Двадцать один грамм

Слушая наше дыхание, Я слушаю наше дыхание. Я раньше и не думал, что у нас На двоих с тобой одно лишь дыхание. Дыхание. «Наутилус помпилиус»

POV Мо Гуань Шань Ночь. Почти непроглядная. Слуха едва касается рокот набегающих волн и их мягкий облизывающий шелест после столкновения с волнорезами. Тяжёлые, густые тучи мутно рассеивают блеклый лунный свет, который мне теперь не нужен. Кеды шаркают об сбитый асфальт причала, в кулак до нужной боли впивается натянутая и обмотанная вокруг ладони ржавая цепь. В голове приятная и ясная пустота. Правильная. Примерно сориентировался на местности и побрёл обратно к складу. И застав его пустующим, не удивился. Иногда я теряюсь во времени. Сколько провалялся в том доке, даже мысленно представить не могу. Час? Два? Пять лет? Мне смешно. И плохо и снова смешно. В затхлом помещении до сих пор воняет кровью и блевотиной. Беззастенчиво валяется бита… Машинально провёл руками по карманам, помнится, я убегал с пистолетом, но где-то чинно его проебал. Хотя он, например, пригодился бы больше чем эта цепочка… Я оглядел её. … Сука, как от сливного бачка, впрочем, для Тяня, в самый раз. Выйдя на воздух, спрыгнул на нижнюю набережную и зачерпнув холодной воды, умыл лицо. На губы и язык попадает вкус чужой крови. Меня передёрнуло от омерзения. Проделываю процедуру ещё несколько раз, пока не ощутил, что дышать стало легко и с кожи исчезло чувство стянутости. Прополоскал рот. Язык пиздецки ноет. Я его охуеть как прикусил. Вечно это неуместное самоистязание, как будто без него никак. Но иногда и правда никак… В отложенное сознание осторожно вплывает внешний мир. Шум моторных лодок, скрежет отдаленных погрузок и редкие голоса работников. Действия таблеток во всей красе. Хэ был прав, я на «системе». На самой жесткой, бескомпромиссной системе, которая держит у виска ствол, где шаг вправо или влево — путеводитель по вечному безумию. Телефон завибрировал и заткнулся. Три пропущенных от Шэ Ли и пятнадцать от Юи. Ну ещё бы. Я проебал смену. Но не это меня сейчас заботит, а если серьёзно — вообще не ебёт. У меня другая цель, и крайне паршиво, что без плана, но, я, блять, страшен своей импровизацией. Если брать в расчет нормальных людей, то по-хорошему, по пришествии времени, пусть и недолгого, хотя бы потраченного в пути, я должен был остыть. Плюс таблетки принял, но… Речь-то идёт об адекватных индивидах, а я к ним никак не отношусь. Под каким углом не смотри. С каждым шагом чувствую, как земля словно бы вспыхивает под ногами, и именно это заставляет ускорить шаг. Идти всё быстрее и быстрее, пока сам того не замечая, не срываюсь на бег. Долгие пять лет отпечатываются в грудине, а его месть за них, вдавливает эту горечь ещё сильнее. Во мне сейчас слишком живы новые-старые воспоминания. Как будто вчера, вот-вот, миг назад — — Мажешь, как девка, — издевательски посмеивается Хэ и ловким движением вдалбливает мяч в кольцо. Я недовольно утираю напульсником пот, заливший глаза. — Иди-ка ты нахуй, Хэ ебаный Тянь! Будешь пиздеть, из еды тебе достанется только мой постный хуй! — Ого, сразу десерты, — он ловит отскочивший мяч и кидает мне. — Накормлю, будь уверен! — прицельно бросаю в кольцо, но мяч ударяется об край и вновь проскакивает мимо цели, — да, блять! — Не блядь, а падшая женщина, — ухмыляется он и тянет меня за низ футболки. Я отпихиваю его руки, но Хэ, быстро пресекает мои попытки к сопротивлению и вжимает в сетку-ограждение. — Ты… Мне… Обещал… Десерт, — горячий шепот в ухо. — Сдавайся на волю победителя, Малыш Мо. Я смыкаю губы и отворачиваюсь, опрометчиво подставляя шею. Фаталити, сука! Горячий язык, вперемешку с