***
Ровно без пятнадцати семь Юнги покидает гостиную — он вернётся сюда последним, его должны ждать. Не пристало королю самому сидеть в ожидании. Мин выходит на террасу, где сталкивается с Намджуном, но омега смеряет его холодным взглядом и отходит в противоположный угол, на ходу прикуривая сигарету. — Ты всё ещё обижен? — усмехается Ким и смотрит на затягивающегося парня. — Я с тобой не разговариваю, — бросает ему Юнги и демонстративно отворачивается. — Ну хоть мои уши отдохнут, — заявляет альфа, и Юнги, услышав, как за ним закрылась дверь, проглатывает ком обиды и закуривает вторую.***
Семья Чон прибывает на ужин в полном составе. Инсу лично встречает гостей, приглашает в гостиную, а сам нервно поглядывает на Сохёна, одними губами спрашивает «где дети». Сохён приказывает прислуге найти Юнги и предлагает Тиену вина. Омеги мило улыбаются друг другу, начинают знакомиться, а Инсу просит альф пройти пока к бару и выпить чего-нибудь до ужина. Инсу знакомит с альфами Намджуна, представляет его, как своего старшего сына. Чонгук холодно пожимает альфе руку и, взяв в руки бокал, отходит, осматривается. Чонгуку не терпится увидеть омегу, точнее увидеть его лицо и реакцию, но парня нигде нет. Был бы у него запах, Чонгук бы его унюхал и нашёл. Но остаётся только ждать. Омеге надо отдать должное — всё-таки Чонгук впервые настолько стервозного и упёртого пацана встречает, но тот в нём всё больше интерес поджигает. Мальчишка совсем не простой — к нему жених приехал, притом не какой-то там альфа, а сам Чон Чонгук, а этот комедию ломает, показывает, насколько ему похуй. Но ничего, сегодня Чонгук подождёт. И это будет последний раз. Сын Инсу невоспитанный и наглый — Чонгуку придётся самому своего супруга воспитывать. Чонгук воспитает. Он его с настоящим собой знакомить не хотел, не думал, не собирался, но если понадобится — познакомит, потому что это уже ни в какие рамки не лезет, потому что Инсу, может, и терпит такое наплевательское отношение, а Чонгук не собирается. Он поставит мальчугана на место. А место его в ногах альфы с опущенной вниз головой. Чонгук обходит гостиную, с презрением осматривает декор — у Инсу богатый дом, но, видимо, в этой части света нет поклонников минимализма — эта роскошь прям в глаза бросается, раздражает альфу. Он попивает виски, всё время смотрит на лестницу, ожидая, что омега спустится, но пока безрезультатно. У Чонгука уже ладони чешутся — в этот раз он его рукой отшлёпает, никаких ремней. И альфа точно постарается, чтобы было больнее. Ещё и свадьбы не было, а этот омега уже его заебал. — Как тебе семейка твоего омеги? — Хосок останавливается рядом с другом, спрашивает большей частью, чтобы отвлечь его, чем поговорить. Хосок видит, как с каждой минутой Чонгук всё больше мрачнеет. — Они, видать, не соблюдают обычаи и традиции, — Чонгук убирает руки в карманы и со злостью смотрит на рассказывающего что-то Джихо Инсу. — Если бы не договорённость перед кланами, я бы такое не проглотил. Мои родители приехали в эту дыру, опустились до их уровня, а его дети даже поздороваться не спустились, — от голоса Чонгука Хосоку не по себе. Альфа говорит тихо и на первый взгляд спокойно, но Хосок слишком долго с ним рядом, чтобы не различать в этом тоне полосующую ярость, чтобы не чувствовать эти слова-осколки, вылетающие из чужих губ. Хосок, подняв взгляд, облегчённо выдыхает и, хлопнув друга по плечу, кивает в сторону арок. Чонгук следит за взглядом альфы и видит, как в гостиную входит Юнги. Омега выглядит роскошно — он на ходу поправляет чёрный пиджак и, вскинув голову, сталкивается взглядом с Чонгуком. Замирает. Юнги заметили пока только Хосок и Чонгук, последний чётко видит всю ту борьбу внутри парня, видит, как нервно сжимаются его кулачки, как он порывается сбежать, а потом, сжав губы в тонкую линию, делает шаг. Ещё шаг. И даже улыбается повернувшимся к нему Джихо и Тиену. Более фальшивой и вымученной улыбки Чон за свои двадцать пять не видел. Этот парень поразителен. Он учтиво кланяется старшим, усиленно игнорирует взгляд, прожигающий левую сторону лица, и позволяет Инсу потащить себя к Чонгуку. Юнги кажется, что больше он не продержится — прямо сейчас его маска безразличия треснет и крошкой под ноги осыпется. Чон Чонгук. Его будущий супруг — тот самый альфа, который его унизил, тот самый, которому он угрожал будущим мужем. Хочется провалиться, чтобы пол проглотил Юнги и захлопнулся над головой, лишь бы не видеть его. Лишь бы не стоять сейчас с этим подобием улыбки и не пожимать учтиво руки тем, кто должен стать его семьёй, тем, кто вырастил такого монстра. Юнги бы ему в лицо плюнул прямо сейчас, но он обещал