По ту сторону сцены

Pov Том — Думаю, тебе лучше уйти. Не обижайся, — я дружески похлопал ее по плечу, и она, кивнув, удалилась в мою комнату. — Билл, что случилось? — произнес я, едва девушка скрылась из виду. Близнец смерил меня молчаливым презрительным взглядом, словно я имел какое-то отношение к ситуации, что с ним произошла. Потом медленно поднялся, придерживаясь за стену, и, пошатываясь, побрел на кухню, сыпля себе под нос крепкие немецкие ругательства. Я хотел было последовать за ним, но услышав грохот и звуки бьющейся посуды, решительно направился в свою комнату. — Шермин… — с этими словами я открыл дверь и замер. Девушка стояла по центру комнаты и уже застегивала молнию на платье. Она оглянулась, услышав мой голос. С кухни послышался новый раскат грохота, и я поспешил войти в спальню, плотно прикрыв за собой дверь. — Том, все в порядке, — она слегка улыбнулась одними уголками губ, — я все понимаю. У вас с братом… — она сделала небольшую паузу, подбирая слова, и мягко продолжила, — свои дела. Поэтому я лучше пойду. Бросив на меня ободряющий взгляд, девушка широко улыбнулась в подтверждение своих слов. — Спасибо за понимание, — я с облегчением выдохнул, радуясь тому, как легко удалось миновать щекотливую ситуацию с выпроваживанием и намеками, что ей пора идти. — Нет проблем, Том, — брюнетка взяла с кресла маленький клатч и направилась к двери, но поравнявшись со мной, добавила: — Пойдем, закроешь за мной, — она подмигнула мне и, повернув дверную ручку, покинула комнату. Едва за ней закрылась входная дверь, как я тут же, быстрым шагом, направился к Биллу. Осторожно, минуя множество осколков, рассыпанных по темному паркету, я вошел на кухню и застал Билла развалившимся в мягком кресле. Он сидел, откинувшись на спинку и небрежно вытянув ноги, допивал остатки моего вчерашнего виски. Бутылка Джека была уже пуста и стояла на столике неподалеку. Я знал все стадии его истерик. Приступ ярости прошел. Наступил период апатии. Теперь он просто вертел в руках бокал с янтарной жидкостью, всматриваясь в нее, как в кофейную гущу на дне чашки. — Уже выпроводил ее? — спросил он, поднимая на меня холодный взгляд, полный презрения. — Конечно, — подперев стену спиной, ответил я ровным голосом. Противный холодок пробежал по телу. От его ледяного взгляда мне всегда становилось не по себе, но я старался не подавать виду. Близнец осуждающе покачал головой и, отведя глаза, сделал глоток из бокала. Он морщился от вкуса напитка и не спешил продолжать. Виски определенно не были его напитком — они были слишком крепки для него. Ему всегда по душе было больше шампанское или игристые вина. И то, что сейчас он пил именно виски, не могло значить ничего хорошего. — Билл, не молчи, — с нажимом произнес я, не отрывая взгляда от близнеца, — рассказывай. Что случилось? Я начинал не на шутку волноваться за этого идиота. Он медленно поднял взгляд и несколько секунд просто смотрел на меня обиженно, а затем, наконец, произнес: — Дело в том, что ты, Том, — он сделал небольшую паузу, заставив меня всем своим существом напрячься, гадая, в чем я мог провиниться перед ним, — как всегда, блять, оказался прав! — последнюю фразу он обиженно и ядовито выплюнул. Я замер, анализируя услышанное, и через секунду громко расхохотался. Этот мелкий заставил меня понервничать! А оказалось, что у него просто в очередной раз взыграло ущемленное самолюбие. Взгляд близнеца продолжал яростно сверлить меня, заставляя догадаться, что, возможно, я не понимаю всей серьезности ситуации. — И в чем же я оказался прав? — перестав ржать, спросил я. Билл открыл рот, собираясь что-то сказать, но не издал ни звука. Вместо этого он шумно втянул ртом воздух и снова отвел глаза. Он явно собирался с мыслями и пугал меня этим все сильнее. Что еще более шокирующего он может сказать после того, как однажды признался, что гей? Я решил не заполнять эту паузу и просто дать ему время собраться с мужеством. Он еще раз шумно вздохнул и снова посмотрел на меня. — Ты был прав… — тихо произнес он, и я заметил, как его глаза снова наполнились слезами. — В том… что… — его голос стал еще тише, нижняя губа задрожала, и брови хмуро сошлись на переносице. Он тяжело сглотнул и произнес: — Марк ужасный человек… — на этих словах его голос слегка надломился, заставляя прерваться. Но Билл сделал над собой усилие и продолжил, — он изменял мне. И сегодня утром я узнал об этом. Его лицо исказилось от боли, что раздирала его изнутри. Произнеся вслух, он словно осознал все положение дел еще раз. — Блядь… — тяжело выдохнул я, совершенно не радуясь тому, что оказался прав. Билл подтянул колени к груди, обвивая их руками, и обессиленно сложился пополам, скрывая свои слезы и позволяя только сотрясающимся плечам выдавать его слабость. Сердце сжалось в груди от