***
Чонгук передаёт Юнги охране Хосока и, пообещав вечером лично за ним приехать, уезжает в порт. Омега прямо на пороге сталкивается со спешащим к выходу Хосоком, которого за собой вызвал Чонгук. — Я ничего ему не говорил, — тихо говорит Мину альфа. — Поэтому новость сообщишь сам. Юнги проходит в коридор и застывает рядом с отделяющей кухню от гостиной стойкой. Его брат активно что-то мешает венчиком в миске, а над его головой, подперев бока руками, нависает Тиен. — По одному! — восклицает Тиен, и Тэхён, вздрогнув, откладывает второе яйцо в сторону и снова начинает мешать. — Ты должен добавлять по одному яйцу, тщательно растереть, потом следующее, иначе тесто не будет держать форму, а твой альфа вместо изысканных французских эклеров будет есть булочку с кремом. А потом, вместо того, чтобы приходить домой к тебе, он будет идти к тому омеге, который будет уметь их печь. — Тиен, не перебарщивай, — недовольно бурчит остановившийся рядом с Юнги Хосок. — Никуда я от него не уйду, даже если есть буду одну яичницу, — шепчет он на ухо Мину. — Я знаю, что я говорю! — старший только сейчас замечает Юнги, но проигнорировав его, продолжает: — Или он научится готовить, или он научится готовить. Другого не дано. — Но я хотел просто уметь готовить еду, а тут какая-то высокая кухня, — хмурится Тэхён, усиленнее размешивает тесто и, даже заметив брата, боится его оставить и подбежать. — Какая идиллия! — восклицает Мин, уставившись злым взглядом на Тиена. — Вы, небось, превосходно готовили, именно поэтому у вашего покойного супруга в любовниках полгорода ходило. — Юнги, — прикрывает лицо ладонью Хосок и быстрыми шагами идёт в коридор. Пора уносить ноги и оставить омег самих разбираться. — Если бы я хотел его удержать, я бы готовил, — отвечает ему Тиен и подаёт Тэхёну ещё одно яйцо. — Твой брат своего альфу любит, вот и кормить его будет только вкусной и полезной едой. Хотя что ты знаешь о любви и верности, — поправляет чёлку омега. — У моего сына потрясающий вкус на разную шваль, которая понятия не имеет, что такое семья и семейные ценности. — Это, вообще-то, мой брат, — возмущается Тэхён и даже отодвигает миску. — Стукни его лопаткой, — вставляет Юнги и, улыбаясь, идёт к дивану. — Я полежу тут, подожду. Когда этот грубиян уйдёт, приходи, расскажу тебе, что у тебя скоро родятся племяшки, — омега прикрывает веки и отсчитывает в голове, когда до брата дойдёт. Пока Тэхён так и стоит, замерший с лопаткой в руке, к Юнги, отбросив фартук в сторону, быстрыми шагами идёт Тиен. — А я подумал, ты свой рот закрыть, есть перестать не можешь, вот и раздуло, — Тиен смеряет так и не сдвинувшегося с места омегу презрительным взглядом. — В том, что меня так разнесло, виноват не мой аппетит, а аппетит твоего сына, — хмыкает Юнги и всё-таки присаживается на диван, чтобы поймать подбегающего к нему и наконец-то всё понявшего Тэхёна. — Почему? Как? — не перестаёт задавать вопросы Тэхён, но Тиен просит его успокоиться и присесть. — Сколько месяцев? — спрашивает старший. — Уже четыре. — Жестоко ты с моим сыном, но заслужил, не буду спорить. — Двойня? — Ага. Тиен задаёт вопросы с холодным безразличием, на омегу смотрит только мельком, изучает свои ногти, пальцами с журнального столика несуществующую пыль стирает, а в душе у него вулкан эйфории бьёт, через горло переливается, густую, как патока, радость по венам гоняет. — Наблюдаешься? — Да. — Когда следующий визит к врачу? — Не знаю, думаю, Чонгук не согласится, чтобы я наблюдался у того же и… — Мнение Чонгука в этом вопросе никого не интересует, — хмурится Тиен. — Кто вёл беременность с самого начала, у того до конца наблюдаться и будешь. Я внуками рисковать не собираюсь из-за закидонов своего сына. Я хочу пойти на следующую проверку с тобой. — Я тоже! — подпрыгивает на диване Тэхён. — Если эклеры получатся, — строго заявляет Тиен и, не