отцу. Как бы сейчас он ни сопротивлялся, как бы не отказывался принимать — это его реальность, он должен с ней смириться. Лучшая защита — нападение. Юнги попробует. Он знает, что ему достанется, но всё-таки озвучивает фразу, родившуюся в голове сразу же, как только он увидел этого очень хорошо знакомого брюнета: — Я надеюсь, у моего жениха красные волосы, — Юнги ещё шире улыбается, но Чонгук видит, как он еле стоит, с каким трудом оборону держит. Чон уверен, один щелчок и омега слетит, и тогда будет весело. Чонгук будто в реальности видит, как этот маленький, но злющий омега ему глотку грызёт. Он может. Во всяком случае сейчас он смотрит так, что Чонгук думает, если бы взглядом можно было бы убивать, то Юнги бы выбрал для него самую чудовищную смерть. Стоит сейчас и примеряет её к альфе. — Юнги, — восклицает Инсу и начинает смеяться, надеясь перевести в шутку слова сына. Юнги пару секунд молча смотрит на Чонгука, потом на отца, потом опять на Чонгука, а потом прикладывает ладошку ко лбу, театрально вздыхает и даже пошатывается. — Мне, кажется, нехорошо, прошу меня извинить, — омега делает шаг влево. — Мне кажется, ты притворяешься, — Чонгук хватает его за запястье и с силой удерживает на месте. — Я хотел культурно, — шипит Юнги и выдёргивает руку, убеждается, что их почти никто не может слышать и продолжает: — Но ты не позволяешь мне культурно, поэтому нахуй это всё — я сваливаю! Омега разворачивается и идёт быстрыми шагами к лестнице. Инсу порывается пойти за ним, но Чонгук хватает того за локоть и останавливает: — Позвольте мне самому, нам ведь с ним жить, я разберусь, — Чонгук, наверное, думает, что он просит, на деле это всё звучит как приказ и Инсу слушается. Молча провожает взглядом идущего к лестницам Чонгука и следующего за ним Хосока. Хосок привык обходить все новые места, где бывают представители клана, он собирался обойти и этот дом, учитывая, что весь клан здесь, но Джихо запретил. Хосок постоит хоть в коридоре, но Чонгука с поля зрения не упустит. Плевать, что это дом семьи омеги брата, Хосок никому не доверяет. Инсу тем временем извиняется перед гостями за инцидент, валит всё на возраст омеги и просит не обращать внимания. — Ему не четырнадцать, ему двадцать, — к альфам подходит Тиен с бокалом вина в руке. — Возможно, стоило бы больше внимания уделять воспитанию детей. — Возможно, стоило бы сперва завести троих, — не выдерживает Сохён, но Инсу моментально переводит тему и прекращает мини перепалку.***
Юнги зол и опозорен. Он думал, так паршиво, как вчера, ему уже не будет, но сегодня намного хуже. Долбанный Чон Чонгук. Омега влетает в спальню, захлопывает за собой дверь и сразу швыряет в неё графин с тумбочки. Юнги надо выпустить пар, надо бы в идеале разодрать лицо тому высокомерному хаму, но этого омега не может, зато он может к чертям разнести второй этаж и похуй, что внизу всё может и слышно. Юнги переворачивает шкаф со статуэтками, переходит к плазме на стене, разбивает горшок с цветами о стену, следом переворачивает настенные полки с игрушками от своих ухажёров, вдребезги разбивает зеркало на трюмо и продолжает громко материться: — Чтобы ты сдох! Чтобы сгорел в аду! Сука! Долбоёб! Скотина! Юнги ищет глазами что бы ещё разбить, но не находит. Он разнёс всю комнату, стоит посередине с ножкой от напольного светильника и осматривается — ярость не прошла, кажется, она не пройдёт, пока он этому сукиному сыну кровь не пустит. Юнги понимает, что он по-свински поступил перед родителями, перед гостями, но заставить себя туда вернуться он не может. Он не хочет видеть его, не хочет превращаться в пепел под тяжёлым взглядом тёмных глаз, не хочет слышать его голос, не хочет чувствовать его запах. — Я не выйду, — кричит Мин в ответ на стук в дверь, думая, что отец прислугу прислал. — Скажи, что мне плохо, — Юнги швыряет об дверь то, что осталось от светильника, и падает спиной на кровать. — Тебе будет плохо, если ты не спустишься, — Юнги подскакивает с кровати, стоит увидеть остановившегося на пороге Чонгука. — Ты психопат, — Чонгук, усмехаясь, осматривает комнату и, хрустя осколками на полу, подходит к омеге. — А на что ты рассчитывал, ставя это представление? Что посмеюсь? Что позволю вам смеяться над собой? Позволю тебе сделать из меня клоуна? — зло выплёвывает слова Юнги. — Ну поиграли и хватит, — перебивает его Чонгук и делает ещё один шаг. — Ты сам был виноват, а я тебя наказал. Будешь плохо себя вести — опять накажу. А ты будешь, судя по тому, что ты творишь. — Иди наказывай тех, кто перед тобой лебезит, понятно? Я сам кого хочешь накажу, — Юнги пытается говорить спокойно, но так и подрывает