жалости и сочувствия. Я поспешил к нему, присаживаясь на край кресла и приобнимая. Я знал, сейчас ему чертовски нужно просто чувствовать человеческое тепло. Тепло человека, который никогда не предаст. — Он… — сквозь громкие всхлипы, задыхаясь от слез, Билл надрывисто продолжал говорить, — к нему пришел какой-то парень… пока я спал... и он целовался с ним… думая, что я сплю… — Вот мразь, — сквозь зубы выплюнул я, гладя его по голове. Я продолжал гладить его, успокаивая и прекрасно зная, что сейчас чувствует близнец. Я был в его шкуре. Я знал, каково это… — Том, она тебе изменяет… — Что? Я посмотрел на Георга, как на умалишенного. Не веря своим ушам. — Она тебе изменяет. Я узнал совсем недавно… Звенящая тишина повисла в гримерке, где мы были одни. — Чувак, извини… Это пиздец, конечно, — было видно, что эти слова давались ему тяжело. Листинг делал большие паузы, с трудом произнося каждую фразу. — Но думаю, я должен тебе сказать… — басист шумно выдохнул. — Я видел ее с другим пару дней назад. В баре… Я замер. Сердце пропустило пару ударов и забилось с удвоенной скоростью. — Это не мог быть просто знакомый… Они…как бы… целовались, — он с трудом подбирал слова, продолжая сбрасывать на меня новые информационные бомбы. Ноги стали ватными. Захотелось сесть. Но я не шелохнулся. Коченея от «новой реальности». — Кто он? — во рту пересохло, и голос прозвучал неестественно грубо. — Не знаю. Не успел рассмотреть, — он опустился на диван, потирая лицо руками и пребывая в легком шоке от того, что все же отважился мне все рассказать. — Том… Прости. Не знаю, стоило ли тебе рассказывать. Я просто поставил себя на твое место и решил, что я хотел бы знать… — начал оправдываться Георг, с осторожностью смотря на меня в ожидании реакции. — Ты все сделал правильно, — сухо ответил я, чувствуя, как каждая клетка моего тела наполняется жгучей ненавистью к предательнице. Pov Вики Темная комната. Мы вдвоем. Только я и Том, сидящий в мягком кресле напротив. Растянутая майка обнажает его рельефные бицепсы. Он запускает руки в свои волосы, от чего мышцы на руках напрягаются еще сильнее. Я стою напротив и завороженно любуюсь им. Пока он не поднимает на меня свой взгляд. Холодный. Равнодушный. Оценивающий. Его темно-карие глаза сталкиваются с моими, и я хочу убежать, но не могу даже пошевелиться. И продолжаю стоять под его тяжелым обжигающим взглядом. Словно прочитав мои мысли, его лицо вытягивается в искреннем удивлении, и он произносит: — Ты действительно думаешь, что достаточно хороша для меня? Достаточно интересная личность, чтобы быть рядом со мной? Глубокие карие глаза с вызовом смотрят на меня, и губы растягиваются в надменной усмешке. Я чувствую себя ничтожеством. Он откровенно смеется надо мной. Темная комната плывет перед глазами. Я падаю в темноту, вздрагиваю и просыпаюсь. Стрелки часов на стене показывают 13.30. Мелкий дождь рисует каплями узоры на стекле. Тяжелые серые тучи за окном полностью заволокли небо, отчего комната до сих пор погружена в полумрак. Вдалеке слышатся раскаты грома. Противное мерзкое чувство сковывает тело. Я через силу шевелю руками, будто налитыми свинцом. Еще раз обвожу взглядом спальню, убеждая себя, что это уже не сон, и, подтянувшись, сажусь на кровати. Второй раз за всю жизнь мне действительно приснился Том… Сидя за кухонным столом, я гипнотизировала взглядом телевизор, размешивая сахар в чашке с дешевым кофе. Чернильно-серые тучи за окном сгустились над городом еще сильнее. Послышался новый раскат грома, и мелкий дождик в считанные секунды превратился в настоящий ливень, громко застучав по карнизу. На экране телевизора шла воскресная кулинарная передача, в которой позитивные ведущие воодушевленно готовили, болтая о всякой чепухе. Но их радостное настроение никак не передавалось мне. Не заряжало позитивом. На душе было паршиво, словно меня измазали в грязи. Я всеми силами старалась отвлечься, но картинки из сна навязчиво атаковывали голову. Мысли о том, что я могу быть недостойна, недостаточно хороша — убивали мое самолюбие. Мне было стыдно, словно я не имела даже права мечтать об этом. Мечтать о нем. О том, что могу быть любимой кем-то вроде него. В памяти снова всплыл холодный взгляд Тома и его надменная усмешка. Я поморщилась, отгоняя новую волну воспоминаний. «Нужно позавтракать. Просто что-нибудь съесть», — думала я, пытаясь отвлечься. Обведя взглядом кухню, мои глаза наткнулись на пачку овсянки, стоящую у плиты. И я снова поморщилась. Каши не хотелось. Совсем. «Достаточно того, что я ем ее шесть дней в неделю», — оправдала себя я, делая глоток горячего кофе. В очередной раз почувствовав вкус горького напитка, которому явно не хватало сахара, на меня снизошло озарение. «Чизкейк!» — я радостно подпрыгнула на стуле и тут же направилась к холодильнику, извлекая