***
Юнги отпускает шофёра чуть поодаль от университета и заходит в маленький магазинчик на углу за сигаретами. Только омега расплачивается за покупку, как телефон в кармане джинсов начинает вибрировать. На ходу распаковывая зубами пачку, Юнги достаёт мобильник и, не смотря на экран, прикладывает к уху. — Да. — Не хочешь поужинать со мной? — Чон… — Юнги даже замирает на тротуаре. — С хуя я буду с тобой ужинать? — исправляется омега и продолжает свой путь. — У нас свадьба на носу, и я подумал, что у нас не было ни одного свидания. Почему бы его не устроить? — усмехается на том конце провода Чонгук. — Подаришь мне новые Ролексы — буду считать, что это первое свидание. Вышлю тебе фотки, — заявляет Мин и закуривает. Омега провожает взглядом проехавший близко к тротуару чёрный рейндж ровер и снова возвращается к разговору. — Ну почему ты такой? — театрально вздыхает альфа. — Такой ахуенный? — смеётся Юнги и, пиная пустую бутылку по тротуару, заворачивает на улицу университета. — Я куплю тебе всё, что ты пришлёшь, но ты ведь знаешь, что за всё надо платить? — вкрадчиво спрашивает альфа. — Так что я приеду за тобой к восьми, и мы поедем ужинать. — Ну да ладно, считай, мне лень спорить, — тянет Юнги и матерится на чуть ли не вылетевший на бордюр и не размазавший его по стене уже знакомый рейндж ровер. — Что случилось? — обеспокоенно спрашивает Чонгук, услышав мат парня и звук автомобиля, но Юнги не успевает ответить. Выскочивший из машины устрашающего вида альфа хватает его поперёк и грубо заталкивает внутрь. Чонгук слышит борьбу на той стороне трубки, слышит голоса, и, сколько бы он ни звал Юнги, тот не отвечает, а потом телефон и вовсе отключается. Чон сразу набирает Хосока и требует его поручить срочно отследить номер Юнги. Юнги кричит, вырывается, даже беспорядочно бьёт пытающихся удержать его мужчин, но они сильнее. Когда он в очередной раз дёргается, тот альфа, который запихал его в машину, хватает его за горло, больно бьёт по губам и обещает выебать битой. Юнги притихает на мгновенье, испуганно смотрит на гадко ухмыляющегося и лезущего своими грязными руками под его рубашку мужчину и переходит на мат. У Юнги поджилки трясутся от страха, но он знает, что нельзя показывать свой страх, надо продержаться, надо максимально тянуть время, и отец его найдёт. Должен найти. Омегу снова бьют по губам, приказывают заткнуться, но он не слушается, ещё громче кричит, грозится сжечь похитителей, требует его выпустить и угрожает своим отцом. Альфы, которых в машине, не считая шофёра, ещё двое, гогочут над пацаном и обещают использовать его «грязный» язык по «назначению». Юнги не понимает, что происходит, куда его везут, в душе ругает отца, который, видать, нажил очередных врагов, и очень надеется, что похитители выдвинут свои требования. Юнги и думать не хочет о том, что его убьют, хотя мужчины и ведут себя так, будто омега живым из их рук не вырвется. Машина останавливается, и парня, схватив под локоть, тащат в направлении гаражей. Юнги пытается осмотреться, хочет понять, что это за район, но не узнаёт. Вокруг ни души. Омега отчётливо понимает, что его могут спокойно убить и закопать прямо здесь же, и никто никогда не найдёт. Юнги грубо швыряют в угол на бетонный пол, и он замечает еще двух альф, которые, сразу же подхватив старый стол, переносят его на середину. Юнги поднимается на ноги и срывается к выходу, но его перехватывают и, заламывая руки, укладывают спиной на стол. Юнги продолжает сопротивляться, с трудом давит в себе панический ужас и даже предлагает выкуп. Обещает осыпать их золотом, пусть только отпустят