кричать, точнее орать благим матом. У Юнги внутри все нервы в струнку натянуты — или они порвутся, или он Чонгука порвёт. Третьего не дано. — Сорви эту ёбнутую помолвку, — у омеги от напряжения челюсть трясётся, он всё больше вдохов делает, надеется, поможет расслабиться, в себя прийти. — Я уверен, тебе этого не надо, мне тем более, но у тебя власти больше, — Юнги даже подходит ближе, всматривается в глаза. — Если ты откажешься — никто ничего не скажет. — Я и в правду не хочу себе в супруги такого взбалмошного, невоспитанного ребёнка, — хмыкает Чонгук. — А ещё и не пахнущего, — подмигивает ему немного успокоившийся Мин. — Именно. То есть бракованного омегу, — соглашается с ним Чон. — Но слово есть слово. Моя семья его не нарушает, так что пошли вниз. — Я же тебя ненавижу, — Юнги даже ногой топает. — Я не хочу с тобой жить! — Я от тебя тоже не в восторге, но… — Чонгук умолкает, услышав копошение в коридоре, но Юнги отталкивает его и выбегает туда первым.***
Хосок стоит у двери Юнги и ждёт, когда уже Чонгук выйдет, если он, конечно, выйдет. До этого альфы пару секунд стояли за дверью и слушали, как омега разносит комнату и как «красиво» называет Чонгука. Даже Хосок смутился. Мальчишка матерится, как портовая шлюха. Чонгук пообещал выяснить, где омега этого всего набрался. Хосок прислоняется к двери и уже откровенно скучает, как видит поднявшегося на второй этаж Инсу. Альфа кивает Чону и идёт дальше по коридору. Инсу открывает вторую после Юнги дверь и заходит внутрь. Хосок слышит звук падающего предмета, копошение, писк и не выдерживает. Вообще это его не касается и ему может за такое достаться, но, может, Инсу упал, может, что-то произошло. Он останавливается у самой двери и думает постучаться, как слышит «выходи», «вы меня только позорите». Говорит только Инсу, и даже начинает казаться, что сам с собой, потому что больше никаких голосов из комнаты не доносится. Хосок уже собирается обратно к комнате Юнги, как слышит еле различимое, но такое отчаянное «уходи», что не выдерживает. Он только собирается толкнуть дверь, как из комнаты вылетает разъярённый Инсу и тащит за руку какого-то омегу. Инсу, увидев Хосока, сразу отпускает парня, но преграждает омеге собой вход в комнату. Инсу моментально цепляет фальшивую улыбку, начинает рассказывать альфе что-то про непослушных детей, но Хосок не слушает. Не смотрит. И кажется, даже не дышит. Всё, что видит Хосок, — это вжавшегося в стену и ищущего глазами место спрятаться омегу. У него в глазах такой страх, что даже жертвы Хосока такого за секунду до смерти не испытывали. Омега напуган, будто перед ним не отец стоит, а какое-то чудовище — у него лихорадочно бегают глаза, он с такой надеждой на дверь позади Инсу смотрит, но даже шага в ту сторону не делает. Его будто к полу пригвоздили или вокруг ограждения возвели. Хосок не понимает, как можно настолько сильно собственного отца бояться. Паренёк сам себя обнимает руками, ещё сильнее натягивает кофту, обнажает словно нарисованные лучшим художником ключицы, и Хосока накрывает. Будто бы он — это сплошной клубок проводков, и сейчас их коротит, искры бьют по всем органам и, кажется, даже по тому самому, что сердцем называется. Будто Хосок всю жизнь под карантином жил, в изоляции — вечно твёрдую почву под ногами искал, всё швыряло его туда-сюда, всё успеть пытался, за жизнь когтями, зубами цеплялся, а тут парень этот стоит и даже не смотрит ещё, а у Хосока внутри покой поселяется, он словно дом свой нашёл. Хосок только что из-под карантина вырвался — вечно думал, что он обеспечен, окружён, всем доволен, оказалось — обесточен, несчастен и пуст. Оказалось, вся его жизнь за этой чертой была, знал бы давно — блокаду прорвал, вырвался бы, дополз бы до него и на колени перед ним бы упал. Потому что Хосок вкус жизни пару секунд назад чувствовать начал — он своей катане конкуренцию встретил, хотя, какая тут конкуренция — взмах этих ресниц, и для Хосока всё вокруг выжженным полем станет. Он больше уже ничего и никого, кроме этого омеги, видеть не будет. У Хосока внутри огромная дыра, он думал, бездонная, но снова ошибся — она сейчас им наполняется, за края переливается. Тот, кто страх сеет, сам впервые пугается. Омега в красном, он как приманка для Хосока, — он с трудом рык внутри давит, всё взгляда от него увести не может, точнее, не хочет. Омега пахнет вишней: сочной, вкусной, стекающей по губам сладким алым соком, точно так же, как кровь с катаны Хосока. Хосок уже пол под ногами не чувствует, он вообще, кажется, ничего не чувствует, кроме запаха, — сладкого, тягучего, наполняющего лёгкие, оседающего на языке. Хосок его попробовал, теперь ему