***
Течка заканчивается на одиннадцатый день, и Юнги обнаруживает, что похудел на три килограмма. Он много ворчит и ругает Чонгука, говоря, что с таким трудом поправился, а сейчас опять кожа да кости. Чонгук на ворчание омеги только смеётся и убеждает его, что тот всё равно красив как никто. Сегодня с утра Юнги плотно завтракает и наконец-то отправляется в университет. Мин как раз обсуждает с другими омегами свою новую идею перекраситься в брюнета, как видит идущего по коридору Чимина. — Ого, метка, — впервые за всё время их знакомства Чимин первым начинает разговор с Юнги. — Ого, разбитая рожа, — нахмурившись, отвечает на выпад Мин и всматривается в уже потускневшие, и хоть и замазанные тоналкой, но высвечивающиеся синяки. — Неужели Намджун это сделал? — Паку даже кажется, он слышит проскользнувшее беспокойство в голосе Юнги. — Не твоё дело, — огрызается Чимин. — Моё дело. Намджун бы омегу не ударил, а если всё-таки ударил, то это полная задница, и тебе надо ударить его в ответ, — твёрдо заявляет Мин. — Не лезь в наши отношения, и тогда всё будет прекрасно, — отмахивается Чимин. — Ты бы своими занялся. Уже, небось, и бейбика ждёте. Странно, учитывая, что твой муж собирается стереть с лица земли весь твой род, а ты подставляешь ему шею и с гордостью носишь его метку. — Что ты несёшь? — зло спрашивает его Юнги и взглядом отсылает столпившихся рядом омег. — А ты будто не знаешь, — закатывает глаза Пак. — Чон Чонгук хочет единоличного правления, а это означает, что он убьёт твоего отца, за ним твоих братьев, а потом и тебя. Вот только переживаю и нервничаю из-за этого только я, потому что боюсь за Намджуна. — Тут не о чём переживать, — пытается скорее убедить себя, чем Пака, Мин. — Это они своими членами меряются. Чонгук не тронет мою семью. И откуда ты вообще это всё знаешь? — Ты, видать, забыл, — ядовито улыбается Чимин. — Я встречался с твоим мужем почти два месяца, — Пак видит, как вытягиваются в линию губы омеги и как мрачнеет его взгляд. — Я был с ним везде и в ходе переговоров тоже. Так что, будь добр, делай что хочешь, но усмири это чудовище. Я не хочу терять твоего брата. Я люблю его, — договаривает Чимин и, оставив побледневшего омегу, его словами придавленного к стене, медленно идёт к аудитории. — Ты не встречался с ним, — шепчет уже сам себе Юнги и до вонзающихся в плоть ногтей сжимает кулаки. — Ты не встречался с ним. Ты спал с ним. Ты просто спал с ним.***
— Мы опаздываем, я опаздываю, — Чимин вылетает из ванной и, придерживая обмотанное вокруг бёдер полотенце, носится от шкафа к шкафу. — Малыш, успокойся, мы не опаздываем, — усмехается на его метания сидящий на кровати и застёгивающий запонки Намджун. — Ты не понимаешь, — Пак продолжает вываливать на пол содержимое своего гардероба. — Я знакомлюсь с твоими родителями, впервые ужинаю с твоей семьёй. Мне кажется, я не выдержу, у меня сердце точно остановится, — омега прикладывает ладонь к груди и сам над собой смеётся. — Так, — Намджун приподнимается и, схватив парня за руку, подтаскивает к себе. — Во-первых, тебе надо успокоиться. Я не хочу, чтобы у моего мальчика разболелась голова или расшатались нервы из-за какого-то ужина… — Не какого-то! — пытается возразить Чимин. — Тшшш, — альфа поглаживает его плечи, поднимается выше и цепляет пальцами подбородок. — Я буду рядом, буду поддерживать. Тебе нечего бояться или переживать. Юнги я к тебе не подпущу, будь уверен. — Кстати, — Чимин отрывает от себя его руки. — Я сказал ему, точнее, напомнил о планах Чонгука. Он так себя ведёт, будто у них нормальная идеальная семья. Но ты прав, ему надо всё время напоминать об опасности, которую несёт в себе Чонгук. — Конечно, но сейчас не будем об этом. Собирайся.***