десерт. Фрэнки был прав. Нет ничего лучше, чем не спеша позавтракать чем-нибудь вкусненьким в выходной день. Отломив чайной ложкой небольшой кусочек, я тут же отправила его в рот, чувствуя божественный вкус и запивая кофе, который тут же стал не таким уж и плохим. Мысли сами собой унесли меня к Фрэнки. Эту случайная встреча на той злополучной вечеринке, неожиданное знакомство с Тимо, вскрывшее интересные детали о жизни Фрэнки, — все это казалось какой-то компенсацией за перенесенное разочарование. Словно жизнь сама хотела отвлечь меня. Я не знала, как реагировать и относиться к всплывшим подробностям о прошлом Фрэнки, которые он не спешил мне рассказывать. Хотя какой здравый человек начнет говорить о подобных вещах на первом свидании? Я не знала, насколько он был знаменит когда-то и как долго. Как удалось выяснить из старых статей, если вообще можно доверять желтой прессе, то даже когда их группа находилась на гребне волны, они так и не смогли прочувствовать успех в полной мере, заключив с продюсерами крайне невыгодный контракт. Они все время много работали и практически ничего не зарабатывали. Правда это или нет — мне только предстояло узнать. Знаменит ли он сейчас, насколько успешен и богат — мне тоже было неизвестно. Он так и оставался для меня просто приятным парнем с каким-то темным музыкальным прошлым, который когда-то давно был популярен. Единственное, в чем я была уверена, так это в том, что мне доставляло истинное удовольствие проводить время в его компании. Он был обаятелен. Галантен. Заботлив. Открыт и дружелюбен. От него веяло теплом и спокойствием. С ним было так легко… А это дорого стоит. Плюс не стоило отрицать, что он довольно хорош собой. И между нами определенно появилось какое-то притяжение… От воспоминаний о вчерашнем поцелуе приятно потеплело в груди, выгоняя прочь из головы плохие мысли. Что я теряю? Его общество мне приятно... Его, по непонятным причинам, влечет ко мне... И я должна находиться в Германии еще полгода… Может, настало время перестать мечтать и просто начать жить? В свое удовольствие. Жить здесь и сейчас. И посмотреть, что из этого выйдет? Ведь сколько бы я не строила планы, пытаясь держать все под жестким контролем и избегать ошибок, которые могли помешать сбыться моей мечте, — из этого так ничего хорошего и не вышло. Я просто превратила свою жизнь в череду упущенных возможностей. Так может стоит дать шанс этому странному приятному парню с темной историей давнего успеха? И пусть он станет моим лекарством от депрессии. — Кто проснулся… — весело протянула Моника, выходя из своей спальни и выдергивая меня из мыслей. — Привет, — я отправила в рот очередной кусок чизкейка, наслаждаясь тем, как он тает во рту. — Смею предположить, что свидание прошло удачно. Слышала, ты пришла только под утро, — поигрывая бровями, она прошла мимо меня к холодильнику. — Это не то, о чем ты могла подумать… — ответила я, улыбнувшись. — Да, мы хорошо провели время, а потом потребовалось заехать к его другу… — Значит, у него все же есть друг? — хитро улыбнувшись, прервала меня Моника. — Мооон, — протянула я, рассмеявшись, — я должна вначале узнать, не топит ли он маленьких беззащитных котиков по ночам, а уж потом знакомить вас! Девушка рассмеялась в ответ. — Будешь чизкейк? Он вкусный, — предложила я, пододвигая к ней картонную коробку. — Конечно, — она радостно закивала.       Вечер быстро опустился на город, из-за серых нависающих туч стемнело еще раньше обычного. За окном вовсю разошелся дождь, громко барабаня по подоконнику. Весь день я занималась только тем, что пила чай и вбивала название их группы в поисковике, снова и снова убеждаясь в том, что это точно они. Мне удалось выяснить, что Фрэнки из очень хорошей дружной семьи. Что его детство и юность прошли в достатке, и его семья никогда и ни в чем не нуждалась. Что он очень любил ходить в школу и был даже старостой. В отличие от Тимо, жизнь которого была просто полной противоположностью — вечное одиночество, непонимание сверстников, вечно работающая одинокая мать. Я не знала, насколько могу доверять этой информации, но решила, что эти знания мне точно не повредят. Чем больше времени показывали стрелки на часах, тем больше я задавалась вопросом, куда подевался Фрэнки. Вчерашний вечер закончился довольно однозначно, но его молчание заставляло меня нервничать. Хотя я изо всех сил старалась не подавать виду и отгонять прочь дурные мысли. Пытаясь отвлечься и хоть как-то убить время, я открыла инстаграм, по привычке залезла в общую ленту, на автомате нажала поиск и тут же наткнулась глазами на последний запрос. На белоснежном экране светилась яркая аватарка и подпись «Bill Kaulitz». Сердце ухнуло в пятки. «Сегодня вечером у них концерт» — некстати, всплыло в памяти. Конечно, у меня не было