тут пороги обивать, каждое мгновенье за дозой бегать. Тигр ранен в самое сердце, на пушистом ковре у ног омеги ползает, присягу верности приносит. Хосок и жадность такую впервые чувствует — забрать себе, спрятать, защитить, убрать эту пелену страха с глаз напротив, доказать, что никто не обидит и пальцем не тронет. Хосок своим сердцем давится, не понимает, что с ним, почему ему грудь словно железным обручем перетянули, почему его плоть в дырах от невидимых пуль, почему вместо воздуха в лёгкие расплавленный свинец поступает, почему он готов эту боль терпеть, но перестать смотреть на него не может. Надо бы врача вызвать, колдуна, шамана — хоть кого — пусть рецепт выпишут, отвары сварят, противоядие дадут, потому что Хосоку больно. Перед ним произведение искусства выставили, и альфа уже знает, что даже смотреть на него не достоин, даже воздухом с ним одним дышать не имеет права. Потому что этот омега в кроваво-красном — существо неземное, нечто, с самих небес спустившееся. Вот только почему Инсу этого не видит? Как он смеет своими грязными руками прикасаться к нему, голос свой мерзкий повышать — Хосок бы ему за такое глаза выколол, глотку бы вырвал, но держится, поглаживает танто за поясом и продолжает парня взглядом пожирать. «Не смотри на меня, только не смотри» — мысленно молит омегу Хосок. Если посмотрит — Хосок умрёт. Тут никаких сил и смелости не хватит. Но омега смотрит на миллисекунду, буквально разок, глаза в глаза поднимает и добивает. Инсу перед Хосоком фальшиво улыбается, шаг к пареньку делает, приговаривает, что переодеться бы не помешало для ужина, а омега резко вправо дёргается. Инсу к нему руку тянет, и тот за Хосока заходит — у альфы сердце на сотни осколков взрывается. Хосок его собой закрывает и преграждает Инсу путь. Ничего не говорит, никаких резких движений не делает, голову влево чуть-чуть нагибает и из Инсу будто руками душу вырывает. Инсу больше и не думает покушаться, смотрит на Хосока, тщательно слова подбирает. Юнги вылетает в коридор и, сразу подбежав к мужчинам, хватает Тэхёна за руку и тянет на себя. У Хосока будто жизнь отбирают, будто прямо поперёк полосуют, он всё равно шаг к омеге делает, пытается ещё на секунду его так близко рядом удержать, но омега напуган, и страх в его глазах останавливает альфу. Омега и его боится, пусть даже защиту за его спиной искал, — эта мысль током прошибает, Хосок на языке крошки того, что сердцем считал, чувствует и с трудом шаг назад делает. Юнги утаскивает омегу в комнату и захлопывает дверь перед носом отца. Чонгук, прислонившись плечом к стене, молча за всем наблюдает: и за тем, что с другом что-то творится, и за лопающимся от злости Инсу, но самое главное — за Юнги. То, как он схватил омегу за руку, как тот парень сразу к нему прильнул, и сколько заботы в действиях Мина, и какая неприкрытая ярость по отношению к отцу — Чонгук всё заметил, все в памяти отложил, на досуге обдумает. Он подходит к другу, кладёт руку на его плечо и говорит: «Пойдём». Хосок не двигается, так же зачарованно на закрытую дверь смотрит. Чонгук сжимает пальцы на его плече, болью отрезвляет. Альфы спускаются вниз, Сохён просит всех к столу, а Чонгук опять на лестницу смотрит. Юнги придёт. Тут без вариантов, и Чонгук его ждёт. И не ошибается. Омега возвращается расстроенным, даже не скрывает. Садится на отведённое для него место напротив Чонгука и молча ковыряется в салате. Чонгуку интересно, сколько у Юнги ролей, он рассчитывает со всеми познакомиться. Сейчас он снова потерянный, никакой злости, агрессии, даже взгляд потухший. Джихо говорит тост за будущих молодожёнов, Юнги даже не слушает. Чонгук уверен, его Сохён под столом пнул бокал поднять. Альфы обсуждают будущую коалицию против местного и сильнейшего китайского клана под предводительством некоего Бао и договариваются объединить силы. Инсу обещает дать Чонам доступ к стратегическим путям и назначает встречу у себя в кабинете завтра с утра. Альфа жалуется, что уже две недели как не может вытащить из склада товар, который конфисковали и охраняют собаки Бао. Сам Инсу своих людей с оружием туда послать не может, учитывая, что из-за проверок в его казино у него весь последний месяц полиция на хвосте. Чонгук узнаёт детали конфискации и место содержания товара, обещает сделать будущему тестю подарок и лично разобраться. У Инсу моментально взлетает до небес настроение, и он даже забывает про инцидент с Тэхёном. После ужина, за которым Юнги молчит, а Чонгук продолжает его взглядом буравить, гости переходят на диваны выпить кофе. Юнги так же ни с кем не общается, притворяется, что слушает, на Чонгука взгляд вообще не поднимает, так