— Чего ты такой хмурый? — Чонгук выруливает на трассу и сигналит решившему поразвлечься и ехавшему впереди Хосоку. — Он разобьётся, — Юнги, нахмурившись, смотрит на выкрутасы белого ламборгини впереди и нервно сжимает в руке телефон, когда машина на большой скорости начинает делать зигзаги. — У него просто хорошее настроение, — улыбается Чонгук и моргает фарами пока ещё только с просьбой прекратить этот цирк. — Мы в Гонконге часто так ездили после дел и встреч, но я сейчас везу ценный груз, не рискую. — Как это мило, — фыркает Юнги и усиленно прячет румянец. — Терпеть не могу званые ужины, — вздыхает Чонгук, резко надавив на газ, подлетает к белому ламбо и двигается параллельно. — Уже весь Сеул понял, что ты его увидишь, приди в себя, — опустив стекло, кричит Чон и, получив в ответ смех и резкое торможение от Хосока, понимает, что тот успокоился. Вперёд, как и положено для обеспечения безопасности, вылетает ехавший до этого следом внедорожник, а Хосок замыкает процессию, охраняя тыл чёрного матового ламборгини. — Так и ты знаешь про него и Тэхёна? — с улыбкой спрашивает Мин и двигается к альфе. — Знаю. Хосок не умеет скрывать. Тем более, с ним такое впервые, он не особо понимает, что с этим делать. — А с тобой раз сто уже было, — обиженно бурчит Юнги и двигается обратно к двери, но Чонгук правой рукой хватает его и подтаскивает к себе. — Не сто, — мягко говорит альфа. — Но было. Хотя, как с тобой, никогда не было. — Потому что я самый ахуенный, — кокетливо тянет омега. — Совершенно верно. — Я всё равно за Тэхёна переживаю, — тяжело вздыхает Мин и кладёт голову на плечо альфы. — Он ведь не знает, кто такой Хосок, я боюсь, он не справится. — У твоего брата вариантов нет, — Чонгук зарывается пальцами в белоснежные волосы, играет с прядями. — Хосок своего не отпустит. Он твоим братом одержим. — Хочу тебе отсосать. — Прости? — давится воздухом не ожидающий такого резкого перехода альфа. — У нас не было секса с прошлой ночи, и сейчас я хочу тебе отсосать, — по словам выговаривает омега и тянется к его ширинке. — Меня вымораживают твои переходы от темы к теме, — смеётся Чонгук. — А вообще, мы едем на ужин к твоим родителям, будем уже там через десять минут… — Чонгук выругивается, когда Юнги обхватывает пальцами его член и давит на головку. — Я поем до ужина. Ты же знаешь, терпение и я — понятия несовместимые, — припеваючи отвечает омега и, нагнувшись, заглатывает член до половины. Чонгук немного сбрасывает скорость, пытается сосредоточиться на дороге и своих машинах, но горячий рот вокруг его члена выбивает все трезвые мысли из головы. Альфа видит, как сзади ему мигает Хосок, который не понимает, почему они так резко сбросили скорость, но объясняться сейчас нет никакого желания. Чонгук сконцентрирован на язычке, который крутится вокруг его члена, лижет, давит на уздечку. Развратный Мин Юнги даже отсасывает как лучшая блядь Азии. Он вбирает член так глубоко, как может, запускает за щёку, легонько царапает зубами, увеличивает ощущения и повторяет. Сосёт так смачно, с таким аппетитом, будто дорвался до самого вкусного лакомства. Мычит от удовольствия, причмокивает, одними звуками альфу доводит. Чонгук с трудом рулём управляет, почти не соображает, второй рукой хватает омегу за волосы и, подкинув бёдра, сам трахает его в рот. — Мммм… — Сука, не делай так, — молит альфа. — Ммммм… как? — Юнги облизывает головку и вновь заглатывает. Чонгук залетает во двор уставленного автомобилями особняка Мин и, придерживая омегу за волосы, продолжает трахать его в рот. Любуется своим членом за его щекой, глубже насаживает. Разрядка уже близка, но Юнги не отстраняется, наоборот вбирает в рот головку и, прохрипев «кончи мне в рот», принимает тёплые густые струйки, проглатывает всё до