил в мою армию? Кто бы, к примеру, сидел сейчас на твоём месте? — тон Роальда был до омерзения спокойным и сладким, как облако сахарной ваты летним вечером. — Рыжая выскочка могла не высовываться, осталась бы живой. До поры, до времени, — он усмехнулся, внимательно следя за реакцией его не товарища, будто специально пытаясь вывести его из равновесия. — Если бы я убил всех, то мне не на ком было бы испытывать всё, что я успел придумать. Кстати, то, что случилось с тобой, результат моих мыслей. Долгих размышлений и изнурительных попыток сделать так, чтобы вы не дохли, как мухи, после первого же обращения. И где благодарность? Брызжешь слюной за то, что случилось декаду лет назад! — наигранно возмутился он, и его глаза блеснули коварством и немного — злорадством. — Чтобы ты знал, вы, — он крутанул пальцем, намекая на всех, запертых здесь, — счастливчики. Предыдущие партии драконов сдохли в муках. Самые первые не смогли даже обратиться до конца, померли с прорвавшими кожу гигантскими костями, — он развёл руки в стороны, показывая размер торчащих рёбер из спин его бывших подданных. — Рагне не даст мне соврать, он был там. Я имел глупость тестировать свои наработки на своей же страже… — процокал он языком, но по нему не было видно, что он был глубоко опечален или сильно переживал за своих падших собратьев. — Хочешь сказать, мы все здесь — твой эксперимент? — прохрипел Эйнар, смотря на своего владыку исподлобья, с недоверием и презрением. Хансен думал, что Роальд спятил. Он думал, что убить его — та самая миссия, ради которой родился и прожил всю свою жизнь. Думал, что, возможно, ему хватит длины цепей, чтобы обвить ими шею короля и душить, душить до тех пор, пока его лицо не станет цвета крови, а в его глазах не полопаются все сосуды. — Не совсем. Вы его результат, — усмехнулся мужчина в чёрном. — Рискованно было обращать людей Арвида, но всё прошло даже лучше, чем я ожидал. Осталось только решить вопрос с подчинением, но, как видишь, это уже в процессе. — Я бы не был так уверен в том, что всё складывается удачно, — покачал головой пленный, думая о том, что ещё пара шагов короля — и он накинется на него всей своей силой и мощью. — Народ не будет терпеть то, что ты делаешь. На тебя обрушится возмездие за все твои деяния. — Народ уже празднует нашу победу, пируя в моём замке! Они заслужили веселья, к тому же, они приклонили колена, — подметил Роальд, — я дам им золото, драгоценности, еду и меха… То, что мигом заставит их забыть свою скорбь по Арвиду. — Думаешь, сможешь избежать мести? Все эти годы войны каждый, КАЖДЫЙ из нас мечтал о том, что однажды твоя голова слетит с плеч и этому аду, в котором мы жили, придёт конец, — шипел Хансен, смотря на короля так, будто готов был одним лишь взглядом раздавить, как комара ладонью. — Думаешь, сможешь одних — подкупить, других — запугать — и выйти сухим из воды? — Ты, мой друг, забыл о третьем, — поднял палец самоуверенный король, находящий эту беседу забавной, — убить. А убивать, если ни в ком я не найду покаяние, буду вами. Для этого я вас и создал. — А если убьют нас? Если твои же стражники заиграются и прикончат каждого, не рассчитав силу очередного удара? Ты останешься ни с чем, — губ Эйнара коснулась хищная улыбка, а руки сильнее стиснули цепи. Он думал, что ему будет не жалко умереть самому, если сможет забрать с собой или приблизить к смерти убийцу его Виви. Он думал, что вряд ли народ Кёрмата поведётся на манипуляции Роальда и вскоре поднимет восстание. Он искренне в это верил. — Я рад, что ты задал этот вопрос, — потирая замерзающие ладони, осклабился король, продолжая ходить туда-сюда, но не делая заветных шагов к цепям пленника. — Я ничего не потеряю, если вас убьют. Дракона не убить. Силу дракона — не уничтожить. Он