удержавшись, начинает громко смеяться. — Вы даже не представляете, кто я и на что я способен, — зло говорит ему Тэхён и встаёт на ноги. — О, я всё прекрасно представляю и знаю, но на кухне ты пока полный ноль, так что дуй к тесту, — парирует Тиен на угрозу омеги. Тэхён снова лезет обниматься к Юнги, потом, опустившись на колени, тоже пытается послушать малышей, но получив устный выговор от Тиена, понуро плетётся на кухню. — Вам нужно заново заключить брак, я консервативен в этих вопросах и хочу, чтобы дети были рождены в браке. — Вашему сыну придётся очень сильно постараться, чтобы я согласился второй раз официально связать свою жизнь с ним, — усмехается Юнги. — Я в Чонгуке не сомневаюсь, — кривит губы в улыбке Тиен. — Спасибо, что не тронул их. — Я бы не смог по-другому. — Пойду спасать кухню от твоего брата, а ты лежи, распоряжусь, чтобы тебе фруктов нарезали, — Тиен встаёт на ноги и идёт к Тэхёну.***
Джин не спит эту ночь, не уверен, что заснёт и следующие. Юнги никогда ему не принадлежал, но отчего-то эту пустоту внутри, даже будучи на расстоянии в пару метров, спокойно заполнял. Юнги никогда ему не принадлежал, но одно осознание, что он спит с ним под одной крышей, уже заставляло чувствовать себя спокойнее. Юнги никогда ему не принадлежал и не будет принадлежать. Юнги никому не принадлежит, даже желтому дракону. Омега выбрал его, но он так же может отвернуться в любой момент и уйти от него. Джин характер Юнги за эти пару месяцев тщательно изучил, но поражаться не перестал. Этого омегу мало просто любить — он король, и тот, кто посмеет в этом усомниться, потеряет Мина за секунду. Юнги никогда ему не принадлежал, но с этого вечера воздух в доме в разы отяжелел, привычная яркая картинка сменилась серой, а на диване всё ещё валяется брошенная омегой со вчерашней ночи курточка — сыпет соль на свежие раны. Джин проебался так крупно впервые, и он даже не знает, головой об стену биться или, посмеявшись над своей глупостью, до отключки напиться. Джин с самого приезда в Сеул и встречи с омегой начал кое-что понимать, и сейчас это понимание сложилось в одну чёткую картинку. Все победы великих воинов и полководцев в истории представлены под прикрытием завоевания земель. А Джин уверен, всё это делалось для того самого одного человека. Этим полководцам завоёвывать вселенные не нужно было, их вселенная ждала их дома, а все войны и победы — это просто подарки. У себя на родине Джина ждут отец, клан, ждут его успеха, новых завоеваний, а альфа раскуривает сигару и думает, что и бороться не за что. Так оно, видать, и бывает, что сперва ты просто усмиряешь свой аппетит, подкармливаешь своё эго, и всё вплоть до того момента, как в твоей жизни появляется тот, кто мог бы стать её смыслом, но не захотел. По идее, Джину это крохотное семя обиды раздуть до огромного куста, посадить с ним рядом злобу и ненависть, обильно поливать его «нелюбовью», удобрять его безразличием и стереть с лица земли того, к кому ушел его смысл. Вот только Юнги всё равно не вернется. Таких, как он, властью и деньгами не привлечешь, иначе Джин бы ему собственный Тадж-Махал отстроил, такие, как он, идут только по зову сердца, жаль только, что от Джина, а не к нему. Желтый Дракон достойный противник, и в этом бою змея проиграла. Не то чтобы Джин не подозревал, что его история без счастливого конца, но продлить эту иллюзию всё равно хотелось. Юнги никогда никому не принадлежал, а Джин принадлежит ему всем сердцем. В этой и в следующей жизни. Альфу от мыслей отвлекает очередной звонок его помощника, и он, потушив сигару, второпях идет на выход. Намджун будто с цепи сорвался, Джин даже знает почему. Таким, как Намджун, только повод для оправдания своей неконтролируемой ярости и нужен. Чимин для него не стал целью при жизни, а сейчас превратился в ведущую его вперёд силу, только сила эта