последней капли. Он облизывает член, свои губы и ойкает, когда Чонгук, подняв его за волосы к себе, впивается в губы мокрым поцелуем со вкусом собственной спермы. — Самый развратный омега этой вселенной, — шепчет ему в губы альфа и, ещё раз поцеловав, начинает застёгивать брюки. Юнги потягивается на сиденье, поправляет волосы и капризничает, что хочет ещё. — Дома. Выебу так, что будешь только на животе спать. — Давай в моей комнате! — заговорщически подмигивает ему Юнги. — Это же мой дом, ускользнём на пару минут. — Сахарочек, у тебя даже не течка, но ты такой ненасытный. Признаюсь, мне это нравится. — Это ты на меня так действуешь, — хмыкает омега и тянется к ручке двери. Хосок смеряет парней презрительным взглядом, укоризненно качает головой и, натянув пиджак, идёт к дому. — Надо же, и змеи тут, — Чонгук проходит мимо бентли со знакомым номером и следует за другом. Юнги холодно здоровается с родителями, кивает чете Чон и остальным гостям и, схватив бокал с шампанским, отпускает руку мужа, и идёт наверх к брату. — Тэтэ, Хоби, всем привет, — Юнги приземляется на кровать одетого и собранного на ужин брата и с непониманием смотрит на словно застывшего у стола омегу. — Ах, ты об этом, — Юнги, проследив глазами за взглядом Тэхёна, понимает, что тот заметил метку через полупрозрачную белоснежную блузку. — Я с тобой не успел нормально поговорить. Да, он поставил мне метку. Объяснения Юнги выражение ужаса с лица Тэхёна не стирают, он так же с широко раскрытыми глазами смотрит на брата. — Тут такое дело, — Юнги на коленках доползает до изножья кровати и смотрит на омегу. — Люблю я его. — Как? — выдыхает Тэхён. — Вот так, — разводит руками старший. — Какой-то сумасшедшей, безумной любовью. Сам не понимаю, как угораздило. Тэхён вздрагивает от завибрировавшего в руке телефона и, глянув на экран, улыбается. «Если не спустишься через пять минут, я поднимусь». — Походу и ты влюбился, — Юнги косится на телефон брата. — Нет, — резко отвечает Тэхён и тянется за браслетом на столике. — Да. Юнги ничего не говорит, сползает с постели и, потискав бегающего по ковру Хоби, идёт с братом вниз.***
Чимин топчется на пороге за Намджуном, мнёт полы своего пиджака и даже глаз с пола поднять не может, но альфа берёт его за руку и подводит к родителям. — Это Чимин, — представляет Намджун мечтающего провалиться сквозь землю парня. — Он мой омега. — Рад знакомству, — холодно говорит Инсу и рассматривает омегу оценивающим взглядом. — Расскажи о себе, Чимин-и, — тянет Сохён. — Из какой ты семьи? Чем занимаются твои родители? Пак растерянно смотрит на мужчину и пытается сказать хоть слово, но они застряли в горле, и он только открывает и закрывает свой рот, притом всё сильнее сжимая в руке мизинец Намджуна. — Чимин учится в том же университете, где Юнги, — гордо заявляет Ким. — И когда просишь человека рассказать о себе, не думаю, что он должен рассказывать о родителях, — ледяным тоном заявляет альфа папе. — Всё нормально, — Пак становится ближе к Намджуну и прислоняется щекой к его плечу. — Мой отец полицейский. Был, сейчас он в отставке, — тихо добавляет омега. — Надеюсь, тебе у нас понравится, — фальшиво улыбается ему Инсу и просит Намджуна на пару слов. — Омега хорош. Очень хорош, — присвистывает старший, стоит им отойти от омег. — Но это не повод приводить его на ужин такого уровня. — Ты, кажется, не понял, — раздражённо отвечает ему Намджун. — Это мой омега. — Но, сынок, это же несерьёзно. Я не против твоих развлечений, но он совсем не твой уровень, — пытается вразумить сына Инсу. — Тогда и этот ужин не моего уровня, — злится Ким. — Мне кажется, ты забываешь, кто я и откуда, — шипит альфа и идёт обратно к омегам. Что бы сейчас Сохён ни говорил Чимину, хорошего в его словах точно мало, потому что последний слушает и чуть не плачет. Намджун обнимает омегу за плечи и, одарив папу испепеляющим взглядом, уводит Пака вглубь комнаты.***