жарким дыханием опаляет кожу. Он впивается мягкими губами и едва прикусывает, урча как огромный кот. — Хэ! — М? — не разжимая зубов. — Нас могут увидеть! — хотел сказать зло, но дыхание где-то пропало, когда его ладонь нагло и по-хозяйски легла на пах. — Ночь, мы одни. Не парься, — наконец-то выпустил из плена губ мою кожу. — Это не означает чт… — последняя фраза потонула в запальчивом поцелуе и я сдался на волю победителя… Не тысячу лет, не вчера — но это навечно во мне. Каждое касание, ласка, даже намеренная или нет боль — это всё остро живо. Но безвозвратно потеряно. Ненавижу тебя! Убью, конкретно за это и за всё остальное. Кто больше виноват — нет разницы, главное кто поставит точку. И будь уверен — это буду я! Добрался до подземки и успел заскочить в последнюю электричку. Пустой вагон качает, пытаясь убаюкать. Утрясти всю грязь и желчь, которые как под напором коллайдера мчат по венам. Откинул голову на спинку обшарпанного сидения, во всех красках представляя, как буду убивать Хэ. Я хочу абстрагироваться от него прошлого и нынешнего. Уговариваю себя, что это два разных человека. Того Тяня больше нет и прошлого Шаня тоже. Теперь только мы. Изверг и псих. Станция. Выход. И странный автопилот. Сейчас мне всё знакомо. Перекресток, дорога, магазин. Мы сотню раз проделывали этот путь, по коему я иду в полном одиночестве и с определённой целью. Будто призрак шагаю по местам минувшим. Не хватает только пепла в виде осадков и звука сирены, как в одном известном мертвом городе. Две разрозненные параллели слились в одну колею. Я встретился со своим прошлым и настоящим. И готов от этого шипеть, исходить гноем как черт в храме. А чувствую себя так, словно держу путь к Голгофе. И для меня это имеет не какой-нибудь иллюзорный смысл, а весьма определенный. Вот она. Дверь. Та самая. Мои личные врата в ад. Подношу кулак и сильно процарапываю цепью поверхность, прижимаясь лбом. Сколько всего случилось за ней… Криков. Скандалов. Драк. Любви… Я предаю. Я предан. Неспешно подношу кисть и стучу костяшками. Знаю, ОН здесь. Больше негде. Стучу громче. За дверью едва-едва слышится шум. Она рывком распахивается… — Я скучал, детка… — И я, — размахиваюсь и со всей силы, злости, горя и отчаяния, вмазываю в подбородок. Удачно. Хэ упал навзничь. Я не собираюсь упускать этот момент. Немедленно пересекаю порог и заваливаюсь на Тяня, перекручивая цепь в кулаке. Буквально уселся на него сверху, нанося один удар за другим. Его голову откидывает в разные стороны. Разбитый нос, окровавленное лицо и смех… Дикий. Ненормальный. Меня колотит. Безумно страшно. И за всё больно. И вместо того, чтобы остановиться, я с новыми силами кидаюсь на него. Истерия рвёт башню. В груди не просто пожар, а как будто извержение давно спящего вулкана. Я задыхаюсь, море крови… Представить себе не мог, что подобный акт долгожданного возмездия принесёт мне столько горя. Я словно в его лице уничтожаю всё ради чего жил. Дышал. Но нет времени сожалеть. Мной движет лишь фатальность. Последний шаг в пропасть уже сделан. Впереди только чернота. Испить её до дна. А потом и сдохнуть. Похуй. Не страшно. Мы давно за гранью. Осталось не много. Тянь не предпринимает ни одной попытки защититься, позволяя мне вершить самосуд. В очередной раз наказывая меня. И именно бездействием. Он знаток душевных увечий. А я… У меня просто нет сил. Не могу больше… Беззвучный вопль раздирает глотку. Ничего не хочется, будь ты проклят… Ничего… Цепь выскальзывает из руки, и я опустошенно наваливаюсь на него. Утыкаюсь лицом в горячую шею. Хэ дышит тяжело, его грудная клетка подрагивает в едва слышном смехе и кашле. Грубая ладонь ложится на мою