сбросит шкуру всего-навсего… Образно говоря. Это мы тоже выяснили в ходе наших опытов и, опять же, мой дорогой Рагне тому подтверждение. Признаться честно, от этих слов Хансену стало не по себе. Он не знал, правдивы они или нет, означают ли то, о чём он успел подумать, но сердце всё же пропустило удар, а грудь стеснило странное чувство, слабее страха, но чуть мощнее обычного волнения. — Подумай над этим, — лукаво усмехнулся король, подходя к решётке высокой камеры Эйнара. — Только не очень громко и предельно осторожно. Я всё слышу, — подмигнул он и постучал по виску. В следующие разы Роальд ограничивал общение. Его больше не тянуло на откровения, но он рассказывал, что было там, снаружи. Он говорил всем о том, как там теперь хорошо, как там спокойно. Он улыбался и мечтательно рассказывал, что народ пирует каждый вечер и разливает невероятно вкусный эль; что дети охотно познают секреты магии и что, возможно, его «зверушки» скоро освободятся, когда научатся себя правильно вести. Когда, наконец, позволят себе разозлиться в полную меру. Но Эйнар не понимал, что значит — правильно. Он до сих пор не понимал, что от них требует король. К чему он их подводит? Зачем истязает и мучает?! — Эй, Холдер… — после очередного кусочка льда во рту, прокряхтел Хансен, пытаясь размять затёкшее тело. — Ты начинаешь меня пугать своим молчанием, — ведь раньше он всегда отвечал. Как бы плохо ни было — отвечал. Хоть одним словом, хоть звуком. — Холдер! — уже громче и настойчивее позвал он, в воображении рисуя самые страшные картины исхода. — Холдер! — глаза Хансена забегали, стоило ему лишь допустить мысль о том, что за стеной уже может и не быть его друга. Руки напряглись и цепи слабо брякнули, отозвавшись на его движения. — Ответь мне! — в голову ударила кровь, в ушах зашумело, и бешеный страх, неистовый и неописуемый объял парня до самых кончиков волос. — Эй! — он тяжело задышал, и каждое его слово звучало громче и надрывнее предыдущего. Неизвестность давила на плечи и заставляла рьяно биться в цепях, как когда-то в них также бился съехавший с катушек Рагне. — Чёрт возьми, ответь! — кричал он, всей душой боясь лишиться единственного человека, кому он мог доверять, кого он любил. — Холдер! — кричал он, боясь остаться одному среди этого безумия. От напряжения и резких движений, не успевшие затянуться раны и царапины, лопнули и из них начала сочиться кровь. Растёртые запястья жгло, а напряжённые мышцы ломало. Эйнар ощущал себя пропущенным через мясорубку и собранным снова из кровавых ошмётков, криво налепленных на плохо склеенные кости. Темнота, холод и эхо громких звуков давили на сознание; удары загнанного сердца громыхали в висках и в какой-то момент, воздуха, как бы сильно Хансен не пытался вдохнуть, перестало хватать. В какой-то момент перед глазами темнело, а грудь и спину пронзали вспышки боли, заставляющие парня выгибаться, кряхтеть и рычать, словно его кто-то невидимый молотил изо всех сил, пытаясь перебить хребет. В какой-то момент Эйнар потерялся среди какофонии ощущений и перестал осознавать происходящее, будто Боги на пару секунд вычеркнули его из вселенной. А затем… Хансен, выбившись из сил, обмяк, повиснув на окровавленных цепях и тяжело дыша. Сквозь пелену на глазах, он видел, как двое мужчин в чёрных латах несли того, кто так долго не отвечал ему. — Стойте, — сипло и вымученно выдавил из себя Эйнар, широко раскрывая глаза. — Куда вы его несёте?! — цепи снова брякнули, когда он корпусом рванул вперёд. — Холдер! — его тело было синим и твёрдым. Голова не запрокинулась назад, когда стражники подхватили его под плечи, а осталась повёрнутой набок, лишь сальные пряди волос чуть колыхались от каждого шага мужчин. Руки не болтались и не волочилась по полу, а лежали на его груди, будто их прибили к телу длинными гвоздями. Дракон скинул кожу — наверное, так бы выразился Роальд и зловеще засмеялся, если бы стоял рядом. — Нет! — прокричал Хансен, будто молнией поражённый от увиденного. — Холдер! — и это стало последней каплей. Подземелье сотряс громкий хлопок; эхом по каждому уголку помещения разнёсся зловещий рык, и в темноте зажглась пара изумрудных, кровожадных глаз.***
