***
Тэхён весь день проводит, уставившись в одну точку в стене. Не то чтобы остальные его дни слишком отличались от этого, но сегодня помимо прижившихся внутри вечной грусти, страха и печали впервые заселилось сомнение. Тэхён привык жить в своей выдуманной раковине: стоило в его жизни произойти чему-то необычному — он вжимался в угол и пережидал, стоило кому-то попробовать потревожить его — он прятался, стоило испугаться чего-то нового — решение приходило моментально — он просто захлопывал створки. Так должно было быть и в этот раз, но не выходит. Тэхён не хочет в свою раковину, не хочет запираться, потому что тогда он потеряет Хосока. Если Тэхён выберет самый удобный вариант и снова сам себя закроет в этих четырёх стенах — он никогда больше не увидит Хосока, не услышит его голос, не почувствует его запах. Тэхён никогда раньше в своём выборе не сомневался, а сейчас уверен, что надо взять себя в руки, надо привести себя в чувства, всё обдумать, сделать что угодно, но не потерять альфу, из-за которого он впервые в жизни чувствует себя нормальным человеком и рядом с которым всё остальное отходит на второй план. А пока он усиленно пытается выбраться из засасывающих в себя, как зыбучие пески, воспоминаний. Перед глазами также стоит картина ужина, где Хосок держит за горло Инсу, где отказывается его отпускать. Тэхён до сих пор чувствует леденящий душу ужас, стоит вспомнить то, как Хосок хладнокровно чуть не придушил его отца. Омега после ужина к телефону не притрагивался, убрал его в выдвижной шкафчик у кровати и вздрагивает от каждой вибрации. Тэхён не хочет отвечать Хосоку, не хочет читать его сообщения, сейчас единственное, чего хочется, — это постараться взять себя в руки, попробовать стереть словно выбитый под веками образ Хосока, сжимающего пальцами горло Инсу. Тэхён вчера познакомился с другим Хосоком, не с тем, кто пишет ему тёплые и полные нежности тексты, не с тем, кто заставляет его улыбаться выведенными на экране словам, и точно не с тем, от одного взгляда которого сладкая истома разливается по сосудам. Этот Хосок ужасен. Он настолько далёк, настолько незнаком, что Тэхёну понадобится ещё много времени, чтобы из этих двух образов создать один, чтобы принять альфу таким, какой он есть. А Тэхёну придется, потому что без Хосока не хочется, потому что только с ним он чувствует себя живым, а не обречённым ждать своего смертного часа в этой тюрьме, построенной самим собой. С Хосоком хочется жить, хочется делиться, хочется познавать столько лет скрытый от самого себя мир. Впервые именно с ним Тэхён не боится выходить, не боится людей, просто зная, что там будет Хосок, что он не один. Тэхён сперва должен разобраться в себе, в своём страхе и ощущениях, а уже потом он снимет трубку и точно поговорит с альфой.***
Хосок берёт больше заданий, взваливает на себя даже работу подручных, требует ещё, готов даже грязной работой заняться, лишь бы не думать о том, как он проебался, лишь бы не позволять мыслям, что он, может быть, потерял Тэхёна, кромсать себя изнутри. Тэхён его догадки только подтверждает — не берёт трубку, не отвечает на смс, и Хосок снова уходит с головой в дела, обрубает цепи своего чудовища и топит врагов клана Чон в крови. Только с заданий он выходит ещё более озверевшим, агрессивным, без какого-либо удовлетворения. Чонгук понимает — подбрасывает ещё делишек, многозначительно хлопает по плечу и намекает, что тому не помешает взять перерыв. Хосок только отмахивается, просит больше работы и продолжает гипнотизировать взглядом экран мобильного.***