макушку и мягко зарывается в волосы. Успокаивает, гладит… — Я ведь тебя убью… — шепчу. — Будто я против… Что я сделал… Сделаю. Ты ведь понимаешь. Ты понимаешь. Неожиданно Хэ врезает кулаком в моё ребро, и я, задыхаясь от боли, сваливаюсь с него. Ему хватает этой заминки, чтоб подмять меня под себя и улечься сверху. Я чувствую терпкий жар на щеках, сбивчивое дыхание и одуряющий запах крови. Тянь прикусывает мои губы и проталкивает язык, завладевая всем на свете. И вдруг что-то проскальзывает мне в горло. Спазматично сглатываю. — Чт… Что это? — Экстази, Малыш… — Блять!!! Лягаю его куда-то в живот и змеей выползаю из-под обмякшей туши. Тянь странным образом отключился, или словно даже уснул. Я, из-за ноющего ребра, на карачках пробираюсь в туалет. Откидываю сиденье унитаза и сую пальцы в рот. За всю жизнь столько не блевал как за этот день и потому, наверное, лимит исчерпан на годы вперед, к тому же если учесть, что я не жрал непонятно сколько времени, то и рвать меня попросту нечем. От одной таблетки особо не проблюёшься. Горло уже саднит от пальцев и покарябанного нёба, одни тягучие слюни и хриплый кашель… Только и всего. Должно быть, таблетка уже отправилась гулять по организму. Я откинулся на стенку и уперся лбом в согнутые колени. Да, похуй. Будто собирался жить долго и счастливо… Сползаю ниже и укладываюсь. Щека уместилась на мраморный пол. Уставился в одну точку и вновь потерялся во времени. Очень медленно, как оплавленный воск, сползают стены. Потом мелкими конфетти опадает потолок, укрывая меня колючим одеялом. Холодно. Снова холодно. Как будто снег идёт. Я нехотя открываю рот и выставляю ужасно болящий язык, пытаясь ловить снежинки. Но они… Они… Они… *** Комната плывёт мягкими цветными волнами, а в теле такая невесомость, словно внутри гелий, я, того и гляди, преодолею земное притяжение и взлечу к потолку. Вот зрелище-то будет! Заливаюсь от смеха. Живот скручивает спазмами, а я смеюсь и смеюсь, перекатываясь с одного бока на другой. Мне прекрасно! Я наконец-то счастлив! — Эй! Эй! — вспоминаю, что не один, и где-то поблизости мой самый люб… лютый враг. Но! И это ни капли не омрачает настроение, даже наоборот. Я хочу, чтобы он был здесь. — Ты гдеееее? Придурок?! Придуууурок? Пыхтя, упираюсь руками в пол, а потом ухватываюсь за косяк, свято веря, что именно он не даёт мне воспарить к потолку. Мне кажется, я целую вечность пробираюсь в коридор. Пол какой-то вязкий, и я проваливаюсь в него как в желе. Мягкое. Я, кстати, умею такое готовить. Только вот этому козлу оно не понравилось. Тоже мне гурман! Хотя теперь, раз его пол — желе, это нормально. Отличная месть. Я бы попробовал его на вкус, но язык всё ещё болит. Но как только заживёт… Вот тогда… Тогда… А что тогда? Сел. Оказывается я уже в коридоре. Рядом с Тянем. А он до сих пор лежит с закрытыми глазами. — Эй, — пихаю его в плечо, — чего разлёгся? Или ты опять мстишь? Слушай, я, конечно, не враг сам себе, но тебе не кажется, что это не эффкк… не эфф… Чёрт… Не эффективно! Хэ не шевелится. — Я перед кем тут распинаюсь?! Наваливаюсь на его плечи и ухватываю за окровавленный подбородок. Мотаю в разные стороны. Ноль реакции. И тут впервые закралось беспокойство. — Тянь! — даю легкую, но звонкую пощечину. — Сука, Хэ! — вторую. Не реагирует. Миг растянулся в вечность, когда я заторможено склонился к его носу, ясно понимая только одно: эта секунда решает всё. Либо мы дышим вместе, либо оба нет. …Прерывистое. Едва уловимое… И я выдыхаю. Только сейчас почувствовал, что сердце колотится как бешенное от того, что я мог не дождаться заветного отклика. Что вдруг всё могло оборваться здесь, на грязном полу. В