его, к своему стыду переходит на мольбу и слёзно просит. Но его не слушают, грубо стаскивают с него всю одежду и снова бьют уже куда-то в солнечное сплетение, требуя заткнуться. Его подтаскивают к краю стола так, что голова омеги свешивается вниз, и альфы начинают расстёгивать свои брюки. Юнги больно, кожа на спине исцарапана из-за шершавого стола, болят запястья, которые альфы сжимают до синяков, но самое главное — болит душа. Юнги впервые в жизни так страшно. Его сейчас изнасилуют и убьют, и никто не узнает. Никто не придёт на помощь, никто не успеет. А Тэхён? Что будет с Тэхёном, когда Юнги не вернётся, когда узнает, что его брат пал очередной жертвой чёрных дел их отца. Юнги уже не сдерживается, кусает губы и переходит на громкие рыданья. Вертит головой, не позволяет альфам её зафиксировать и зовёт — сперва отца, потом Намджуна.***
На то, чтобы выяснить где телефон Юнги, у работника Чонгука ушло двенадцать минут. Для Чонгука это была целая вечность, он, как раненый зверь, носился по коридору офиса, строя миллион догадок о том, где его омега. А сейчас он паркует автомобиль у гаражей и, заметив свой же внедорожник с отличительными номерами, — сразу всё понимает. Всё, что касается Юнги, — всё неправильно. Будто судьба играет с Чонгуком в злую игру, раз за разом, делая его жертвой именно этого омегу. Это уже не смешно и не весело. Чонгук помнит свой приказ в клубе и очень боится сейчас не успеть. Он быстрыми шагами идёт к гаражам и, уже проходя сквозь вход, замечает подлетевшее белое ламбо Хосока. Чонгук влетает в гараж и только тянется к поясу, как альфы, увидев босса, сразу же расступаются. Следующим Чонгук видит распятого на столе обнаженного омегу, который сразу же садится и, прижав к груди коленки, обнимает их. Юнги не верит, он продолжает заплаканными глазами смотреть на Чонгука и с трудом давит первый порыв подбежать к нему и обнять. — Развлекаемся, значит? — спрашивает Чонгук альф, и стоит одному из них попробовать открыть рот, как Чонгук рычит «заткнись», и тот мгновенно затыкается. — Глазам не верю, — Чонгук подходит к столу и смотрит на сжавшегося в комочек и притихшего омегу. — Ты что, плачешь, что ли? Язвы умеют плакать? — Чонгук улыбается, но у него внутри такая злость расползается, что ещё секунда — он стены в этом гараже в красный окрасит. Да, это был его приказ. Да, эти люди выполняли его поручение. Но звериное нутро ничего слушать не хочет, орёт, требует наказать, требует пролить кровь, потому что его омега напуган, его омегу чуть ли не изнасиловали, и пусть по приказу самого же Чонгука. — Я не плачу, — огрызается Юнги и моментально отворачивается. Чонгук стаскивает с себя пиджак и, обойдя стол, кутает в него парня. Хосок останавливается в углу, не зная, что за игру затеял друг и что ему в данный момент делать. Чонгук идёт обратно к парням, а Юнги сползает со стола и бросается к собранным в кучу своим вещам. Один из альф, тот самый, который начал его лапать ещё в машине, исподлобья смотрит на голые ноги омеги, даже не скрывает проскользнувшее разочарование во взгляде, что пришлось лишиться такого лакомого кусочка. Юнги тем временем натягивает на себя джинсы и на ходу набирает Намджуна. — Чего ты уставился? — Чонгук останавливается напротив мужчины и смотрит прямо в глаза. — Не насмотрелся? — от него этот голодный взгляд не ускользнул, и Чонгук уже чувствует вкус чужой крови на языке. Он пока не понимает, почему всё, что касается Юнги, выводит его по щелчку, но подумает об этом. Пока надо объяснить всем альфам этого долбаного города, что Мин Юнги принадлежит ему, и даже смотреть