— И пока я жду доставку с того тюнинг ателье, ты отдаёшь мне феррари, который я видел у тебя в гараже, — Юнги, звеня браслетами, кокетливо поправляет отросшую чёлку и томно смотрит на сидящего за столом Чонгука. Мин, который вышел пораньше с занятий, решил заехать к мужу, якобы подействовать ему на нервы, пофлиртовать, поубивать взглядом его секретаря, а на самом деле он просто хотел его увидеть. — И ты из-за этого приехал сюда? — приподняв бровь, спрашивает Чон. — На самом деле нет, — взмахивает руками Мин. — Я решил устроить тебе сюрприз с намёком на то, что тебе бы не помешало устраивать сюрпризы и мне. Вот так они и делаются. Ловишь суть? — серьёзно спрашивает он. — Что-нибудь ещё? — с трудом удерживая смех, спрашивает альфа. — Так и знал, что что-то забуду, надо было список набрать на телефоне, — драматично вздыхает Юнги. — Короче, вспомню, вышлю смс-кой. — Всё для моей принцесски, — улыбается Чонгук и подзывает парня указательным пальцем. — Прям всё-всё? — кокетливо тянет Юнги и взбирается на стол. — В разумных пределах, — Чонгук, как хищник, наблюдает за поползновениями омеги в свою сторону, предвкушает, как захлопнет капкан и поймает его. — Уволь своего долбанного секретаря, — четко выговаривает Мин и вскрикивает от неожиданности, когда Чонгук резко подаётся вперёд и, схватив его за ноги, подтаскивает к себе. — Ревнуешь? — Может быть, — хмурит брови омега и уходит от поцелуя. — На сегодня феррари будет достаточно, — подмигивает ему Чонгук и, несмотря на слабое сопротивление, целует.***
Тэхён лежит на своей кровати и смотрит на бежевый, выученный наизусть за последние годы потолок. После стольких часов, проведённых наедине со своими мыслями, легче не стало. Наоборот, та начавшая рассеиваться с приходом в жизнь омеги Хосока темнота сгущается. Тэхён вновь чувствует на кончике языка вкус безысходности, а в груди вместо столько уже дней подряд бьющегося сердца — дыру. И никто в этом не виноват. Виноват сам Тэхён. Он поворачивается на бок, прижимает колени к груди и делает глубокий вдох. Без Хосока не получится. Он рассмотрел сотни вариантов и сценариев и понял, что даже если он проживёт с ним один день и умрёт от страха, от его жестокости и хладнокровия, то лучше так, чем всё это подобие жизни длиной ещё в пару лет. Тэхён приподнимается и тянется к тумбочке за мобильным. На экране высвечивается оповещение о восемнадцати звонках, Тэхён их игнорирует и сразу переходит к сообщениям. Читает подряд, почти не дышит. H: Прости. H: Я многому должен научиться, сдерживать себя — это первое. H: Не отворачивайся от меня, делай, что хочешь, но не отворачивайся. H: На моём счету слишком много убийств, я их не считал, но список пополняется с каждым днём. Я машина для убийств, которую ничто не остановит. Только взгляд твой может. H: Когда я срываюсь, как вчера, я вижу только цель и иду к результату. Положишь руку на моё плечо — и всё остальное потускнеет, останешься только ты. H: Я не чудовище, я просто не умею по-другому. Научи меня ты. H: Не вычёркивай меня из своей жизни. Я всё равно не уйду, даже если захочу. Это судьба, а я в неё верю. Твоё место рядом со мной. H: Я не знаю, что такое любовь, но чтобы просыпаться утром и функционировать, мне нужно знать, что ты у меня есть. Ты меня сейчас игнорируешь, и я знаю, что виноват, но если ты решишь, что так будет всегда, — я не смогу. H: Я не смогу без тебя. Тэхён утирает рукавами пижамы дорожки из слёз на лице и нажимает кнопку вызова. — Как же я скучал, — Хосок отвечает сразу же после первого гудка, тоже не спит. — Они грубые, жёсткие, часто ужасно себя ведут и ни с чьим желанием не считаются, — Тэхён делает паузу, чтобы набрать в лёгкие побольше воздуха. — Но они мои родители. — Прости меня, малыш. Я не должен был. — Не должен был.***
Юнги ворочается по постели и злится на себя, что не может уснуть без Чонгука. Уже первый час ночи, а альфа так и не вернулся. Юнги зло отбрасывает одеяло в сторону и в одних пижамных штанах идёт вниз за банановым капкейком, который видел в холодильнике днём. Омега берёт кекс, бутылку спрайта и идёт обратно в спальню, когда видит вошедшего в квартиру Чонгука и следующего за ним Хосока. Чонгук, кажется, всё-таки довёл себя до переутомления: он бледный, вымотанный, в сторону омеги даже не смотрит, сразу идёт к бару у стены. — Ну наконец–то, — громко заявляет Мин и, кивнув Хосоку, идёт к