Двадцать один грамм

POV Мо Гуань Шань Как и сказал Хэ, никуда он уходить не собирался. Улёгся на мою кровать, недолго повозившись, оправляя съехавший матрас и простынь, а после уткнулся носом в подушку и засопел. Было ли ему дело, что это односпальная кровать и мне попросту некуда деться? А может, он хотел, чтобы я лёг на него сверху? Хуй разбери. Но мне не до сна. И ложиться к нему я точно не собирался. Определённо нет. Стою над изголовьем, как самый классический псих, просто пялюсь и всё. На плечи, руки, пальцы, длинные ноги и изгиб спины. А мысли хороводом: Что дальше? Что? «Ты и сам знаешь, что…» — глумливый голос в голове. Мой голос. «Посмотри на него… Ну посмотри получше. Ты его любишь, да? А ведь скоро убьешь… Убьешь…» Я шарахнулся в сторону, зажав руками уши, чтоб не слышать. Но это невозможно. Чёртов голос не заткнуть. Разве что во всю длину в ухо вонзить спицу. Туда, в первоисточник. В котором начал нарастать писк и треск как в испорченной аудиокассете. Внутри всё зудит, там, под черепной коробкой… Чешется, сука! Надо срочно. Срочно! А что… Надо? Прошибает ознобом и тягучей болью от виска к затылку и обратно. Словно пытка, месть самому себе за то, что не могу найти ответ на очевидный вопрос: Что я должен сделать?! Терпеть нет сил, голова трескается, крошится, словно выгоревшее полено, и распадается на сухие, горелые составляющие. На языке появляется отчетливый привкус сажи. Пепла… Чужеродный голос в голове орёт так, что ничего не разобрать. Громко, истошно, повторяет одно и то же. Я силюсь понять, пытаюсь, но это как в скрипе гвоздём по стеклу уловить фразу. Вопли рознятся, звуков всё больше. То разнобой, то почти унисон. Тягучий унисон, в котором начало прорисовываться одно слово. Потом чётче. Понятней. Оно одно. И оно… Отомстить?.. И всё резко прекращается. Я дышу глубоко, задыхаясь, боясь возвращения приступа. Отомстить. «Раз Хэ не нужно прощение, стоит хотя бы заставить его пожалеть за всю боль, что причинил, за издевательства, за нехватку воздуха» — вкрадчиво объясняется где-то рядом. И я киваю. Да. Это правильно. Отличная идея. Хорошая. Хорошая. Хорошая. Очень. Да. Хорошая. Хорошая… Всё понятно и просто. Легко и ясно. Осталось только найти… На кухне, возможно. Да, там есть. Запинаюсь об штаны, походил вокруг них, не зная, что предпринять. Потом дошло — надеть. Вышел из палаты и побрёл на кухню. Идти недалеко. *** — Эй, Шань, ты что тут делаешь? Я суетливо приподнялся, оглядываясь по сторонам. Сначала на разбудившего меня санитара, потом на потёртые временем стены. Коридор. Я лежу на кожаной банкетке. Совершенно ничего не соображая, уставился в раздраженное лицо Кима, обхватывая руками заиндевевшие от холода плечи. Спину ломит, а в голове полнейшая неразбериха. Но ответить что-то нужно, поэтому я каркнул первое, что пришло на вялосоображающий ум: — П-погулять вышел… — Сколько ты тут лежишь? Ты погляди на себя, Шань! — Ким взмахнул руками, — я немедленно сообщу доктору Джу об этом инциденте, а сейчас живо обратно! — Да… И-иду… Медленно спускаю окоченевшие ноги, с трудом их разгибаю и ставлю на паркетный дощатый пол. Организм, как и я в иррациональной прострации, словно в режиме стоп-кадра. Каждую секунду сбой и сдвиг. Ким не стал меня дожидаться. Помчался с «докладом» в кабинет доктора Джу. Как я здесь оказался? Почему нихера не помню?.. Закрываю лицо руками и дышу в онемелые пальцы. Начинаю считать: Один — вдох. Ночь. Коридор. Два — выдох. Стены, кафель. Три — вдох. Столовые приборы. Запах моющего