на него нельзя. Чонгук объяснит. Если понадобится, то даже всему миру. Издержки переезда на новое место — надо почти с нуля знакомить всех с настоящим собой. Но хвала небесам, Чонгук это дело любит — поставить очередных псов на место и нагнать страху — лучшее времяпровождение. — Простите, босс, но нам обещали развлечения, — альфа недовольно смотрит на Хосока, а тот в ответ укоризненно качает головой. Хосок уже мысленно похоронил мужчину и поставил надгробие. — Ах, прости, я же помешал, — цокает языком Чонгук. — Помешал поиздеваться над моим омегой. Чонгук становится вплотную и подзывает к себе Хосока. — В чём дело? — обращается он к другу. — Почему мои люди забыли о правилах приличия? — Они из третьего эшелона, новички, это их первое задание, — тихо отвечает Хосок, который понимает, что всё выходит из-под контроля и что своему любимому правилу «хочешь сделать что-то хорошо — сделай сам» изменять не стоило. Юнги не слышит, о чём разговаривают альфы, но не может понять, почему Чонгук просто стоит там и общается, омега уже сам готов рвануть туда и выцарапать этим уродам глаза. А Чонгук с ними просто мило общается, смеётся над словами Хосока и, вообще, ведёт себя так, будто это не его жениха собирались изнасиловать. Юнги давится своим возмущением, прихватив с земли пиджак, уже направляется к ним, чтобы высказать Чонгуку всё, что он о нём думает, как видит, что тот, схватив того самого альфу, кто пытался быть первым, за волосы, втыкает ему что-то в глаз. Когда Чонгук делает то же самое со вторым глазом альфы, Юнги понимает, что у него в руках нож, и он только что выколол мужчине оба глаза. Омега отшатывается назад и, судорожно ловя захлопнувшимися по щелчку лёгкими воздух, пытается не грохнуться в обморок. Мужчина истошно кричит, падает на колени и, прикрывая ладонями окровавленное лицо, бьётся в агонии. Юнги буквально повторяет за ним, только у Юнги глаза на месте, и он, согнувшись, чуть ли не касаясь лбом земли, блюёт. Его тошнит долго и плохо, и это учитывая, что он даже не завтракал. — Мне не нравится, что кто-то видел моего жениха голым, — Чонгук поворачивается к оставшимся альфам, но они, не разгибаясь, двигаются к выходу. Чон отбрасывает нож в сторону и, приказав им забрать не умолкающего и воющего от боли мужчину или он его «прибьёт», идёт к ползающему по земле омеге. Юнги уже блевать нечем, только если собственными внутренностями, но рвотные позывы не затыкаются, так же, как и окровавленное лицо на задворках сознания не затирается. Юнги вырос в клане, он наслышан о жестоких методах кары и пытках, в подробностях слушал всё, что ему рассказывал о той ночи Тэхён — но видит он такое впервые. Юнги кажется, что сейчас, в эту секунду, видя, как к нему идёт Чонгук, — ему страшнее намного больше, чем было до его прихода, когда он лежал распятым перед его похитителями. По мере того, как Чонгук подходит, Юнги отползает дальше, утыкается лицом в сгиб локтя, чуть ли позорно не визжит, лишь бы не приближался, лишь бы исчез. Его руки в крови, рукав белой рубашки красный, он только что выколол глаза живому человеку, а сейчас останавливается на расстоянии двух шагов и смотрит на Юнги так, будто ничего не случилось. — Ты и так белый, как сахар, а сейчас вообще белее некуда, — усмехается Чонгук. — Испугался? — Ты больной, — с трудом отрывает язык от нёба омега и вновь дёргается в сторону, стоит альфе сделать к нему шаг. — Ну же, сахарочек, не бегай от меня, иди ко мне, — Чонгук с трудом скрывает улыбку, видя, как мечется по полу омега, ища куда бы спрятаться. — Не смей ко мне подходить, — зло шипит Мин, а