Хосок себе место не находит, ходит между всех этих гостей, изображает слушающего собеседника, а сам глаз с лестницы не сводит. Даже Чонгук делает ему замечание, когда в ходе обсуждений с одним из партнёров Хосок вместо того, чтобы отвечать ему, строчил смс. Хосок продолжает притворяться, что слушает Джихо, гипнотизирует взглядом лестницу и чётко слышит звон разбившегося вдребезги под ногами своего же сердца. Тэхён стоит на самом верху лестничного пролёта, оглядывает оттуда весь зал и, заметив Хосока, сразу уводит взгляд, и спускается за Юнги. Контраст между братьями настолько яркий, что не заметить его может только слепец. Один яркий, стервозный, с неприкрытым вызовом в глазах и дерзостью, которая так и прёт из всех щелей. Один взгляд на него всех альф в комнате о своих мужьях, любовниках забыть заставляет, вот только отныне перед всеми этими потенциальными охотниками непроходимая стена, ров, залитый кипящей смолой, и армия в лице Чон Чонгука стоит. До этого омеги не добраться, его не заполучить. Юнги к Чонгуку намертво припаян и идёт сейчас прямо к своему альфе, только ему так искренне, без игр улыбается, руку протягивает, пальцы сплетает, смущается, услышав что-то на ухо, и по новой краской заливается. Второй будто по воздуху двигается, он буквально по нему ступает, порхает. Он одет в узкие синие брюки, горчичного цвета блузку, его блестящие шелковистые волосы отросли и красиво ниспадают на уши и глаза, тонкая серьга в левом ухе змейкой скрывается в воротнике блузки, приглашает последовать за ней, манит. Он замирает недалеко от родителей и робко глаза на альфу поднимает. Хосок не был бы Хосоком, если бы его интересовали обычаи и правила этикета, он ставит бокал с виски на поднос мимо проходящего официанта, кивает собеседникам и идёт прямо к Тэхёну. Омега теряется, не ожидает такого напора, он с широко раскрытыми глазами смотрит на него и даже пятится назад. Упирается спиной в грудь одного из знакомых отца, бормочет извинения, и стоит повернуться, уже стоит лицом к лицу с Хосоком. — Привет, — первым начинает разговор альфа. — Привет, — бурчит еле различимо и смотрит на затянутые дорогой тканью ноги альфы. — Смотри на меня, — просит Хосок так, будто от этого его жизнь зависит. Молчит, теперь мучает пальцами подол своей блузки, взгляда не поднимает. В этой крепости подняты мосты, заперты все двери и заколочены окна, но Хосок ни гонцов засылать, ни сам стучаться не собирается. Не тот вариант. Тут такое не прокатит, да и Хосок особой нежностью и терпением не отличался. Он засучит рукава и сразу на таран пойдёт, уже идёт, плюёт на всё и на всех, цепляет пальцами его подбородок, поднимает, повторяет: — Смотри на меня. Тэхён смотрит, даже не моргает, всматривается в самое дно — Хосок в сотый раз умирает. К груди тянется, там чешется нестерпимо, зудит. Щёлкнуть бы пальцами, пусть все исчезнут, остаться с ним наедине, молить взгляда не убирать, вот так хоть целый век лицом к лицу с ним простоять. Любоваться ресницами, персиковой кожей, вишнёвыми губами, мечтать к нему прикоснуться и умирать от восторга, как подросток, дорвавшийся до объекта своих желаний. — Надо же, молодёжь нынче совсем разошлась, — ядовито улыбается подошедший Сохён и делает большой глоток из бокала в руке. Бокал явно не первый, омега всё косится в сторону Намджуна и продолжает пить. Тэхён сразу опускает взгляд, прерывает эту невидимую никому, кроме двоих, связь, а у Хосока на груди рана раскрывается, опять кровоточит. — Мы просто разговаривали, — спокойно отвечает альфа. — Просто ничего не делается, дорогой