спальне. — Как закончите перетирать свои тёмные делишки, я тебя жду, — кричит уже с порога омега и скрывается за дверью. — Он всё равно узнает и будет лучше, если от тебя, — продолжает давить Хосок и отказывается от коньяка. — Ты уже в кабинете полбутылки распил, может, хватит? — Может, тебе хватит вести себя, как Тиен? — вскипает Чонгук. — Это уже случилось, ты должен ему сказать, а потом успокоить, приласкать, помочь это пережить, — не сдаётся Хосок. Чонгук откладывает бокал, сжимает пальцами края барной стойки и, откинув назад голову, прикрывает глаза. Хосок умолкает, понимает, что давить больше некуда — Чон сам решит, что делать. Юнги съедает кекс, запивает его спрайтом и, откинув в сторону пульт, решает пойти за Чонгуком и выгнать Хосока, который не даёт ему наконец-то побыть с мужем. Мин натягивает на себя футболку, лохматит волосы и уже тянется к ручке двери, когда телефон на тумбочке вибрирует. Юнги удивляется, что в такое позднее время ему звонят, притом с незнакомого номера, но всё равно снимает трубку. — Да, — говорит омега и слушает собеседника. — Да, я Мин Юнги, — обеспокоенно продолжает Мин и не в состоянии удержать себя на ногах, прислоняется к стене. Он медленно опускает трубку с продолжающим что-то в неё говорить человеком, разжимает пальцы, слышит глухой удар об пол и на ватных ногах идёт в гостиную. Чонгук поворачивается в сторону спальни, услышав, как открылась дверь, и замирает, увидев побледневшего омегу на пороге. — Чонгук, — шепчет одними губами Мин. — Мне позвонила полиция… — он осекается, пытается продолжить, но слова застревают непроходимой костью в горле, раздирают его, и омеге кажется, он чувствует стекающую струйками вниз по горлу свою же кровь. — Они… мои родители… Чонгук в два шага оказывается рядом, притягивает уже готового свалиться на пол подкошенного новостями парня. — Они погибли, — всхлипывает Юнги и зарывается лицом в рубашку альфы. Чонгук сильнее прижимает его к себе, чувствует, как мокнет его рубашка, успокаивающе поглаживает по спине, просит быть сильным. — Ты знал… — Юнги резко отталкивается от альфы и всматривается в его лицо. — Знал, — Чонгук вновь притягивает его к себе. — Но не знал, как сказать это тебе. Мне звонил мой человек из дорожной полиции. — Этого не может быть, — цепляется за воротник его рубашки Юнги. — Не может быть, — скулит в голос. — Мне надо поехать туда, надо узнать, что происходит. Это неправда, они всё не так поняли, — Юнги отталкивает Чонгука и лихорадочно ищет в гостиной куртку, хотя она точно должна быть в спальне. Чонгук идёт за верхней одеждой и кое-как кутает в неё обмякшего, с трудом удерживающего себя на ногах омегу. Альфа, придерживая парня за плечи, идёт к лифту, Хосок следует за ними. Всю дорогу до морга Юнги молчит. Он сидит, прислонив голову к стеклу, и смотрит на мелькающие за окном огни. По словам полицейского, чета Мин на высокой скорости въехала в дорожное ограждение, за рулём был Инсу. Погибли и водитель, и Сохён, которого, как потом узнает Юнги, подвозил до ресторана Инсу. Чонгук смотрит на дорогу, крутит левой рукой руль, а правой продолжает зажимать ледяную ладошку. Юнги не реагирует, от созерцания жизни за окном не отрывается. — Юнги, — впервые за их знакомство Чонгук зовёт его по имени, и Мин даже вздрагивает, но всё равно на альфу не смотрит. — Может, тебе не стоит быть на опознании, может, это сделает только Намджун? Я боюсь за тебя. Омега не отвечает, но руку из ладони альфы выдёргивает. — Тогда прошу тебя, будь сильным. Юнги легонько кивает и вновь прислоняется к стеклу. Город за окном — сплошное чёрное полотно, на котором вспышками взрываются совсем недавние воспоминания о родителях. Юнги отказывается верить, пусть и знает, что это правда, что полиция не соврёт, что Чонгук подтвердил, но всё равно не верит. Он не мог вот так в одну ночь потерять родителей, не мог осиротеть, только два дня назад они вместе ужинали, Сохён звонко смеялся и чокался с гостями, а Инсу всё