крови и предательстве. — Пиздец, я тебя… ненавижу. Приподнимаюсь на дрожащих руках и пялюсь в его бледное лицо. Потом открываю веко. Как я и полагал. Огромный зрачок. Передоз. Он дал мне одну таблетку экстази, а сам сколько успел сожрать?! — Ты конченый долбаеб! Непослушными руками шарю по карманам. Телефон. Где сраный телефон?! Я его либо выронил, либо меня элементарно таращит и злоебучий смартфон не найду даже если он перед носом лежать будет. К тому же «накрыть» меня может в любую минуту и тогда мы оба тут подохнем! — Ну как сценарий?! Нравится тебе, сука! Блять! Поднимаюсь на ноги с превеликим трудом. Меня мотает как пьяного, угробившего свой мозжечок. Обезумевшее из-за химикатов тело совсем не слушается и меня как специально заносит на каждом шагу. Я усердно и сосредоточенно попёрся обратно в ванную комнату. Никак не могу отодвинуть двери душевой кабины и тогда решаю их просто выбить. Да. Ага. Просто… Промахиваюсь, падаю. Встаю. Падаю. Это бесконечно. Как в немой комедии Чарли Чаплина. Одно дурацкое падение за другим, и я как будто уже слышу закадровый смех… Это пиздец. Через долгие изматывающие минуты мои мучения всё же принесли плоды. Одну створу я и правда выбил, вторую отодвинул. Крутанул смеситель и включил ледяную воду. Понятия не имею, что делаю, но бездействие точно не поможет. Либо оба, либо никак, да? А теперь самое трудное. Приволочь Тяня. Я-то сам кое-как добрался, а с ним наперевес как?! Пол под ногами накренился, и я снова грохнулся. Блять… Да когда же это кончится? Медленно, осторожно поднимаюсь. И иду. Иду. Как же тяжело… Хэ Тянь так и не пришёл в себя. Страх добавил сил. Хлестанул упругими вожжами по непослушному организму, немного приводя в чувство. — Я справлюсь, слышишь, ты?! Мать твою… А дальше открылся круг ада. Я не знаю, сколько раз мы упали, поднялись, вернее, я его поднимал. Волок, тащил, почти зубами. Всё время обо что-то запинался. Не хочется верить, но я точно знаю, что это мой развязавшийся пупок… В финале многострадального улиточного марафона, я усадил Хэ в проклятую кабину и сам, едва не выплевывая легкие, навалился на него. Зарылся носом в чёрную макушку и просто дышал, дышал и не мог надышаться. Воздухом и им. Знаю, что слабость. Прекрасно знаю. И да. Я по-прежнему ненавижу… Ноги немеют от холодной воды. Из крана хлещет почти как из чёртового водопада. Но нужны более радикальные меры. Дотянулся до шланга и дёрнул его вниз. Переключил режим и на нас тут же хлынул напор «жидкого азота». Я потеряно задохнулся и, хватая ртом воздух, направил струю на Хэ. В лицо. На голову. Грудь. Вода стала окрашиваться в алый, смывая засохшую кровь. И это единственное, что происходило. Тянь до сих пор не подавал признаков жизни. — Ну же! — зарычал я, — открывай свои блядские глаза! И снова время издевательски потянулось, застревая в своих неведомых червоточинах. Оно понятия не имеет, что такое ожидание на грани истерики. Потому что кажется что всё… Всё было зря… — Выключи свет… — хриплый тихий голос. Я дёрнулся как от выстрела, сердце застряло где-то в горле, продолжая молотиться как сумасшедшее, но теперь от всепоглощающего осознания, что очнулся. Очнулся… И я живу. Только сейчас понял. Что всё ещё жив. — То есть вода не мешает? — лью прямо на макушку. — Мешает. Хватит. Послушно выключаю и смотрю на него. Тянь щурит глаза, привыкая к свету и болезненно морщится. Рожа в ссадинах. — Нахуя? — слизывает каплю с губы. — Чтобы ты от передоза не подох, придурок. — Не подох бы. Не впервой. — Гордишься этим, что ли? — снова включаю воду и направляю на него. Тянь, для едва не «отъехавшего» на тот свет, оказался весьма проворен, или, возможно, это