опасная и жестокая. Намджун ни перед чем не остановится, всем своим победам его имя давать будет. Он понял, что он потерял, и ошибочно считает, что чужой кровью и страданиями вернёт себе его прощение. Стараться и доказывать что-то надо, когда человек жив, а не после того, как он под два метра земли лёг. Жаль, что не все это при жизни понимают. Намджун связался с одной из китайских триад, промышляющих торговлей оружием, и перетянул её на свою сторону. Что им предложил взамен альфа — Джин может только догадываться. В любом случае, змеям пока праздновать нечего, и Джин теряет объект за объектом, плюс ко всему у него резко всплыли проблемы с правоохранительными органами. Джин знает, что и тут Намджун постарался. Только что он потерял крупную партию товара и теперь едет к своему человеку в структурах за помощью. Ставить в известность отца Джин не будет. Он никогда не разочаровывал Бао и в этот раз сам всё решит. И хорошо, что столько забот и на эту ночь можно отбросить Юнги в самые закрома памяти, и зациклиться на работе.***
— Ты изменял мне? — первое, что спрашивает Юнги, стоит им с Чонгуком перейти порог особняка. — Сахарочек… — альфа стягивает с себя пиджак и идёт прямо к бару промочить горло. — Мы только вошли в дом, в котором, кстати, тебя не было со дня похищения, только помирились, а ты ищешь повод поругаться, — Чон закатывает рукава рубашки до локтя и наливает себе любимого виски. — Мне плевать, — тянет омега. — Сколько? Сколько шлюх у тебя было? — он подходит к Чонгуку и тянется к бокалу. — Дай понюхать. Чонгук протягивает ему бокал, не удержавшись, щёлкает по своему любимому носику и позволяет Юнги вдохнуть терпкий аромат. — Так сколько? — продолжает давить Юнги. — Ну… — задумывается Чон, притворяется, что считает партнёров в уме, нарочно доводит омегу до посинения. — Пробовал пару раз, но не пошло. Не мог твою задницу из головы выбросить, — подмигивает альфа и ловит секундное удовлетворение на лице парня. — Не удивительно, — довольно усмехается Юнги и гордо задирает подбородок. — Прощаю тебя, так и быть. — Ты мне всё возместишь, — откладывает в сторону бокал Чон и с грозным видом наступает. — Каждую ночь без тебя, — он делает шаг вперёд, а Юнги назад. Глаз друг с друга не сводят, у омеги игривое настроение, он Чонгуку подыграет. — Я сильно беременный, и у меня уважительная причина, — кокетливо тянет Мин и тыкает пальцем в живот. — Никто этого не оспаривает, — спокойно говорит Чонгук и, резко подавшись вперёд, поднимает парня на руки. — А я сильно по твоему телу соскучился, и у меня тоже уважительная причина, — Чон с ним на руках идёт к лестнице. — Стояк? — скептически смотрит на него Мин и сильнее обхватывает его за шею. — Конечно, — улыбается альфа и, ногой открыв дверь в спальню, подходит к кровати. Он аккуратно укладывает омегу на постель и, выпрямившись, начинает расстёгивать пуговицы на рубашке. На самом деле Юнги рассчитывал немного поиздеваться над Чонгуком и проверить его выдержку. Омеге захотелось вспомнить их недавнее прошлое, где он доводил Дракона чуть ли не до белого каления и только потом отдавался, позволял ему сполна отыграться на своём теле. Четыре месяца для Юнги огромный срок, а сейчас, когда Дракон стоит перед ним полуобнажённый — этот срок исчисляется годами. Когда Юнги смотрит на эти губы, которых и не думал когда-то снова коснуться, этот срок увеличивается до века. Как он вообще выживал без этого полного любви взгляда, без его грубых, но так тонко граничащих с нежностью прикосновений, без этого отложившегося в самых потаённых уголках памяти запаха, как он вообще жил без него. Жил ли? Ответ отрицательный, и омега даже спорить не будет. Его врач, который думал, что они с Джином пара, не был против секса до самого последнего месяца беременности, но настоятельно рекомендовал быть аккуратнее. Юнги тогда на этой информации