пытался убедить Чонгука купить какой-то завод. Они не могут быть мертвы. Юнги отказывается воспринимать эту реальность. Такого не может быть. Оказывается, может. Юнги по складке на лбу опознаёт отца, когда работник морга немного приспускает белое покрывало. Он не слушается пытающегося его вывести Намджуна, отталкивает старающегося его удержать от входа в комнату, после которой всё поменяется, Чонгука и всё равно присутствует на опознании. Стоит обнажить лица погибших, как омега моментально теряет почву под ногами и, повиснув на руках брата, громко и долго рыдает. Чонгук ходит вокруг, всё тянется к нему, пытается успокоить, обнять, но Юнги не поддаётся, намертво вцепился в Намджуна и, продолжает шептать «папа». Когда обессилевшего от истерики омегу Намджун передаёт Чонгуку, тот там же в коридоре усаживает его на колени и пытается успокоить. Юнги только кромсает рубашку на груди альфы, задыхается, не может объяснить своему супругу, что его лёгкие захлопнулись, что кислород в кровь не поступает, всматривается в его глаза, будто ищет за что зацепиться, пытается себя удержать. Чонгук боль Юнги делит на два. Ему абсолютно наплевать на чету Мин, ему вообще на всех наплевать, но видеть Юнги таким невыносимо, неспособность ему помочь — адская пытка. Чонгуку принадлежит целый город, его состояния хватит ещё на десять поколений, с ним считаются и уважают самые сильные представители этого мира, но он не может облегчить страдания любимому. Не может его успокоить, дать надежду, наврать, что это всё сон. Юнги больно настолько, что альфа боится, что тот не выдержит, что эту тяжесть не поднимет. Омега пустым взглядом мажет по сторонам, всё порывается что-то сказать, но слова клокочут у него в горле, и наружу вырываются прошибающие Чонгука током в двести двадцать вольт всхлипы. Юнги сжимается в комочек в его руках, кладёт голову на грудь и пытается осознать масштаб его личной трагедии. Он прислушивается к глухим битам чужого-своего сердца за грудной клеткой, цепляется за эти удары, как единственное, что удерживает от того, чтобы провалиться в манящую, зовущую к себе пропасть. — Он хорошо водил… — сквозь всхлипы шепчет Юнги. — Он всегда хорошо водил, — омега хватается руками за плечи Чонгука и трясёт. — Он должен был взять шофёра, всегда брал, — истерика подкатывает по-новой, Чонгук прижимает его лицо к своей груди и гладит по волосам. Юнги продолжает что-то говорить, но уже почти не разобрать что именно, окончательно охрипший он кромсает ногтями руки альфы, будто свою боль наружу пустить хочет, и Чонгук бы рад забрать её всю, потому что смотреть на Юнги, которому словно хребет переломали, невозможно. Потому что Чонгук чувствует его боль физически, сжимает его в стальных тисках, боится, что омега с болью не справится, что трещинами покроется, а потом и вовсе на куски развалится. Чонгук этого допустить не может. Он готов так хоть век простоять, не отпускать. Не расслаблять руки, лишь бы Юнги на ногах устоял, а не устоит, Чонгук его на руках подержит. — Тэхён, — словно проснувшись от болезненного сна, шепчет Юнги. — Отвези меня к Тэхёну. Чонгук подзывает Хосока и, передав ему Юнги, просит постоять с ним, пока альфа узнает внутри о похоронах. — Ты говорил с ним? — спрашивает Юнги у Хосока. — Нет, — надломлено говорит Хосок. — Он берёт трубку, но я слышу только всхлипы. Ты ведь поможешь ему? Ты поддержишь? — с надеждой спрашивает альфа. Юнги только кивает и, продолжая держаться пальцами обеих рук за локоть Хосока, смотрит на дверь. Ему нужен Чонгук. Стоит альфе вернуться обратно внутрь, то пропасть подбирается ближе. Юнги уже почти на её грани стоит, во мрак внизу вглядывается.***