стоит Чонгуку протянуть к нему руку, как начинает истошно кричать и биться в истерике. Чонгук на его крики не реагирует, хватает омегу за плечи и, рывком подняв с земли, прижимает к себе, удерживает. — Он сам напросился. Он тебя трогал, я должен им всем руки отрубить за такое, — чётко и медленно выговаривает альфа. — Чего ты ведёшь себя, как фарфоровый, ты не сын Мин Инсу? — с нотками злости спрашивает Чонгук и сильно трясёт парня за плечи. — Ты выколол ему глаза, — чуть ли не воет Юнги, с трудом удерживает себя чем-то целым, не даёт истерике вырваться на свободу, не хочет показывать ему своих слёз. Снова. — Ты будешь со мной жить, — альфа сильнее прижимает к себе барахтающегося в его руках парня. — Ты многое ещё увидишь, мне размазня рядом не нужна. Мне нужен сильный, дерзкий, твёрдо стоящий на ногах омега. Приди в себя. — Я не хочу жить с таким чудовищем, — надломленно говорит Мин, а в следующую секунду, заглянув за плечи альфы, радостно вскрикивает «Намджун». Чонгук поворачивается ко входу и видит идущего к нему быстрыми шагами Намджуна, а за ним ещё несколько людей клана Мин. Воспользовавшись тем, что Чон ослабил хватку, Юнги срывается к брату и виснет у него на шее. Намджун обнимает омегу и зло смотрит на Чонгука. Чонгук прикрывает веки, делает глубокий вдох и с трудом унимает своего зверя. Успокаивает себя тем, что буквально пара дней — и Юнги будет принадлежать только ему, он даже видеться со своей семейкой, а уж тем более со своим братом, не будет. Чонгук не позволит. А сейчас он не понимает, почему картина ладоней Намджуна на спине Юнги будто выдёргивает его хребет, не понимает, почему то, как омега льнёт к своему брату, как обнимает его, превращает каждый вдох Чонгука в мучительный — будто лёгкие кромсают осколки его же разбитых внутренностей. И Чонгук точно не понимает, почему именно сегодня, впервые в жизни он пожалел о том, что наказал человека. Он пожалел, что это видел Юнги. Чонгук никогда ни о чём не жалеет. Не жалел. А сейчас стоит посередине гаража разрываемый несколькими чувствами одновременно. Так сильно, как того, чтобы Юнги подбежал именно к нему, чтобы обнял его, чтобы уткнулся лицом в его грудь, — Чонгук ничего никогда и не хотел. Он боится, что вскипающая внутри ярость и злость сейчас разорвут его на сотни частей, — Чонгук всегда себя контролирует, а сейчас впервые не может. Слишком много «впервые» с этим омегой. Чонгука это раздражает. Он хрустит шейными позвонками, подходит к парням и продолжает одним взглядом с Намджуна кожу сдирать. Тот это чётко ощущает, только скалится и сильнее брата к себе прижимает. Хосок делает шаг к парням, он-то точно знает, что если Чонгук слетит с катушек, то ему будет похуй и на фамилию Намджуна, и на все последствия. А он точно слетит — Хосок чётко видит это по наливающимся кровью глазам друга. Но Намджун, ещё раз вдохнув загустевшего и обжигающего чужой яростью лёгкие воздуха, отдирает от себя Юнги и передаёт его своим людям. — Езжай домой, я со всем разберусь, — говорит он спокойно Юнги и провожает его взглядом. — Он мой омега, — цедит сквозь зубы Чонгук. — И отвезёт его мой человек, раз уж вы ему безопасность обеспечить не в состоянии. — Не понял? — зло спрашивает его Намджун, а Юнги замирает у порога. — Его похитили и притащили сюда, — ядовито усмехается ему Чон. — Я спрашиваю тебя, как его брата, зная чей он сын, чей наследник и чей будущий супруг — почему у него нет охраны? Кто следит за безопасностью моего жениха? — Поверь, мы и без тебя справляемся, — холодно говорит Намджун. — Плохо справляетесь, — шипит Чонгук и обращается к Хосоку: — Отвези его домой.***