на него билета. Я же всегда считала себя выше этого. Выше того, чтобы скакать у сцены, как мартышка. Я же думала, что стоит ему меня увидеть, и он тут же влюбится… Противная паутина отвращения к самой себе окутала грудную клетку. Я поморщилась, словно увидела нечто омерзительное, и судорожно закрыла приложение, лишь бы скорее перестать видеть лицо его близнеца. Отложив телефон в сторону, который в миг стал грязным напоминанием о моем инфантильном поведении и глупых мечтах, я продолжала сверлить взглядом мобильник, размышляя, как перебороть эту нелепую ассоциацию. Телефон резко зазвонил, высвечивая на экране номер, который мне уже был знаком. — Привет, — по ту сторону трубки раздался бархатистый голос. — Привет, — на моих губах неожиданно расползлась легкая улыбка. — Как твои дела? — Не плохо. А как твои? — Хорошо, — я чувствовала, что он тоже улыбается. — Не против, если я заеду за тобой? Покатаемся по городу в такую непогоду. — Хорошо… Мне нравилось во Фрэнки, что он всегда обозначал место и формат свидания. Так что мне не приходилось каждый раз ломать голову над тем, что одеть, боясь оказаться чересчур расфуфыренной или, наоборот, недостаточно прилично одетой. Вот и сейчас, я точно знала, чем мы займемся. Поэтому не стала особо прихорашиваться — натянув на себя джинсы с толстовкой и кожаную куртку сверху, я немного подкрасилась и, уложив волосы, вскоре была готова. — Кто-то опять линяет из дома, — игриво протянула Моника, когда я зашнуровывала кеды в прихожей. — Ага, думаю, я ненадолго… — Мы взрослые люди, тебе не нужно оправдываться, — она подмигнула мне. — Я даже рада, что у тебя что-то намечается. — Спасибо. Я была благодарна ей за такую позицию. Меньше всего мне хотелось, чтобы кто-то читал мне нотации об отношениях. — Но как только узнаешь, что его друг не топит котят, сразу сообщи мне, — со смехом в голосе добавила она, скрываясь на кухне. — Хорошо, — ответила я с улыбкой, прежде чем покинуть квартиру. Проливной дождь лил как из ведра, делая воздух свежим и прохладным. Выйдя из подъезда, мне пришлось остановиться под козырьком и осмотреться. Черный мерседес, припаркованный в паре метров от дома, сверкнул в темноте ночи яркими фарами. Я слегка кивнула и поспешила к нему. Мне пришлось совсем немного пробежаться под дождем, прежде чем я оказалась в теплом салоне автомобиля. — Привет! Прости, не смог встать ближе… — произнес Фрэнки, едва я опустилась на пассажирское сиденье. — Все в порядке, — я улыбнулась, заправляя выбившуюся прядку за ухо. Повисла небольшая пауза. Тишину в салоне заполнял только шум дождя, барабанящий по крыше, и шуршание дворников, скользящих по лобовому стеклу. Пронзительные голубые глаза с интересом блуждали по моему лицу, разглядывая меня и заставляя смущаться. Я изо всех сил старалась выдержать этот взгляд и не раскраснеться. Поэтому тоже рассматривала Фрэнки, отмечая, что сегодня он одел черную кожаную куртку и темно-синие джинсы. — Ах, да, это тебе… — произнес брюнет, опомнившись. Он дотянулся до заднего сиденья и, достав небольшой букет белых кустовых розочек, протянул мне. — Надеюсь, понравится… — Спасибо, — ответила я, принимая подарок и вдыхая аромат цветов. — Они чудесны. На его губах тут же расползлась довольная улыбка. — Прокатимся? — предложил он, поворачивая ключ зажигания и снимая машину с паркинга. Я коротко кивнула, и мы выехали на дорогу. На ночных улицах было темно, и желтые фонари вдоль дороги, подсвечивая наш путь, создавали особую волшебную атмосферу. За окном быстро сменялись дома, деревья и автобусные остановки. Темно-серый влажный асфальт исчезал под колесами автомобиля, унося нас в неизвестном направлении. Я снова и снова подносила букет к лицу, вдыхая его аромат, заодно пытаясь обуздать желание откровенно рассматривать Фрэнки. — Как прошел твой день? — я нарушила тишину в салоне. — Проспал полдня, а потом работал, — ответил брюнет, на пару секунд оторвав взгляд от дороги и коротко посмотрев на меня. — Я думала, у тебя сегодня выходной, — произнесла я, искоса изучая его взглядом. — Был, но планы резко изменились. Пришлось поработать, — ответил он, немного нахмурив брови, будто мы затронули какую-то неприятную тему. — Тут неподалеку есть передвижной вагончик с кофе. Предлагаю заехать и купить, потом можем посидеть в машине. Ты согласна? — Да, конечно. Я была рада, что он не передумал и не потащил меня в очередное общественное место. Нет ничего лучше, чем спокойно посидеть в машине под дождем, с горячим стаканчиком вкусного кофе в руке. Наедине. Идеальная атмосфера, чтобы понять, насколько нам уютно друг с другом. Такие свидания всегда оборачиваются либо найденной родственной душой, либо грандиозным провалом. Хотя я догадывалась, что причины, по которым Фрэнки выбрал свидание в такой атмосфере, были гораздо