Джон Винчестер всегда учил сыновей одной простой вещи, он говорил: «Если вас вырубили, не спешите приходить в себя слишком быстро». Такая банальность не раз спасала как Дина, так и Сэма. Вот и сейчас, медленно выныривая из липкости беспамятства, старший охотник не спешил разлеплять глаза, прислушиваясь к тихим голосам: кто-то недалеко о чём-то говорил, но эхо съедало половину букв, а с ними и смысл каждого произнесённого слова. Признаться честно, при всём своём желании, он бы не смог разверзнуть очи. При всём желании, он бы не смог пошевелить и пальцем, максимум — уронить тихий стон от попытки хотя бы вдохнуть глубже. Адская слабость отравила его тело, а боль, вместо крови, неслась по венам; душила и глушила, сухостью была во рту и отзывалась мерзким звоном в ушах. Дину казалось, что в этот раз его кости и вовсе превратились в песок, в труху, без шансов на какое-либо восстановление. Даже Кас бы не собрал своим целебным касанием пальцев. Винчестер думал, что, если крепче зажмуриться, если мысленно досчитать хотя бы до пяти, то этот кошмар кончится. Он думал, что ему надоело. Слишком много переживаний и ощущений за последние сутки свалилось на его нервную систему. Думал, что пора кончать с этим дерьмом и проснуться, оказаться в мотеле и растолкать Сэма, чтобы тот скорее собрал свою сумку и они, закинув в рот по пончику, умчались бы на чёрной импале к Лилит, но проблема была в том, что, дойдя до одиннадцати, этот сон не заканчивался. Голоса не утихали. Самочувствие не улучшалось. Дойдя до пятнадцати, пальцы по-прежнему не сжимались, а глаза оставались закрытыми. Только по коже рыскал холод, от которого на двадцати двух уже мышцы сокращались в крупной дрожи. Когда счёт дошёл до двадцати восьми, мысли, с очередным рваным вдохом, вернули парня в недалёкое прошлое — в шкуру крылатого змея, что сейчас казалось неописуемой выдумкой, вопиющей неправдой и несмешной шуткой. Ленивые мысли вернули его на высоту птичьего полёта и снова, мимолётно и с ощущением дикого ужаса, ударили о твёрдость гор. Мысли безжалостно подкинули ему то, как он очнулся и ослеп от белизны снегов, как солнце ударило по глазам, и как он хватал ртом воздух, одновременно хлебая собственную кровь, хлынувшую горлом; как под его горячими ладонями таяли ледяные снежинки, окрасившиеся в бордовый; как он не мог пошевелиться, не чувствовал ни рук, ни ног, лёжа изломанной линией, переломанным манекеном. А затем — как он сквозь шум кровотока услышал хруст снега под чьими-то тяжёлыми ногами, как кто-то ткнул в него какой-то палкой и раскрыл грубыми пальцами веки, проверяя реакцию глаз. На тридцатом счёте, Дин вспомнил, как ему связали руки и куда-то потащили, не обращая внимания на его мычание, перерастающее в крик от сумасшедшей боли. На тридцать шестом — на ум пришли обрывки его снов, до жути реалистичных и слишком логичных, словно обрывки сериала. На счёт «сорок четыре» он услышал, как щёлкнули замки и громко заскрипела ржавая железка — обычно так открывались старые, не смазанные ворота, и эхо от шагов разнеслось по пустому помещению. На счёт «сорок девять» дыхание Винчестера замерло, а мышцы превратились в камень, когда его всего окатили ледяной водой. Глаза сами распахнулись, а грудь с болью взметнулась от резкого вдоха. В этот раз роговицу не обжёг свет, вместо него из неуютного полумрака Дин увидел