я слишком заторможен… Хэ отобрал у меня шланг, ловко перекрутил им моё горло и мстительно поднял душку вверх. Вода фонтаном полилась на голову и за шиворот. Казалось, замерзнуть ещё сильней невозможно, но моё тело побило рекордный минус, коченея, как ледяное изваяние. Я не могу даже натяжение ослабить — пальцы заиндевели. — Не затевай войны, если шансов ноль, — посмеиваясь, прохрипел он, а потом внезапно смилостивился и выпустил хромированную удавку. Шея в мгновения ока освободилась от оков и я, вздохнув, без сил, повалился на удерживающие руки. Мы как два айсберга. От него нет тепла, а от меня и подавно. Вечная мерзлота. Тянь выключил воду. И наступила тишина, разрывающаяся нашим общим тяжёлым дыханием. Говорить совсем не хочется, да и что-то делать. Только попытаться наконец-то перевести дух от этого безумного марафона. Жизнь просто сюр. Скажи мне кто-нибудь пару часов назад, что я буду вместе с Хэ лежать в душевой кабине, с уверенностью бы ответил, что не настолько сумасшедший. Вот прям точно. Но, видимо, точность — не мой конёк. Глаза слипаются от усталости и холода. Так, наверно, умирают от обморожения и тупости. Особенно от тупости. Потому что мне не до всякой хуйни с разборками и выяснениями отношений. Это бабский удел, а я обычный мудак. Мне не нужны слова. Мне нужен сон. В лет пятьдесят с перерывом на поссать и баоцзы. Сердце Тяня бьётся ровно, глухо, отдаваясь в моей грудине и это действует как самое лучшее седативное. Мне бы такую терапию лет пять назад, но кто знал? И, да, я его ненавижу… Ладони Хэ сжали края моей футболки, а после пальцы скользнули под мокрый материал, приходясь по ребрам и спине. Терпеливые поглаживания от шейных позвонков, лопаток, пояснице и снова вверх. Я выдыхаю. Касания разогревающие, не ласковые и нежные, а скорее твердые, грубые, без оттенка тепла. Но кровь разгоняют на ура. Расслабляя затёкшие мышцы. К пальцам добавляются ногти, и становится обжигающе горячо. Болезненно-приятно. Виной моей неверной реакции стала его таблетка. Ведь иначе я бы… Я бы точно… Опять это «точно». Пальцы смыкаются на шее сзади, медленно кочуют к затылку и вцепляясь в волосы, поднимают мою голову с удобного плеча. Я заставляю себя открыть глаза. Он очень близко. Во взгляде теплится что-то очень нехорошее. Выжидающее. — Что? — севшим голосом спросил я. — Загадай желание. — И ты исполнишь? — Любое. — Зачем? — Не зачем, а взамен, — зло шипит он. И тут я соображаю, что-то, что упирается мне в бедро вовсе не душка от шланга. Я пытаюсь встрепенуться, но Тянь удерживает меня на месте. — Давай. — Отпусти! — Следующее… — Мне ничего не нужно! — Тогда благотворительность, Мо, — Хэ хватает меня за горло и рывком дёргает к себе. Наши губы в миллиметре друг от друга. Я ощущаю его дыхание, мнимое тепло и очевидную похоть. Секунда до касания. Но он не приближается. Лишь облизнулся, и я автоматически повторил это движение. Между нами безумное напряжение и колоссальная злость. Никто не делает первого шага. Мы зависли в неопределенности и упиваемся ей. И уже нет холода. Лишь томление. На межклеточном уровне. Как с разнополярными магнитами. Ненавистное болезненное притяжение, которое не забылось ни тогда, ни сейчас. — И что теперь? — шепчу. — А теперь ты мой, — выдыхает он и проводит языком по моей нижней губе. — Хуй тебе… Хэ фыркает от смеха и одним властным движением втягивает ртом мои губы. И долгожданный взрыв. Я вцепляюсь в его шею и сильнее наваливаюсь, углубляя жадный поцелуй. Сходит с ума пульс, и вся координация летит к чертям, когда настолько бешено и бескомпромиссно. Завладевая друг другом, почти кусаясь, вымещая, истязая. Все уходит на