же как и на Намджуна. Даже когда брат за столом что-то спрашивает у него, омега или молчит, или отвечает короткими «да» и «нет», усиленно пряча глаза. Чонгуку это не нравится. У Чонгука нюх, и сейчас ему кажется, что пахнет обидой. Юнги не ладит с родителями — это очевидно, брата-омегу любит и защищает, а вот с Намджуном что-то другое: Чонгук пока не может определить их отношения для себя. Это не похоже на злость или ненависть, в то же время не похоже на любовь и симпатию — это скорее обида, а она куда большее значение имеет. Чонгук решает проверить. Когда Намджун предлагает выкурить сигары, Чонгук отказывается нарочно, хотя сам любит и курит. Стоит Намджуну выйти на террасу, альфа видит, как Юнги, отложив чашку, медленно выходит из комнаты. Чон нарочно концентрирует всё внимание на папе и якобы не замечает то, как омега улизнул. Выждав пару минут, он идёт за ними. Эта семья дико интересная, Чонгук любит интересное. — Ты старший, ты мог бы ему помешать. Ты не должен был допускать его к Тэхёну, ты же знаешь, как он его боится, — выговаривает брату Мин. — Ты можешь меня отталкивать, ругать, называть эгоистом, но ты хуже! — Я не увидел, и потом, я не думал, что отец это сделает, — спокойно говорит Намджун. — Он его в коридор вытащил силой. Тэхён там плачет, а я сижу здесь и изображаю, что всё хорошо. Я был на тебя обижен, но сейчас я взбешён, — зло шипит на него Юнги. — Поплачь, успокоишься, — пожимает плечами альфа. — Или сходи к своему женишку, истерику ему закати, уверен, он найдёт способ тебя приласкать и успокоить. — Да что с тобой происходит? — вскипает Юнги. — У меня просто нет времени с избалованными омегами возиться, — хмыкает альфа. — Ну ты и скотина, — Юнги толкает его в грудь, чтобы обойти, но Намджун хватает его за запястья и с силой вжимает в стену. — Ещё раз попробуешь предъявлять мне свои претензии, размахивать кулаками, а самое главное — ещё раз будешь не выказывать мне уважение при других — я тебя накажу, — медленно выговаривает ему в губы альфа. — Интересно, как? — звучит со стороны двери, и оба парня вздрагивают. Чонгук, скрестив руки на груди, стоит, прислонившись к косяку двери на террасу. Намджун сразу отпускает Юнги, и тот быстрыми шагами идёт к выходу, но когда он проходит мимо Чонгука, тот выставляет руку вперёд и, схватив его поперёк, вжимает в себя. — Я не разрешал тебе уходить, — ледяным тоном говорит Чон. — Мне твои разрешения не нужны, — цедит сквозь зубы Юнги и пытается вырваться. Чонгук только усмехается, сильнее удерживает омегу в руках и вновь поворачивается к Намджуну: — Я не услышал ответа на свой вопрос. — Ответ прост: ты вмешался в разборки двух братьев, не думаю, что это твоё дело, — безразлично заявляет Намджун. — Когда моего омегу прижимают к себе, заламывают ему руки и чуть ли не засасывают — это моё дело, — скалится Чонгук. — Ты просто не так понял. — Я очень хочу, чтобы всё было именно так, — ядовито улыбается он Намджуну и пропускает его к выходу. — А ты, — Чонгук разворачивает Юнги лицом к себе. — Ты очень плохой мальчик, и если между вами что-то есть, то мне это очень не понравится. — Ты ревнуешь? — прищурившись, смотрит на него омега. — Нет, просто я и так не очень высокого мнения о тебе, а если ты ещё и спишь с собственным братом — то для меня это последняя горсть земли на гроб твоей репутации, — издевательски говорит Чон. — Скажи, что ещё думаешь, что я девственник, — фыркает Юнги. — Мне похуй, где и с кем ты шлялся до меня. Уверен, твоему послужному списку все бляди позавидуют, но моё имя пачкать не дам. Пока носишь мою фамилию — будешь верным и послушным. — А если не буду? — Юнги очень пытается скрыть смешинки в глазах, но не может. Ему дико нравится доводить этого холодного с виду альфу. Как бы Чонгук ни старался, Юнги отчётливо видит затапливающую радужку его зрачков темноту, и ему бы следовало этого бояться, но сейчас это только подбрасывает адреналина в кровь. — Что, если у меня уже есть тот, кто внутри сидит, тот, кого я узнал намного раньше и люблю? Если я всё равно буду бегать к нему и продолжать любить его, несмотря на нашу фейковую свадьбу. Что тогда будет? — растягивая слова, спрашивает омега. Юнги заканчивает предложение и видит, как заострились красивые черты лица, как вытянулись в тонкую линию губы альфы, чувствует, как напряглись руки на его боках. Кажется, омега переборщил. Он точно заигрался, потому что вместо Чонгука перед ним сейчас стоит сам Дьявол — от одного его взгляда на Юнги кожа расходится. Он шумно сглатывает, пару раз моргает в надежде убрать пелену с глаз, надеется, что сейчас перед ним маска, а до этого был настоящий Чонгук, а не