суровое, круглое лицо такого же круглого, можно даже сказать, огромного мужчины со светлыми длинными волосами и спутанной бородой. Охотнику даже пришлось проморгать, чтобы убедиться, что он — не галлюцинация. Уж больно вид у того был…странный, словно бы он сошёл со страниц с легендами о викингах и рыцарях, одетый в кожаные штаны и льняную рубаху, перетянутую поясом с ножнами. Дин только сейчас обратил внимание на то, где он находился. И от этого по его коже пробежали мурашки, а воздух застрял в горле. Это место даже нельзя было назвать подвалом — безумно высокие потолки казались чуть ли не на расстоянии неба от земли, а стены друг от друга находились настолько далеко, что между ними легко бы поместился дирижабль. — Эй, — просипел мужик, опустившись на корточки рядом с охотником, хлопая его по щекам так, что парня моментально затошнило и заштормило. — Ты на чьей стороне? — от незнакомца исходил неприятный, прелый запах, будто он окунался в воду всего один раз в жизни — при рождении. — На той, — Винчестер тяжело дышал, чувствуя, как неприятные ощущения во всём теле зажигались, как фонари на гирлянде, — где хотят надрать зад Лилит. Он только сейчас понял, когда хотел опустить затёкшие руки, что был закован в тяжёлые, просто неподъёмные цепи, будто на их конце находился якорь весом в несколько тонн. И от этого моментально взмок затылок и на висках проступили капельки испарины. Дин не боялся, но он бы чувствовал себя увереннее, если бы при нём была хотя бы отмычка. — Не заговаривай зубы, — гаркнул бородач, и его кулак обрушился на челюсть Винчестера, что тот от неожиданности прикусил язык и ударился затылком о пол, пытаясь приподняться. Во рту тут же образовался противный, уже давно успевший надоесть вкус крови, а на губах стало горячо и мокро. — Кьелл! — распахнув скрипучую решётку, в камеру влетела не менее странная, чем бородатый жирдяй, черноволосая женщина в свободном тёмном платье, подпоясанным кожаными шнурками. Это первое, что бросилось затуманенному взгляду охотника. — Ты сделаешь только хуже! — она рывком попыталась оттащить мужика за локоть, но сама чуть не упала, будучи хрупкой и не такой сильной, коей надо быть, чтобы сдвинуть с места гору. — Он не один из нас, значит нужно предать его Богам! — рявкнул он и схватил ничего не понимающего Дина за шею, будто бы хотел вырвать у него кадык, продырявить горло длинными, грязными ногтями, словно коршун. — Пока он слаб и не раскинул крылья, — добавил Кьелл, будто не замечая как его пленник закатил глаза, как захрипел, пытаясь глубоко дышать и как его тело заколотила дрожь. Такая, как будто Винчестера без устали жалило током. Он будто не замечал, как под его пальцами кожа Дина стала горячее, а руки сжимали и гнули железные кольца цепей; как вздулись и почернели вены на висках и шее, как напряглась каждая мышца, как стали увеличиваться мускулы и как затрещали кости… — Нельзя! — испуганно и одновременно жёстко скомандовала женщина, сбивая руку толстяка с шеи охотника. — Хочешь взять себе его проклятье? — шикнула она и её прохладные, шершавые ладони легли на влажные, горячие щёки Дина. — Слушай мой голос, — мягко пропела она, поглаживая щетину парня, словно перед ней был родной сын, а не рычащий, разбитый незнакомец. — Всё хорошо. Всё хорошо, просто дыши и слушай меня, — негромко, с особой нежностью и заботой мелодично, слегка нараспев, говорила она. — Скоро всё пройдёт, только слушай, — и женщина тихонечко запела, на ходу слагая песню: — Холод лютый присмирел, месяц златом заблестел, солнце в небе догорает, боль немножко отступает… Усмирится в сердце гнев, я спою тебе припев. Заберу беду рукой, я дарю тебе покой, — эта песня, немного нескладная, немного глупая действовала на парня, как колыбельная для младенца. Его