глубже. Через пару минут он уже припарковал машину на небольшой открытой площадке. — Ты не голодна? Могу захватить пару круассанов… — Все в порядке, — я прервала его, слегка улыбнувшись, — кофе будет достаточно. — Хорошо, — он улыбнулся в ответ и вышел из машины под проливной дождь. Я видела, как Фрэнки добежал до светящегося на темной пустынной улице вагончика, как встал под небольшой навес и начал делать заказ. Я прекрасно понимала, почему он не спешит мне рассказывать о своей работе и прошлом. Нормальные люди не козыряют такими вещами при первой встрече. Но теперь, на втором свидании, это было уже уместно. И я, немного волнуясь, ждала, откроет ли он мне «свою тайну». Может, это и глупо, но я считала, что эта ситуация поможет мне понять, насколько он открытый человек и можно ли ему доверять. Фрэнки принял два больших бумажных стаканчика, протянутых ему через окно, и поспешил обратно к машине. Перегнувшись через коробку передач, я открыла ему дверь, помогая быстрее оказаться в теплом салоне. — А там не так уж и тепло! — произнес он, садясь в машину и впуская прохладный свежий воздух вместе с собой. Он протянул мне стаканчик с кофе и поспешно захлопнул дверь. Его куртка покрылась россыпью мелких капель и теперь переливалась при свете фонаря, стоящего поблизости. — Предлагаю посидеть здесь… — предложил брюнет, переключая обогрев салона на следующий уровень, и теплый воздух тут же подул с удвоенной силой. — Хорошо, — согласилась я, откладывая букет на приборную панель и садясь к нему полубоком, чтобы было удобнее общаться. Фрэнки тоже немного развернулся в мою сторону и, проведя рукой по влажным волосам, небрежно откинув их назад, сделал большой глоток кофе. Я поняла, что откровенно засматриваюсь на него, и, поспешно отведя глаза, тоже сделала глоток. — Из-за тумана не видно, но в ясную погоду отсюда открывается сногсшибательный вид на город… — продолжил он, ничего не заметив. Я перевела взгляд вдаль, усиленно вглядываясь в темноту ночи сквозь лобовое стекло, но не видела абсолютно ничего. Зато буквально кожей чувствовала, как Фрэнки скользит по мне взглядом. — Ничего страшного. Здесь все равно хорошо, — я снова сделала глоток кофе, стараясь скрыть смущение и до ужаса боясь раскраснеться, столкнувшись с его пронзительными голубыми глазами. — Эй… — дотянувшись, он притронулся к моей руке, — все в порядке? — Да, конечно, — мне пришлось оторвать взгляд от внимательного изучения горизонта и все же посмотреть на него. На лице брюнета сияла широкая белоснежная улыбка, а бездонные голубые глаза по-доброму смотрели на меня, излучая тепло. — Ты расскажешь мне о себе? — я отважилась задать вопрос прямо в лоб, заодно сменив тему. — Я практически ничего не знаю. — Конечно, расскажу, — он отпустил мою руку и сделал очередной глоток. — Что ты хочешь узнать? — Не знаю. Все что угодно, — я сжимала обжигающе горячий стаканчик, грея об него руки и заодно подбираясь к пикантной теме, — о тебе, твоей семье. Есть ли у тебя братья и сестры? Всегда ли ты жил в этом городе? Чем увлекаешься? Кем работаешь?.. — Хорошо, — он сделал большой вдох, словно готовясь к длинной речи, и, едва заметно улыбнувшись, продолжил: — я вырос в небольшом городе, неподалеку от Штутгарта. В хорошей дружной семье, родители до сих пор вместе. У меня есть старшая сестра. У нас довольно близкие и доверительные отношения. В девятнадцать лет я переехал в Гамбург, потом еще жил в нескольких городах. В итоге осел в Берлине. — Здорово, а чем занимаешься? — пытаясь, наконец, получить долгожданный ответ на свой вопрос, снова спросила я. Он едва заметно напрягся и произнес: — Я музыкант. — Ого, — стараясь придать своему голосу удивленный тон, протянула я и вскинула брови. — Играешь на чем-то или поешь? — Пою… — Круто, — я делала вид, что не замечаю, как его лицо становится все более мрачным. — Было бы здорово как-нибудь услышать твой голос… — добавила я, вспоминая его чарующий голос из сольного клипа, который вчера посмотрела. — Ты поешь в группе или сам по себе? — И так, и так… — неохотно отвечал он. — Раньше пел в группе, потом ушел в сольную карьеру… Теперь пытаюсь совмещать… Было так забавно наблюдать, как Фрэнки скромно рассказывает о своих заслугах. На его месте любой другой уже тыкал бы мне в нос своими наградами и послужным списком. Да, конечно, их группа никогда не была так популярна, как Tokio Hotel… Но все равно они были далеко не худшими. В свое время они точно имели успех и собирали концертные площадки. — По-моему, это круто! — решила подбодрить я его. — А в каких группах ты пел? — Да, в принципе, всего в одной… — еще более неохотно протянул он. — Как называлась? — Мы часто меняли названия… — брюнет замешкался, явно раздумывая, открывать мне правду или нет, и пару секунд подумав, все же произнес, — Nevada