наоборот. Вот только в это совсем не верится. — Тогда, — Чонгук так близко, что его дыхание Юнги губы обжигает. Он делает паузу после каждого слова, одними глазами будто на куски рвёт. — Я заведу будку во дворе своего особняка, привяжу тебя к ней, а из твоего любовника прикажу тебе жаркое приготовить. Сам лично буду тебя кормить, а ты съешь. День, два, три поломаешься, а потом сам своего любимого сожрёшь, потому что голод — страшная штука. — Что ты за психопат такой? — в ужасе выпаливает омега и пытается выбраться из кольца рук. — Ты меня таким делаешь. — Сколько мне надо терпеть тебя? — Столько, сколько я решу. — Я не хочу быть твоим даже на секунду, но я потерплю, я сожму зубы и буду терпеть. Пообещай хотя бы, что это ненадолго, — с надеждой просит Мин. — Если ты меня доведёшь, и я тебя пристрелю, терпеть ты ничего не будешь, — усмехается альфа и, заметив удивление на лице паренька продолжает. — А ты думал, я буду закрывать глаза на твои выкидоны? Мало ли почему я тебя убью? Бытовое насилие — штука сегодня распространённая, заебёшь — убью, потом скажу, поймал на измене. У меня как у «любящего» мужа тормоза слетели, мало ли. — Ты мне омерзителен, — шипит ему в лицо Юнги. — Насколько? — Чонгук толкает его к стене, кладёт свои руки на его бёдра, сжимает. Юнги давится возмущением, открывает рот, чтобы выпустить очередной поток мата, но Чонгук затыкает его своим языком. Альфа целует больно, глубоко, мокро — Юнги задыхается. Чонгук берет напором, сжимает в руках хрупкое тело, ломает любое сопротивление и в отместку сильнее кусает. Юнги всё равно дёргается, даже бьёт его коленом в бедро, но Чонгук ему все конечности блокирует, а потом и вовсе воздух из лёгких выбивает, просунув руку в его брюки и до синяков сжав в ладони правую ягодицу. — Шикарная попка, — шепчет альфа ему в ухо и больно оттягивает зубами мочку. — Интересно, ты в постели такой же дикий, как и в жизни, или нет? — Убью тебя, скотину, — Юнги подаётся вперёд и смыкает зубы на горле альфы. Прокусить плоть Юнги не успевает, Чонгук больно прикладывает его затылком о стену и впивается в губы — сжимает зубами нижнюю губу, сильно кусает, чувствует, как рвётся плоть и лопаются сосуды, и всасывает кровь. Слёзы боли брызгают из глаз омеги, и, только услышав отчаянный скулёж, альфа отстраняется. — Сука, — разъярённо кричит Юнги и пытается избавиться от нежеланных прикосновений, но он зажат между стеной и альфой, особо двинуться не получается. — Сучка — это ты, притом, моя личная, — ухмыляется Чонгук. — А теперь слушай, — он фиксирует лицо порывающегося ударить его лбом в челюсть парня и заставляет смотреть на себя. — У тебя будет всё, что ты можешь себе пожелать, а самое главное — моя фамилия. Так чего ты рыпаешься? Думаешь, я не знаю кто ты? Ты типичный представитель детей верхушки, тем, что ты свою комнату разнёс, ты мне только в очередной раз это доказал. Терпеть таких, как ты, не могу, но уже ничего не поделать. Поэтому будешь прилежным и примерным супругом, смотреть за домом и слушаться. Будем изображать идеальную пару какое-то время, ходить на мероприятия, держаться за руки и улыбаться. — А потом? — запыхавшись от борьбы, спрашивает Мин. — А потом, может, и привыкнем. — То есть как… — Очень просто. Все к друг другу привыкают, и мы привыкнем. Ты ведь не из тех, кто верит в любовь до гроба и любовные романы читает, тебя больше всего деньги интересуют и твоё место в обществе. Даже не пытайся это отрицать. — И не пытаюсь, — задрав подбородок и приложив ладонь к кровоточащей губе, заявляет Юнги. — Вот и прекрасно, — отпускает его Чонгук. — У тебя будет красивая жизнь, я сдержу слово отца перед кланами, и, плюс ко всему, альянс с твоей семьёй — отличное предложение. Думаю, мы будем отличной парой. — Будем, если ты дашь мне безлимитную карту, свиту и не будешь появляться в поле зрения, — загибая пальчики, перечисляет Юнги. — Кто бы сомневался, что ты дрянь, — смеётся Чонгук. — А теперь вернись в зал и выкажи уважение к моим родителям. Юнги весь остаток вечера сидит с пакетом льда на губе, грозно косится на Чонгука и мысленно посылает ему проклятия. Гости и хозяева дома отдыхают и общаются, и только Чонгук не сводит глаз с Намджуна.***