дыхание стало размеренным, руки ослабели, а дрожь превратилась в мелкую, но по-прежнему неприятную, уже от холода. — Может, объясните?! — громким шёпотом, нервно произнёс Винчестер, боясь повторения того, что он пережил в номере мотеля. Боясь того, что его сны могли казаться далеко не бредом, сгенерированным высокой температурой и издержками профессии парня. Мысли текли мучительно медленно, как капала вода с его вымокшей одежды, точнее, с тех лохмотьев, которые от неё остались. — Где Сэм? — он тряхнул головой, не желая, чтобы его лица продолжала касаться эта странная незнакомка. — Вы здесь очень некстати, ребята. У нас вообще-то апокалипсис... И если вы не хотите сдохнуть, то выпустите меня и скажите, где, чёрт возьми, мой брат?! — плюясь слюной и кровью, выпалил он, уже не замечая ни холода, ни ломоты в мышцах. — Ты помнишь, как здесь оказался? — женщина в чёрном выразительно посмотрела на пленника тёмными, глубокими глазами, и было не ясно, к чему она вела и что замышляла, ибо в этом взгляде уживались как ненависть, так и милосердие. — Я… Упал… — на лице Дина отразилось замешательство; вспомнив то, что было до падения, ему казалось, что стук его сердца теперь разносился эхом по всему подземелью. — Ты убил дракона, — поправила его она, и голос её больше не был таким нежным и певучим, а стал хриплым и старым, словно перед Винчестером сидела старуха, дожившая до седин кончиков волос. — А перед этим, кто-то из вашего народа их потревожил. Разбудил, — она говорила об этом, как о самом страшном. Так, что ей бы поверил самый закоренелый скептик, и ужаснулся её словам. — Они спали долгие декады лет, их сон оберегали, как мать бережёт своё дитя, ибо знали, что их пробуждение похоронит нас в пепле, расплавит наши кости жарким пламенем. Их гнев был бы несравним с извержением вулканов…! — женщина ненадолго замолчала, и кажется, перестала дышать, замерев на вдохе. Она опустила голову, и пряди с проседью скрыли её лицо, а голос звучал глуше и зловеще. Она продолжила: — Когда прозвучали слова песни, небо над Кёрматом раскололось. Мы думали, что началась гроза, даже обрадовались, что пойдут дожди и благословят земли на богатый урожай, но с неба на наши дома обрушился огонь, и гром оказался не громом, а рыком, так давно нами забытым. Стоит ли говорить, что сердце Дина полезло через глотку, а живот свело в спазме от дикого волнения? От одного только слова «Кёрмат» — вспотели ладони и по щекам прокатился жар. Он не знал как справиться с эмоциями, как спрятать свою растерянность и ужас, ведь те страшные ночные видения оживали прямо здесь и сейчас в рассказах темноволосой незнакомки. Эти видения воплотились в сырую камеру и ржавые цепи, сковывающие его запястья; эти видения превратились в исток бесконечной, страшной истории, связавшей судьбы Винчестера с каждым из жителей загадочного места, носившее то странное название «Кёрмат». …И лучше бы Дин повернул тогда импалу обратно в Миссисипи, чтобы выяснить причину появления плотоядных термитов, нежели мчался через глухую трассу Дейви и слушал звуки странного грома — голоса пробудившейся легенды. — Хотите сказать, я не спятил? — перебил женщину Винчестер, хмуря брови, а затем набирая полную грудь воздуха, будто бы вобрав в себя силы вселенной, чтобы продолжить разговор. — Кёрмат, рыжая девчонка, драконы, безумный король — всё это реальное? То есть, это не призраки мотеля? Всё это — правда, но…как? Дьявол… — выругался он, ненадолго прикрывая глаза и мысленно считая до пяти, будто бы этот счёт смог расставить все точки над «Ё» и вернуть на круги своя. — Дракон напал на одну из семей в Дейви, мы с братом были неподалёку, — не открывая глаз, зачем-то стал рассказывать Дин, объясняя всё, скорее, самому себе. — Когда мы его нашли, он