Всю дорогу до особняка Минов Юнги молчит, так же, как и Хосок. Уже паркуясь у ворот, Хосок пару секунд думает, а потом, всё-таки не выдержав, спрашивает: — Твой брат, он из дома не выходит? — Даже не думай, — шипит на него Юнги и, выйдя из машины, нарочно громко хлопает опустившейся дверью ламбо. Юнги, будучи уверенным, что Намджун сам со всем разберётся, даже папе ничего не говорит, сразу поднимается к Тэхёну и, не дав брату окончательно проснуться, падает лицом на его кровать и начинает реветь. Наконец-то, впервые за день никого не боится, не стесняется, не зажимается, не играет роли. Плачет долго и громко, Тэхён только гладит его по волосам — ничего не спрашивает, не говорит, всё ждёт, когда Юнги успокоится, когда выплачется. — Я не хочу, Тэтэ, я не хочу с ним жить, — Юнги утирает слёзы и усаживается на постели. — Он чудовище. Он — самое страшное чудовище, он хуже тех, которых ты видел восемь лет назад. Помоги мне, умоляю, подумай, что мне делать, как мне быть, — Юнги обхватывает руками голову и с такой мольбой смотрит на брата, что тому не по себе. — Что случилось? Что произошло за пару часов? — спрашивает его Тэхён и кладёт голову на его плечо. — Я не могу тебе рассказать, боюсь за твоё здоровье, но это было ужасно. Просто поверь мне на слово, — надломленно говорит Мин. — Я даже сбежать не могу. Я думаю, что, может, сбежать из страны, но я не представляю, как это сделать, и я не могу бросить тебя. — Юнги, это же не навсегда, — пытается успокоить его младший. — Возможно, вы долго и жить вместе не будете. Никто не знает, что случится завтра. Пожалуйста, не отчаивайся. — Нам нужны деньги, — вдруг воодушевляется Юнги. — Я отныне буду копить, не буду тратить, открою секретный счёт, и мы с тобой сбежим. Ты встретишь какого-нибудь доктора или учителя и заведёшь семью, а я перестану пить подавители и найду своего альфу, и будем жить вчетвером. Мне надо просто перетерпеть пару месяцев с Чонгуком и всё. — Умница, — легонько улыбается Тэхён и обнимает брата. — Юнги, — младший отстраняется, потом вновь приближается к омеге и внюхивается. — А тот альфа с красными волосами, он тоже был с тобой? — еле слышно, с пугающей надеждой в глазах спрашивает омега. — Даже не думай, — рычит на него Юнги, и Тэхён грустнеет, но не переспрашивает, не спорит. В дверь стучат, и вошедшая прислуга докладывает, что приехал портной для примерки костюмов на свадьбу. Юнги, услышав о свадьбе, заливается по новой, а Тэхён, выпроводив прислугу, запирает дверь на ключ.***
Свадьбу назначают на субботу. Хосок планирует мальчишник в пятницу, но Чонгук объявляет, что хочет начать прямо со среды. Юнги нужно вытравить из головы и из крови — лучший способ, чем секс, дорогой алкоголь и белый порошок, не придуман. Чонгук потратит эти ночи на искоренение этой занозы. Весь день у него отвратительное настроение, он бросается на подчинённых, пару раз грызётся с Хосоком и даже отказывает папе в совместном обеде. Никого и ничего не хочется — хочется Мин Юнги. Точнее, хочется усадить его перед собой и попробовать в себе разобраться. Чонгук с таким ранее не сталкивался. Этот мальчишка занимает все мысли с того самого момента, как Чонгук покинул гараж. Каждый его взгляд, каждое слово, а самое страшное — то, как он цеплялся за брата — всё это нон-стопом проигрывается в голове альфы. Чонгуку даже думать дико, что этот омега так сильно на него влияет, что вообще альфа посвящает ему столько часов, но отрицать очевидное смысла больше нет — Юнги Чонгуку интересен. Альфа считает, что это просто интерес, и похуй, что настолько сильного