Кортеж Чонгука сперва довозит до дома его родителей. Альфа заходит внутрь на пару минут, так как Тиен настаивает на разговоре. Хосок остаётся ждать в машине. — Скажите, пожалуйста, — Тиен опускается в кресло напротив сидящих альф. — Неужели это всё так необходимо? Неужели этот невоспитанный мальчишка должен связать свою жизнь с моим сыном и опорочить его имя? — Папа, он просто ребёнок, — отмахивается Чон. — Чонгук, ты самый завидный альфа в этой стране, ты мог бы взять в супруги лучшего омегу, а что ты получаешь взамен? Он, мне кажется, даже не образован. Что это вообще было? Что это за семья, с которой вы хотите нас связать! — негодует омега. — Как ты мог на такое подписаться? — обращается он к мужу. — Это больше формальность, даже не брак, — усмехается Чонгук. — Этот брак, может, в этой стране и даст тебе какие-то дивиденды, но, когда мы вернёмся в Гонконг, я не смогу никому объяснить, почему из всех возможных вариантов, мой сын выбрал нищего и, более того, глупого омегу, — продолжает возмущаться омега. — Папа, — Чонгук поднимается с дивана. — Не надо так нервничать из-за какого-то омеги, который временно будет носить мою фамилию. Поверь мне, пару месяцев, и я от него избавлюсь. — А если он забеременеет? — Как он забеременеет, если я не собираюсь с ним спать, — смеётся Чонгук и, пожелав родителям спокойной ночи, покидает особняк.***
— Что это было в коридоре? — Чонгук заводит мазерати и, пропустив два внедорожника вперёд, выезжает со двора, ещё два едут за ним, замыкая процессию. — Я не знаю, — Хосок спускает стекло и прикуривает. — Этот омега, как я понял, его брат, — говорит Чон и тоже тянется к пачке. — Колоритная семейка. Один шлюха, притом падкий на инцест, второй — психопат. — Не говори так о нём, — грубо отрезает его Хосок. — Спокойно, ты чего так взъелся? — Чонгук смотрит на напряжённого друга, изучает, пытается понять, что с ним происходит. — Поехали в клуб, закажем море выпивки, блядей, сотрём к хуям эту странную ночь. У меня новый фаворит появился, кстати, покажу тебе. Развлечёмся по полной, забудем о психованных омегах. Прости, это мой психованный, твой нормальный, — исправляется Чон. — Нарваться бы на драку, что ли, на разборку, может, по списку пройтись, крови хочу, наказаний хочу. Боюсь, ни одна блядь меня в чувства не приведёт, — обречённо говорит Хосок. — Прибереги силы и жажду убийств, скоро она нам понадобится, а пока я подберу тебе самого красивого омегу этого города, — Чонгук тянется к телефону. — Хоть сына президента, любого, только закажи. — Я встретил сегодня самого красивого омегу в мире, — Хосок прикрывает веки, вспоминая парня в красном, вновь через себя этот образ пропускает, чувствует, как учащённо сердце бьётся, стоит вспомнить, как он за ним спрятался, и выдыхает. — Но ты тут бессилен, и я бессилен, тут все бессильны. — Да что за хуйня с тобой? — взрывается Чонгук. — Я хочу его себе. — Ты знаешь, что я планирую с их семьёй, ты знаешь, что происходит, что ты несёшь? — Я знаю. — И? — приподняв бровь, спрашивает Чонгук. — Я заберу его, и спали к херам тот дом со всеми его обитателями. — Не понял, — Чонгук резко тормозит автомобиль, заставляя весь кортеж замереть и перекрыть всё движение. — Тебе шлюх мало? — цедит сквозь зубы старший, и Хосок чувствует, как густеет воздух в салоне автомобиля. — Чонгук, не называй его так. — А то что? Хосок прикусывает изнутри щёку, а потом дёргает ручку и выходит из автомобиля. — Чон Хосок, какого хуя? — Чонгук выходит следом и идёт к стоящему у капота альфе. — Тот омега напуган очень сильно, он не псих и, уж тем более, не шлюха! — Хосок запускает руку в волосы и рычит на подбежавшую охрану, которая пытается понять, почему боссы тормознули посередине трассы. — А ты с каких пор в рыцари заделался, — Чонгук прислоняется к капоту и выжидающе смотрит на друга. — Тебе двух минут хватило, чтобы его портрет составить? — Иногда хватает и секунды, — Хосок становится рядом. — Сядь в машину, отменяем шлюх и алкоголь, поедем в порт, — Чонгук вновь идёт к дверце водителя. — Серьёзно? — воодушевляется Хосок. — Я думал, ты порт на конец месяца оставил. — Что не сделаешь, чтобы тебя в чувства привести, — усмехается Чонгук. — Поедем, напомним тебе, что самое красивое и главное в твоей жизни. А то ты запутался.***
После ухода гостей Юнги полчаса выслушивает выговор от отца и папы, а потом, окончательно разбитый, идёт наверх. Омега минует свою дверь и сразу идёт к брату. Тэхён немного успокоился, но всё равно напуган и даже не планирует ложиться. — Прости, я обещал тебе, но не уберёг, — Юнги подходит к сидящему на полу брату и садится рядом. — После свадьбы я буду жить с ним, и я разрываюсь, потому что ты останешься здесь. Один. Я должен что-то придумать. Я должен забрать тебя, — Юнги тянется к банке недопитой братом колы и залпом её осушает. — Тэхён-а, прости, ну, я с тем мудаком был, проморгал, как отец к тебе пробрался. Я не смог тебя защитить. — Тот альфа, — Тэхён говорит еле слышно, и Юнги приходится приблизиться, чтобы расслышать. — Он меня защитил. — Надо же, — Юнги подтягивает колени к груди. — Он странный, у меня от него мурашки, мне иногда кажется, что он хуже Чонгука и нашего отца. — Он хороший, — Тэхён голову с пола не поднимает, всё катает по нему пустую банку из-под колы. — Прости? — ошарашенно смотрит на него брат. — Он меня защитил. И у него глаза добрые. — Прости? — повторяет Юнги и прыскает в кулак. — Не хочу тебя обидеть, но где ты там доброту увидел? — Я хочу спать, — Тэхён взбирается на кровать и нарочно двигается к окну, делая место для Юнги.***