второй план. Боль когда-то полученная, обиды взаимообщие, и прочее, что может помешать хоть на миг разорвать поцелуй. Эту несносную еблю одними губами. Я помню предыдущие ночи с ним. Теперь очень чётко и эти воспоминания как изощренный фильм для взрослых воспроизводятся в голове, будоража нервные окончания, распаляя предвкушения до предельной точки кипения. Когда холод не важен, неудобное положение — похер, только то, что происходит сейчас и будет после. Хэ отстраняется и нетерпеливо стягивает с меня футболку, хватает за бедра, вынуждая приподняться и встать на колени, а потом садистки-медленно проводит языком по пирсингу и соску. Горячий контраст по холодной коже, это как мокрыми пальцами по оголенным проводам — нестерпимые ощущения. И плохо и охуенно. А он продолжает увлеченно вылизывать понравившееся место, вбирая колечко вместе с соском в жаркий рот. Таким образом можно пытать. Правда, я не знаю кого. Королей или каторжников. — Блять… Хэ… Тянь вопросительно смотрит на меня опьяненными наркотой глазами. А мне нечего сказать, это эмоция, которую не выразишь буквами. — Пошли в более удобное место, — мы вместе тяжело поднимаемся, и вдруг Хэ хватается за меня для опоры. Очень удачный выбор… Кретин. Я, с посланной нахуй координацией, запинаюсь об бортик кабины и вцепляюсь в Тяня, который в свою очередь держится за меня. — Мо, бля! Поздно, тугодум. Я снова встретился с уже родным полом, но лишь боком, а Хэ оказался менее удачливым и приложился всей спиной. Удар глухой и приятно радующий слух. Злорадство во мне не знает границ. — Ну… Ты, блин… — морщится он и поворачивается ко мне. — Ты про это удобное место? Ну да, идти было не далеко. Зато падать высоко. Придурок. Тянь моргнул как-то по-совиному и вдруг ванная комната разразилась эхом его смеха. — Вообще я про кровать говорил, — всё ещё хохочет. — Не… Убьёмся нахуй. И вот мы уже ржём вместе. По-идиотски. Расслабленно и совсем как раньше. Мы, конечно, скоро придем в себя и опомнимся. Снова возненавидим друг друга, пытаясь уязвить посильнее. Но сейчас это просто отголосок далекого «вчера», где наш общий смех не был таким чуждым звуком. Кому наркота злейший враг, а нам минутный призрачный мостик в потерянное прошлое. — Давай ползком? — я больше не могу смеяться… — К утру доберёмся, — кивает Тянь и переворачивается на живот, громче заливаясь. — Тогда поторапливайся, — я взгромоздился на его спину. — Эй! — Я тебя сегодня по всей ванной тягал, так что теперь твоя очередь! — Так вот почему у меня все болит! И новый взрыв хохота, я буквально скатываюсь с него обратно на пол. Реальность кружится, мягко уплывая от сознания. Я совершенно ничего не понимаю. Но мне сейчас хорошо. Я счастлив. Хочу лишь продлить этот момент. — Нет, так не пойдет, — упрямо выдает Тянь, и я с завистью гляжу на то, как он поднимается. И почти уверенно держит вертикальное положение. — Ну? — подгоняет меня последовать своему примеру. — Мой организм сбросил заводские настройки. Я не могу. Иди без меня, — трагично протянул я. — Сука, Шань, — беззлобно фыркает Хэ, — без тебя это не имеет смысла, — тягает меня вверх. — Что значит, не имеет смысла? Ты только что оскорбил всех онанистов земли! — смеяться уже больно. Ну в самом деле… Что же со мной? — И хорошо, что я не из их числа! — ещё один рывок и я на своих двоих. Чудеса. Глянул на удобный пол. Хочется обратно, но опять-таки падать высоко. На сегодня достаточно. Под общий мат и смех мы наконец-то добрались до зала, а потом до кровати. И что характерно без травм и увечий. Ухнулись на огромную постель. — Выключи воду, — бубню в подушку, глаза слипаются. — Я выключил, — такой же сонный глухой