Невесомость

      Юля не помнит, сколько времени прошло, но явно недостаточно для того, чтобы перестать чувствовать и бояться. Все страхи, все прошлые обиды, все вышло наружу буквально из-за нескольких прикосновений, а Николаева теряется в этом беспорядке мыслей.       Она буквально захлебывается собственными рыданиями, а её руки дрожат, и Юля снова разбита. Её старания не возвращаться к прошлому разбиваются вдребезги, а слезы повторяют их путь, встречаясь с кафельным полом. Бледное лицо и пустые глаза говорят сами за себя, а силы Юли на исходе, и она больше так не может.       Огонь в лёгких и резкая боль в висках останавливает её от нового приступа паники, и У Николаевой есть ровно два выхода — главный выход из главкино и встреча с собственным и единственным страхом. И она уже почти готова снова пойти по проверенному пути, но рука на её плече мягко останавливает её от принятия решения.       Николаева задерживает дыхание и мысленно умоляет, чтобы это был любой, кроме него. Юля резко зажмуривается и все пытается испариться, но уже поздно. Чужая рука сжимает плечо, а она уже понимает, что осталась неуслышанной, и горькая усмешка появляется на её губах.       Ей впервые за несколько лет хочется смеяться, громко, истерично, безнадёжно. Ей впервые некуда бежать, да и уже бесполезно. Гравитационные силы и его рука прижимают её к поверхности пола, а Николаевой уже наплевать.       В конце проекта она была раздавлена, разбита, она потеряла ощущение невесомости, но сейчас Юля обезнадежена, безжизненна, и она сдаётся.       Вздох проносится тяжестью по помещению, и Николаева не понимает, чей он. Её дыхание учащается, а пустота на плече веет холодом, и Юля боится. Глаза все ещё зажмурены, а руки непроизвольно сжаты в кулаки, но щека встречает нежное прикосновение, и Николаева замирает.       Скулы сводит от неизвестности и странного желания посмотреть на него, а Юля сдерживает себя из последних сил, и ей это плохо удаётся. Глаза резко распахиваются, и это непостижимо.       Прошло столько лет, а он все тот же. Пшеничные волосы, внимательный взгляд и родинки, из которых Юля составляла созвездия.       У Николаевой уже нет шанса собрать свои мысли в кучу или сосредоточиться, её желания буквально лежат на поверхности, но даже она не может определиться.       Юле хочется его ударить, сильно, больно, выместить все, что накопилось внутри.       Юле хочется его обнять, крепко, нежно, близко, почувствовать его рядом.       И Юля плачет. Слёзы появляются неожиданно и резко заполняют все вокруг, и она видит лишь отрывки. Можайкин пугается и не знает что делать. Он крепко прижимает её к себе, и она чувствует его каждой клеточкой своего тела, и рыданиями сотрясают уже все её тело. Ваня шепчет ей, что все хорошо и что он рядом, Ваня целует её в макушку, в скулы, в нос, Ваня не собирается её отпускать.       Можайкин помнит, как он потерял её, она будто испарилась. Юля была его другом, тем, кто всегда поддерживал его и не давал терять надежду, тем, кого он неосознанно вплел в свою жизнь. И она стала тем, кого он не смог удержать.       В памяти все ещё сохранились и ощущение беспомощности без неё, и чувство того, что внутри пусто, и даже понимание того, что она не просто друг. Сомнения терзали его, от непонимания, почему она ушла, шел мороз по коже, а его жизнь превратилась в выживание. С каждым днем Можайкин все больше понимал, что они были чем-то большим.       Маленькие морщинки у её глаз преследовали его во сне, а родной смех слышался во всех людных местах, и он устал искать её во всех прохожих. Пустота заполнила все внутри, а смысл жизни испарился, как и Николаева, и Ваня знал лишь одно. Он любит её. И её нет.       Сейчас Ваня видит ее, скрутившуюся калачиком на его коленях, с мокрым от слез лицом, не желающую его видеть, но чувства заполняют его впервые с её исчезновения, и Можайкин уже понимает, что никуда ее не отпустит.       Дыхание обоих успокаивается, а Юля уже снова чувствует смущение, но в груды Вани лишь нежность. Николаева ощущает, как он убирает прядь с её лица и мягко стирает слезы с лица, и ее сердце пропускает удар. Ваня обрывисто вздыхает, а затем раздаются его прерывистый голос и болезненный вопрос, и это заставляет обоих поежиться. — Почему?       Юля не может больше дышать, гнев зарождается где-то внутри, и Николаева резко отстраняется. Юля злится и не может поверить, что он задаёт этот вопрос. Юля хватает ртом воздух и буквально проживает Ваню взглядом. Её слова уже готовы колко ранить Ваню, но она резко останавливается.       Взгляд Можайкина такой наивный, невинный и доверчивый, и удивление снова овладевает ею полностью. Осознание того, что он правда не знает почему, током проходит через все тело, и она все понимает.       Ваня думал, что они друзья. Ваня не знал, что причиняет ей боль. Ваня все эти годы и правда ничего не понимал.       Сожаление и грусть оседают на плечах Юли, и теперь её заполняет уже не гнев, а лишь усталость. Глупая маленькая наивная девочка. — Я любила тебя.       Слова срываются с губ так легко, будто только этого и ждали, и Юля не жалеет. Юля сбрасывает с себя годы обиды и боли, а Ваня смотрит на неё странным взглядом, от которого мурашки по коже. Печальная улыбка готова снова окрасить её губы, но они через мгновение уже оказываются заняты.       Это то, что они так долго ждали.       Это нежность и грусть, это счастье и сожаление, это я тебя люблю и прости меня, и это, наконец-то, взаимно.       Можайкин целует Николаеву, и это их невесомость.