интереса он не испытывал ни к кому ранее. Скоро Юнги будет жить в его доме, спать в его постели и полностью принадлежать ему, а всякий интерес имеет свойство теряться после приобретения объекта, значит, и Мин Юнги в сознании Чонгука тоже сотрётся. Он избалованный, глупый омега, который сам по себе ни на что не способен — Чонгуку даже смешно, что он может допустить мысль, что между ними что-то серьёзное. Быть такого не может. Альфа снимает пиджак со спинки кресла и идёт к лифту. Сегодня ночью Чонгук о Юнги забудет. Это было временное явление, и оно пройдёт. Хосок бронирует последний этаж отеля Хилтон, также полностью закрывает знаменитый вращающийся по кругу бар для остальных постояльцев. К услугам Чонгука этой ночью самые красивые омеги города, самое дорогое и лучшее виски и дорожки лучшего кокаина.***
О том, что Чонгук женится, Чимин узнаёт только, когда шофёр альфы приезжает за ним и говорит, что везёт его на мальчишник. Первые несколько секунд омега не может поверить своим ушам — Чонгук ни разу не давал понять, что у него вообще есть омега, а не то чтобы о свадьбе говорил. Но уже подъезжая к Хилтону, Чимин решает, что это даже хорошо. Может быть, теперь уже Чонгук его отпустит, и можно будет вернуться к обычной жизни. Сколько бы подарков ему ни дарил альфа и как бы ни баловал, Чимин от этого всё равно меньше себя не ненавидит. Сегодня утром он пальчиком указал людям Чонгука на Юнги, идущего в университет, и все мысли сейчас большей частью заняты им. Как бы его не обижал и не злил омега, Пак надеется, что Чонгук не переборщит. Но этот инцидент уровень ненависти к себе ещё больше повысил, хотя, казалось, куда больше. Чимин поправляет в зеркале лифта и так идеально лежащие волосы и проходит в зал. Чонгука в баре нет. Чимин обходит весь зал и, убедившись, что альфа отсутствует, заказывает себе бокал пина-колады и присаживается на диван рядом с Хосоком. У альфы на коленях рыжий омега, и им бы уже давно следовало уединиться, но, видимо, Хосоку, как, в принципе, и Чонгуку, на всех и на всё плевать. — Он в номере наверху, — обращается Хосок к Паку. — Можешь сходить, присоединиться. — Ничего, я здесь подожду, — тихо отвечает Чимин и помешивает соломкой коктейль. Он старательно прячет взгляд, пытается не смотреть на то, как красноволосый альфа парня буквально на коленях раскладывает. Чонгук возвращается минут через двадцать и опускается на диван рядом с Паком. Ждёт, пока ему наливают виски, залпом выпивает и вдыхает точно не первую дорожку за ночь. От него несёт омегами — Чимин знает, что Чонгук наверху кого-то трахал, будет трахать и дальше, и не только его, но Чимина это уже не задевает. Кто он, в конце концов, чтобы что-то чувствовать. — Иди ко мне, малыш, — Чонгук подтаскивает Пака на колени и смотрит на него помутневшим от всей этой дури и алкоголя взглядом. — Ночь только начинается, а ты мой десерт, — усмехается альфа и, притянув к себе парня, глубоко целует. Миссия отвлечься от Мин Юнги пока с треском проваливается. Чонгук давно не трезв, он уже был наверху с двумя омегами, но тот, кто цвета сахара, из головы не выходит. Чонгук и сейчас окружён омегами, и пусть на его коленях Чимин, перед глазами всё равно та язва. Видимо, будет оргия, и будет она прямо здесь, потому что Чонгук расстёгивает блузку Пака, покрывает поцелуями его шею, периодически целуется с другими, возвращается вновь к нему и продолжает. Проходит всего пара минут, Чимин уже лопатками на рассыпанном порошке, и Чонгук трахает его прямо на столике. Чимин, в отличии от него, трезв и надо срочно напиться, потому что чувствовать в