мой, — подмигивает ему Сохён. — Надень ему кольцо, забери, избавь нас. — Папа, — в ужасе выпаливает омега. — Ах да, зачем тебе этот психопат, — хохочет Сохён, не обращает внимание на сына и не замечает, как мрачнеет Хосок. — Но поиграться разок или два можно. — Думаю, вам достаточно пить, — Хосок отбирает у омеги бокал и смотрит так, что у Тэхёна от его взгляда сотни игл в кожу впиваются, он даже шаг назад делает, не понимает, почему папа этого не чувствует, почему на рожон лезет. Сохён только недовольно фыркает, косится на свой бокал в руке альфы и с недовольным видом отходит от парней. — Не слушай его, — Хосок подходит вплотную к бледному омеге. — Он не понимает, что говорит. Ты не психопат, это он психопат. — Я… — Тэхён поднимает глаза на альфу, сразу уводит взгляд. — Мне лучше пойти к себе, — он делает шаг вправо, но Хосок хватает его за локоть и удерживает на месте. — Никуда тебе уходить не надо, — с паузой после каждого слова говорит он. — Погуляй по залу, пообщайся с братом, я сам отойду от тебя. Хосок поворачивается и быстрыми шагами идёт к Чонгуку.***
— Сногсшибательно выглядишь, — Джин взглядом будто под одежду забирается, медленно скользит по затянутым в узкие брюки ногам, задерживается на бёдрах и поднимается выше. — Мне так обидно, что я опоздал, что жемчужину этого города заграбастал себе Чон Чонгук, даже инициалы выбил, — альфа с презрением косится на метку. — Ты прав, ты опоздал, — отпивая шампанское, говорит Юнги и высматривает в зале Чонгука. — Так что пока мой альфа не заметил твои пропахшие нафталином подкаты, сам исчезни. — Какая же ты дерзкая сучка, зато такая желанная, — шипит Джин и становится вплотную. Юнги от его напора теряется, отшатывается и поражается резкой перемене в альфе. У Джина даже цвет глаз поменялся, его голосом лёд колоть, смотрит так, что Юнги будто в размерах уменьшается. Этот взгляд под кожу ледяным сквозняком пробирается, инеем сверху ложится. Юнги ёжится, подбирается весь, по новой силами собирается, коготки точит, готовится атаковать. Чонгук возвращается с террасы и сразу видит стоящих в углу Джина и Юнги. Чон весь вечер с омеги глаз не сводил, с одной стороны следил, с другой — любовался. Оставил его на пару минут, и вокруг Юнги уже змея обвивается. Чонгук слышит последнюю фразу Джина, не говорит, не спрашивает, не ждёт объяснений — подлетает, со всего размаху бьёт лбом, метит в нос, попадает повыше. К парням сразу подлетает охрана обоих, гости расходятся по углам, а Юнги испуганно жмётся к подошедшему Хосоку. Подойти к Чонгуку омега осмелиться не может. Его альфа в ярости, она над его головой густым облаком клубится: не подходи — зашибёт. Юнги видит, как сильно он сжимает ладони в кулаки, как заострились его скулы, как в его глазах преисподняя свои врата открыла, приглашает. Омега продолжает прятаться за Хосоком, переводит глаза на держащегося за переносицу Джина, на охрану и снова на Чонгука. — Как некрасиво, — морщась от боли, говорит китаец. — Но как похоже на тебя, — Джин взмахом руки отсылает своих охранников и просит Инсу успокоить гостей и продолжать ужин. Хосок тем временем отзывает людей клана Чон, но сам с места не двигается, не отходит, пальцы разминает. — Ещё раз увижу, как ошиваешься вокруг него, шею сломаю, — выплёвывает слова в лицо Джину Чонгук. — Я просто поздоровался, — пожимает плечами Джин. — И тебе с этим психопатом жить, — обращается он к Юнги и, смерив Чонгука ещё одним уничтожающим взглядом, идёт к выходу. — Сахарочек, — Чонгук меняет тон на нормальный, поворачивается к Юнги. — Иди ко мне, — альфа вытягивает руку и подзывает пальцем всё так же прячущегося за Хосоком омегу. — Любимый, — выглядывает из своего прикрытия Юнги. — Он просто сказал, что завидует тебе, потому