— Только не надо мне твоего лживого сочувствия и соболезнований, — Намджун стоит, прислонившись затылком к стене, и пустым взглядом наблюдает за носящимся туда-сюда персоналом. — Я уже один раз их выразил и повторять не буду, — холодно отвечает остановившийся напротив Чонгук. — Я вообще здесь только из-за Юнги. По мне Инсу сейчас там, где должен был быть давно. — А Сохён? В чём он виноват? — взрывается Ким и, схватив альфу за воротник рубашки, впечатывает в стену. Чонгук взмахом руки запрещает своей охране вмешиваться. — Почему ты спрашиваешь это у меня? — сузив глаза, спрашивает Чон. — Потому что это ты их убил! — шипит Намджун. — Я всё выясню, и я докажу это. Я не идиот, и это точно не авария. Иди к своему омеге, притворяйся любящим мужем. Посмотрю, как ты успокоишь его, когда выяснится, что ты же убил его родителей. — Осторожнее выбирай слова, Намджун-а, — Чонгук толкает альфу в грудь и поправляет свою рубашку. — Никто не знает, кого Юнги будет опознавать на этом столе следующим, но мы с тобой знаем. И это не единственное, что мы с тобой знаем, — Чонгук подмигивает альфе и идёт на выход к ждущему его там супругу.***
Похороны проходят как в тумане. Юнги после опознания остался с Тэхёном, и все эти сутки он фактически живёт в особняке. Чонгука омега видел только на опознании, и в душе он благодарен альфе, что тот не против того, что Мин у себя дома не появляется. Как назло, в день похорон небо покрыто свинцовыми тучами, и уже на подъезде к кладбищу похоронную процессию застаёт ливень. Юнги стоит у свежевырытых рядом друг с другом могил, держась за ручку с Тэхёном, никого не слушает, не реагирует. Они оба одеты в чёрное, бледные, вымотанные многочасовыми истериками, уставившись в могилы, молчат и сильнее друг в друга вцепляются, боятся сами в эти ямы свалиться. Намджун пришёл на похороны с Чимином, и последний даже выразил Юнги соболезнования. Мин только кивнул и вновь опустил взгляд туда, куда совсем скоро спустят два гроба с его родителями. Все слёзы выплаканы за эти казавшиеся вечными сутки, у Юнги их почти не осталось. Внутри только разъедающая пустота и полное непонимание того, что будет дальше. Будущее пугает, мерещится только в серых и мрачных тонах, пахнет безысходностью, и Юнги валит всё это на атмосферу кладбища, убеждает себя, что это мёртвые так действуют. Он сильнее сжимает в руке ладонь брата, молча показывает ему, что рядом, что всегда будет. Тэхён переплетает свои пальцы с его, становится ближе. Он голову не поднимает, но знает, что Хосок рядом — чувствует его взгляд на себе, его запах вокруг. Стоит Намджуну кинуть первую горсть земли на гроб, как у Юнги подкашиваются ноги, он падает коленями прямо на мокрую холодную землю и отмахивается от зонта, который над ним держат. Тэхён садится рядом, обнимает брата, трётся о его плечо лицом, не знает, как поддержать того, кто сам вечно его поддерживал. Юнги страшно. Он фактически остался один. Родители оставили его один на один со всеми делами, проблемами, а главное, с Тэхёном. Да, родители постоянно обижали брата, но Юнги был спокоен, что Тэхён в безопасности, а что и как будет сейчас, он не знает. Он заменяет свою горечь злостью на родителей, разрешает ей заполнить себя, одними губами спрашивает у ушедших, что ему делать и как быть. Юнги боится не справиться. Паника будто должна была ударить прямо здесь, на похоронах, он сильно сжимает в руке пальцы Тэхёна, пытается глубоко дышать, так, как учил брат. Но не выходит. Страх забивается в поры, в нос, глотку, не даёт вдохнуть, грозится удушьем, и Юнги за горло хватается, рубашку расстегнуть пытается. — Юнги. Омега с шумом вдыхает холодного воздуха, позволяет ему наполнить скукожившиеся лёгкие и поворачивается на голос, который его буквально с того света вернуть может. Омега так же сидит на земле, кромсает под руками чёрную почву и давно уже не понимает, что именно глотает: слёзы или дождь. Чонгук опускается на корточки рядом, обнимает его за плечи, ничего не говорит, но Юнги и этого достаточно. Рядом с ним сильный мужчина, и Юнги ошибается, думая, что он остался один. Он не один. Чонгук с ним. Он наклоняется влево, кладёт голову на плечо альфы, а второй рукой продолжает обнимать брата. Придерживаемый Чонгуком Юнги идёт к машинам, когда откуда ни