средства. Четыре — выдох… Вспышки сюрреалистичной памяти резко подорвали меня с банкетки, и я, в ужасе запинаясь нога об ногу, шарахаюсь к стене, чудом не отбив затылок. Моё падение сопроводил мерзкий глухой стук. Прокатившись по полу, в метре от меня поблёскивал огромный кухонный нож. «Молодец» — услужливо. Довольно. *** Очень светло. Безумно ярко. Солнце вдруг «вспомнило», что оно главное светило, буквально распаляясь за то, что последнее время пребывало преимущественно за плотными дождевыми тучами. Моя палата пуста. Чисто убрана, даже кровать заботливо застелена. На проклятых тёплых лучах дрожат редкие пылинки, создавая обманчивый домашний уют. Убийственное сочетание в моей испещрённой безумием недожизни. Но сейчас не о ней. О чужой, более важной. И итог теплится в одном: «сделал или не сделал», «да…» или «нет…». Глаза щиплет от сдерживающих эмоций, тех, что секунду назад вопили быстрее перерезать себе глотку. Чтобы не узнать, не осознать, а подохнуть в неведении. За ширмой не увиденной, а следовательно, недоказанной вины. «Не сделал…» Истеричный вздох и откат безумной паники. Дрожа едва ли от холода, падаю на колени. Воображение до сих пор рисует страшные кляксы крови и отматывает время вперёд, накидывая чудовищные развилки моего возможного будущего. Если бы я всё-таки сделал… Отомстил. Вот так… Подползаю к кровати и сую нож под подушку. Глухие хрипы готовы вырваться в позорное рыдание. Горло скручивает и ломит, слюной наполняется рот, как у бешеного пса. Я вымотан. И изломан. Не могу больше. Не могу… Хватит. Ничего больше. Это была последняя капля. — Шань! Немедленно к доктору Джу! — кричит появившийся у двери Ким, — и оденься уже, чёрт тебя подери! *** — Что было ночью, Шань? — недовольно поджимая губы, интересуется Джу, буравя меня взглядом из-под очков, которые бликовали на солнце и имели эффект лупы, готовой меня спалить к ёбаной матери. А я и не против. — Всё пошло прахом. Всё… — Что ты имеешь в виду? И ещё потрудись-ка объяснить, что это такое с твоей шеей? Успел наладить личную жизнь? Тебе не кажется, что ты здесь слегка не за этим? Джу отличный специалист, но даже ему с высоты опыта и цинизма не удалось скрыть злость и негодование. — Я хочу, чтобы вы мне помогли. — Помощь нужно принимать. А ты, видимо, не умеешь этого делать. И тут два пути. Первый — в корне менять лечение, второй — расставить приоритеты. — Я расставил. — Когда успел? Когда ночью шарахался по больнице? Я тебе доверял… Но. Шань, на ошибках учимся. С сегодняшнего дня твоя «комната», — именно так он сказал, «комната», — будет запираться снаружи. И без обид. Я киваю. Так лучше. Безопаснее. Для всех. Джу приглаживает волосы и задумчиво смотрит на миниатюрную шахматную доску. Его небольшое хобби. Сколько помню данное место, и врача — эта его партия с самим собой бесконечна. Чешет подбородок, а потом возвращает взгляд на меня. — И какие же приоритеты ты расставил? — Это не то чтобы приоритеты, скорее важное решение. Вычеркнуть из своей жизни Хэ Тяня. — Разве ты этого не сделал пять лет назад? — задумчиво потирает острие ферзя, но слушает внимательно, анализирует. — Бессознательно, возможно… Но сейчас другое. Мы не можем быть вместе по объективным причинам. Вы знаете каким. — Твой диагноз? — скептично хмыкнул он и отнял руку от фигурки явно передумав делать ход, переключившись на меня, — Шань, Хэ Тянь — лживый, хитрый и жестокий манипулятор, он очень неудачная… партия для тебя. Но всё же хочу отметить, без особого удовольствия, разумеется, — он