что у тебя самый ахуенный омега в мире. Честное слово. — Ко мне, — повторяет грозно альфа, и Юнги, выдохнув, медленно подходит. Чонгук сразу притягивает его к себе, обнимает за талию и успокаивающе поглаживает по волосам. — А ты промахнулся, — хихикает осмелевший омега. — Он среагировал быстро, — усмехается Чонгук. — В следующий раз не промахнусь. И кстати, он ведь прав. — Не понял, — Юнги, подняв глаза, смотрит на альфу. — Насчёт того, что мне попался лучший, — Чонгук целует омегу в макушку и просит его извинить. Альфа обещал парочке бизнесменов поговорить после ужина.***
Юнги усиленно игнорирует все взгляды и улыбки Намджуна, демонстративно отворачивается в противоположную сторону и идёт к Тэхёну. Вот только старший в этот раз не сдаётся, оставив Чимина на попечение знакомых омег, Намджун быстрыми шагами идёт к братьям. — Тэхён, оставишь нас на пару минут, — обращается он к младшему, и тот отходит на пару шагов. — Вот нахуя, — злится Мин. — О чём мы будем разговаривать? — Тише. Какой ты всё-таки невоспитанный, — цыкает Намджун. — Даже он тебя усмирить не смог. Но покусать успел, — брезгливо морщится альфа. — А ты ревнуешь? — с вызовом спрашивает Юнги. — Иди лучше к своему омеге, он у тебя двинутый, скандал тебе потом устроит, — он косится в сторону Чимина и вновь возвращает взгляд к Намджуну. — Ты понимаешь, что заигрался, — спокойно говорит альфа. — Послушай меня, ты забылся, перепутал, где реальность, а где игра твоего воображения. Чонгук тебя не любит. Ты Чонгука не любишь. Детей плодить и быть счастливыми у вас не выйдет. Может, ты уже перестанешь изображать чёрти что и воспримешь реальность? — Какую, нахуй, реальность? — щетинится Юнги. — Что он убьёт твоих родителей, твоего любимого Тэхёна и тебя, скорее всего, тоже, — цедит сквозь зубы Намджун. — Что ты всего лишь игрушка в его руках, но уж точно не любовь, не супруг, не папа его наследников. — Неправда, — поникшим голосом говорит Юнги. — Чонгук этого не сделает. Уже не сделает, — омега видит вошедшего в зал Чона и, не отрываясь, смотрит, пока тот разговаривает с партнёрами. — Он любит меня. Я люблю его. — Какой же ты идиот, Мин Юнги. Моё дело предупредить, а теперь прошу меня извинить, из-за твоей слепоты мне нужно попробовать хоть как-то обеспечить безопасность наших родителей и своего омеги, — с отвращением в голосе говорит Намджун и уходит, оставив поглощённого мыслями о его словах омегу. Юнги через весь зал смотрит на Чонгука, вспоминает их последние дни, прикосновения, слова друг другу и пытается отогнать разрастающиеся комом в груди сомнения. Но они не уходят, наоборот, только приходят, тащат за собой багаж жестокости альфы, его слова в порыве злости, его угрозы в начале их знакомства. Обживаются, располагаются, пускают по венам-сосудам отраву и требуют к себе внимания.***
Гости понемногу расходятся, даже родители Чонгука, попрощавшись, просят машину. Юнги уже наболтался с братом, попробовал всё, что можно было из закусок, и теперь, прислонившись к Чонгуку, в открытую зевает. Альфа обещает увезти его домой и зовёт стоящего с бокалом в стороне Хосока. Но тот просит ещё пару минут и идёт к Тэхёну. — Мне надо идти, а тебе надо спать, — мягко говорит альфа. — Это впервые, когда я могу пожелать тебе спокойной ночи, глядя тебе в лицо, — улыбается он и, протянув руку, убирает за ухо омеги выбившуюся прядь. Тэхён не дёргается, лёгонько трётся щекой о его руку и улыбается в ответ. — Скоро всё изменится, совсем скоро, — продолжает Хосок. — Я буду видеть тебя каждый день, и я надеюсь, ты хочешь этого хотя бы на половину так же, как и я. Спокойной ночи, малыш, — Хосок убирает руку и идёт к ожидающему его у выхода Чонгуку. — Ты молодец, — Инсу останавливается в шаге от сына и залпом