и не зацикливался, потому что секс — последнее, о чём омега думал эти дни, но теперь, наблюдая за своим любимым, омега поднимает эту информацию из недр памяти и даже радуется ей. Чонгук только начинает стягивать с себя рубашку, у Юнги со вдохом в горло раскалённый воздух проникает, обжигает. Лучше не пробовать дальше дышать, потому что альфа рубашку в сторону откидывает, а Юнги резко душно и жарко, он чувствует, как капля пота по виску вниз ползёт, за воротом футболки прячется. Он скучал по нему дико, отчаянно, каждую минуту своих суток, но чтобы вот настолько — он и сам не думал. У Юнги будто ломка, пальцы дрожат, все кости в его теле — бесформенное желе, а перед глазами только обнажённое, покрытое драконом тело — омега от одного вида скулить готов, но все звуки застревают на уровне горла, не в силах выйти наружу. Юнги приподнимается, на коленках к изножью подползает и руки протягивает, смотрит призывно, губы кусает. Чонгук ждал этого не меньше, тонет в этом космосе в глазах напротив, без шанса выплыть, от предвкушения бархатной кожи под ладонями кончики пальцев электричеством бьют. Чонгук сразу его к себе притягивает, впивается во влажные губы так, будто не он без остановки терзал их в лифте Хосока, потом в своём ламбо по пути в особняк и даже во дворе, пока охрана открывала дверь. Чонгук этого себе не объяснит, давно уже на эту затею плюнул, но от одного взгляда Юнги весь самоконтроль и остатки разума мыльными пузырями лопаются, оставляют только омегу, призывно из-под полуприкрытых ресниц смотрящего и так откровенно себя предлагающего. Чонгук и примет, отказаться от Юнги — самый большой грех, и Чонгук второй раз его на душу не возьмёт. Его достаточно ломало, через все круги ада таскало, даже собственные сны объявили альфе войну, и не истерзанная до конца дня душа догорала уже ночью во сне. Если целоваться, то только с Юнги, если любить, то только его, если жить, только ради его улыбки с утра. Чонгук уже терял свой смысл, второй раз для него будет фатальным. Он целует жадно, больно, показывает, как изголодался, ни на секунду не отпускает, параллельно омегу раздевает. Стаскивает с себя оставшиеся вещи, нависает сверху, покрывает короткими поцелуями свою метку, легонько кусает, напоминает ему принадлежность, обещает себе ещё сотню таких понаставить. Чонгук до хруста в пальцах простынь комкает, чтобы не сорваться, чтобы не делать резких движений, а самого ломает, хочется дико, сильно, больно, на грани, но нельзя. Когда Юнги родит, Чонгук отыграется, обязательно, выпустит зверя, бездыханного омегу на этой постели оставит, а пока будет нежным, чутким и медленным. Опускается с метки вниз, дразнит, с сосками играет, покрывает короткими поцелуями его живот, целует внутреннюю сторону бедер, следит за тем, как чутко и остро Юнги реагирует на его ласки, продолжает. — Не хочу прелюдий! — капризно заявляет теряющий терпение Мин и пытается выбраться из-под альфы. — Тебя хочу, потом прелюдии, — он толкает Чонгука в грудь, заставляет его лечь на спину и взбирается сверху. — Единственная безопасная поза, — торжественно заявляет оседлавший альфу Мин. — Одна из любимых, — ухмыляется в ответ Чонгук и разводит ладонями его половинки, трётся между ними членом, размазывает свою и чужую смазку. Грубо мнёт в руках ягодицы, не удерживается, смачно шлёпает пару раз и, притянув омегу к себе, глубоко целует. Отвлекает его своими губами, а сам проталкивает с трудом сперва один палец, добавляет второй, жалуется, что узко, Юнги шипит, что трахался последний раз с ним же «сто лет назад», Чонгук довольную ухмылку скрыть не успевает и получает укус в плечо. Чонгук знает, что ещё пара секунд, и его животное начало победит человеческое, лучше не тянуть, не играть с огнём, поэтому, услышав от омеги требовательное «трахни меня!», приставляет головку к дырочке и, придерживая