уже убил женщину и её ребёнка, а потом отвлёкся на меня. Я должен был его убить, но выронил кольт, подставился под удар и сам не помню, как оказался насаженным на когти летающей твари. В него выстрелил брат, — Дин теперь пристально глядел на свою собеседницу, будто на её лице были выведены все ответы на его вопросы. — Не я убил дракона. Но когда он умирал, я чувствовал на себе его агонию, а потом со мной стали происходить такие вещи, которые не смогла объяснить ни одна легенда мира, ни одна статья, никто и ничто, — почему-то это откровение отзывалось жгучим чувством несправедливости в груди охотника, заставляющим клокотать что-то внутри, в глубине души. Почему-то эти слова ощущались горечью на языке и обжигали глотку, заставляли снова сжать погнутые звенья цепей и даже зашипеть. — Я думал, что схожу с ума, видя наяву то, что даже словами не знал, как объяснить! Я думал, что это многовековые призраки пытались донести до нас свой крик о помощи. Я терял себя в этих видениях и ничего не понимал, пока мои кости не затрещали и из спины не прорезали кожу крылья, и меня не занесло сюда. В трещину в небе! — зелень его глаз лихорадочно заблестела, загорелась огнём злости, превратившим зрачки парня в вертикальные щели. Последние слова он, буквально, выплюнул, вмиг огрубевшим голосом. — Видел дьявол, я не хотел всего этого, — зашипел охотник, снова ощущая колотящую дрожь, снова чувствуя каждую косточку его уставшего тела. — Дракона нельзя убить, — подал голос Кьелл, стоящий в стороне, скрестив огромные руки на широкой груди. — Так или иначе, сущность дракона будет жить, вопрос только в её оболочке — шкуре, — скривился он, окидывая взглядом фигуру охотника. — И даже её повредить не так-то просто. Эти твари выносливые и живучие, думаю, ты это уже понял, размозжив черепушку о камни. Тебе «повезло» оказаться рядом и перенять всё, что было у дохнущего дракона за душой, — с пренебрежением выплюнул мужик и для надёжности проверил цепи над головой рычащего охотника, безумно таращащего глаза и по-звериному скалящего зубы. — Твои видения могли оказаться просто воспоминаниями, знаниями того, кого вы убили, — пояснила его подруга, снова касаясь щеки пленного, успокаивая. — Тебе нужно себя контролировать, — она схватила парня за подбородок, приблизившись к нему настолько близко, что он чувствовал на себе её горячее дыхание. — Тебе нужно успокоиться и быть здесь, пока мы будем заниматься остальными. Ты говорил, вы были в… Де-эйви? Туда ведёт портал? — Вы не можете оставить меня здесь! — глаза Винчестера расширились, а дыхание сбилось, будто ему дали под дых тяжёлым берцем. — Я должен вернуться и помочь брату! — ведь они с Сэмом ошиблись. Дракон был не один. И нельзя было допустить, чтобы они с Джо убили остальных. Нельзя! — Ты только всё усложнишь! Тем более, ты себя не контролируешь! — повысив голос, женщина сильнее надавила на кожу Дина, что он невольно поморщился. — Однако крылья у меня ещё не выросли, как видишь, — процедил Винчестер, крепко-крепко, так, что побелели ногти, сжав цепи. Так, что металл под его пальцами стал горячим. Так, что самому Винчестеру стало жарко, будто бы он сейчас находился в той жаркой кузнице из его снов. — И что вы собираетесь сделать? Позвать всех на кыс-кыс? Поймать за хвосты и поставить лестницу к порталу в небе? — хищно прищурившись, Дин недобро ухмыльнулся в издёвке. — И что будет потом? Если вдруг у вас получится? Заморите голодом здесь? Как того… Как его звали… Хогер… Холанд… — Не смей, — прошипела женщина, впиваясь ногтями в горло пленного. — Холдер погиб из-за Роальда! — выплюнула она. — И уж лучше погибнуть так, чем потом оказаться беспощадной тварью в шестёрках у психа с короной на голове! — её тон вмиг стал ледяным, а в глазах образовалась