Tan, Panik… Что-нибудь слышала о них? — добавил он и его глаза тут же с любопытством и небольшим волнением впились в меня. — К сожалению, нет… — ровным голосом соврала я. Его лицо прояснилось, словно тяжелый груз только что упал с его плеч. — Мы были не особо популярны, — отмахнулся он, явно повеселев. Я сделала глоток немного остывшего кофе, давая ему время прийти в себя и параллельно раздумывая над тем, стоит ли сейчас спрашивать про Тимо. Но Фрэнки заговорил первым. — Кстати, Тимо, с которым ты познакомилась вчера, тоже был участником нашей группы. Мы приятели с тех давних времен. — Ммм, — протянула я, делая вид, что эта информация не играет никакой роли и совершенно мне безразлична. Но это было не так. Да, Фрэнки рассказал не все, свел большинство информации к общим фразам и не вдавался в подробности, но рассказал же. И меня это устраивало. — А афиша, которую вы вчера обсуждали, она для какого? Вы кого-то продюсируете? — Нет. Это наш проект, — он пожал плечами, — хотим попробовать дать второе дыхание группе. — Понятно, — я покачала головой. — Не думала, что музыканты могут быть такими… — Какими? — пронзительные голубые глаза с интересом уставились на меня, ожидая продолжения. — Заботливыми, галантными джентльменами… — проговорила я, набравшись смелости и посмотрев ему прямо в глаза. Его губы тронула легкая улыбка. — А я не думал, что бывают еще такие, как ты… — наш зрительный контакт затягивался, становясь неприлично долгим. И с каждой секундой я все глубже тонула в его бездонных голубых глазах. — Неизбалованные, добрые, настоящие, — продолжал он, подаваясь вперед и сокращая между нами расстояние. Я знала, что он собирается поцеловать меня, и была не против. Нас как магнитом тянуло друг к другу. Его голубые глаза гипнотизировали меня, от чего на него хотелось смотреть снова и снова. Это притяжение между нами было невозможно скрыть. Я не знала, что из этого в конечном итоге выйдет, но решила рискнуть. Мне надоело пытаться планировать всю свою жизнь, разрабатывая наполеоновские планы. Я решила впервые поддаться на волю чувствам. Жить здесь и сейчас. И просто получать удовольствие. Он мягко дотронулся до моего лица, слегка притягивая к себе. По телу пробежали мурашки, а в груди приятно защекотало. Расстояние между нами резко испарилось. Его губы мягко накрыли мои, словно боясь спугнуть. Но я и не думала сопротивляться, подаваясь на встречу и отвечая на поцелуй. Его нежность и доброта начинали покорять меня. Его рука скользнула на мою шею, притягивая меня еще ближе и углубляя поцелуй. Pov Том Первый концерт в Берлине уже отгремел. Не знаю, какой он был по счету за всю мою жизнь, но одно было неизменно — эта эйфория, которая каждый раз пробивала мое тело насквозь на протяжении шестидесяти минут. Нервный мандраж при выходе на сцену всегда сменялся на это ни на что не похожее чувство. Эта энергия. Этот зал, набитый зрителями, которые от начала и до конца жадно хватают глазами каждое твое движение и, казалось бы, высасывают из тебя всю энергию, но уже через пару минут выдают ее обратно, умноженную на тысячу раз. Это всегда незабываемо. И как бы я не ныл в узком кругу друзей, жалуясь на темные стороны известности. Как бы мне не приходилось скрывать свою личную жизнь. Как бы я не пытался спрятаться от навязчивых поклонников и вездесущих папарацци… Сцена уже давно стала моей единственной и безусловной любовью. Моим наркотиком. С которым уже никогда не получится завязать. И я готов был платить всем этим, лишь бы у меня была возможность раз за разом выходить на нее… Сегодня Билл пел как в последний раз. Он вкладывал всего себя в песни о лжи, лицемерии и изменах. Я знал, что сейчас его сердце разрывается от боли, и мне было искренне жаль его. Но, как это ни печально, грусть и разочарование делали из него отличного артиста. В эти моменты он становился лучшей версией себя. Покинув сцену, он был полностью выжат и опустошен. Едва мы скрылись от назойливых взглядов фанатов в тур-автобусе, как грустная и вымученная улыбка тут же исчезла с его лица. Радостные Георг и Густав, возбужденные после концерта, галдели, обсуждая, какой фильм посмотреть, изображая, что не замечают резких перемен в настроении Билла. На самом же деле я предупредил их, попросив не приставать к нему с расспросами, и они с пониманием согласились. Только Георг знал, что случилось на самом деле. Я рассказал ему, когда мы остались на пару минут одни перед концертом. Когда автобус тронулся, Билл устало опустился в кресло напротив меня. На пару секунд наши глаза встретились, я хотел подбодрить его взглядом, но он, словно не заметив этого, задумчиво и обреченно отвел глаза и уткнулся в окно, наблюдая, как медленно плывут дома вдоль дороги. Пристально наблюдая за ним, я пытался вспомнить, что еще чувствовал