парня одной рукой, помогает опуститься на свой член. — Блять, я забыл, как в тебе ахуенно, — альфа вскидывает пару раз бедра и, дав омеге привыкнуть, начинает двигаться. — А я твой член наизусть помню, — кусает губы Мин и заводит руки за спину, опирается об его бедра и расслабляется. Чонгук поддерживает его за бока руками, сам насаживает на свой член, управляет, как марионеткой, а Юнги и не против. Ему сейчас настолько хорошо, настолько горячо, что он купается в его запахе, тонет в этих потемневших от желания глазах напротив и только просит не останавливаться. Как бы Чонгук ни старался себя контролировать — не выходит, толчки всё равно резкие и глубокие. У него в руках тот, кто поджигает его желание, как спичка бензин, манит своей блестящей от пота кожей, выступающими ключицами, тонкими пальцами и этими стонами, услышав которые можно умирать. Юнги стонет в голос, отбрасывает стеснительность и зажатость, вспоминает, чего только они в этой постели не творили, обещает себе повторить всё и попробовать новое. Он нарочно откидывает голову назад и позволяет альфе любоваться лучшей картиной в мире, томно прикусывает губы, пользуется всеми запрещёнными приёмами, доводит Чонгука до помутнения рассудка и наслаждается. В этом весь Юнги. Он, как искусный палач, которому жертву отдают на медленную казнь, во всяком случае, обычно хищник и нападающий Чонгук сейчас с ним чувствует себя именно жертвой. Юнги его кости крошит, только кончик языка наружу высунув, приближается, водит этим же язычком от линии челюсти наверх, до виска, повторяет. Юнги — похоть в её лучшем проявлении, и сейчас она в Чонгуке растекается, и похуй, что ведущий якобы альфа, что это он сейчас до синяков зажимает в руке чужие ягодицы и с силой насаживает на свой член. Главный всё равно Юнги — он рисует ноготками на его груди, заламывает брови и с длинным стоном кончает, наблюдает за тем, как Чонгук его сперму между ними размазывает, потом приподнимается, прижимает его к себе и, позволив Юнги вцепиться зубами в своё плечо, фактически на весу его трахает. Толкается ещё пару раз, бурно кончает и, тяжело дыша, на подушку откидывается. — Сахарочек… — Я знаю, я прекрасен, — Юнги потягивается на нём, как кошка, урчит ему в ухо, трётся, а потом ползёт вниз, чтобы попробовать на вкус своё самое любимое лакомство. Чонгук прикрывает веки, утробно стонет, когда Юнги берёт в рот полностью и целиком, и готовится во второй раз отправиться в Рай.***
— Ты принимаешь Змею у себя в кабинете? Сказать, что я удивлён — ничего не сказать, — Хосок нервно ходит вокруг стола друга и не понимает, что же тот всё-таки замыслил. — Он уже во второй раз настаивает на встрече, и, честно говоря, я сам думал предложить ему увидеться, — Чонгук задумчиво смотрит на чашку остывающего эспрессо. — Я надеюсь, что он приедет не из-за Юнги, а чтобы предложить временное перемирие, потому что все последние дни я думаю, и мне кажется, оно было бы лучшим решением, чтобы убрать Ким Намджуна. — Охренеть! — Хосок проходит к столу и опускается в кресло. — Перемирие со Змеями? — не веря, смотрит он на друга. — Временное, — цокает языком альфа. — У тех, с кем спелся Намджун, отличные связи в правительстве, ты сам прекрасно знаешь. Мне нужен Джин, я нужен ему. Посмотрим, насколько змея умна и за этим ли он сегодня приедет. Я не буду предлагать, я дождусь предложения от него, если не сработает, то подожду ещё пару дней. — Каково это сотрудничать с бывшим своего омеги? Расскажешь потом, — усмехается Хосок и моментально стирает улыбку с лица, заметив, как мрачнеет друг. — Каково это вернуться в Гонконг, но без Тэхёна? — прожигает его взглядом Чон. — Ты не можешь бить ниже пояса, это нечестно, — хмурит брови Чон. — Ещё раз так пошутишь, только туда бить и буду, — улыбается другу Чонгук и разрешает секретарю впустить Ким Сокджина, главу клана «Змей».