опустошает бокал в руке. — Сделать из меня чудовище из-за одной ночи, изображать травму, якобы страдать, а потом встретить Монстра похуже всех, кто в этой комнате, и бесстыдно течь от одного его взгляда. Тэхён опускает наполнившиеся слезами обиды глаза и нервно жуёт губу, лишь бы продержаться, не разрыдаться здесь перед всеми, успеть дойти до своей комнаты. — Горжусь своими сыновьями, — продолжает Инсу, при этом улыбкой провожает уходящих гостей. — Я уже вижу, как клан Мин становится самым могущественным в стране только потому, что мои сыновья отлично раздвигают ноги. — Отец, — проглотив слёзы, тихо просит омега. — Ой, только истерику не закатывай, я уже тебя раскусил. Ты свою роль сыграл, можешь идти спать, — громко смеётся Инсу и, остановившись вплотную, касается губами лба парня. Тэхёна трясёт от его прикосновений, от того, насколько он резко близко. От неожиданности такого напора омега отталкивает альфу и, оступившись, чуть не падает. — Не позорь меня перед гостями! — разъярённо шипит на него Инсу. — И так все знают, что ты тронутый умом. А у второго Чона, видать, пунктик на психов, или он просто извращенец, иначе зачем ты ему сдался, я не понимаю, — разводит руками альфа. Тэхён больше не выдерживает, прикрывает ладонями лицо и, повернувшись, собирается бежать к лестницам, но влетает в грудь Хосока. Хосок хоть и разговаривал на пороге с Чонгуком, ждал с ним, пока Юнги попрощается со знакомыми, но глаз от двух фигур в углу не сводил. Он по сжавшейся фигуре и подрагивающим плечам Тэхёна понял, что Инсу ничего приятного тому не говорит, и, несмотря на молчаливый приказ Чона не вмешиваться, всё равно пошёл к ним. Хосок чётко слышал последнюю фразу Инсу и жажда его крови достигла такого апогея, что отныне Хосока ничто не остановит. Он прекрасно помнит, как Инсу пытался вытащить омегу из комнаты в их первую встречу, как тот упирался, молил его не трогать, помнит, что Тэхён отца боится, и сейчас готов разорвать альфу за такое поведение с сыном. — Не надо плакать, — сдерживая бурлящую в горле ярость, говорит Хосок омеге, аккуратно отодвигает его со своего пути и, не дав Инсу открыть и рта, хватает его за горло. Он смыкает пальцы на его горле и рывком поднимает мужчину наверх. Инсу обхватывает ладонями руку Хосока, пытается её сбросить, хрипит и болтается ногами в воздухе. К мужчинам вмиг сбегается охрана клана Мин, истерящий во всю Сохён и Юнги с Чонгуком. — Я говорил тебе, не сметь касаться его своими грязными руками, — по словам выговаривает Хосок и сильнее сжимает пальцы. Он чувствует, как заходится кадык под его пальцами, как перестаёт циркулировать кровь, как бьётся в предсмертной агонии мужчина, но отпускать не думает, напротив, жаждет его крови, жаждет смерти, хочет забрать последнее дыхание. Тэхён заплакал. Не просто заплакал, это случилось в гостиной, где и Хосок, рядом со своим альфой, который позволил этому случиться. Хосок трясётся над омегой, на цыпочках вокруг ходит, бережёт и лелеет, а какая-то мразь смеет при нём же обижать самое ценное, что есть у Хосока. Хосок должен сломать эту шею, должен покарать Инсу за то, что посмел сделать больно Тэхёну, потому что иначе он этого не забудет, он этого себе не простит. Тэхён в ужасе смотрит на Хосока, шепчет одними губами «не надо», пытается сказать это в голос, но горло дерёт скомкавшийся там ужас — не проглотить, не выплюнуть. Его альфа не посланник смерти, не тот, кто ей прислуживает и её волю несёт, он и есть смерть. И сейчас в огромной гостиной особняка Мин она держит в одной руке Инсу за горло, во второй изодранное людскими усилиями сердце Тэхёна. И Тэхён молит высшие силы не дать Хосоку его разбить, не дать сжать этот бьющийся комок, который омега сам в его ладонь вложил. Юнги