тогда, кроме обжигающей боли, заполняющей все внутренности. Воспоминания оживали в памяти, медленно заполняя голову и унося меня в прошлое. — КАК ТЫ МОГЛА?! — орал я, швыряя очередную ее любимую вазу в стену. Сжимаясь от страха, Рия рефлекторно прикрыла уши руками. Тонкий фарфор, звеня, разлетелся по комнате на сотни осколков. Я хотел уничтожить все, что ей дорого. Каждую вещь, что имела для нее хоть какую-то ценность. Чтобы она хоть немного почувствовала ту боль и ненависть, что сейчас раздирала меня изнутри. Мне хотелось придушить ее, размазать ее тупую голову по стенке, стереть ее в порошок. Сделать так, словно ее никогда и не было в моей жизни. Но я никогда не поднимал руку на женщин, поэтому продолжал заменять ее тупую голову другими предметами. И выпускал пар, разнося к чертям нашу комнату. Билл поначалу пытался меня остановить, но поняв масштаб трагедии, удалился, скрывшись за дверью своей комнаты, выжидая, когда буря стихнет. — Как ты могла?! — снова и снова повторял я, уже не надеясь услышать ответ. Ненависть бурлила во мне, готовая выплеснуться наружу. Не сдержавшись, я пересек комнату и схватил ее за предплечья, впечатывая в стену. Глаза Рии в ужасе распахнулись. Я вцепился в нее мертвой хваткой, с силой сжимая ее руки и тряся ее, словно это могло как-то помочь вытряхнуть всю дурь из ее башки. — Том, мне больно, — шептала она надрывающимся голосом. — А знаешь, как мне больно! — я с силой впечатал ее в стену, проорав ей эти слова прямо в лицо, борясь с диким желанием ударить ее. — Знаешь?! — со всей силы сжав ее плечи, я резко отпустил ее и отошел в другой конец комнаты, пытаясь не поддаться желанию. Она тихо заплакала. — Чего тебе не хватало?! Чего?! — продолжал орать я, срывая картины со стен и борясь с подступающими от бессилия слезами. — Чего? — надрывающимся голосом повторила она и тут же с горечью добавила: — Да всего! Я замер. Она впервые заговорила за весь вечер. — Тепла. Внимания. Разговоров, — по ее щекам катились слезы, но она продолжала. — Ты никогда не брал меня в свои туры. Официально не представлял на людях. Не делал заявлений. Даже о наших отношениях люди узнали только благодаря папарацци. Никто до сих пор не знает, что мы женаты! Есть только ты и Билл. И ваша проклятая группа. А я просто должна сидеть и ждать. Ждать, когда у тебя появится свободное время для меня. Мне это осточертело! — выпалив последнюю фразу, она смолкла. — Это не повод мне изменять, — ледяным голосом произнес я. — Ты могла просто уйти, если тебе что-то не нравилось. А ты предала меня… — Я не планировала. Все получилось само собой. Мы просто встретились, разговорились… — пробормотала она, продолжая оправдываться. — А потом ты просто трахалась с ним на протяжении месяца, пока мы дописывали новый альбом, — ядовитая горькая ухмылка расползлась на моих губах. — Мне надоело все время чего-то ждать! — с жаром начала она. — Я хотела жить и чувствовать! И быть любимой, — последнее слово она произнесла неуверенно и тут же сникла. — Стала? — я горько усмехнулся. Она ничего не ответила. — Выметайся из моего дома, — железным голосом произнес я, прожигая ее взглядом. — И забудь дорогу обратно, — добавил я, указывая на дверь. Замерев, она постояла еще пару секунд, после чего резко двинулась к двери, и, быстро миновав меня, вышла из комнаты. Прислонившись спиной к стене, я слышал, как в глубине дома раздаются ее удаляющиеся шаги по лестнице. Обессилено я стек вниз по стене и уселся на пол. Я слышал, как дверь в комнату Билла тихо отворилась, и через несколько секунд близнец появился в проеме моей комнаты. Видимо, он понял, что буря миновала. Он опасливо и взволновано посмотрел на меня, после чего обвел комнату взглядом и сдавленно выдохнул: — Ого. Я проследовал за его взглядом. Спальня превратилась в руины. И теперь больше напоминала поле боя после сражения или город, разрушенный торнадо. Но среди этого хаоса остались еще уцелевшие вещи, каждая из которых продолжала напоминать мне о ней. Хотелось собрать их все и сжечь. Уничтожить все. Чтобы не осталось ничего, что могло бы напоминать о моем иллюзорном счастье. Чтобы я смог пережить это, сделать вид, что ничего не было, и жить дальше. Не желая больше видеть руины, я закрыл лицо руками, дав волю эмоциям. Конечно, в итоге я ничего не сжег. Через пару недель мы просто переехали с Биллом в новый дом.       