тебя любит. — А я его едва не убил, — на одном дыхании и с вернувшейся дрожью. — Что? — густые брови Джу взметнулись вверх. — Я нож на кухне взял и только чудом… — Постой, — перебил меня он, — какой нож, о чём ты? — Кухонный, он у меня под подушкой. — Шань, — твёрже, — ты не был на кухне. Просто физически бы туда не попал, минуя посты охраны. И тем более не вышел с ножом. — Но он у меня под подушкой! Я, конечно, не всё помню… Но он там! Пойдёмте, покажу, если не верите! — соскакиваю с кресла и шагаю к выходу. — Шань! — Я не успокоюсь, пока не докажу вам! Доктор Джу поправил очки, стукнул пальцами по столешнице, но всё же поднялся. — Хорошо. Идём. Мы вошли в мою палату, и я стремглав бросился к кровати, откидывая подушку в сторону. — Вот! А вы говор… — я поражённо замер, прикусив язык на полуслове. Пусто. Ничего. Джу поравнялся со мной, глядя сначала на пустой матрас, а потом на меня. — А теперь давай я тебе кое-что покажу. Мы под общее молчание вернулись в его кабинет. Я не знал, что и думать. Одно дело видеть галлюцинации в бреду, истерии и очередном срыве, и совсем другое вот так. Наяву. В нормальной реальности. И к тому же я не просто «видел», я осязал, держал в руках, как мне казалось… Значит, всё гораздо хуже, да? Болезнь прогрессирует. Страшно. Страшно. Страшно… — Шань. Джу открыл свой ноутбук и, щёлкнув по клавишам, махнул рукой, чтобы я подошёл. — Это не совсем этично, что я делаю, но, похоже, в твоём случае, это наилучший вариант. Перед глазами предстала видеозапись. Вчерашняя. На ней я. Брожу по коридору. Вперед-назад, вперед-назад… Джу ускорил воспроизведение, отмотав мои скитания на несколько часов, а после кликом мышки остановил запись. — Как ты сам можешь наблюдать, на кухне тебя не было. — Не было, — повторил я, закусывая губу. Стараюсь дышать не так глубоко и шумно, но ничего не получается. — Успокойся, — Джу кладёт руку на моё плечо, — успокойся. — Всё плохо, да? — Нет, не плохо. Просто теперь нам придётся пойти другим путём. Он более тернистый, но мы ведь не боимся трудностей? — ободряюще сжал плечо. — Вы верите, что я?.. — Безусловно. И ты не сомневайся. — Но, всё может закончиться неудачно. Вы же реалист. Да и я тоже. Поэтому… Хэ Тянь должен уйти. Я не хочу таких отношений. Не хочу, чтобы он… Жил вот такой жизнью. Моей. — А его ты спросил? Я усмехнулся. Трудно поверить, но позволил себе улыбку. — Знаю, что он скажет. Поэтому и прошу вашей помощи. — Шань, не губи… — Джу! Я прошу помощи, а не советов и стенаний! Не нужно меня переубеждать! Вы сами всё видели! Я ебаный псих! Вчера хотел прикончить Хэ ножом! А что дальше?! Где гарантия, что после всего я этого не сделаю?! Нет её! Нет, блять! Так что давайте без лишней хуйни и соплей! Поможете?! Он спокойно выслушал мою тираду, а после выжидающе скрестил руки на груди. — Что ты предлагаешь? *** Я знаю, на что иду. На что обрекаю себя. Его. Нас. Но это лучшее решение. Я боюсь, очень сильно боюсь, однажды открыть глаза и осознать, что совершил непоправимое. А ещё я боюсь себя, и того кем могу стать. Сколько пройдёт времени, когда я окончательно сойду с ума? Перестану мыслить. Понимать. Чувствовать. Доктор Джу говорит, что мы справимся. Что существует множество путей, которые выведут меня из этого состояния. Но риск всегда остаётся. Тот шанс, что я всё-таки окажусь пленником своего разума, и не будет больше ничего. Это страшно. До панических атак. Как будто тебе объявляют смертельный диагноз, с поправкой на то, что «химиотерапия» может помочь. Слово «может». Его вполне можно написать на могильной плите. Здесь лежит Мо Гуань Шань. «Может». И не так страшна физическая смерть, как душевная. Та, которая настоящая. Безвозвратная. Ментальная. Остаётся пустая оболочка. Без «двадцати одного грамма»… *** Иногда, если не всегда, безумство шагает нога в ногу с гениальностью. Я продумал свой план. Я безумно-гениален. Осталось только выдержать. Не сорваться, не отвлекаться на какофонию в голове. Не отвечать «им». Не разговаривать с «ними». Но «они» не любят, когда «их» игнорируют. Начинают орать громче. Путать. Доводить… Собраться. Собраться. Мне нужно буквально немного, чуть-чуть. Доктор Джу сказал, что мой план сработал. У меня получилось, и те люди, которые должны прийти с минуты на минуту уже миновали пропускной пункт. Сейчас мой выход. А после покой, надеюсь, что не вечный, но хотя бы голова перестанет быть вместилищем неумелого оркестра. Ключ у меня в руках. Джу помог мне. Он всегда помогает. Пара оборотов и открываю дверь. Тянь сидит на кровати, вперившись в меня недовольным взглядом. — Ты на полставки, что ли устроился? Что ж, поздравляю с повышением. Поможешь мне, как старому приятелю? Я немного пожалуюсь тебе, раз ты тут «большой человек», — саркастично вещает он, поднимаясь с кровати. Зол. — … Малыш, санитары перестали со мной выходить на разумный контакт. Дверь открывается только на посрать и поесть. Три ебаных дня. А теперь скажи-ка мне, не твоих ли рук это дело? — встаёт почти вплотную, — мне показалось… Хм… плохое слово для этого места. Нет, не так. Уверен, что той ночью тебе было хорошо. Так в чем же я провинился? Потрудись объяснить. — Не беспокойся, с сегодняшнего дня привилегий у тебя станет на порядок больше. И срать ты будешь, когда приспичит. И жрать тоже. — Неужели? — проводит пальцем по моему виску, обводит скулу, приближаясь касанием к губам. Делаю шаг назад в коридор. — Что, ты теперь святыня? Нельзя касаться? — Мне неприятно. Только и всего. Хэ недоверчиво смотрит мне в глаза. Даже всю браваду растерял. — С чего вдруг? — Почему «вдруг», — отвожу взгляд, — с того самого момента, когда увидел тебя после пятилетнего отсутствия. И даже если я тебя вспомнил, это совершенно не означает, что вернулись какие-то чувства. Их давно нет. А ты… Ты борешься с ветряными мельницами, Тянь. Пора бы уже понять, что между нами давно всё кончено. — Давно? А не ты ли стонал подо мной три дня тому… А? — в его голосе сталь. В глазах буря и лишь дрогнувшие пальцы показали, что я на верном пути. Дожать. Немного. Господи, помоги мне… — И что? — я заломил бровь в тяневской манере. — Чем плох прощальный секс? Мой тебе подарок. Видишь, я не совсем бесчувственный. — Ты врёшь, сука! Врёшь! — Хэ стремительно хватает меня за горло и впечатывает в стену. Я нахожу сил улыбнуться. — Не вру. Лишь говорю то, что ты не хочешь слышать. Открою тебе тайну, от этого мои слова не становятся ложью. Всё кончено, Тянь. Я не хочу видеть эту боль в его глазах. Не могу смотреть. Ведь это моё отражение. То, что сейчас внутри. А там всё обливается кислотой. Возможно, он снова захочет меня убить. Но это окажется лишь ещё одной теоретической развилкой на моём нескончаемом пути к пустоте. — Я дарю тебе свободу, Хэ. Воспользуйся ей и устрой свою жизнь. Такую, в которой меня нет. Ты же сделаешь мне ответный подарок и освободишь от своего присутствия? Я ломаю. Это хуже, чем убивать. Ты чувствовал то же самое, когда вершил своё «правосудие»? Если да, то непонятно, кто страдал сильнее. Я прощаю тебя