обнимает Тэхёна, прижимает его лицо к груди и зло смотрит на Чонгука, требуя остановить своего сорвавшегося с цепи монстра, который не реагирует ни на крики, ни на требования, ни на то, что стоит между нацелившими друг на друга оружие двумя кланами. — Хосок. Чонгук говорит спокойно, не приказывает, не требует, просто зовёт, будто Хосок в пучине забвения погряз, альфа его оттуда вытащить пытается. — Хосок. Останавливается рядом, одним голосом эту тьму вокруг друга рассеивает. Туда, где сейчас Хосок, ничто не доходит, не прорывается — там выжженное поле, усеянное трупами, чёрная от пропитавшейся крови земля, там человеческая плоть служит удобрением одному единственному дереву посередине. Имя этому дереву жажда. Хосок этой жаждой одержим. Это жажда крови, густой, вязкой, стекающей по запястьям, запахом заставляющая Хосока себя живым чувствовать, когда он наедине с ней, его не остановить, не отозвать. Только Чонгук может. Только его голос отовсюду просочится, везде прорвётся. Его рука, лёгшая на плечо брата, его из этой пучины вырывает, заставляет всё человеческое вернуть, в себя прийти. — Хосок, — последний раз повторяет Чонгук. Хосок разжимает пальцы, отпускает побледневшего и, уже ползая на полу, пытающегося наглотаться воздуха мужчину и смотрит на свою руку. Он боится повернуться к Тэхёну, боится посмотреть на того, кто заставляет его за секунду слетать с катушек, и того, кто ему эти помутнения вряд ли прощать будет. Хосок шумно сглатывает, слышит мягкие отдаляющиеся поступи по ковру, всё равно не поворачивается, не прощается. Опустив голову, идёт к двери, уносит на опущенных плечах тэхёнову боль, обиду, а самое главное — страх. Хосок подарил Тэхёну страх лучшего качества, и какая ирония, что он сам его от него всё это время ограждал.***
— Я даже рад, что Хосок отца проучил, хватит ему мелкого мучить, — Юнги полулежит на переднем сиденье и следит за сконцентрированным на дороге Чонгуком. — Но я переживаю за Тэхёна, и за Хосока теперь тоже. Инцидент быстро замяли, Инсу пришёл в себя и после извинений Чонгука окончательно успокоился. — Большой мальчик, справится. — Скажи мне честно, — Юнги двигается к альфе и внимательно смотрит на него. — Ты ведь и так король здесь, ты ведь не уничтожишь мой клан ради престола? — Сахарочек, что за разговоры на ночь глядя, — недовольно говорит Чонгук. — Прошу, ответь, мне это жизненно необходимо, — молит омега. — Ты ведь не тронешь мой клан? — Ты принадлежишь клану Чон, запомни уже, — грубо прерывает его Чонгук. — Я о своих родителях, о своих братьях, — не сдаётся Юнги. — Ты ведь любишь меня? — Опять твои странные переходы от темы к теме, — начинает злиться Чонгук. — Не любишь… — надломлено говорит Юнги и возвращается на сиденье. — И ты убьёшь их. Чонгук искусный палач — молчанием пытает. Юнги прислоняется к спинке сиденья, прибитый тишиной. Сидит выпотрошенный, вывернутый наизнанку, поднимает ноги к груди, обнимает коленки, боится о свои же внутренности, разбросанные по салону, испачкаться. Тушит разгорающуюся в груди обиду, давит, глотает, из себя не выпускает, на все замки закрывает, якобы слабость прячет. От Чонгука всё равно не спрячешь. Юнги не знает, что это, но оно раскалённым обручем горло давит, он уже во рту привкус железа чувствует, мысленно просит альфу хоть что-то сказать, остановить эту чудовищную пытку, нарушить молчание и спасти его. Чонгук резко тормозит автомобиль на трассе и притягивает к себе разбитого его молчанием на свой вопрос омегу. — Я не сделаю тебе больно, — говорит тихо, смотрит прямо в глаза. — Лучше себе сделаю, но не позволю ничему навсегда стереть лучшую улыбку из всех, что я видел. Можно это считать за ответ? — Можно, — бурчит омега и позволяет Чонгуку себя обнять.