Мы приехали в гостиницу под утро. Устало разошлись по номерам, чтобы еще немного поспать и после подготовиться к следующему вечернему концерту. Валяясь среди вороха белоснежных мягких подушек, я лениво щелкал каналы, пытаясь найти хоть какую-нибудь вменяемую передачу в 5.30 утра. Мне нужно было еще хоть немного поспать, но сна не было ни в одном глазу. Телефон, лежащий неподалеку, пискнул, уведомляя о новом сообщении. Я нехотя дотянулся до него. На экране светилось сообщение от Дэвида: «Набери, как проснешься». Разговаривать ни с кем не хотелось, но опыт общения с Йостом подсказывал, что по пустякам он беспокоить не будет. Я разблокировал телефон и набрал его номер. Раздалась пара протяжных гудков, и комнату тут же прорезал его голос. — Том, ты сейчас где? — В номере. — Нужно поговорить. Срочно. Зайди ко мне, номер 435. Тон его голоса звучал немного напряженно и не предвещал ничего хорошего, заставляя меня тоже напрячься. — Хорошо, сейчас буду, — я сбросил вызов. Не откладывая дело в долгий ящик, я оделся и направился к нему. Миновав пару тихих длинных коридоров, уже через пару минут я постучал в дверь его номера. Раздались торопливые приближающиеся шаги, щелчок замка, и дверь открылась. — Заходи, — Дэвид отошел в сторону, пропуская меня внутрь. Я вошел и осмотрелся. Йост снова снял обычный президентский номер, хотя мог себе позволить люкс или даже пентхаус. Но он уже давно перестал разбрасываться деньгами, и это вызывало у меня отдельное уважение к нему. Несмотря на наступившее раннее утро, из-за грозовых туч за окном в комнате все еще царил полумрак. Единственным источником света служила большая напольная лампа, освещавшая все мягким желтоватым светом. Кровать Дэвида была заправлена, а это означало, что он еще не ложился. Он кивнул на кресло, предлагая сесть. — Дэвид, все в порядке? — спросил я, присаживаясь. Йост выглядел немного взволнованным, заставляя меня нервничать и судорожно перебирать в голове возможные причины его волнения. Вместо ответа он лишь шумно втянул носом воздух и округлил глаза. — Даже не знаю, как сказать, Том… — он поджал губы и протянул мне несколько листов бумаги, скрепленных степлером. — Это тебе знакомо? Я взял документ, пробежался глазами по заголовку, глянул на пару первых строк. В документе шла речь о продлении тура и нескольких изменениях в списке городов. — Вроде бы… — протянул я, небрежно пролистывая десять листов. — Кажется, Хоффман давал мне что-то подобное пару недель назад… — я оторвал взгляд от бумаги, непонимающе глядя на Йоста. — Том, — он сделал большую говорящую паузу, — ты это подписывал? — его серьезный тон отрезвлял, заставляя внутренности сжиматься. — Кажется, да… — Том, мне нужен точный ответ. Мне определенно начинал не нравиться этот разговор. Собранность и холодность Дэвида напрягала. Нахмурившись, я открыл последнюю страницу и придирчиво посмотрел на подпись с инициалами. Она принадлежала мне. — Да… — Прекрасно… — протянул Дэвид, обреченно выдохнув, и опустился на край кровати. — Ты говоришь, тебе дал его Хоффман? — Да… — неуверенно ответил я, вспоминая, как Питер подсунул мне эти бумаги между делом, когда мы пересеклись в студии. — Недели две назад, попросил подписать, сказав, что это о перестановке городов местами, изменении дат… Дэвид, что не так? — Прекрасно, просто прекрасно… — простонал он, запрокидывая голову и прикрывая глаза. Йост шумно втянув носом воздух, сделал глубокий вдох, а затем медленно выдохнул. Внутренности вновь сжались, а живот противно скрутило. Я нутром чувствовал, что сейчас он скажет что-то омерзительно плохое. — Том… — Дэвид открыл глаза и с жалостью посмотрел на меня. — Я сейчас разбирался с бумагами… В общем… Время словно остановилось. — Этот документ не только о перестановке городов и изменении дат концертов… Секунды медленно ползли, делая его речь больше похожей на издевку. — Здесь говорится еще и о том… Я напряженно буравил его взглядом в ожидании «приговора». — Что вы готовы отработать весь гастрольный тур за 5% от всей прибыли. Все остальное уходит продюсерскому центру. Внутри все перевернулось. — Чего? — протянул я, не веря своим ушам. Меня словно оглушили. — Том, я сам, мягко говоря, охренел… — пробормотал Дэвид, нервно потирая лоб, — собирался сейчас перечислить вам денег за вчерашнее выступление и не смог. В итоге стал разбираться и нашел это… — он потряс листами бумаги в воздухе. — Может, у вас с Питером был какой-то конфликт? Вы поссорились? — Нет, — я отрицательно покачал головой. Повисла пауза. — Нет, подожди… В смысле 5% от прибыли?! — до меня начал доходить смысл сказанного им. — В прямом, — выдохнул Дэвид, округляя глаза. — Каждому? — Нет. 5% делится между всеми участниками группы, — Йост покачал головой. — Это же чушь какая-то! — протянул я. — Том, я не имею к этому никакого отношения. Питер просто решил вас кинуть. Подсунул тебе бумаги. Просто воспользовался твоим доверием… — А если я пошлю его куда по дальше?! — начал возмущаться я, понимая положение дел и наглость поступка Хоффмана. — Ты не сможешь, — Йост отрицательно покачал головой, поджав губы. — В случае нарушения договора тебе придется покинуть группу. А если вы все захотите ее покинуть, то права на название принадлежит нам…