возьмись перед ним вырастает Джин. Омега чувствует, как напрягается Чонгук, но альфе надо отдать должное — в этот раз он Джина не бьёт и даже ничего не говорит. — Прими мои искренние соболезнования, — говорит Ким Мину. — Это огромная потеря. Юнги кивает, не в силах даже сказать спасибо. — Если что-то понадобится… — осекается альфа и, смерив Чонгука холодным взглядом, продолжает: — Ты всегда можешь рассчитывать на меня. — Как-нибудь без тебя обойдёмся, — не выдерживает всё-таки Чонгук, и Юнги нарочно становится к нему вплотную, поглаживает его поясницу, успокаивает. Джин прослеживает за движениями омеги, ничего на выпад Чонгука не отвечает и молча уходит к ожидающему его бентли.***
После похорон в особняк Мин вернулись Намджун с Чимином, Юнги с мужем, Тэхён и Хосок. — Я знаю, что ты не особо ладил с отцом, как и я, в принципе, но всё равно я не хочу, чтобы ты так сильно переживал, хотя я сам бы тоже переживал, — говорит сидящий на подлокотнике кресла Чимин. Омега пальцами расчёсывает волосы сидящего в кресле и загруженного мыслями Намджуна. — Ты все эти дни рядом со мной и поддерживаешь, я не знаю, как бы я справлялся без тебя, — Намджун ловит ладошку омеги и подносит к губам. — Я скажу шофёру, пусть отвезёт тебя домой. Выспись, приведи себя в порядок. Я, наверное, останусь сегодня здесь с братьями. С утра будут зачитывать завещание здесь же, мне не стоит ехать в квартиру. — Если ты хочешь, я останусь, я не так сильно устал, — просит Пак. — Я хочу, чтобы ты отдохнул, — Намджун встаёт на ноги и тянет на себя омегу. — Пойдём, я провожу тебя до машины. Юнги лежит на диване, и его голова покоится на коленях сидящего рядом Чонгука. Альфа перебирает его волосы, поглаживает костяшками пальцев его щёку и в сотый раз просит что-нибудь съесть. Юнги только мотает головой, удобнее располагает голову на его бёдрах и следит за вставшим и идущим на кухню Тэхёном. Юнги за братом не срывается, не беспокоится о нём, потому что за ним тенью из гостиной выскальзывает Хосок, он точно об омеге позаботится. Юнги прикрывает веки и продолжает находить успокоение в наполненных теплом и нежностью прикосновениях своего альфы. Тэхён стоит посередине кухни, пьёт большими глотками воду прямо из графина и смотрит на остановившегося у холодильника Хосока. Напившись, омега возвращает графин на столик и сразу быстрыми шагами идёт к альфе. Обвивает руками его поясницу, кладёт голову на его грудь и впервые за последние часы вдыхает полной грудью. Хосок теряется на пару секунд, а потом цепляет руки в замок на спине омеги, сильнее прижимает его к себе и зарывается носом в его волосы. Слова тут не нужны. Сколько они так молча стоят — парни не знают, но когда они возвращаются в гостиную, Чонгук уже на ногах, а Юнги спит, свернувшись на диване под пиджаком Чона. — Мы вернёмся утром, — тихо, чтобы не разбудить омегу, говорит Чон Намджуну. — Хоть до утра пригляди за ними, — кивает альфа в сторону спящего Юнги и остановившегося рядом Тэхёна. — Не заставляй меня вырыть ещё одну могилу рядом с теми двумя, которые мы закопали сегодня. — Не придётся, — цедит сквозь зубы Намджун. — Не потому, что я боюсь твоих смехотворных угроз, а потому, что я люблю своих братьев. Чонгук на это ядовито усмехается и идёт к выходу, а Хосок, бросив на Кима уничтожающий взгляд, следует за ним.***
Завещание адвокат Инсу зачитывает прямо в гостиной особняка в восемь часов утра. Именно в это пасмурное, затянутое серыми тучами утро Юнги узнаёт, что он и Тэхён остались без ничего. Буквально. Отец завещал всё своё движимое и недвижимое имущество, все деньги на счетах различных банков как в стране, так и за её пределами Ким Намджуну. Более того, приведя, как доказательство, медицинские справки о нестабильном состоянии младшего Мина, он передал Намджуну полное опекунство над Тэхёном. Таким образом, Юнги остался без ничего, а самое главное, даже без брата, увидеть или быть с которым отныне можно будет только по разрешению Намджуна.