по-настоящему. Надеюсь, и ты когда-нибудь меня простишь… — Ты ненавидел меня, потому что я ушёл, не сказав ни слова, — мои последние слова гвоздями в крышку гроба, — я учусь на своих ошибках. Теперь между нами нет никакой недосказанности. Так? Хэ молчит. И в этом молчании нет угрозы. В нём одно лишь отчаяние. Того, кто не ведает слабости, слёз, оказалось очень легко сломать. — За тобой пришли. Тянь переводит потерянный взгляд на трёх человек идущих к нам по коридору. Финальная сцена. Хэ Вэй, Хэ Чэн и ещё какой-то мужчина из приближенных. Моя просьба к доктору Джу была проста. Он должен был анонимно слить сообщение в местные средства массовой информации, что наследник корпорации Хэ Вэя попал в психиатрическую больницу. Я не рассчитывал на скандал или особую шумиху, она и не нужна была. В конце концов, Тянь не местная знаменитость и не медийная личность, чтобы эта новость вызвала широкий резонанс в общественности. Всё это было направлено на определенную целевую аудиторию. На партнеров, инвесторов, тех, кто имеет финансовую заинтересованность в их семейном бизнесе. В котором Тянь играет не последнюю роль. А кто захочет иметь дела с психом, когда на кону огромные денежные обороты? Отсюда вывод. Его отец не позволит ставить под удар ни репутацию, ни тем более созданную компанию. И любыми способами замнёт это дело. Самым логичным поступком станет вызволение Тяня из психушки. А это именно то, к чему я стремился. Хэ должен убраться подальше от меня с чёткой уверенностью в том, что я его разлюбил и между нами всё кончено. Два хода. Партия, Хэ. И мы оба проиграли. Бывает и так… А дальше всё рывками. Я даю сбой. Тяня уводят силой. Его держит брат и второй мужчина. Тащат по коридору, и вдруг Чэн мельком переводит взгляд на меня и кивает. Одобрил? Попрощался? Ничего не понимаю. Ноги не держат и я не оборачиваясь, иду в палату Тяня и заваливаюсь на кровать. Я смог. Сделал. Его больше нет рядом. И безумие уже не кажется таким страшным, потому что должно притупить боль. Когда-нибудь… *** Бывают дни хорошие, когда чётко представляешь, где находишься, с кем разговариваешь и, что конкретно отвечаешь. Когда всё ясно, погано, но ясно. А иногда случаются дни похуже. Вдруг вся новоприобретённая ясность куда-то исчезает, замывается тусклым туманом, и идти некуда, мысли останавливаются, и тело как будто теряет опору. Становясь бескостным, перетекая из положения стоя-сидя-лежа. Силы улетучиваются, как пар из кипящей воды. Безотчётное выпадение из времени, эмоций, окружения. Только шёпот в голове. Шелестящий, неугомонный. От него разрывает виски. И я заметил, что если вторить ему вслух, то становится немного легче. Словно соглашаясь с ним, проходит боль. А ещё не отпускает чувство преследования. Как будто нога в ногу я бреду с кем-то. Недавно ещё знал, кто идёт следом, а сегодня отчаянная пустота. Ступор. — Когда-нибудь это кончится. Я оборачиваюсь, проводя рукой по шершавой стене длинного коридора. — Что именно? — помню эти глаза, но эмоции глухие. Не могу продраться «на поверхность». — Эти стены. Твоё состояние. Я устало прикрываю веки. — Обычные стены. Если тебе не нравятся, почему бы просто не убраться? — Ты знаешь, почему. — Шань, пора, — зовёт в нетерпении санитар. Я пожимаю плечами, этим жестом отвечая и не отвечая на утверждение. Хочется спать. Всё время. — С кем ты разговаривал? — подождав, пока я подойду, интересуется Ким. — С ним, — указываю за спину. Санитар тяжело вздыхает. Я зеваю, не подозревая, что позади лишь пустой коридор.