бездонная пустота, в которой Дин всё же увидел тщательно спрятанную, замаскированную боль. Он видел нечто подобное в отражении зеркала, когда позади него на старом матрасе лежало бездыханное тело его брата. — Кажется, ты отлично его знала, — без тени жалости, не уступая в тоне, произнёс охотник, выкручивая руки, так, что наверняка стальные браслеты уже растёрли кожу на запястьях до крови. — Прости, я пока ещё не разобрался, как у вас тут всё устроено, что это за место… Но, кажется, оставив меня здесь, как и тех парней, вы сделаете только хуже. Я озверею тут, да? Стану безрассудным животным, жрущим всё, что буду видеть на своём пути. Это произошло с ними, верно? Когда их заперли здесь и держали насильно. Их специально доводили до бесконтрольного состояния, — с пережатой глоткой говорить было сложно, но Винчестер, так или иначе, выведает у этих недоумков всю правду. — Холдер был моим братом! — было странно, но руки женщины несли покой и не давали Дину превратиться в того, чью сущность в себя вобрал. Было видно: она держала руку на нём через силу, хотела отпустить и скорее уйти или же, наоборот, вонзить кинжал в его сердце за его длинный язык, сковырнувший старую рану, но продолжала сдерживать его гнев и вторую личину зверя. — А ты должен остаться здесь! — она уже не могла сдерживать эмоции, и только сейчас Дин заметил россыпь морщинок вокруг них — то, что делало её старше. — Должен, потому что так все будут в безопасности! И ты, и те, кто могут пострадать из-за тебя! — прокричала она дрожащим, надрывным голосом, и лицо её покраснело от напряжения, а вены на висках вздулись. — Здесь Роальд не сможет тобою управлять, а значит, будет уязвимее! Ты не из этого мира, — чуть тише добавила она, качая головой, — ты не понимаешь и не сможешь понять всего, что произойдёт. Точнее, что уже произошло. Роальд страшный человек. Жестокий и безрассудный. Одни только Боги знают, что он может натворить, окажись он среди твоего народа… — И как ты собираешься останавливать его, не зная ничего о моём мире? — Дин переводил взгляд от зрачка к зрачку собеседницы, думая, что здесь его всё равно не удержат. Думая, что он всё равно вырвется и вернётся к Сэму, чего бы это ему не стоило. — Как, если никого из нас нельзя убить, не забрав себе всё наше дерьмо? Или тебе известен способ вернуть человеку себя? Чтобы он стал прежним… — на мгновение в охотнике зажглась надежда, прокатившаяся жаром по каждой клеточке, покалыванием отдающая в кончиках пальцев. — Так же, как и в первый раз, — прокряхтел на удивление немногословный Кьелл, нависающий над Винчестером суровой горой жира и мускул. — Предадим забвению. — При условии, если ты скажешь, где книга Алвиса, — дополнила темноволосая, многозначительно глядя на своего пленного, наконец, ослабляя хватку, давая ему возможность вдохнуть побольше воздуха, полной грудью. — Можешь быть уверен, мне доставляет удовольствие пытать людей, — недвусмысленно пробасил бородатый мужик, потянув голову Дина за волосы, запрокинув её так, что его шея едва ли не хрустнула. — Я понятия не имею, о какой книге идёт речь, — сквозь шипение выдавил из себя охотник, рванув цепи, дёрнувшись всем телом, пытаясь избавиться от унизительного, гнусного захвата Кьелла. В голове совсем ничего не укладывалось и Дин даже представить боялся, о ком и о чём на этот раз говорят его мучители. — Отпусти его, — женщина жестом показала, чтобы бородач ослабил хватку и отошёл подальше, дабы не спровоцировать очередной «большой бум Дина Винчестера». — Всё что знает, он расскажет и так, — шмыгнув носом и сморгнув с глаз влагу, кивнула она, в этот раз положив ладонь на мокрую грудь охотника, туда, где под рёбрами сжималась и разжималась сердечная мышца. Но, видя растерянность и непонимание