— Ты, блять, озверел? — усмехается Чонгук и смотрит на вышедшего со склада друга. Хосок, пошатываясь, подходит к облокотившемуся о капот мазерати другу и просит сигарету. Чонгук достаёт пачку, следит за тем, как Хосок окровавленными пальцами пытается прикурить, портит первую и вытаскивает вторую сигарету, наконец-то закуривает и прикрывает веки. Альфа буквально искупался в крови. Когда они приехали в порт, то на складе было одиннадцать человек. Чонгук для вида предложил договориться и вернуть товар, но люди Бао не согласились, заметив, что противников по числу меньше. Главного этой мелкой шайки убил сам Чонгук. Рассёк мужчине брюшную полость своей тростью и приказал запихнуть туда пару пакетов с порошком. «Моя благодарность Бао за хранение товара», — объявил Чон и вышел из склада, забрав с собой всех своих людей и оставив внутри только Хосока. Хосоку надо выпустить пар, надо прийти в чувства. Это чудовище, только напившись крови, успокаивается, только её вкус его в чувства приводит. Сколько бы оружия ни было внутри, сколько бы они ни отстреливались — Хосок найдёт каждого, вытащит из убежища и сердце вырвет. А Чонгук мешать не будет. — Я хочу его видеть, — Хосок вытирает ладони о брюки и проверяет небольшую рану выше локтя. — Да, блять, прошло всего четыре часа! — взрывается Чонгук. — Не помогло, мне это всё не помогло. Я её попробовал даже, я убил всех, порубил на куски. Не доставляет больше. Ты меня понимаешь? — Хосок приближается вплотную и смотрит в глаза другу. Чонгуку от такого Хосока не по себе, он морщится от запаха крови и даже делает шаг назад. — Я не знаю, что это, — продолжает Хосок. — Но перед моими глазами его глаза, у меня в ноздрях его запах. Этот запах даже самый сладкий запах в мире, — Хосок показывает на пропитанную кровью рубашку, — не приглушает. Я хочу его себе, — выговаривает он по словам. — Когда я сотру их клан с лица земли и заберу себе всё, я сделаю тебе подарок, — дьявольски улыбается Чонгук. — Только я прикажу вырвать ему язык. Он выживет, только если не сможет представляться, потому что клана Мин официально существовать больше не будет. Никого, кроме клана Чон в этой стране, существовать не будет. — Чонгук… — севшим голосом просит Хосок. — Что Чонгук? — альфа подрывается вперёд и, схватив Хосока за ворот рубашки, впечатывает его в капот мазерати. — Если твой зверь проснулся, почувствовав не того омегу — это его и только его проблемы. Я предупреждаю тебя сегодня, чтобы завтра ты не удивлялся. Я ведь понятно выражаюсь? — Чонгук сильнее сжимает пальцы вокруг горла альфы. — Понятнее некуда, — хрипит Хосок. — И я ведь согласился сделать тебе подарок, чем он тебе не нравится? — Чонгук приближает лицо и всматривается в глаза. Хосок сейчас лежит под жёлтым драконом, а не под Чонгуком — лучше не рыпаться, иначе Чонгук вырвет Тэхёну не только язык, но и сердце. И ждать реализации планов не будет — сделает это прямо сейчас. — Ты очень великодушный, — с трудом произносит Хосок. — Сама доброта, сам поражаюсь, — усмехается Чон и отпускает альфу. — А твой супруг? Что ты сделаешь с ним? — откашлявшись, спрашивает Хосок. — Он и так больше не будет принадлежать клану Мин, так что он меня не беспокоит. — Значит, его ты помилуешь. — Ни в коем случае, — Чонгук поправляет воротник пиджака, с отвращением осматривает капли крови на своей рубашке и продолжает. — Я покажу ему другую жизнь. Ты же знаешь, как я люблю ломать людей. Поживёт со мной, будет думать, что, если что, к папочке своему вернется, или что я с ним контракт подпишу и ему выпадет что-то, а по факту — ему и возвращаться будет некуда и от меня после развода нихуя не получит. Хочу посмотреть, как тот, кто сегодня принимает ванную из Моет & Шандон, завтра будет улицы подметать. А он будет, кушать ведь захочется. — Лучше убей его, — Хосок обходит мазерати и идёт к пассажирской двери. — Того, что я увидел, мне хватило, чтобы понять, что он не выживет без своего отца. Пусти ему пулю в лоб, и дело с концом. — Это было бы слишком скучно, — Чонгук опускается на водительское сиденье и заводит автомобиль, попутно набирая Инсу — пора тестю забрать свой товар и принять первый подарок от зятя.