ответ. — Но мне мокро и холодно. — Потому что ты мокрый и холодный… — Хм… Тянь… Тянь… Оборачиваюсь к нему. Но Хэ меня уже не слышит. Спит беспробудным сном. Подползаю ближе и устраиваюсь на тёплой, мерно поднимающейся груди. На двоих одно лишь дыхание… *** POV Хэ Тянь Вечер? Ночь? Утро? Что вчера было? И вчера ли? Сколько таблеток сожрал? Перед глазами до сих пор неясная пелена, а мозг никак не перезагрузится в реальность. В квартире неуютный полумрак. Солнце скрылось за горизонтом, оправляя свой померкший свет доживать последние минуты до темноты. Лениво ищу в кармане телефон, чтоб посмотреть сколько сейчас времени и на всякий случай проверить какой год, а то мало ли что… Надо завязывать с подобными практиками, а то и правда неровен час, что сдохну от подобной «радости». Сука, чё я мокрый такой?! В башке отрывками проносится: вода, душевая кабина, мокрый пол, громкий знакомый смех, вместе смеялись… Мо?! Какого хуя?! Меня срывает с кровати, но я тут же поскальзываюсь на чем-то вязком и едва не падаю, кое-как удерживая равновесие. Задираю ступню и смотрю во что вляпался. А она багряная от крови. Чужой крови. И в один миг я не дышу, вообще не существую, лишь как странный наблюдатель, обвожу квартиру сканирующим взглядом: На полу лужа крови, на стенах бурые разводы с размазанными отпечатками ладоней и… Кухонный разделочный нож, воткнутый в диван. Сердце сковывает ледяным ужасом. По рукам прошлась конвульсивная дрожь и передалась всему организму. В отчаянии мечу взглядом, одновременно боясь обнаружить и не найти. Шаня. Что он с собой сделал?! ЧТО?! Неведомая роковая ошибка тянет меня на дно. Я что-то упустил, грандиозно просчитался, и теперь очутился в ужасающем мире последствий. Предчувствие не то слово, когда везде кровь, боль не то чувство, когда вдруг начинаешь что-то понимать. Не до конца, потому что… Страшно. Я по кровавому следу иду в коридор, ноги подкашиваются с каждым шагом. Повсюду натыкаюсь на красный узор пальцев. Почти вижу, как он, шатаясь, удерживался обо все выступы, чтобы не упасть. Дверная ручка в крови. Хватаюсь за неё, проворачиваю, и выхожу к лифтам. На ладони горит его отпечаток. Ещё влажный, значит, он не успел уйти далеко! Я не верю в Бога, никогда не верил и, сука, в жизни не поверю, но пусть ОН поможет. Не мне… Мне не надо. Ему. Только ему. Босиком влетаю в лифт и впиваюсь взглядом в очередной след. Красным мазком по кнопке «roof». Сердце даже не бьётся, оно вырывается наружу, разнося по телу безмолвный ужас. Я обливаюсь холодным по́том, и меня как последнего нарка нервно дёргает каждые три секунды. Словно реанимация давно сдохшей души. Вдалбливаю кулаком в кнопку и башкой упираюсь в стенку, повторяя только одно: «не надо, не надо, не надо…» И нервы лопаются. Перекручиваются и снова лопаются. То, что я чувствую — не страх. Это нечто большее, это связано со мной физически. Как симбиозом. Уйдёт самое важное, следом и я. Без причин и телесного контакта. В один миг. Двери лифта открываются, и я иду или бегу, не понимаю, вижу лишь дверь на крышу и одним рывком распахиваю её. Тихо. Даже ветра нет. И почему-то пахнет сыростью. Воздух какой-то вязкий, зловещий. Стон вырывается из груди. Я не хочу видеть, что вижу. Не могу смотреть, хочется выть и орать, рвать на себе волосы и умыться кровавыми слезами. Стой. Стой. Стой. Мо с изрезанной грудью стоит на парапете. Смотрит вниз. Качается. — Шань… — прохрипел я. Он поворачивается, смотрит сквозь меня. Поднимает голову к небу и делает шаг назад… С крыши. Я не кричал. Я умер в эту же секунду. Безвозвратно. Навсегда. Ничего не вижу, не слышу. Только стремительное движение за ним. В ту же пустоту.