этом мареве ничего не хочется. Чимин боится не вынести, боится рассыпаться так же, как и кокаин под ним. Он переходит на виски и уже после пары бокалов целуется с другим омегой, потом с ещё одним, и ещё, и ещё… Потолок в Хилтоне тёмно-синий и, кажется, на нём даже есть звёзды. Чимин уже ничего не различает, он так же лежит на лопатках, а Чонгук нюхает с его живота порошок, потом трахает, потом по новой, может, это вообще уже не Чонгук. Чимин продолжает смотреть на потолок и обещает себе, что вскроется сразу же после этой ночи. Почти рассвет, Чонгук полулежит на диване и наблюдает за теми немногими, у кого всё ещё есть силы развлекаться. У него на груди сопит отключившийся Чимин. Голова трещит, во рту омерзительно горький привкус разочарования. Хочется завести ламбо и сорваться к особняку Минов, вызвать Юнги, схватить его за горло и приложить затылком об стену, потом ещё и ещё — пусть кричит, матерится, царапается, но, сука, пусть объяснит, что это за хуйня. Почему Чонгуку больше не доставляет, почему, блять, он хочет видеть его лисьи глаза, почему ладони чешутся от желания прикоснуться к этой белоснежной коже? Почему? Почему? Почему? Слишком много вопросов — ни одного ответа. Чонгук чуть ли в слух не матерится. Всю ночь он не чувствует эмоций, удовольствия, желаний, а тут его имя про себя произнёс, и уже внутри все механизмы заработали, шестерёнки запустились. Одно воспоминание — и у Чонгука с сердца лавина сходит, огонь разгорается. Мин Юнги встал поперёк горла, и Чонгуку впервые не удаётся проглотить, не удаётся забыть. Этот злющий мальчишка сидит внутри, коготками плоть раздирает, играется, смотрит высокомерно, ярко улыбается и снова расковыривает, испытывает его терпение, его силу, его волю. Чонгуку бы встать и разнести к чертям этот бар, прихватить Хосока, поехать города в крови топить, эту зудящую рану под рёбрами успокоить, эту занозу выдернуть. Он этого не планировал, он этого не хотел. Мин Юнги временное явление, он должен был пройти на вылет и пройдёт — Чонгук его в себе оставить не может, так же, как и у себя, — слишком большая роскошь. Даже для самого богатого альфы этой части мира. Уже почти утро, лучи только проснувшегося солнца пробиваются сквозь толстые стёкла — их даже то, что это обитель похоти и разврата, не останавливает. У солнца свои планы, свои цели и свои желания, ровно так же, как и у Юнги, который смог сделать то, с чем до него пока никто не справлялся — в чёрную, пропитанную чужой-своей болью душу Чонгука пробраться, занять удобное место, усесться и свои стройные, самые красивые из всех, что Чонгук видел, ножки свесить. Ночь ушла, а желания Чонгука нет — хочется его послушать, хочется увидеть, хоть мельком. Аж за грудиной чешется насколько. Чон аккуратно отодвигает покоящегося на нём Чимина и, схватив со столика мобильный, набирает смс. JK: Двадцать четыре часа — и ты будешь моим. YG: Пошёл на хуй. Ответ приходит моментально. Надо же, строптивая омега не спит. Чонгук улыбается, впервые за эту ночь чувствует эмоции, чуть ли к экрану не липнет. У него все чувства резко обостряются, все эмоции включаются, и похуй, что Юнги его только что послал, что почти весь этот город у его ног, а этот нос воротит и задом виляет. Чонгуку хорошо. Будто какой-то алхимик для него все удовольствия мира смешал, в один флакон собрал и попробовать дал. JK: На хуй пойдёшь ты, и притом, на мой. YG: Пошёл на хуй, чудовище!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!! JK: Обожаю тебя, сахарочек. Пишет. Удаляет. Снова набирает. Снова удаляет. Отбрасывает телефон в сторону и прикрывает веки.