в глазах парня, она заговорила сама: — В этой книге Алвисом была записана вся история нашего народа, можешь считать, что там расписан каждый прожитый нами день, каждое судьбоносное событие. В ней должна быть песня забвения. Я прочту её, и все погрузятся в глубокий сон. Всё, относительно, просто. — Он должен был надёжно спрятать её, но вместе с ней сбежал, как последний подонок! — рявкнул Кьелл, крепко-крепко сжав круглые кулаки, размером с голову ребёнка. — Он занёс в летописи и стихи Роальда, те, которые могли и пробудить драконов. Это был единственный способ разбудить их и вернуть к жизни, если быть точнее, — возмущался он, кривя рот, и его баритон расползся по всей камере, а у Дина в горле вырос ком, размером с бейсбольный мяч. Вонючий, колючий, впивающийся в гортань и не дающий произнести ни слова. — Мы ничего подобного не находили, — точнее, даже и не думали обращать внимание на книги! Они осмотрели места преступлений, но, возможно, упустили самое важное, лежащее у них под носом. — Если портал зияет над домом Брук, — рассуждал охотник вслух, — наверняка с них всё и началось. Нужно предупредить Сэма и Джо! — Винчестер снова дёрнулся, будто бы мог вырвать цепи из камня стены или разорвать массивные звенья. — Нужно искать возле портала, — кивнула темноволосая Кьеллу, наконец, оставляя парня в покое, отнимая от него руки и поднимаясь на ноги. — Мы всё сделаем сами. Ты даже и не заметишь, как всё кончится, — отряхивая руки, как от самой мерзкой и противной грязи, она спешно направилась к выходу, кинув лишь сухое: — Держи себя в руках и жди забвения. Это самый лучший для тебя путь. — Нет! — надрывая глотку, выкрикнул Дин, и его громкое эхо сопроводил металлический лязг. — Мне нужно вернуться! — последняя попытка, пока его палачи не скрылись в темноте длинных коридоров темниц. — Мне нужно к брату! — кричал он, страшась представить, что эта камера станет для него гробницей. И даже не смерть его пугала, а то, что Сэм, не зная всей правды, мог взять на себя участь одного из драконов, совершить ошибку, выстрелив в одного из них. Дина до чёртиков пугало, что брат находился в смертельной опасности. Его ужасно пугало, что Сэм может так и не узнать всего. Дин заснёт в этой камере, в чужом, непонятном мирке, а Сэмми даже и знать об этом не будет. Дин долгие годы пролежит в забвении, а его брат и предположить не сможет, где он и что с ним. Будет считать его мёртвым. Быть живым, но считаться погибшим — вот, что пугало Винчестера до спазма в горле, до оглушающего крика, до вновь сведённого в судорогах тела. — Ида! — проорал он имя той, которая касалась его и внушала спокойствие. Той, чей голос приводил его в чувства, и чьё сердце отозвалось болью на воспоминание о смерти Холдера. — Ида! — звал он ту, которая являлась ему чужим воспоминанием, как маленькая девочка, как девочка-подросток с абсолютно потрясающим даром. Но Дина никто уже не слышал. …В этот раз всё произошло быстро. Мышцы стали крепче, и Дин, раздирая рыком звенящую тишину каземат, выдрал из их стен ненавистные ему цепи, впивающиеся в руки, а ярость и собственное отчаяние заглушили боль ломающихся костей. Его кожа стала холоднее, хотя внутри всё, наоборот, горело и разгоралось сильнее, так, что парень думал — огонь вот-вот прожжёт каждый орган и вырвется из тела безумными всполохами. Зажмурив глаза, Винчестер мимолётно почувствовал, как на спине лопнула кожа, и громким хлопком из неё раскрылись сильные крылья. В этот раз Дина не пугали когтистые лапы и тяжёлое тело, покрытое прохладной чешуёй. В этот раз он был рад тому, что может управлять своим проклятьем. Для него теперь не было ничего не возможного — он машина-убийца, то, что несёт смерть и хаос. И для него не составило труда пробить себе путь на свободу.